м.
   - Почему? Не знаю, - сказала Элеонор. - Показалось интересно.  Может,
потому,  что  слишком  много  фильмов  посмотрела  еще   девочкой.   Мне
нравилось, когда в фильме все хорошо кончается. А героиня всегда находит
настоящую любовь. Мечта каждой женщины.  В  кино  все  более  страстное,
яркое, чем в жизни. Никто никогда не  идет  на  компромиссы.  Я  хотела,
чтобы у меня жизнь складывалась так... Я в это верила.
   Ее голос затих.
   - А теперь ты не веришь, что женщина может найти огромную любовь?
   - Нет, верю. В принципе это возможно. - Элеонор покрутила перед собой
бокал,  потом  посмотрела  на  Тома  Голдмана,  в  его   черные   глаза,
внимательно изучающие ее, на крупное тело, которое было так близко,  что
она слышала его дыхание. Левая рука Тома крепко стискивала  бокал,  так,
что костяшки побелели.  А  на  пальце  блестело  платиновое  обручальное
кольцо. - Я просто не верю, что со мной такое может быть.
   -  Посмотри-ка  на  меня,  -  потребовал  Том.  Он  взял  Элеонор  за
подбородок и повернул лицом к себе. - Ты умная,  талантливая,  красивая,
смелая. Я понял, что ты особенная, с первой минуты,  как  только  увидел
тебя. Ты можешь иметь все, что захочешь.
   - Нет, - покачала головой Элеонор, чувствуя, как загорается кожа  под
его пальцами. - Не все.
   Несколько секунд Голдман молчал, потом снова посмотрел  на  нее  так,
как  тогда,  в  ее  апартаментах.  Медленным,  восхищенным,  чувственным
взглядом он раздевал ее. Элеонор почувствовала влагу между ногами.
   - Прекрати, - сказала она.
   - А почему? - спросил он. - Я тебя возбуждаю?
   Элеонор попыталась думать спокойно, несмотря на теплый туман желания,
окутавший ее. Где-то  в  мозгу  раздавался  предупреждающий  сигнал,  но
тяжелая пульсация  крови  напрочь  выбила  всякую  осторожность.  Ей  не
хотелось быть разумной. Хотя бы раз в жизни.
   Она жаждала Тома. Всегда.
   - Да, - просто ответила она.
   - Я хочу тебя, - проговорил Голдман.
   Элеонор ответила:
   - Ну так возьми.
   Он очень медленно наклонился и убрал локоны со щеки  Элеонор.  Правая
рука его коснулась мягкой кожи, а потом левой рукой накрыл другую  щеку,
и ее лицо оказалось у него в ладонях, как в колыбельке. Он  коснулся  ее
губами.
   Сначала поцелуй был сухой и нежный, потом он  стал  более  страстным,
наконец, его язык развел губы Элеонор, проник внутрь, и  Том,  словно  в
отчаянии, пробовал на вкус сладость ее рта. Его рука вдруг  оказалась  у
нее на спине, он плотно прижал ее к себе, сминая  в  нетерпении  дорогой
шелковый костюм.
   Элеонор и сама не могла больше сдерживать желание.
   При первом прикосновении Тома в  ней  вспыхнул  огонь,  он  мгновенно
перекинулся на грудь, на живот, и все,  что  в  ней  было  женственного,
естественного, кровь разгорячила, вскипая. Она раздвинула ноги,  готовая
принять Тома. Он ласкал ее так,  как  она  мечтала  годами.  Нежные,  но
требовательные ласки, мужские ласки... Она чувствовала возбуждение  Тома
сквозь ткань его брюк, и силу, с какой он хотел ее.
   - Я всегда жаждал тебя, - бормотал он.
   - Том, Боже мой...
   А потом его руки  принялись  суетиться  с  пуговицами  блузки,  очень
неуклюже, и Элеонор, отодвинувшись  от  него,  быстро  стала  сбрасывать
одежду - туфли, колготки.  Она  испытывала  жажду,  как  подросток.  Она
осталась в лифчике и трусиках из  итальянских  кружев  кофейного  цвета.
