- Эх,  жалость!  - проговорил он. - Недосуг мне. Может быть, есть
свободный дамский мастер?
 - Мужская работа совсем другая,  - улыбнувшись,  сказал  один  из
работавших мастеров. - Дамский мастер с нею не справится.
 - Мне только побриться,  - настаивал Кручинин, в надежде, что ему
удастся хотя бы увидеть Вершинина.
 На этот   разговор   из-за   портьеры,   отгораживающей   дамское
отделение,  вышел  мастер  -  среднего роста,  очень пожилой человек с
широким лицом,  на котором кожа висела складками, как у людей быстро и
сильно похудевших.  Кручинин вглядывался в него, стараясь найти черты,
общие с теми,  какие хранила  лежащая  у  него  в  кармане  фотография
Вершинина.
 - Если вы не претендуете на первоклассную  работу...  -  произнес
парикмахер.  - Мужские мастера,  знаете ли,  считают, что выучиться их
ремеслу можно, только начав сызмальства.
 - А вы здесь новичок? - с шутливой интонацией спросил Кручинин.
 Не улыбнувшись,  мастер отодвинул кресло  и  взмахнул  пеньюаром.
Кручинин сел.  Пока его брили, он имел возможность достаточно подробно
рассмотреть мастера и убедиться в том,  что перед ним Вершинин.  Он  с
интересом следил за ловкими движениями парикмахера и представлял себе,
как эти короткие,  сильные пальцы орудуют инструментом,  как выгребают
из шкафа пачки кредиток...
 Был момент,   когда   Кручинину   показалось,   будто    Вершинин
присматривается   к   нему   чересчур   внимательно,   даже,  кажется,
подозрительно. Уж не узнал ли старый грабитель его в лицо? Не встречал
ли  его  когда-нибудь  в Москве?  А может быть,  видел его фотографию?
Опытные преступники тщательно следили за переменами в  личном  составе
органов   розыска,   а  уж  по  рассказам-то  знали  всех  руководящих
работников.
 Это пришло   Кручинину   на  ум,  когда  он  опять  встретился  с
внимательным взглядом Вершинина.  И тут  же  Кручинин  увидел  в  руке
мастера бритву,  приближающуюся к его обнаженной шее.  Ему стало не по
себе, но он ничем не выдал своего беспокойства. Теперь он уже с полной
уверенностью   мог  сказать:  Вершинин  нарочно  затягивает  операцию.
Очевидно,  он хочет,  чтобы остальные мастера закончили  свое  дело  и
оставили  их  вдвоем.  И  от  этого  предположения  вид  бритвы в руке
парикмахера делался все неприятней.  Вершинин не торопясь правил ее на
ремне,  выжидая,  пока  из  мастерской выйдет последний парикмахер,  -
рабочий день  кончился.  Кручинин,  прищурившись,  следил  за  мерными
движениями короткопалой руки...
 И вот они остались вдвоем. Вершинин, повернув на стеклянной двери
табличку  "Закрыто",  вернулся  к  Кручинину  и  на  ноготь попробовал
остроту бритвы.  Потом тыльной стороной руки провел по шее  Кручинина,
словно проверяя,  не осталось ли щетины,  и в нескольких местах тронул
лезвием.
 - Освежить?
 Пока шипел  пульверизатор,  Кручинин  вынул   бумажник   и   стал
перебирать лежащие в нем фотографии.  Как бы нечаянно,  он уронил одну
из них.  Парикмахер с трудом нагнулся и поднял ее.  Кручинин следил за
его  лицом.  Ему хотелось уловить выражение глаз Вершинина,  когда тот
увидит  изображение  двери,  "приштопоренной"   буравчиком   по   его,
вершининскому,  способу. И тут Кручинин заметил, как рука парикмахера,
только что  твердо  державшая  бритву,  дрогнула.  Тогда  он  протянул
старику  его  собственный  портрет.  Это  было обычное фото из альбома
уголовников: три ракурса, фамилия, номер.
 Вершинин долго молча смотрел на него, и Кручинину показалось, что
он  начал  моргать  так,  как  моргают  люди,   старающиеся   удержать
набегающие   слезы.   Вернув  Кручинину  обе  фотографии,  он,  силясь
улыбнуться, сказал:
 - Мы знакомы... Я приметил вас еще в Английском клубе... - И стал
расстегивать свой белый халат.

