ы могут враждовать за обладание тем или
иным мужчиной. Идея равенства. Чем цивилизованней народ, тем чаще женщи-
ны активны. Возможно, при полной победе феминизма женщины будут  яростно
сражаться за мужчину, а мужчина в это время будет сидеть  в  сторонке  и
покуривать.
   Если начальник шутит, хохочи - хохоча, взойдешь.
   У человека в сумке яблоки. Мы попросили у него одно  яблоко.  Он  нам
дал одно яблоко. Но из искренней ли доброты он это  сделал,  трудно  су-
дить: он это мог сделать из приличия или других соображений. Но если  на
просьбу дать одно яблоко он нам протягивает два, то  тут  второе  яблоко
как бы свидетельствует об искренности дара и первого яблока. Щедрость  -
наиболее убедительный признак искренности. Точно так же, если человек на
просьбу дать яблоко достал бы из сумки одно яблоко и, разрезав его попо-
лам, дал нам пол-яблока, ясно было бы, что он очень неохотно  расстается
со своим даром. В искусстве высшим доказательством искренности тоже  яв-
ляется щедрость. Пушкин на просьбу дать одно яблоко с хохотом сыплет  из
сумки яблоки, особенно в подол женщины.
   Щедрость в искусстве  порождает  искренность,  искренность  порождает
обаяние автора. Щедрость и есть причина обаяния автора.
   Иногда от долгого пьянства казалось, что эта  рыхлая  глыба  отчаянья
вот-вот рухнет. И ему уже ничем нельзя помочь. Было жалко его  до  безу-
мия. Но ему всегда приходило на помощь вдохновение. Оно  иногда  длилось
месяц, полтора, и в это время он испытывал отвращение к алкоголю и капли
не брал в рот.
   В такие времена он становился сильным, ясным и по-своему  подтянутым.
Именно таким я его однажды встретил.
   - Написал лучшие стихи в русской поэзии о первой  любви!  -  закричал
он. - Если это не так, вот тебе крест, я их порву и выброшу!
   И он мне прочел их.
   Баллада о первой любви
 
   После похвальных трудов, Или законченной песни, Или  наломанных  дров
Только рассядешься в кресле,
 
   Хлопает смерть по плечу И призывает к ответу.
   - Несправедливо, - кричу, - Дай докурить сигарету.
 
   Вновь припадает к плечу, Как парикмахер за стулом.
   - Та, что любила, - шепчу, - Только снежинку смигнула.
 
   Только смигнула - и нет.
   Господи, это ли мало!
   В сессию, помнишь, студент, Ночки одной не хватало.
   В библиотеке вдвоем.
   В книгу глаза опустила.
   Пальцев борьба под столом.
   Страсть или знание - сила?
 
   День этот давний любя, В ночь погружается тело.
   Та, что любила тебя, Слово сказать не успела.
 
   Та, что любила, во сне Свитер под лампой не вяжет, Словно из  космоса
мне Все еще варежкой машет.
 
   Впрочем, не надобно слез, Даром ломаются копья.
   Если об этом всерьез, Как не поверить в загробье?
 
   Жить - это значит потом Думать. Сие непреложно.
   Жизнью наполненным ртом Мямлить о ней невозможно.
 
   Вот и полярная ночь.
   Времени много, полярник, Мыслию мрак превозмочь, Коль не зарежет  на-
парник!
 
   Вот и полярная ночь!
   Для новобрачных удобно Ласкою лед протолочь, Долго любить и подробно.

   Что нам Большая земля Или большие обиды?
   Мы позабыли не зря, Мы окончательно квиты.
 
   К морю родному домой Нас никогда не потянет.
   Только из пены морской Сын мой стремительно глянет!
 
   Милая, счастия нет.
   Разве что, нежно расслабясь, Пылкий, патлатый студент  Будет  бубнить
эту запись
 