Очень маленьких. Голдман удержал ее, остановил, желая  сам  снять  то  и
другое.
   - Какая ты красивая, - шептал он, а она стонала от возбуждения, когда
его ладони, обхватив ее груди, принялись играть сосками сквозь  кружева.
Она сходила с ума от удовольствия, ей уже стало казаться, что она больше
не выдержит.
   Но тут Том склонился к ней совсем низко и стал лизать ее  соски;  его
влажные губы кружили над ними поверх кружев  лифчика.  Шершавость  ткани
контрастировала с  нежностью  его  языка.  Элеонор  неистово  выгибалась
навстречу Тому.
   - Тебе нравится, да? - хриплым от желания голосом спрашивал Голдман А
потом его пальцы оказались на животе Элеонор, подушечками он  прикасался
к ее коже, и она чувствовала огненные следы на своем теле.  Она  рыдала,
не в силах поверить, что способна испытать  подобные  ощущения.  Она  со
стоном произнесла его имя,  когда  он  просунул  руку  в  трусики.  Рука
замерла на волосках пушистого треугольника, потом зашевелилась, и  очень
нежно два пальца Тома оказались внутри.
   - О Боже! О Боже, Том! - задыхаясь вскрикнула Элеонор, чувствуя,  как
удовольствие захлестывает ее... Она достигла пика.
   - Это ничего, дорогая. Это только начало, - прошептал Том.
   Она почувствовала, как Том снимает с нее лифчик и  трусики,  скатывая
их с бедер. Теперь она лежала перед ним обнаженная. Он стал  гладить  ее
плечи, потом его руки  опустились  ниже,  коснулись  ягодиц,  и  Элеонор
чувствовала его теплое дыхание. Он покрывал всю  ее  легкими  и  нежными
поцелуями. Он лизал ее кожу, сосал, иногда  прикасался  кончиком  языка,
медленно двигаясь вдоль тела.
   Элеонор чувствовала, как сознание оставляет ее. Она думала  только  о
губах Тома и о жаре его  тела.  О  его  сильных  руках,  которые  крепко
держали ее, когда она пыталась развернуться, о его языке, доводившем  ее
желание до сумасшествия. Тело Элеонор, казалось, стало  одной  эрогенной
зоной, она была охвачена  пламенем  экстаза  и  уже  готова  была  снова
подняться к вершине страсти.
   - Том, ты невероятный, - лепетала она.
   Он признался:
   - Я хочу тебя ужасно сильно. Об этом я думаю все последние месяцы.  -
Он гладил и сжимал ее ягодицы. - У тебя замечательная попка, - засмеялся
он. - Я так мечтал о ней, когда смотрел, как ты идешь по коридору.
   Элеонор ничего не сказала, но удивилась страсти  в  его  голосе.  Она
извивалась под ним и целовала в плечо.
   - Ты хочешь меня, Элеонор? - спросил он; вместо ответа она взяла  его
руку и положила у себя между ног, раскрыв их, более чем готовая.
   Она взмолилась:
   - Пожалуйста, Том, я не могу больше ждать.
   - Ты права, дорогая. Давай.
   Он быстро сорвал с себя одежду. Элеонор открыла  свои  объятия  Тому,
обнаженному, крепкому и сильному. Они оба упали, целуясь, покусывая друг
друга. Он вошел в  нее  одним  нетерпеливым  ударом.  Единственное,  что
сознавала Элеонор и о чем могла думать, - Том Голдман над ней  и  внутри
нее, а его напряженная, неистово двигавшаяся плоть доставляла  ей  такое
удовольствие, о котором она и не подозревала. Его  умное  красивое  лицо
склонилось над ее лицом, глаза его взирали на нее с желанием и  любовью.
