улыбки  ответил  старик,  не
любивший ее за ее чрезвычайную кичливость.
     - Здравствуй,  госпожа!  - прозвучал звонко голосок Бэллы, и смеющееся,
полное своеобразной прелести личике предстало перед старухой.
     - Эта  хорошенькая  девушка  -  твоя  дочь  ага-Магомет?  -  обратилась
бабушка к гостю.
     Тот молча кивнул головою.
     - Ты  счастлив  должен быть, ага, имея такую прекрасную дочь!.. - желая
довершить любезность, продолжала бабушка.
     - Будь  благословенна  Аллахом,  госпожа,  за  твою  доброту,  - сурово
произнес старик и остановил ласковый и грустный взгляд на дочери.
     "Верно, он вспомнил деду", - подумала я и не ошиблась.
     - У  меня  была  и  другая дочь, такая же прекрасная и добрая, но волею
Аллаха она в раю... - тихо произнес он.
     Всем   стало   грустно...   Всем  вспомнилась  моя  милая,  незабвенная
красавица-мать.
     - А  вот  это  внук  мой,  княжич  Юлико,  -  не  без  тайной  гордости
произнесла бабушка, выдвигая вперед своего любимца.
     И  вдруг  веселое  личико моей молоденькой тетки сморщилось от спеха, и
задрожали, и запрыгали на ее груди звонкие золотые монисты и ожерелья.
     Она  без  церемонии  трогала пальцами бархатный костюмчик моего кузена,
его  отложной  воротничок,  его  длинные, как у девочки, кудри и хохотала до
упаду.
     - Косы  девушки... шальвары мальчика... ай да джигит! - кричала она, не
стесняясь, между бешеными приступами хохота.
     Мы  с  отцом  не  могли  не  улыбнуться,  смотря на эту веселую и живую
дикарку.
     - Перестань,  Бэлла!  - строго прикрикнул дед, видя, что старая княгиня
начинает  краснеть  от  приступа досады и сам виновник этого смеха не знает,
куда деться от смущения.
     Смех  прекратился,  но Бэлла долго не могла успокоиться. Много позднее,
с возрастающим хохотом, говорила мне:
     - Я думала, это кукла... а он живой, настоящий... Джигитом будет.
     И  мы  обе,  и  тетка и племянница, полные веселья и жизненного задора,
умирали со смеху.
     - Знаешь,  зачем я приехала? джанночка, светик мой! - говорила мне она,
увлекая  меня  на  наше  любимое место - под ветви густолиственной чинары, и
быстро  продолжала,  не  дожидаясь  моего  ответа:  - Ведь Бэлла, не простая
Бэлла,  Бэлла счастливая... под хорошей звездой родилась... Бэлла замуж идет
за  узденя...  за  богатого... всего много будет... и табун будет... и стадо
будет... и золото... все!
     - Бэллочка! - воскликнула я в ужасе, - ты замуж! Да ведь ты маленькая!
     - Маленькая!..  -  засмеялась  она неудержимым смехом. - Так что ж? Мне
лет  много...  Еще  весна...  и  еще  весна... и еще... три весны и еще... и
Бэлла-старуха... и никто не женится на Бэлле... даже самый старый пастух...
     - Да как же, Бэллочка, я-то? - чуть не с плачем вырвалось у меня.
     - У-у,  глупая  джанночка!  Ты  моя  подруга  будешь,  самая близкая...
Сестра  будешь...  На  свадьбе  моей лезгинку плясать будешь. У-у, красавица
моя, лань быстроглазая! душечка!
     И  она  опять  целовала  меня  крепко  и восторгалась мною с живостью и
горячностью ее азиатской натуры.
     Мне   ужасно  странным  казалось,  что  крошка-Бэлла,  семнадцатилетняя
девушка,  подруга  моих  детских  игр,  сорванец  и веселая шалунья, выходит
замуж.  Я  боялась  лишиться  моей  бойкой  черноглазой  подруги, но желание
присутствовать  на  ее свадьбе, плясать удалую лезгинку, которую я исполняла
в  совершенстве,  а  главное  - возможность уехать на несколько дней в горы,
где  я  не была ни разу со дня смерти деды и где меня видели в последний раз
маленьким  шестилетним  ребенком  -  вот  что меня обрадовало! И, не отдавая
себе  отчета  в  том  -  будет  ли или не будет счастлива Бэлла, захваченная
мыслью  о предстоящих мне удовольствиях, я запрыгала и закружилась, хлопая в
ладоши, вокруг моей хорошенькой приятельницы.
     - Ай,   Бэлла,   ты   княгиня   будешь...   настоящая   княгиня!   Ваше
сиятельство...
     И  мы снова обнимались и хохотали, приводя бабушку в негодование нашими
дикими проявлениями восторга.
     - А  когда  же  мы  поедем?  -  приставала  я  к отцу за обедом, лукаво
переглядываясь с сидящей против меня Бэллой.
     - Завтра  я  отпущу  вас с Юлико... Дедушка Магомет, - обратился отец к
своему тестю, - ты возьмешь с собою маленького княжича?
     - В  доме  старого Магомета рады гостям! - ласково ответил мой дед. - А
разве княгиня побрезгует моим гостеприимством?
     Но бабушка с любезной благодарностью отклонила предложение.
     - Стара  я  уже для таких поездок, - сказала она, - а Юлико пусть едет,
-  добавила  она  милостиво. - Только я не отпущу его без старой Анны. А ты,
Георгий, не поедешь в горы?.. - обратилась она к отцу.
     Но  у  отца были постоянные занятия. Войска перебирались в лагерь, и он
не мог отлучиться надолго от своего полка.
     - Я  пришлю  тебе  мой  подарок,  Бэлла,  -  ласково  обратился  отец к
затуманившейся на минуту свояченице.
     Они  были  большими  друзьями,  и молодой горянке очень хотелось видеть
его на своей свадьбе.
     Напоминание  о  подарке,  однако,  живо  прогнало  печаль  с  ее милого
личика,  и  она  уже громко смеялась и, хлопая в ладоши, рассказывала, какая
она будет знатная, богатая узденьша.
     - Барбалэ,  на  заре  мы  уезжаем...  Прощай!  -  кричала  я,  с  шумом
распахивая  дверь  каморки  Барбалэ,  -  уезжаем все, деда, Бэлла, Анна, я и
Юлико.
     - Анна? и она уезжает? - встрепенулась моя старушка.
     - И  Анна!  и  Анна! Ты можешь одна подавать на стол твоему князю, печь
лобии* и мариновать персики. Анна уезжает, радуйся, моя Барбалэ!
     ______________
     * Любимое грузинское кушанье.

