- Будь свидетелем, чувствительный путешественник, будь  свидетелем  мне
перед светом, сколь тяжко сердцу моему исполнять державную волю  обычая.  Я,
отлучая детей моих от бдящего родительского ока, единственное  к  тому  имею
побуждение, да приобретут опытности, да познают человека из  его  деяний  и,
наскучив гремлением мирского жития, да оставят его с радостию;  но  да  имут
отишие в гонении и хлеб насущный в скудости. А для сего-то остаюся я на ниве
моей. Не даждь {Даждь - дай.}, владыко всещедрый, не даждь им  скитатися  за
милостынею вельмож и обретати в них утешителя! Да будет соболезнуяй о них их
сердце; да будем им творяй благостыню их рассудок.
   Воссядите и внемлите моему слову, еже  пребывати  во  внутренности  душ
ваших долженствует. Еще повторю вам, сегодня мы разлучимся.  С  неизреченным
услаждением зрю слезы ваши, орошающие ланиты вашего  лица.  Да  отнесет  сие
души вашей зыбление совет мой во святая ее, да восколеблется  она  при  моем
воспоминовении и да буду отсутствен оградою вам от зол и печалей.
   Приняв вас даже от чрева материя в объятия  мои,  не  восхотел  николи,
чтобы  кто-либо  был  рачителем  {Рачитель  -  воспитатель,  наставник.}   в
исполнениях, до вас касающихся. Никогда  наемная  рачительница  не  касалася
телеси вашего и никогда  наемный  наставник  не  коснулся  вашего  сердца  и
разума. Неусыпное око моея горячности бдело  над  вами  денно-ночно,  да  не
приближится вас оскорбление; и блажен нарицаюся, доведши вас  до  разлучения
со мною. Но не воображайте себе, чтобы  я  хотел  исторгнуть  из  уст  ваших
благодарность за мое о вас попечение или же признание, хотя слабое, ради вас
мною соделанного. Вождаем собственныя корысти побуждением, предприемлемое на
вашу пользу имело всегда в виду собственное мое услаждение.  Итак,  изжените
из мыслей ваших, что вы есте под властию моею. Вы мне ничем не обязаны. Не в
рассудке, а меньше еще в законе  хощу  искати  твердости  союза  нашего.  Он
оснуется на вашем сердце. Горе вам, если его в забвении оставите! Образ мой,
преследуя нарушителю союза нашея дружбы, поженет его в сокровенности  его  и
устроит ему казнь несносную, дондеже не возвратится к союзу. Еще вещаю  вам,
вы мне ничем не должны. Воззрите на меня, яко на странника  и  пришельца,  и
если сердце ваше ко мне  ощутит  некую  нежную  наклонность,  то  поживем  в
дружбе, в сем наивеличайшем на земли благоденствии. Если же оно без ощущения
пребудет - да забвени будем друг друга,  яко  же  нам  не  родитися.  Даждь,
всещедрый, сего да не узрю, отошед в недра твоя сие предваряли! Не должны вы
мне ни за воскормление, ни за наставление, а меньше всего за рождение.
   За рождение? - Участники были ли вы  в  нем?  Вопрошаемы  были  ли,  да
рождени будете? На пользу ли вашу родитися имели или во  вред?  Известен  ли
отец и мать, рождая сына своего, блажен будет в житии  или  злополучен?  Кто
скажет, что, вступая в супружество, помышлял о наследии и потомках;  а  если
имел сие намерение, то блаженства ли их ради произвести их желал или  же  на
сохранение своего имени? Как желать добра тому, кого не  знаю,  и  что  сие?
Добром назваться может ли желание неопределенное, помаваемое неизвестностию?