 Вершинин легко признался в том,  что живет по паспорту Кузнецова,
раздобытому  много  лет  назад,  сразу после выхода из заключения.  Он
сделал это не потому,  что чувствовал за собою  новую  вину,  мешавшую
оставаться на свободе под собственной фамилией, нет! С момента отбытия
наказания он честно живет парикмахерским ремеслом. Изменить личину его
побудило желание навсегда исчезнуть с жизненного пути сына. О том, что
он переменил имя,  знает только сестра,  Екатерина Ивановна Субботина.
Впрочем, и ей он не открыл своего преступного прошлого.
 Кручинин начинал склоняться к тому,  что Вершинин не лжет.  И все
же  он  увез  его  в  Москву.  Ленинградскому  розыску  было  поручено
проверить показание Вершинина о том,  что в течение четырех  последних
лет  он  не  выезжал из Ленинграда более чем на две недели положенного
ему в каждом году отпуска.  Он совершенно точно указал и деревню и имя
хозяев,  у  которых  отдыхал  каждое лето,  в том числе и в этом году,
когда совершены были три ограбления институтов в Москве.
 День за днем по рабочим карточкам и кассовым чекам парикмахерской
были  проверены  единодушные  показания  мастеров  о  том,  что  Федор
Иванович  ни  разу  не  отсутствовал  даже по болезни.  Таким образом,
Кручинин получил совершенно твердое алиби Вершинина.
 Когда Вершинину   были   сообщены  все  обстоятельства  последних
взломов,  он присоединился к мнению экспертизы,  что взломы  совершены
одним  человеком,  притом,  безусловно,  из  шайки,  к  которой он сам
когда-то  принадлежал.  Это  был  "почерк"  Паршина.  Что  до  Горина,
стоявшего  в  списке  Кручинина  следующим за Вершининым,  то Вершинин
утверждал, что тот давным-давно умер.
 - Так же, как вы? - спросил Кручинин.
 Вершинин указал,  где именно повесился Горин,  и в архивах  загса
соответствующего  района  действительно  была  найдена  подтверждающая
запись.
 Оставались двое: Малышев и Паршин.
 - Малышев не любил заниматься этим делом и не перенял от  Паршина
его  квалификацию,  -  пояснил Вершинин.  - Невероятно,  чтобы он смог
самостоятельно взломать шкафы  и  применить  мой  "способ  буравчика".
Отодвинуть  от  стены  большой  шкаф,  прорезать стену и вскрыть сейф,
спуститься с третьего этажа по веревке - нет, это все не для Малышева.
 На такую  операцию в одиночку был способен,  по мнению Вершинина,
только один из всех "медвежатников" - Паршин.
 - Его вам и нужно искать...
 Порвав с шайкой очень давно,  еще до отъезда  Паршина  в  Польшу,
Вершинин не знал,  где искать своего бывшего предводителя. Но Кручинин
все же задержал парикмахера в Москве -  на  случай,  если  понадобится
опознать Малышева, Паршина или кого-либо из их окружения.

 За исходный  пункт поисков Паршина Кручинин решил взять место его
рождения - деревню Куркино.  Было установлено, что старая мать Паршина
несколько  лет  назад уехала в Москву к дочери.  В результате довольно
скоро Кручинин мог наблюдать за жизнью Паршина уже не по  домыслам,  а
непосредственно.  Он  узнал,  что взломщик живет в сберкассе,  и отдал
должное  этой  идее.  Было  установлено  наблюдение  и  за  Ивашкиным,
которого  однажды  посетил  Паршин.  И  наконец  установили знакомство
Паршина с Яркиным.  Осторожная и тщательная разработка  фигуры  Яркина
дала великолепный результат. В прошлом Яркин имел отношение к МАИ, где
учился,  и к  Машиностроительному  институту,  где  исполнял  какой-то
проект.   С  двумя  институтами  из  трех,  ограбленных  инженер  имел
непосредственную связь.  Эксперты сличили образцы почерков Ивашкина  и
Яркина   с  адресами  на  конвертах  из-под  возвращенных  документов.
Подтвердилось первоначальное заключение экспертизы научно-технического
отдела:  оба  адреса  написаны были одним человеком,  и этим человеком
оказался Яркин.
 Исследование жизни   Яркина   дало  самую  удивительную  картину.
Прошлое его,  не без  труда  установленное  по  материалам  Болшевской
трудкоммуны, оказалось неизвестным заводу.
 Кручинин колебался:  следует ли уже сейчас арестовать  грабителей
и,  предъявив  им  обвинение,  начать  дознание?  Ему  больше хотелось
поймать их с поличным.  Правда,  это могло затянуться,  но зато сулило
"красивый" финал большой и кропотливой работы.