     И  возвестив  любимой  служанке  столь  радостную  для нее весть, я уже
мчалась  дальше  по  следам  Бэллы,  крича  во все горло: "Завтра на заре мы
уезжаем".
     - Михако,   миленький,   ты   хорошенечко   присматривай  за  Шалым,  -
упрашивала я нашего денщика. - Пожалуйста, Михако.
     - Будьте  покойны, княжна, - успокаивал он меня, гладя лоснящуюся спину
моего вороного.
     - Я   уезжаю  завтра  с  дедой,  -  обратилась  я  к  Родам,  тщательно
разглаживавшей  кружевные  воротнички  Юлико.  -  Прощай,  Родам,  я  уезжаю
надолго.
     Нельзя сказать, чтобы девушка приняла с особенной печалью эту новость.
     Вечером  того же дня я, уходя спать, завернула в кабинет отца. Он лежал
на тахте со своей неизменной трубкой в зубах.
     - Папа!  -  тихо  сказала  я, - завтра мы уезжаем. Ты прости мне, папа,
мои стычки с Юлико, но я его так ненавижу!
     - За что, Нина? - спросил отец.
     - Ах,  не  знаю, право... - ответила я. - Кажется, за все, за важность,
за чванство, за трусость... ну, словом, за все, за все.
     - И  ты  думаешь,  мне  это  приятно,  девочка? - И в голосе моего отца
послышались непривычные для моего уха нотки грусти.
     - Папочка,  -  пылко  вырвалось  у  меня,  -  я  знаю, я - дурная, злая
девчонка, но зачем они приехали! Без них было так хорошо!
     - Тише!  что  ты,  глупенькая!  - и отец зажал мне рот рукою, которую я
покрыла горячими, бурными поцелуями.
     - Ну,  что  мне  делать с тобою, буйная ты моя, непобедная головушка? -
улыбнулся  как-то  грустно  отец  и  добавил  тихо: - Там-то, в гостях, веди
себя, по крайней мере, хорошенько. Я спрошу по приезде дедушку.
     - О,  да!  - убежденно вырвалось у меня, - я обещаю тебе это, отец! - И
поцеловав его еще раз, я птичкой выпорхнула из комнаты.
     В  этот  вечер  мы  долго  слушали  соловья с Бэллой. Потом, обнявшись,
пошли в комнату, где спали в эту ночь вдвоем на широкой тахте.
     Молоденькая  татарка сбросила с ног красные сафьяновые туфельки и долго
молилась,  повернувшись  лицом  к  востоку.  Ее лицо было серьезно и важно и
мало  походило на лицо той Бэллы, которая с криком и визгом гонялась за мной
по аллеям сада.
     - Слава  Аллаху  и  Магомету  - Пророку его! - вырывался по временам из
груди ее молитвенный шепот.
     Глядя на мою подругу, встала на молитву и я.
     - Господи,  -  с тоской повторяла я, - помоги Ты мне, Господи, поменьше
обижать Юлико и побольше радовать папу!