   Побуждение к супружеству покажет и вину рождения. Прельщенный  душевною
паче добротою матери вашея, нежели лепотою лица, я употребил  способ  верный
на взаимную горячность,  любовь  искренную.  Я  получил  мать  вашу  себе  в
супруги.  Но  какое  было  побуждение  нашея  любви?  Взаимное   услаждение;
услаждение плоти и духа. Вкушая веселие, природой повеленное, о  вас  мы  не
мыслили. Рождение ваше нам было приятно, но не для вас. Произведение  самого
себя льстило тщеславию; рождение ваше было новый и чувственный, так сказать,
союз, союз сердец подтверждающий.  Он  есть  источник  начальной  горячности
родителей к сынам своим; подкрепляется он привычкою, ощущением своея власти,
отражением похвал сыновних к отцу.
   Мать ваша равного со мною была мнения о ничтожности  должностей  ваших,
от рождения проистекающих. Не гордилася она пред вами,  что  носила  вас  во
чреве своем, не требовала признательности, питая вас своею кровию; не хотела
почтения за болезни рождения, ни за скуку воскормления сосцами  своими.  Она
тщилася благую вам дать душу, яко же и сама имела, и в ней  хотела  насадить
дружбу, но не обязанность, не должность или рабское повиновение. Не допустил
ее рок зрети плодов ее насаждений. Она нас оставила с твердостию хотя  духа,
но  кончины  еще  не  желала,  зря  ваше  младенчество  и  мою   горячность.
Уподоблялся ей, мы совсем ее не потеряем. Она поживет с нами, доколе  к  ней
не отыдем. Ведаете, что любезнейшая моя с  вами  беседа  есть  беседовати  о
родшей вас. Тогда, мнится, душа ее беседует с нами, тогда становится она нам
присутственна, тогда в нас она является, тогда она  еще  жива.  -  И  отирал
вещающий капли задержанных в душе слез.
   Сколь мало  обязаны  вы  мне  за  рождение,  толико  же  обязаны  и  за
воскормление. Когда я угощаю пришельца, когда питаю птенцов пернатых,  когда
даю пищу псу, лижущему  мою  десницу,  -  их  ли  ради  сие  делаю?  Отраду,
увеселение или пользу в том нахожу мою собственную. С таковым же побуждением
производят  воскормление  детей.  Родившиеся  в  свет,  вы  стали   граждане
общества, в коем живете. Мой был долг вас воскормить; ибо если  бы  допустил
до вас кончину безвременную,  был  бы  убийца.  Если  я  рачительнее  был  в
воскормлении вашем, нежели бывают многие,  то  следовал  чувствованию  моего
сердца. Власть моя; да пекуся о воскормлении вашем или  небрегу  о  нем;  да
сохраню дни ваши или расточителем в них буду;  оставлю  вас  живых  или  дам
умрети завременно - есть ясное доказательство, что вы мне не обязаны в  том,
что живы. Если бы умерли от моего о вас небрежения, как то  многие  умирают,
мщение закона меня бы не преследовало.
   Но, скажут, обязаны вы мне за учение и наставление. Не моей ли я в  том
искал  пользы,  да  благи  будете.  Похвалы,  воздаваемые   доброму   вашему
поведению, рассудку,  знаниям,  искусству  вашему,  распростирался  на  вас,
отражаются на меня, яко лучи солнечны от зеркала. Хваля  вас,  меня  хвалят.
Что успел бы я, если бы  вы  вдалися  пороку,  чужды  были  учения,  тупы  в
рассуждениях,  злобны,  подлы,   чувствительности   не   имея?   Не   только
сострадатель был бы я в вашем косвенном хождении,  но  жертва,  может  быть,
вашего неистовства. Но ныне спокоен остаюся,  отлучая  вас  от  себя;  разум
прям, сердце ваше крепко, и я живу в нем. О друзья мои, сыны  моего  сердца!
Родив вас, многие имел я должности в отношении к вам, но  вы  мне  ничем  не
должны; я ищу вашей дружбы и любви; если вы мне ее дадите,  блажен  отыду  к
началу жизни и не возмущуся при кончине, оставляя вас навеки, ибо поживу  на
памяти вашей.