 После некоторых размышлений он все же решил  ждать.  В  этом  его
поддерживали руководители и помощники.  Даже старый Фадеичев,  забыв о
своих  недугах,  принял  активное  участие  в  дальнейшей  работе   по
наблюдению за грабителями.
 После долгого хождения  по  пятам  Паршина  и  Яркина  наблюдение
пришло к воротам института "Цветметзолото".
 Кручинин вздохнул с облегчением: опять институт!
 Пройдя с   Паршиным   в   институт,   чтобы   ознакомить   его  с
расположением служебных помещений, и в особенности кассы, находившейся
во  втором  этаже,  и  снабдив  Паршина  пропуском,  Яркин  больше  не
появлялся.  Три следующих дня Паршин провел один  на  тротуаре  против
института.  Он  приходил  сюда  утром,  задолго  до начала занятий,  и
тщательно регистрировал время  появления  тех  или  иных  сотрудников.
Когда  в  институте  начинался  обеденный перерыв,  Паршин тоже уходил
обедать.  Затем он появлялся  снова  и  оставался  здесь  до  позднего
вечера,   отмечая   последовательность   исчезновения  света  в  окнах
института. Только тогда, когда освещенным оставалось единственное окно
комнаты,  где располагалась охрана,  Паршин уходил к себе в сберкассу,
не подозревая, что и сам находится под неусыпным наблюдением.
 На четвертый  день наружная разведка была Паршиным закончена.  Он
перешел к изучению поведения кассира.  Это  было  не  легкой  задачей.
Кассир   был   маленький,   необыкновенно   подвижной   старичок,   не
расстававшийся с небольшим чемоданом. Он отличался тем, что совершенно
невозможно  было  предсказать,  что  он  собирается в ближайший момент
делать.  Ожидая автобуса, он вдруг самым неожиданным образом перебегал
к остановке троллейбуса и на ходу вскакивал в отходящую машину.  Почти
уже сев в троллейбус,  он вдруг передумывал, догонял отошедший трамвай
и уезжал на нем. Чтобы не отстать от него и в то же время не броситься
ему в глаза, Паршину приходилось проделывать чуть не цирковые трюки. А
еще  расторопней  и  хитрей Паршина должен был действовать Грачик,  на
которого Кручинин возложил ответственность  за  наблюдение.  Чтобы  не
отстать  от  преступника,  который  и сам не имел представления,  куда
двинется в каждую следующую  минуту,  Грачик  все  время  был  как  на
иголках.
 Наконец Паршин установил,  что кассир живет за городом по Курской
дороге.  В  толпе  на вокзале старичок лавировал,  как вьюн,  и даже в
поезд норовил вскочить на ходу.  На своей станции он с риском  сломать
шею  ловко  соскакивал  на  обледенелую  платформу,  когда  поезд  уже
трогался.  Вообще,  он  вел  себя  так,  словно  чувствовал  за  собой
наблюдение  и  стремился  от него отделаться.  А может быть,  это было
профессиональной   привычкой,   выработанной   боязнью   нежелательных
провожатых?
 Утром Паршин ждал приезда кассира на вокзале  и  провожал  его  в
банк,  наблюдал, сколько денег тот получает. Но размер получек явно не
удовлетворял взломщика.  Тогда он уходил из  банка  и  отправлялся  по
своим делам: обедал, заходил в баню, в кино... А вечером отправлялся в
сберкассу спать.
 На следующее утро он опять дежурил на вокзале.
 Эти дни были мучительны для Грачика.  Домой он приходил последним
- кассир и преступник, наверное, уже спали. Выходить же на пост должен
был первым. Он почти не отдыхал, ел нерегулярно, наспех.
 Глядя на   него,   Кручинин  только  удовлетворенно  ухмылялся  в
бородку.
 Тринадцатого декабря в институте предполагалась выдача стипендий.
Паршин особенно рано явился к вокзалу - даже опередил Грачика. На этот
раз  с  Паршиным  был  и  Яркин.  Наблюдение должно было быть особенно
тщательным. Когда приехавший кассир прямо с вокзала отправился в банк,
оба  грабителя  последовали  за ним.  Кассир получил сто тысяч рублей.
Паршин и Яркин проследили, пока он пересчитал деньги в счетной комнате
и  принялся  перевязывать  их  ниточкой  в удобные ему пачки.  Тут они
исчезли. Исчез, конечно, и Грачик.
 По опыту  прежних дней,  Паршин считал,  что кассир начнет выдачу
только после обеда.  Выдать успеет тысяч  двадцать  -  двадцать  пять.
Значит, в кассе на ночь останется восемьдесят - семьдесят пять тысяч.