                                  Глава V

                    В дороге. Аул Бестуди. Свадьба Бэллы

     Мы  выехали  на  заре... Еще задолго до восхода у ворот стояла почтовая
коляска,  куда Родам, Абрек и Андро переносили всевозможные узелки и тюрички
с пожитками и провизией. Бабушка напутствовала на крыльце Юлико:
     - Ты   помни,   милый,  что  настоящий  князь  должен  держать  себя  с
достоинством,  -  говорила  она.  -  Веди же себя в чужом ауле, как подобает
тебе по твоему происхождению.
     И  она  перекрестила  его  несколько  раз  и  поцеловала  с материнскою
нежностью.
     - Прощайте, бабушка. - подошла я к ней.
     - Прощай,  -  сухо  кивнула  она мне и протянула руку для поцелуя. - Не
обижай Юлико... Веди себя прилично...
     - Я  уже обещала это моему отцу! - не без гордости заявила я и, еще раз
повиснув  на  папиной  шее,  шепнула  ему,  пока  он  целовал  меня  в "свои
звездочки",  как называл он мои глаза в минуту особой нежности: - Слышишь? я
обещала это тебе и постараюсь сдержать мое обещание.
     Бэлла  занесла  ногу  в  стремя  и глядела на дедушку Магомета, готовая
повиноваться  по одному его взгляду. Она с дедой ни за что не хотели сесть в
коляску  и  решили сопровождать нас всю дорогу верхом. Со мной в экипаж сели
Анна  и  Юлико.  Абрек  поместился  на  козлах  вместе  с ямщиком-татарином.
Нарядный  и  изнеженный,  как  всегда,  Юлико  полулежал на пестрых подушках
тахты,  взятых  из  дому.  Ему  хотелось  спать,  и он поминутно жмурился на
появляющийся из-за гор багровый диск солнца.
     - Ну,  храни вас Бог! - осенил отец широким крестным знамением коляску,
провожая меня долгим любящим взглядом...
     Лошади тронулись...
     Горы  и  скалы,  пастбища и поля, засеянные кукурузой, замелькали перед
нами.  Мы  ехали по долине Куры и любовались ее плавным течением. Изредка на
пути попадались нам развалины крепости и замков.
     К  вечеру  мы  остановились  переменить  лошадей  и отдохнуть в духане,
прежде  чем вступить за черту в горы. Духан стоял у подошвы горы, весь почти
скрытый  под  навесом  исполинской  скалы...  Хозяин духана, старый армянин,
принял  нас  как  важных  путешественников  и  гостеприимно открыл нам двери
духана.  Нам  отвели  самую  лучшую  комнату с громадным бухаром*, в котором
жарился  на  угольках  ароматичный кусок баранины. Вкусный шашлык**, соленый
квели***,  легкое  грузинское  вино,  заедаемое лавашами**** - все было вмиг
уничтожено проголодавшимися желудками.
     ______________
     * Камин.
     ** Восточное кушанье из баранины.
     *** Местный сыр.
     **** Лепешки, заменяющие хлеб.