Она чувствовала, как он все глубже проникает  в  нее,  словно  отыскивая
самое секретное местечко, спусковой крючок, запрятанный  где-то  глубоко
внутри. Внезапно новая волна оргазма сотрясла ее. Более сильная,  чем  в
первый раз. Более сильная, чем когда-либо в жизни. Она чувствовала,  как
сотрясается все ее  тело  от  плеч  до  икр.  Тело  Элеонор  забилось  в
конвульсиях экстаза, и она воскликнула:
   - Том, я люблю тебя!
   Она почувствовала, как он напрягся и излился в нее, и до  нее  словно
откуда-то издалека дошли его слова:
   - Я люблю тебя, Элеонор. И всегда любил.
   А потом белая пелена блаженства окутала ее.
 
Глава 21 
 
   Элеонор просыпалась медленно. Сознание возвращалось к ней постепенно,
плавно, по мере того как утренний солнечный свет  тревожил  ее  глубокий
сон. Она посмотрела на золотые часы у кровати. Шесть сорок  утра.  Через
пять минут должен зазвонить будильник. Она сонно отвернулась от него,  и
с  удовольствием  потянулась,  когда  воспоминания  о   прошедшей   ночи
нахлынули  на  нее.  Несмотря  на  то  что  спать  пришлось  мало,   она
чувствовала, что все ее тело такое раскованное, свободное, как будто  от
поцелуев Тома все косточки растаяли.
   Она немного понежилась на голубых атласных простынях; крепкая широкая
спина Тома Годдмана вздымалась и опускалось от дыхания. Он спал. Элеонор
полюбовалась им секунду-другую, его плотным торсом с  темными  волосками
на спине, ощутила запах его тела. Она раздумывала, стоит ли его  будить,
чтобы успеть заняться любовью, но решила - не стоит. Через два  часа  им
лететь, ей хотелось одеться и приготовиться. Сделать макияж и  выглядеть
красивой. Для него.
   Волосы были в полном беспорядке, лицо тоже, поскольку накануне у  нее
не было времени увлажнить кремом лицо. И еще ей надо принять душ.
   Элеонор  осторожно  соскользнула  с  кровати,  бесшумно,   чтобы   не
разбудить Тома, собрала свою скомканную одежду с дивана, с  пола,  потом
на цыпочках вернулась к постели, поцеловала его в  затылок  и  крадучись
вышла из номера.
 
*** 
 
   Меган пыталась не разрешать себе думать о том, что она  делает.  Если
она даст себе передышку, все сорвется.  Это  необратимый  процесс.  Она,
Меган Силвер, решила отбросить  свои  прежние  идеалы  и  погрузиться  с
головой в новую жизнь, как будто нырнуть в частный плавательный бассейн.
   Она чувствовала себя слегка неуютно. Но в Голливуде другого пути нет.
   Мини-библиотека, состоящая из книг, которые Дэвид принес ей,  уверяла
в том же. Ты  можешь  себя  переделать,  если  хочешь,  и  умственно,  и
физически, и духовно. "Пробуждение внутреннего гиганта". "Путь в  чудо".
"Остановить неразумное".  "Семь  привычек  самых  преуспевших"...  Меган
прочла их все. Она должна была,  потому,  что  Дэвид  Таубер  без  конца
цитировал эти книги, а Меган  не  хотела  казаться  дурочкой.  Может,  и
впрямь пора поверить - перемены  не  только  возможны,  они  необходимы;
меняться - обязанность каждого американца, и меняться постоянно.
   Если для  того,  чтобы  из  гусеницы  превратиться  в  бабочку,  надо
сбросить с себя несколько слоев кожи - что ж, значит, это надо сделать.
   Концерт "Электрик-Сити" стал последней каплей. Меган  была  захвачена
волшебством шоу, ей так хотелось  ошибаться  насчет  Зака,  чтобы  снова
поверить в идеализм своего поколения, поверить, что есть  люди,  которые
ищут  правду,  умеют  сострадать  и  отказываются  от   всего   мелкого,
поверхностного и надуманного. На несколько  мгновений  там,  во  влажной
темноте, Зак Мэйсон показался ей одним из таких людей. Истинный  артист.