 Яркин тоже  считал  сумму  заслуживающей  того,  чтобы  ради  нее
произвести  взлом.  Позавтракав  вместе,  Паршин  и  Яркин  поехали  к
Ивашкину за новым инструментом.  И тут, когда все было уже условлено и
подготовлено, Паршин вдруг заявил:
 - Дурное предчувствие у меня... Не пойду... Нынче не пойду...
 Яркин стал  над ним издеваться,  но Паршин твердил свое.  Ивашкин
попытался подбодрить его водкой.  Паршин выпил,  но это не  помогло  -
идти он отказывался.  Тогда сообщники набросились на него с упреками и
угрозами.  Он рассердился и заявил,  что решать будет он. Однако после
второй  бутылки  водки  Ивашкину  и  Яркину  удалось уговорить Паршина
тянуть жребий.  Ему дадут две спички - одну целую, другую с отломанной
головкой. Вытянет целую - идти, сломанную - откладывать дело.
 Паршин согласился. Он был совершенно спокоен: идти не придется. В
нем  жила  твердая  уверенность,  что вытянуть спичку с головкой он не
может.  Не колеблясь, он потянулся к спичкам, зажатым в руке Яркина, и
не подозревая, что у того в руке обе спички с головками.
 - Идти?!
 Паршин долго,  нахмурившись,  вертел в пальцах вытащенную спичку.
Он глядел на нее так,  словно все еще не мог поверить,  что судьба его
обманула.  Потом  с  досадой  бросил  спичку,  молча  взял  портфель с
инструментом и, не прощаясь, вышел.
 - Утром здесь, не у меня, - бросил ему вслед Яркин.
 Паршин на трамвае проехал на улицу Кирова  и  в  инструментальном
магазине  купил  несколько  тонких  буравчиков.  Затем  в москательном
магазине он приобрел десять метров веревки.
 Теперь Кручинин   и   Грачик  вместе  следовали  за  Паршиным.  В
отдалении за ними  ехала  оперативная  машина.  Кручинин  решил  взять
Паршина с инструментом в руках в помещении институтской кассы.
 Из москательного магазина Паршин вышел  медленно,  погруженный  в
задумчивость.  Он  пришел  на  Чистопрудный бульвар и сел на скамейку.
Долго сидел  и  курил,  потом  внезапно  резко  поднялся  и  быстрыми,
решительными  шагами  направился  к гастрономическому магазину на углу
Кировской.  При этом портфель с инструментом он не  взял  с  собой,  а
кое-как замаскировал в снегу за бульварной скамьей. Это обстоятельство
так поразило Кручинина,  что он не хотел  верить  собственным  глазам.
Паршин  перед  ограблением  рискует  оставить  драгоценный портфель на
бульваре?!  Это было невероятно! Между тем Паршин купил в "Гастрономе"
колбасы,  масла,  булок,  сахару и два пол-литра водки. Покупка сахару
удивила  Кручинина,  но  самое  удивительное  ждало  его  дальше:   не
возвращаясь  за  портфелем,  Паршин  сел в автобус и поехал на площадь
трех вокзалов. На Казанском вокзале он купил билет до последней дачной
зоны.
 Только тут Кручинин понял: Паршин отказался от ограбления. Бросив
свой  драгоценный  портфель  и  все,  что  осталось  у  него под полом
сберкассы, взломщик без оглядки бежал из Москвы.
 Кручинин с   досадой   решил,  что  виноват  либо  он  сам,  либо
кто-нибудь из его людей: Паршин заметил слежку.
 Кручинин не  знал  о  споре  между сообщниками.  Он не знал,  что
Паршина тяготило предчувствие неудачи  -  страх,  более  тяжелый,  чем
испытываемый им когда-либо до сих пор. А между тем темный, безотчетный
страх надвинулся на старого "медвежатника". Паршину казалось, что если
это  ограбление  и  удастся,  то после него непременно случится что-то
скверное - и это будет конец его "работы",  а может быть,  и всей  его
жизни.  И тут жажда жизни внезапно заговорила в старике с такой силой,
что не осталось места ничему иному,  кроме желания  бежать.  Он  хотел
спастись  от  опасности,  которую  предчувствовал.  Пусть  это бегство
означает для него  конец  "работы",  все,  что  угодно,  -  только  бы
избавиться от того неясного, но гнетущего, что нависло над ним.
 Паршин сверился с расписанием и вышел на платформу.  Но в  потоке
пассажиров он вдруг ясно почувствовал,  что те двое, что идут справа и
слева от него,  не случайные соседи по толпе.  Ни Кручинин,  ни Грачик
еще ничего не сказали,  даже не покосились на Паршина, но он уже знал,
что именно эти-то двое и...