     - Ночь  мы  проведем  в горах, - заявил деда Магомет, чем привел меня в
неописуемый восторг.
     - А  там  нет разбойников? - тревожно спросил задремавший было у камина
княжич.
     - Душманы*  всюду...  Душманами  кишат  горы,  -  со смехом воскликнула
Бэлла, но, заметив растерянный вид Юлико, сразу осеклась.
     ______________
     * Горные разбойники.

     Я  же,  помня  обещание,  данное  отцу,  старалась  ничем  не  дразнить
трусливого мальчика.
     На  свежих горных лошадках мы бойко въехали в горы. Я удивлялась только
выносливости  коней  деды  и Бэллы, которые неустанно ступали под ними своей
быстрой  иноходью.  Мне  хотелось спать, но картина горной ночи была до того
заманчиво-прекрасна,  что  я  глядела  на нее, не отрываясь и забывая о сне.
Палевый  диск  месяца  обливал горы бледно-золотистым дрожащим светом. Внизу
бежали  потоки,  шумя и волнуясь, точно спеша на званый праздник... По краям
дороги  зияли пропасти, страшные и непроницаемые... Часто-часто среди ночной
тишины  обрывался  камень  от уступа и падал с оглушительным стоном в жадные
объятия  бездны... Юлико вздрагивал от страха и с испугом открывал слипшиеся
глаза...  Он  пугался шума горных потоков и поминутно вскрикивал при падении
небольших обвалов и хватал то меня, то Анну за руку.
     Между  тем  мы  поднимались  все  выше  и выше в горы, теперь уже вдоль
течения быстрой Арагвы. Миновав ее, мы начали углубляться в страну горцев.
     Я  уснула,  убаюканная  мирным позвякиванием наших бубенчиков, в первый
раз   чувствуя   себя   свободной  от  нравоучений  и  поминутных  выговоров
бабушки...
     Проснулась  я  во  время  остановки  у  нового духана. Подле меня спала
Бэлла.  Нимало  не  уставшая от проведенной в седле ночи, она села в коляску
по  настоянию деды. Княжич Юлико прикорнул белокурой головкою к плечу старой
Анны и также спал.
     А  солнце  уже поднялось высоко и озолотило скаты гор, покрытые зеленью
и лесом...
     Мы  ехали  теперь  по  узкой тропинке на самом краю Ущелья. Я взглянула
вниз,   свесившись   через  край  коляски,  и  тотчас  же  зажмурила  глаза,
испугавшись зияющей пасти черной бездны.
     - Деда!  -  тихонько окликнула я старика, ехавшего за нами и ведшего на
поводу коня Бэллы, - скоро Бестуди?
     Он тихо засмеялся в ответ:
     - Скоро захотела, торопиться некуда - успеем!
     - Возьми  меня  на седло, деда! - попросила я, и старик, любивший меня,
пожалуй,  не  меньше  своей  Бэллы, протянул свои сильные руки и, перебросив
меня через кузов коляски, опустил на седло Бэллиной лошади.
     - Берегись,  джаным,  предайся  воле коня и сиди спокойно, - сказал он,
красноречиво косясь на пропасть.
     - Я не боюсь! - не без тайной гордости воскликнула я.
     И действительно, я больше не ощущала страха.
     Целый  день  ехала  я  по  краю горной стремнины, точно вросшая в седло
моего  коня...  Иногда  я  понукала  его  легким движением каблучка и ужасно
радовалась,  когда дед Магомет оглядывался назад и обнимал всю мою маленькую
фигурку ободряющим и в то же время любующимся взглядом.
     Вдруг я заметила горного тура, выбежавшего на самый край пропасти.
     - Ах, - успела только крикнуть я, - смотрите!
     Но  тур  повел  своими  круглыми  глазами и, увидя приближающуюся кучку
людей, скрылся за уступом.
     Нам  попадались  навстречу целые стада серн, прелестных и грациозных, с
умными  глазами  и  гибкими  членами. Они разбегались при нашем приближении,
пугливые и дикие, с ветвистыми рогами.
     Проведя  еще  ночь  под  кровлей  горного духана, мы, наконец, к вечеру
подъехали к аулу Беджит.
     Я  первая заметила его белеющие сакли и радостно закричала приветствие,
подхваченное горным эхом и разбудившее все еще сонного Юлико.
     Еще  немного  -  и  миновав  Беджит с его большими и богатыми саклями и
высокою  мечетью*,  мы выехали в лесистую долину и стали снова подниматься к
аулу Бестуди, прилепившемуся своими саклями к горным склонам.
     ______________
     * Мусульманский храм.