Герой, которого она идеализировала еще подростком.
   Надев джинсы,  Меган  печально  улыбнулась.  Идеализировать  -  самое
подходящее слово. Зак отлично доказал, что он такой же  настоящий  гуру,
как великий и могущественный волшебник из страны Оз.
   Ревнует ли она его к Роксане Феликс? Этим вопросом  Меган  задавалась
уже давно. Роксана - сука из сук. Королева подиума,  которой  она  стала
благодаря удачной генетической  комбинации.  Только  это  и  помогло  ей
взойти на трон. Но узнать ее означало возненавидеть ее. Она испорченная,
избалованная до крайности. И очень злая.
   Так ревновала ли она? Абсолютно точно.
   Меган   выхватила   любимую   хлопчатобумажную   блузку   из   шкафа.
Классическая белая  блузка,  самый  подходящий  наряд,  чтобы  пойти  за
покупками. Можно испробовать сотни вариантов с  блузкой.  Хорошая  белая
блузка, к ней дорогие джинсы и высокие ковбойские сапожки. В таком  виде
можно, не смущаясь, зайти даже в самый дорогой магазин  на  Мелроуз  или
Родео-драйв. А именно туда она и направлялась.
   Меган понимала, ей никогда не забыть  картину:  Роксана  с  шелковыми
волосами, рассыпавшимися по  загорелым  плечам,  в  золотистом  парчовом
мини-платье, облегающем женственную и  в  то  же  время  очень  стройную
фигуру, наклоняется  к  ней  в  ложе  для  гостей  и  с  любезным  видом
рассказывает, как они с Заком  обсуждали,  не  посвятить  ли  песню  ей,
Меган, дабы загладить свою грубость по отношению к ней...
   Ярость и разочарование сразили ее. Она-то  думала,  что  Зак  наконец
захотел разговаривать с ней, общаться, что  он  решил  заметить  ее.  Он
позволял ей критиковать себя. Он был добр, великодушен, он  поднялся  на
сцену и пел как бог,  а  когда  посмотрел  на  нее  и  улыбнулся,  Меган
почувствовала на несколько драгоценнейших секунд, что Зак - это  все,  о
чем она когда-то мечтала. Что он.., о Боже, смешно даже подумать, что он
заинтересовался ею, хотя она не модель  и  не  звезда,  не  какая-нибудь
богатая девица из Беверли-Хиллз вроде Джордан Голдман.
   Еще одна иллюзия.
   Ну что ж, Роксана развеяла ее. Но Меган  бесило  не  то,  что  Зак  и
Роксана вместе. Ее бесило другое. То, что  все,  буквально  все  мужчины
очарованы Роксаной Феликс. Все они относились к этой суке  с  почтением,
будто она королева. Даже ее Дэвид. Меган сразу вспомнила, что  и  другие
женщины, всякие блондинки-свистушки, холеные жены,  женщины-репортеры  в
элегантных нарядах от Шанель, тоже получали знаки внимания, а она, самая
честная,  самая  идеалистически  настроенная  представительница   своего
поколения, в, майке и джинсах, с распущенными каштановыми волосами,  без
всякой косметики, - для них ничто. Пустое место. Никто не желал замечать
ее.
   Зак отнесся к ней пренебрежительно. Дэвид вообще сначала не  заметил.
Никто из парней даже не взглянул в ее сторону.
   Правда, Дэвид сказал комплимент. Но Дэвид ее агент.
   И ее друг. Он вообще добрый человек, потому что с тех пор,  как  увез
ее  в  своем  "ламборгини"  из  кафе,  он  даже  ни  разу   не   пытался
по-настоящему поцеловать ее, просто довозил до дома и чмокал в щеку.