   Но если я исполнил должность мою в  воспитании  вашем,  обязан  сказати
ныне вам вину, почто вас так, а не иначе воспитывал и для чего  сему,  а  не
другому вас научили и  для  того  услышите  повесть  о  воспитании  вашем  и
познайте вину всех моих над вами деяний.
   Со младенчества Вашего принуждения вы не чувствовали.  Хотя  в  деяниях
ваших  вождаемы  были  рукою  моею,  не  ощущали,  однако  же,   николи   ее
направления. Деяния ваши были предузнаты и предваряемы; не  хотел  я,  чтобы
робость или послушание  повиновения  малейшею  чертою  ознаменовала  на  вас
тяжесть своего перста. И для того дух ваш, не терпящ веления  безрассудного,
кроток к совету дружества. Но если, младенцам  вам  сущим,  находил  я,  что
уклонился он пути, мною назначенного, устремляемы случайным ударением, тогда
остановлял я ваше шествие или, лучше сказать, неприметно  вводил  в  прежний
путь, яко поток,  оплоты  прорывающий,  искусною  рукою  обращается  в  свои
берега.
   Робкая нежность не присутствовала во мне,  когда,  казалося,  не  рачил
{Рачил - заботился.} об охранении вас от неприязненности  стихий  и  погоды.
Желал лучше, чтобы на мгновение  тело  ваше  оскорбилося  преходящею  болью,
нежели дебелы {Дебелы - здесь: изнежены.} пребудете в возрасте  совершенном.
И для того почасту ходили вы босы, непокровенную имея главу; в пыли, в грязи
возлежали на отдохновение на скамии или на  камени.  Не  меньше  старался  я
удалить вас от убийственной пищи и пития. Труды наши лучшая была приправа  в
обеде нашем. Воопомните, с каким удовольствием  обедали  мы  в  деревне  нам
неизвестной, не нашед дороги к дому. Сколь вкусен  нам  казался  тогда  хлеб
ржаной и квас деревенский!
   Не ропщите на меня, если будете иногда осмеяны, что не имеете казистого
восшествия {Восшествие - походка.}, что стоите, как телу вашему покойнее,  а
не как обычай или мода велит; что одеваетеся не со вкусом, что  волосы  ваши
кудрятся рукою природы, а не чесателя. Не ропщите, если будете  небрежены  в
собраниях, а особливо от женщин, для того что не умеете хвалить их  красоту;
но вспомните,  что  вы  бегаете  быстро,  что  плаваете  не  утомлялся,  что
подымаете тяжести без  натуги,  что  умеете  водить  соху,  вскопать  гряду,
владеете косою и топором, стругом и долотом; умеете ездить верхом, стрелять.
Не опечальтеся, что вы скакать не умеете как скоморохи. Ведайте, что  лучшее
плясание ничего не представляет  величественного;  и  если  некогда  тронуты
будете зрением оного, то любострастие будет тому корень, все же другое оному
постороннее. Но вы умеете изображать животных и  неодушевленных,  изображать
черты царя природы, человека. В живописи найдете вы истинное  услаждение  не
токмо чувств, но и  разума.  Я  вас  научил  музыке,  дабы  дрожащая  струна
согласно вашим нервам  возбуждала  дремлющее  сердце;  ибо  музыка,  приводя
внутренность в движение, делает мягкосердие в нас привычкою. Научил я вас  и
варварскому искусству сражаться мечом. Но сие искусство да  пребудет  в  вас
мертво, доколе собственная сохранность того не востребует. Оно,  уповаю,  не
сделает вас наглыми; ибо вы твердый имеете дух и  обидою  не  сочтете,  если
осел вас улягнет или свинья смрадным  до  вас  коснется  рылом.  Не  бойтесь
сказать никому, что вы корову доить умеете,  что  шти  и  кашу  сварите  или
зажаренный вами кусок мяса будет вкусен. Тот, кто  сам  умеет  что  сделать,
умеет заставить сделать и будет на погрешности  снисходителен,  зная  все  в
исполнении трудности.