     Вот  полуразвалившиеся  бойницы  крепости,  вот кривая улица, ведущая к
дому  деда...  По ней двенадцать лет тому назад русский воин и князь увозил,
пользуясь покровом ночи, неоцененную добычу - красавицу-горянку.
     Я  вспомнила  этот  аул при первом же взгляде, несмотря на то, что была
здесь очень маленькой девочкой.
     Нас  встретил  старый наиб*, весь затканный серебром, с дорогим оружием
у пояса. Наиб приветствовал деда с благополучным возвращением.
     ______________
     * Старшина селения.

     - Моя  внучка  -  княжна  Джаваха-оглы-Джамата,  -  представил  он меня
наибу.
     - Приветствую   дочь   русского   бека*  в  моем  ауле,  -  величаво  и
торжественно произнес старик.
     ______________
     * Князя.

     - Это  отец  моего  жениха,  - успела мне шепнуть Бэлла. - Он тоже бек,
наиб  нашего  аула.  Он  важный  ага...  А  я  буду женою его сына, - не без
гордости произнесла она.
     - И тоже будешь тогда важная! - засмеялась я.
     - Глупая  джанночка!  -  расхохоталась  Бэлла.  -  А вот и наша сакля*.
Помнишь?
     ______________
     * Домик горцев.