 Он быстро огляделся,  оценивая,  куда выгоднее бежать,  но вместо
этого вдруг остановился. Голова его бессильно опустилась на грудь, и в
одно мгновение из большого, сильного мужчины он превратился в слабого,
от страха едва держащегося на ногах старика...
 - Вам  нужно пойти с нами,  Иван Петрович,  - негромко проговорил
Кручинин.
 Пустыми, усталыми  глазами  Паршин  поглядел сперва на Кручинина,
потом на Грачика.
 - Ну  что ж,  - сказал он вяло,  потухшим голосом.  - Значит,  на
вашей улице праздник. - И покорно пошел к оперативной машине.
 Кручинин даже  не  держал руку в кармане с браунингом.  Оба они -
преступник и оперативник - одинаково хорошо знали, что длинная карьера
последнего "медвежатника" Ивана Паршина закончена.

ГЛАВА  ШЕСТАЯ

 Важное дело

 Большую часть  пути  от  Ивашкина  Яркин  проехал на трамвае,  но
неподалеку от своего дома сошел. Хотел пройтись пешком и подумать. Ему
не нравился Паршин  старик явно сдал!  Если такой провалится, то, как
пить дать,  завалит и остальных.  С  ним  больше  нельзя  связываться.
Пожалуй,  Яркий  сделал  ошибку,  заставив его своими спичками сегодня
идти на "дело".  Надо было дать старику прийти  в  себя.  Может  быть,
успокоился бы. А нет - так...
 Что было бы дальше,  Яркин себе не представлял.  Он знал,  что  в
былое  время  в  грабительских  шайках с теми,  кто вышел в тираж,  не
особенно-то церемонились...  Но...  не дошел же и он,  Яркин, до того,
чтобы... Нет, нет! Это чепуха! Вообще, все должны понять, что и на то,
что было,  он шел не по своей воле. Во всем виноват Паршин. Это он, он
соблазнил его!  Да нет,  даже не соблазнил.  Это совсем не то слово...
Паршин вынудил его пойти на первое ограбление.  И  даже  не  в  первом
ограблении дело.  Там Яркиг только шел на компромисс.  Необходимо было
любой ценой отделаться от шантажиста.  И не  принеси  ему  Паршин  тех
первых  шести  тысяч,  ничего бы и не было.  Яркин давно забыл о своем
прошлом,  давно стал на путь честного человека. Кто же не знает, какой
он хороший работник?!  Так зачем же он взял те первые деньги?..  Зачем
он их взял?..  Вернуть  бы  их  Паршину.  Да  разве  он  не  хотел  их
вернуть?.. Ведь хотел, честное слово, хотел! И вернул бы... Непременно
вернул бы,  ежели бы...  Что "ежели бы"?  Что помешало  их  вернуть?..
Неужели это правда, что стоит только коготку увязнуть?..
 А что, если вот сейчас, вместо того, чтобы идти домой, свернуть в
свой институт?  Наверное,  секретарь парткома еще у себя.  Пойти и все
сказать, все, до конца. Может быть, еще все обойдется?.. Да нет, какое
там!..  Он  так  увяз,  что уже ничего хорошего не может быть.  А ведь
могла быть,  могла быть такая хорошая  жизнь!..  Жизнь!..  Но  неужели
только  могла  быть?  Неужели уже не может ее быть?..  Нет,  нет,  это
невозможно, немыслимо! Так не случится! Лучше молчать. Может быть, все
обойдется.  Только больше не нужно. И зря он принудил Паршина сегодня.
Впрочем,  может быть,  все обойдется.  Никто ничего не узнает.  И  он,
Яркин,  снова  будет  честно  работать.  Он же хороший инженер.  Он же
крепко стоит на ногах.  Так чего же он дрейфит?..  Все будет хорошо...
Хорошо?..  Что будет хорошо? Разве опытные преступники не говорят, что
у всех у них один конец?  Ведь тот же  Паршин  утверждает,  будто  нет
такого   преступления,   которое  не  было  бы  раскрыто,  нет  такого
преступника,  который рано или поздно не понес бы наказания... Неужели
это правда?..  Рано или поздно?..  Так почему же он,  Яркин,  узнал об
этом только сейчас?  Почему Паршин сказал ему об  этом  теперь,  а  не
тогда,  когда пришел к нему впервые?..  Это он виноват - Паршин...  Но
все равно этого не может быть...  Чего не м