   В библиотеке. Вдвоем.
   Помнишь с верандою зальчик?
   Пальцы сплелись под столом.
   Крепче держи ее, мальчик!
   - Это стихи о моей землячке. Мы с ней вместе учились в Москве. Я  на-
деюсь, ты понял, что сын не от нее. У нас с ней ничего не было.
   - Да, конечно, - сказал я, - пожалуй, про сына самые сильные строчки.
А где он?
   - Он сейчас в Америке, - был сумрачный ответ, - моя бывшая жена вышла
замуж и уехала туда.
   Конечно, я ему не мог дать право разорвать эти стихи, если  бы  он  в
самом деле был готов исполнить свою угрозу.
   Если художник, стремясь к беспредельному совершенству своего произве-
дения, подсознательно не надеется, что с достижением этого  совершенства
начнется кристаллизация гармонии в мире, начнется спасение мира, значит,
это не художник!
   В гостинице. Случайно задев рукой, сбросил с тумбочки  хрусталеобраз-
ный стакан, из которого собирался запить снотворное. Обычный стакан  или
остался бы цел, или раскололся бы на  несколько  кусков.  Этот  разбился
вдребезги на сотню маленьких осколков. Казалось, идею разбиться вдребез-
ги он радостно нес в себе и радостно ждал своего часа. Мистика, но таков
материал, из которого он сделан.
   И вдруг я догадался, что вся наша цивилизация такая же хрупкая и  так
же радостно разлетится на тысячи осколков при малейшем толчке. Таков ма-
териал, из которого она сделана.
   Поэзия прочности сильнее, чем у всех писателей мира, выражена у  Льва
Толстого. Вот что надо бесконечно развивать в искусстве!
   Мыслящий человек, не сумев воспитать собственного сына,  без  всякого
смущения продолжал воспитывать человечество. Когда ему  указали  на  это
противоречие, он, пожав плечами, ответил:
   - Ничего не попишешь! Привычка иметь дело с большими величинами!
   Человек зачат в ярости сладострастия. Если, как  утверждают  атеисты,
природа сама создала живую материю, можно представить извержение гранди-
озного вулкана, как половой акт.
   Но нет доказательств, что неживая материя могла забеременеть  жизнью.
Чтобы забеременеть жизнью, неживая материя,  как  женщина,  уже  заранее
должна нести в себе идею жизни. А откуда ей взять эту  идею  жизни?  Вот
гранитная глыба.
   Она стоит миллионы лет. Представить, что она идею жизни несет в себе,
так же нелепо, как представить, что она несет в себе идею стать  ласточ-
кой. Идея жизни привнесена Богом. А зачем? Нам не дано знать.
   Этот поэт претендует на роль Гамлета, но ужас заключается в том,  что
гамлетовский текст он сам себе пишет.
   Я так туп в живописи, что понимаю только великие картины.
   Подобно тому, как мы совершенно ясно сознаем, что  ребенок  не  может
стать разумным человеком без первоначального толчка взрослого  человека,
без родительства, подобно этому немыслимо, чтобы первичный человек-ребе-
нок не имел этого первоначального  толчка,  родительства.  Он,  конечно,
имел этот первоначальный толчок, и родителем ему был Бог, поскольку  ни-
кого другого не было. Опыт? Но прежде чем воспользоваться опытом,  нужен
разум, диктующий нам мысль воспользоваться им. Однако современные  дика-
ри, которых иногда показывают по телевизору,  смущают.  Пожирают  людей.
Неужели Бог к ним прикасался? А если не прикасался, то почему?
   Западный человек ближе к полицейскому мышлению, чем русский  человек.
Именно поэтому русское общество больше нуждается в полиции и  больше  ее
производит.
   Но именно поэтому же полиция у него  плохая.  Нет  дара  полицейского
мышления, и полиция не чувствует границы данного ей законом насилия.
   Я однажды сказал ему:
   - Странное дело. У меня почему-то путаются в голове все эти родствен-
ные обозначения: свахи, свояки, девери... Смешно, но не могу запомнить.
   - Это потому, что ты с детства не слышал их, - ответил он мне, - но я
тебе помогу.
   - Как?
   - Вот увидишь! - озорно улыбнулся он.
   И в самом деле, через три дня он принес мне целую поэму,  посвященную
этому.
 
   Урок русского языка
 
   - Что такое, братцы, шурин?
   - Брат жены, запомни, дурень!
   - А золовка - это кто?
   - Вот башка, что решето...
   Мужнина сестра - золовка...
   Где с водярой упаковка?
   Мы ж сюда не с ночевой - Кто поближе там, открой!
   - Деверь, деверь, как понять?
   - Мужнин брат, ядрена мать!
   Ну, разжамкал, кто они?
   Сухота. Где стаканы?
   - Что такое свояки?
   - Закусь, закусь, мужики!
   - Холодец забыл в пальто.
   - Для начала грамм по сто!
   - Что такое свояки?
   - Дай ему, мне не с руки!
   - Свояки - мужья сестер.
   Не допер или допер?
   Две подушки, две сестры.
   То-то вылупил шары!
   - Видно, наш салам алейкум Рвется в русскую семейку!
   - Отметелим кулаками - После будем кунаками!
   - Что за шум, а драки нету?
   Помни русскую примету:
   Кум болтает наобум, А кума - бери на ум.
   - На Востоке наших баб Любят. Тут один араб Взял соседку. Воблой воб-
ла.
   Пир - горой. Гуднула шобла!
   Пишет письма из Алжира.
   Потолстела от инжира.
   Климат вроде как в Одессе.
   При чадре, но в "мерседесе".
   Но однажды - пых, как порох!
   Навела в гареме шорох.
   Разогнала восемь жен, Каждой выдав пенсион.
   И засела за Коран.
   Муж притих, как таракан...
   - Ша! Забулькали еще.
   Хорошеет. Хорошо!
   - Что такое, братцы, сват?
   - Ухайдакал азиат!
   - Что такое, братцы, братцы!
   - Нам с тобой не вековаться!
   Развопился, словно выпь, Убирайся или выпь!
 