     Коляска  остановилась  у большой сакли деда, приютившейся на самом краю
аула,  под навесом скалы, созданным самой природой, словно позаботившейся об
охранении ее плоской кровли от горных дождей.
     - Вот  мое  царство!  -  и  с  этими  словами  Бэлла ввела нас под свою
кровлю.
     В  первой  комнате,  устланной  коврами  и увешанной по стенам оружием,
стояли  низенькие  тахты  и лежали на коврах подушки. Комната эта называлась
"кунацкой".  Здесь  деда  принимал  гостей,  здесь пировали лезгины своего и
чужих аулов.
     Комнатка  Бэллы, маленькая, уютная, с ходом на кровлю, была тоже сплошь
устлана   коврами.  Юлико  рассматривал  всю  обстановку  сакли  любопытными
глазами.  Он даже на минуту оживился от своей сонливости и, войдя на кровлю,
свесившуюся над бездной и охраняемую горной скалою, сказал:
     - Здесь точно в сказке! Я вам завидую, Бэлла!
     Она,   конечно,   не  поняла,  чему  он  завидует,  но  рассмеялась  по
обыкновению своим заразительным смехом.
     Между  тем  со  всего  аула  бежали  маленькие горяне и горянки к сакле
Хаджи-Магомета.  Они  с нескрываемым любопытством горных зверьков оглядывали
нас,  трогали наше платье и, бесцеремонно указывая на нас пальцами, твердили
на своем наречии:
     - Не хорошо... Смешные...
     Им   странным   казались  наши  скромные,  по  их  мнению,  одежды  без
серебряных   украшений  и  позументов.  Даже  бархатная  курточка  Юлико  не
производила  на них никакого впечатления в сравнении с их пестрыми атласными
бешметами.
     - Глупые  маленькие  дикари!  -  обидчиво  произнес  Юлико, когда Бэлла
перевела  нам  наивный лепет юного татарского населения. А они, раскрыв свои
черные  газельи  глазки,  лепетали что-то оживленно и скоро, удивляясь, чему
сердится этот смешной, беленький мальчик.
     Вечером   я  заснула  на  открытом  воздухе,  на  плоской  кровле,  где
хорошенькая Бэлла сушила виноград и дыни...
     Уже  горы  окунулись  во  мрак  ночи, уже мулла прокричал свою вечернюю
молитву  с  крыши минарета*, когда прямо на мою низенькую, почти в уровень с
полом постель прыгнул кто-то с ловкостью горной газели.
     ______________
     * Башня на мечети.

     - Спишь, радость? - услышала я шепот моей шалуньи-тетки.
     - Нет еще! а что?
     - Хочешь,  покажу моего жениха, молодого князя? Он у отца в кунацкой...
Иди за мной.
     И,  не  дожидаясь  моего  ответа,  Бэлла,  ловкая и быстрая, как кошка,
стала  спускаться  по  крутой лестнице. Через минуту мы уже прильнули к окну
кунацкой...  Там  было  много  народу,  все  седые  большею  частью,  важные
лезгины.  Был  тут  и  старый  бек  - наиб аула, встретивший нас по приезде.
Между   всеми  этими  старыми,  убеленными  мудрыми  сединами  людьми,  ярко
выделялся стройный и тоненький, совсем юный, почти ребенок, джигит.
     - Это и есть мой Израил! - шепнула мне Бэлла.
     - Красивый  мальчик!  -  убежденно  заметила  я. - Зачем они собрались,
Бэлла?
     - Тсс!  Тише,  глупенькая... Услышат - беда будет. Сегодня один с отцом
вносят  моему отцу калым*... Сегодня калым, через три дня свадьба... Продали
Бэллу... "Прощай, свобода!" - скажет Бэлла... - грустно заключила оба.
     ______________
     * Выкуп. По обычаю горцев, жених дает деньги за невесту.

     - А разве ты не хочешь выйти за Израила? - заинтересовалась я.
     - Страшно,  джаным: у Израила мать есть, сестра есть... и еще сестра...
много  сестер...  На  всех  угодить  надо...  Страшно...  А,  да  что  уж, -
неожиданно  прибавила  она  и  вдруг  залилась раскатистым смехом, - свадьба
будет,  новый  бешмет  будет,  барана  зажарят,  палить будут, джигитовка...
Славно!  И все для Бэллы!.. Ну, айда, бежим, а то заметят! - и мы с гиканьем
и  смехом  отпрянули  от  окна  и  бросились  к  себе,  разбудив  по  дороге
заворчавшую Анну и Юлико.
     Через три дня была свадьба...
     Она  с  утра  сидела в сакле на своей половине, где старая лезгинка, ее
дальняя  родственница,  убирала и плела ее волосы в сотни тоненьких к