   Черт побери! - подумала Меган, заводясь. - Мне нужно больше, чем это.
   Меган понимала: то,  что  она  собирается  сейчас  сделать,  означало
продаться. Она понимала, что ею руководит обиженное честолюбие, что  она
идет  на  поводу  у  всякой  чепухи,  которую  у  себя  в  Сан-Франциско
презирала... Но уж слишком ей было плохо.
   Меган Силвер до смерти устала вечно оставаться незаметной.
 
*** 
 
   Джордан Кэбот  Голдман  осторожно  вышла  из  лимузина,  стараясь  не
испачкать розовато-лиловые шелковые лодочки от  Версаче  о  нью-йоркский
асфальт. Она вздрогнула.
   Боже, как она ненавидела Манхэттен! Здесь всегда так холодно осенью и
невыносимо жарко летом, полно народу, и все, буквально все заняты  одной
работой.
   - Я могу поднести ваш багаж, мадам? - От  дверей  "Виктрикса"  к  ней
бросился носильщик.
   Джордан покачала головой. Ее по-девичьи светлые волосы разлетелись на
утреннем ветерке.
   - Нет, спасибо, - сказала она. - Я не буду здесь  останавливаться.  Я
приехала за мужем, - улыбнулась она яркой улыбкой. - Это сюрприз.
 
*** 
 
   Меган бросилась в город, чувство мести подгоняло ее.
   При  ней  золотая  карточка  "Америкэн  Экспресс",  "БМВ"  с   пустым
багажником и чувство  дикого  голода.  Ей  надоело  ждать,  когда  Дэвид
соизволит ее заметить. Она уже похудела, привела в порядок  фигуру,  она
поняла, как выжить в Голливуде, будучи  сценаристом.  Но  она  не  могла
добиться, чтобы он сподвигнулся на большее, чем просто флирт с ней. Это,
говорила себе Меган, должно измениться. Сегодня же.
   Первой остановкой в ее списке был "Фред Хэйман".  Потом  "Фредерике",
где она купила самое шикарное белье из кружев, очень сексуальное и яркое
- она ахнула, увидев свое отражение в зеркале.
   Потом Меган направилась на Мелроуз и стала заходить в бутики.  Четыре
часа подряд она делала покупки, не глядя на цены. Она просто брала  чеки
- просмотреть после, когда отказаться будет слишком поздно.  Она  купила
костюм от Шанель  из  лиловой  шерсти  с  атласными  лодочками  к  нему,
маленькое платье в облипку от Алайи из черной лайкры,  пунцовую  юбку  и
разлетающуюся тунику от Ричарда Тайлера. Потом  брючный  костюм  от  Энн
Кляйн из мягкого кремового  кашемира,  десяток  отличных  блузок  Ральфа
Лорена, отрезное платье из бронзового атласа от Айзека Мизрахи и  разные
ансамбли из шерсти в розовом, темно-зеленом, бирюзовом цветах от Диора и
Сен-Лорана.
   - О, мадам, вы выглядите божественно, - пропищала  продавщица,  когда
она вышла из примерочной в бирюзовом от Сен-Лорана. - Вам так  идет.  Не
хотите ли примерить красный? Бирюзовый  для  брюнеток  не  самый  лучший
цвет.
   Меган несколько надменно покачала головой.
   - Бирюзовый прекрасен.
   - Да, да, мадам, - поспешила согласиться девушка, не желая  волновать
клиентку с таким количеством блестящих пакетов с уже купленными  вещами.
.
   В конце концов я не собираюсь долго  оставаться  брюнеткой,  мысленно
добавила Меган.
   Как только все покупки были  аккуратно  уложены  в  багажник  машины,
Меган целый час занималась выбором аксессуаров. Туфли от Курта  Гейгера,
две пары туфель на каблуках от  Маноло  Бланика,  босоножки  от  Патрика
Кокса, шарф от Гермеса,  ремень  от  Гуччи,  дорогая  сумочка  из  шелка
кремового цвета от Шанель с такими же перчатками... И все это  завершила
коробочка духов "Джой".