   Мы, конечно, сели выпить по этому  случаю.  Смешно,  но  двусмысленно
прозвучали строки:
 
   Отметелим кулаками, После будем кунаками.
 
   Тогда шла чеченская война, и было совершенно не ясно, кто кого  отме-
телил.
   - Ты будешь смеяться, - сказал я шутливо, - но мне и теперь  непонят-
но, кто такой сват. Тем более, что в стихах ты оборвал этот вопрос.
   - Сват - это тот, кто идет сватать невесту по  поручению  жениха  или
его родителей. Считай, что ты пять раз был моим сватом - и все неудачно.
А потом привез Глухую. Ура! Выпьем за нее!
   Вот стихи, написанные в год смерти его матери. Весь этот год он  про-
жил в полном одиночестве. Так он сказал.
 
   Я ничего не боюсь Даже при слове: крах.
   Только порой взорвусь, Путаясь в черновиках.
   Я ничего не боюсь, Ибо боюсь пустоты.
   Прожитой жизни груз Выломал все мосты.
   Чую ногами дно.
   Крепко стою теперь.
   Я потерял давно Даже список потерь.
   Нежен запах айвы.
   Сладок запах детей.
   Вспомню людей, увы, Каждый второй - лакей.
   Чуден родной простор.
   Через овраги и рвы Скачет во весь опор Всадник без головы.
   Чтобы его поймать, Не щадя головы Рвется навстречу рать, Тоже без го-
ловы.
   Ты говоришь: - Мираж, Лучше протри виски. - Я говорю:  -  Пейзаж  Или
его куски.
   Впрочем, напрасен труд.
   Сам же теряю нить, Ибо в комнате тут Не с кем поговорить.
 
   Воз и поныне там, Где призадумалась плеть.
   Каждый решает сам, Жалить или жалеть.
 
   Я ничего не боюсь.
   Это приятно знать.
   Даже змеиный укус Брезгую отсосать.
 
   Призраками пустынь Стыдно страшиться мне.
   Вместо любых святынь - Мамин портрет на стене.
 
   Это ее плечо, Как там ни назови, Держит меня еще Силой своей любви.
 
   Чувствую горячо:
   Руки ее в мольбе Держат меня еще И не пускают к себе.
   Не уверен, что это стихотворение написано в трезвом виде.
 
   Привиденье
 
   Увидев привиденье, Сказал я: - Ну и что? - Взглянувши на него.
   Краснея от смущенья, Забыв надеть пальто, Исчезло  привиденье,  Отве-
тив: - Ничего!
   Когда ко мне приходит вдохновение, прервав любую выпивку, я месяц или
полтора работаю над стихами. Мне даже противно думать о выпивке. Но  вот
я иссяк, а вдохновение продолжается. Я чувствую, что могу впасть в безу-
мие. И тогда выпивкой я гашу пожар вдохновения. Таким образом, вдохнове-
ние спасает от излишка выпивки, а выпивка спасает от  излишка  вдохнове-
ния. Но не грех ли?
   Вдохновение - дар свыше. С другой стороны, безумия боялся  даже  Пуш-
кин.
   Новые времена. В Крыму на рынке подошли к продавцу арбузов. Двое  мо-
лодых парней в шортах и в майках с могучими, отовсюду выпирающими муску-
лами выбирали себе арбуз. Я все видел и слышал, но думал о чем-то своем.
   У продавца был какой-то растерянный вид. Он кивнул на вторую кучу ар-
бузов, побитых в дороге.
   - Вон сколько испортилось, - сказал он, в чем-то оправдываясь.
   Парни уже выбрали арбуз. Продавец дал одному из них какие-то  деньги.
Я думал
   - сдача.
   - А что я скажу, если другие придут? - обратился к ним продавец.
   - Скажи - Эдик уже был здесь, - ответил один из них, и они ушли.
   Я и тут ни о чем не догадался. Мы купили арбуз и пошли к себе.
   - Как обнаглели рэкетиры, - сказала жена на обратном пути.
   Тут только я понял смысл увиденной картины. Поразила ее  будничность.
Средь бела дня на рынке спокойная обираловка. И унылая уверенность  про-
давца, что защиты нет и не будет.
   В саду Дома творчества шныряют машины. Раньше им въезд сюда был  зап-
рещен.
   Одна из них чуть не наехала на меня. Владелец машины притормозил, вы-
сунулся из окна и, кивнув на ресторан, гостеприимно сказал:
   - Приглашаю на ужин в восемь вечера. Вместе  с  вашей  спутницей,  не
знаю, кто она вам.
   И поехал дальше.
   То, что он не понял, что я с женой, почему-то  охлестнуло  чудовищным
оскорблением. Мол, там, в ресторане, он выяснит, кто она мне. Редкостный
сукин сын, редкостный!
   В тот же день на пляже. Направо от меня шагах в пяти устроились двое:
   мужчина средних лет и молоденькая женщина.  Видимо  с  похмелья,  они
время от времени лениво потягивали шампанское из  одной  бутылки.  Моло-
денькая женщина, не стесняясь того, что на пляже  много  купальщиков,  в
том числе детей и подростков, была без лифчика, в  одних  трусах.  Глаза
ее, как и молодые крепкие груди, слегка косили. Можно сказать,  что  она
четырьмя глазами оглядывала пляж.
   - Сегодня вечером не пойдем в ресторан, - благостно  сказал  мужчина,
потягивая шампанское, - съедим на берегу шашлычки...
   - Нет, пойдем! - безжалостно перебила она, и он замолк. Косящие глаза
и косящие груди продолжали исследовать пляж.
   Все люди связаны универсальным стремлением к наслаждению. Если в иск-
лючительных случаях человек ненавидит наслаждение, он наслаждается своей
ненавистью к наслаждению.
   Но в обычной жизни один человек, скажем, получает наслаждение от чте-
ния Евангелия, а другой получает наслаждение, пропустив  рюмку  водки  и
зажевав ее пупырчатым соленым огурчиком. Конечно,  ценность  наслаждения
первого гораздо выше, чем ценность наслаждения второго. Но не надо преу-
величивать примитивность наслаждения второго. Иногда он  вправе  сказать
первому:
   - Отложи Евангелие! Выпей с нами рюмку и захрусти ее этим  пупырчатым
огурчиком. Что, не хочется? Совсем? И ничего подобного?! И  никогда?!  И
ни при каких обстоятельствах?! Тогда тебе и Евангелие ни к чему!
   Моя покойная мама говорила:
   - Человек, который украл, грешен перед тем человеком, у которого  ук-
рал.
   Человек, у которого украли, подозревая многих невинных  в  воровстве,
грешен перед многими.
   Это стихотворение тоже написано в год смерти матери. Карабкающееся по
обрыву отчаянье с удивительными ужимками  юмора.  Будем  надеяться,  что
детская улыбка спасает. Может быть, затянуто? Но и тема нешуточная.
 
   Разговор с жизнью
 
   Дай отойти на три шага!
   Жизнь, ты такая, ты сякая, Течешь, сквозь пальцы протекая,  Придурко-
ватая слегка.
   Дай отойти на три шага!
 
   Путана, путаница, стерва, Шалавая, в который раз То дергаешь за  кон-
чик нерва, То тычешь в ухо или в глаз.
 
   Я, кажется, дошел до точки.
   Кричу в упор:
   - Прочь, твои клейкие листочки И прочий вздор!
 
   От ран твоих себя врачуя, Хочу узреть твои черты.
   Со стороны взглянуть хочу я - Какая ты.
 
   Людским страданиям не внемля, Течешь как есть.
   Но кто плеснул на эту Землю Тебя? Бог весть.
 
   Что Бог? Вместить его обиду Не может наша голова.
   Он потерял людей из виду, Но мы его сперва.
 
   И если человеку зелье Служило много тысяч лет, То, значит,  в  уровне
веселья Самодостаточности нет.
 
   Чем может нас твоя обуза Смягчить, привлечь?
   Увы, в жару ломоть арбуза, А в холод женщина как печь.
 
   Без тяжести твоей и речи Мы слышать не хотим ничьей.
   А кто взвалил тебя на плечи, Тому, боюсь, не до речей.
 