   Меган дала на чай девушке, которая  помогла  ей  отнести  все  это  в
машину, - двадцать долларов, - но  не  поблагодарила.  Если  она  решила
стать сукой с Беверли-Хиллз, то именно так и надо  поступать.  Они  были
богатые и этим хвалились. И никогда не разговаривали с прислугой.
   Имя Дэвида послужило ей пропуском на ленч в "Айви".
   Стояла замечательная солнечная погода, и Меган любовалась игрой света
на бокале с водой, пытаясь унять бурлящий от голода  желудок  с  помощью
медовой  дыни  и  салата  "Цезарь".  На  секунду  ей  очень   захотелось
гамбургера, который они с Деком  жарили  на  решетке  летом  в  приятной
компании. Они тогда пили дешевое пиво и слушали компакт-диск с  "Зеленой
рекой", разговаривали о Боге, о сексе, о смерти и черт знает еще о  чем.
Или  шли  смотреть  Старые  фильмы.  Но  она  заставила  себя  отбросить
воспоминания. В Сан-Франциско Меган Силвер была ничто.  В  Лос-Анджелесе
она собиралась стать кем-то, и уж конечно, здесь ни одна уважающая  себя
женщина не позволит добавить хоть унцию лишнего жира на  бедра.  Никаких
гамбургеров и пива. Только салат и минеральная вода.
   Меган прибыла в "Ле Принтемпс" ровно в два. У нее ушла неделя на  то,
чтобы назначить свидание с Жаком Ройси, главным стилистом, но  она  была
уверена, дело стоит того, чтобы  подождать.  "Ле  Принтемпс"  был  самым
исключительным, совершенно новым салоном красоты в городе,  который  мог
похвастаться  процедурами,  замедляющими  старение,  и  препаратами,  от
названий которых дамы в возрасте просто задыхались. Там работала бригада
парикмахеров, переманенных деньгами из Лондона. Об их искусстве в городе
ходили легенды. В Голливуде,  где  красота  и  слава  соперничали  между
собой, Жак Ройси стал культовой фигурой, его  окружали  плотным  кольцом
почитательницы  из  среды  самых  богатых  и  привилегированных   женщин
Западного побережья.
   Меган понимала: против морщин ей пока не нужны никакие кремы, но  что
касается волос, над ними надо поработать. Так что она пришла по  адресу.
Еще бы, за такие деньги они должны сделать ее красоткой!
   Особнячок "Ле Принтемпс" находился за  железными  коваными  воротами.
Мужчина в приемной, облаченный в  белый  халат,  поприветствовал  Меган,
потом взял ее кредитную карточку и стал списывать  цифры.  В  это  время
служащий отгонял ее машину на стоянку. Через  несколько  минут  она  уже
уселась с номером парижского издания "Вог" в уютное кресло и  ей  подали
ароматный густой капуччино. Невысокий пухлый мужчина с зализанными назад
рыжими волосами и огромным бриллиантом на пальце ворвался в  приемную  и
кинулся к Меган, шумно целуя воздух по обеим сторонам ее щек.
   - Мадемуазель Силвер, неужели! Как я рад видеть вас!
   Как дела? - зачирикал он по-французски.
   - Все прекрасно, спасибо, - тоже  по-французски,  заикаясь,  ответила
Меган, стараясь отыскать  в  памяти  хоть  что-то,  сохранившееся  после
восьми лет изучения французского языка в колледже. - А вы?
   - Боже мой! Еще одна француженка! - взвизгнул он восхищенно. - Может,
все же перейдем на английский, а?
   Мы очень рады видеть вас, мадемуазель. А вы и так,  хорошенькая,  да?
Но еще не шик. Мы сделаем вас очень шикарной. Вы себя не узнаете.  -  Он
помолчал, что