   Мысль о тебе всегда ошибка, Поскольку ты ее суфлер.
   Нас ожидает или сшибка, Или смирения позор.
 
   Ты шепчешь: - Силе будь покорен, Подальше от грызни... - Все так.  Но
страшен общий корень У казни и казны.
 
   Мысль о тебе трепещет зыбко.
   Хвать! Но монетой - в щель.
   И только детская улыбка - Намек на цель.
   Тот же год. Видимо, вышел из отчаянья и поспешил упрекнуть нас в  не-
достатке веры и мужества.
 
   Вся земля, как тяжелый паром, Повернулася трудно.
   Безобразные крики ворон Обозначили утро.
 
   Новый день, новый свет из окон Льется, льется - неясный.
   Но скрипучие крики ворон На рассвете опасны.
 
   Безобразные крики ворон Сам я вырву и выскоблю слухом.
   Но любители правды: - Вор он! - После вымолвят глухо.
 
   Этот день обернулся, как стон, Не охватишь умишком.
   ...В безобразные крики ворон Вы поверили слишком!
   Все эти стихи не вошли в его позже изданные  книги,  и  потому  я  их
здесь помещаю. Думаю, по свойственной ему неряшливости он о них забыл. А
может, они недостаточно четко выражали его мысль: энергия стиха и  ника-
ких идей!
   Сложен вопрос, но я все-таки склонен считать, что художнику в  зрелом
возрасте надо стараться избегать эпилогических мотивов. Молодых  бездар-
ных поэтов не читаю вообще. Читаю стареющих талантливых поэтов - и испы-
тываю смущение. Как будто в больничной палате больные  репетируют  похо-
ронный марш.
   Да, надо безжалостно стараться знать о смерти все,  что  может  знать
живой человек, но избегать мотивов угасания. Сам грешу. Но в  высочайшем
смысле эти мотивы бестактны.
   Бывало в истории, что того или иного хорошего художника при жизни  не
признавали, признание приходило после его смерти. Но никогда и нигде  не
бывало, чтобы тот или иной художник создал свой шедевр не при жизни.
   Следовательно, все главное происходит при жизни, из которой  сам  ху-
дожник случайно выпал, но жизнь продолжается. Та самая жизнь, в  которой
и был создан шедевр.
   И при чем тут время признания? Если художник слишком озабочен  време-
нем признания, то он в иных случаях может его добиться, но не может  од-
новременно создать шедевр. Первоначальным толчком может  быть  страстное
желание быть признанным. Но сильная вещь получается только тогда,  когда
художник в процессе работы забывает обо всем  на  свете,  кроме  желания
следовать художественной правде. В могучих произведениях искусства всег-
да проглядывает величавая особенность: равнодушие к нашему признанию. По
равнодушию к нашему признанию, которое оно спокойно излучает, мы подсоз-
нательно и угадываем шедевр. Дело рук человека приобретает свойство при-
роды: красивое дерево, гора, море равнодушны к нашему признанию.
   Российский человек (независимо от национальности) не потому глуп, что
глуп, а потому глуп, что не уважает разум.
   Русский человек силен этическим порывом и слаб в исполнении этических
законов. Могучий этический порыв, может быть, - следствие ужаса при виде
этического беззакония. Результаты всего этого? Великая литература и нич-
тожная государственность.
   Бродский в своей Нобелевской речи  наряду  с  замечательными  мыслями
высказывает крайне наивную вещь. Он говорит, что эстетическое восприятие
мира человеком старше этического. Ребенок начинает воспринимать мир сна-
чала эстетически.
   Все наоборот. Ребенок начинает улыбаться прежде всего матери и тянет-
ся к ней ручонками, как к источнику добра. Это  совершенно  очевидно.  И
уже позже источник добра воспринимается ребенком как источник красоты.
   Известный анекдот. Ребенок, потерявший в  толпе  маму,  называет  как
главный признак ее - самая красивая.
   Тут нет никакого противоречия с тем, что я утверждаю. Это уже  доста-
точно разумный ребенок, и он догадывается, что по признаку  "самая  доб-
рая" его не поймут. Он сознает, что этот признак не наглядный. И он  на-
зывает, как ему кажется, наглядный признак - самая красивая.
   Первичность добра отражена и в самом языке: добро, добротно, то  есть
хорошо, то есть красиво.
   Более позднее расщепление в сознании  человека  этики  и  эстетики  -
признак трагического падения человека.
   Но и сейчас нравственно здоровый человек, глядя на изысканно окрашен-
ную змею, не чувствует ее кра