   Во младенчестве и отрочестве не отягощал  я  рассудка  вашего  готовыми
размышлениями или  мыслями  чуждыми,  не  отягощал  памяти  вашей  излишними
предметами. Но, предложив вам пути к познаниям, с тех пор как начали  разума
своего ощущати силы, сами шествуете к отверстой вам стезе. Познания ваши тем
основательнее, что вы их приобрели не твердя, как то говорят  по  пословице,
как сорока, Якова. Следуя сему правилу, доколе силы разума  не  были  в  вас
действующи, не предлагал я вам понятия о всевышнем существе и еще  менее  об
откровении. Ибо то, что бы вы познали прежде, нежели были разумны, было бы в
вас предрассудок и рассуждению бы мешало. Когда же  я  узрел,  -  что  вы  в
суждениях ваших  вождаетесь  рассудком,  то  предложил  вам  связь  понятий,
ведущих к познанию бога; уверен во внутренности сердца моего, что всещедрому
отцу приятнее зрети две непорочные  души,  в  коих  светильник  познаний  не
предрассудком возжигается, но что они сами возносятся к начальному  огню  на
возгорение. Предложил я вам тогда и о законе откровенном, не сокрывая от вас
все то, что в опровержение оного сказано многими. Ибо желал, чтобы вы  могли
сами избирать между млеком и желчию, и с радостию видел,  что  восприяли  вы
сосуд утешения неробко.
   Преподавая вам сведения  о  науках,  не  оставил  я  ознакомить  вас  с
различными  народами,  изучив  вас  языкам  иностранным.  Но  прежде   всего
попечение мое было, да познаете ваш собственный, да умеете на оном изъяснять
ваши  мысли  словесно  и  письменно,  чтобы  изъяснение  сие  было   в   вас
непринужденно и поту на  лице  не  производило.  Английский  язык,  а  потом
латинский старался я  вам  известнее  сделать  других.  Ибо  упругость  духа
вольности, перехода в изображение речи, приучит и разум к твердым  понятиям,
столь во всяких Правлениях нужным.
   Но если рассудку вашему предоставлял я направлять стопы ваши  в  стезях
науки, тем бдительнее тщился быть во нравственности вашей. Старался  умерять
в вас  гнев  мгновения,  подвергая  рассудку  гнев  продолжительный,  мщение
производящий.  Мщение!..  Душа  ваша  мерзит  его.  Вы  из  природного  сего
чувствительныя  твари  движения  оставили  только  оберегательность   своего
сложения, поправ желание возвращать уязвления.
   Ныне  настало  то  время,  что  чувствы  ваши,  дошед  до  совершенства
возбуждения, но не до совершенства  еще  понятия  о  возбуждаемом,  начинают
тревожиться всякою внешностию. и опасную производить  зыбь  во  внутренности
вашей. Ныне достигли времени, в которое, как то говорят, рассудок становится
определителем делания и неделания; а лучше сказать,  когда  чувства,  доселе
одержимые плавностию  младенчества,  начинают  ощущать  дрожание  или  когда
жизненные соки, исполнив сосуд юности, превышать начинают его воскраия,  ища
стезю свойственным для них стремлениям. Я сохранил вас неприступными  доселе
превратным чувств потрясениям,  но  не  сокрыл  от  вас  неведения  покровом
пагубных следствий совращения от пути умеренности в чувственном  услаждении.
Вы свидетели были,  сколь  гнусно  избыточество  чувственного  насыщения,  и
возгнушалися; свидетели были страшного волнения страстей, превысивших  брега
своего естественного течения, познали гибельные их опустошения и ужаснулися.
Опытность моя,  носяся  над  вами,  яко  новый  Егид  {Егид  (эгида)  -  щит
верховного бога Зевса в греческой мифологии, символ защиты.},  охраняла  вас
от неправильных уязвлений. Ныне будете сами себе вожди, и  хотя  советы  мои
будут всегда светильником ваших  начинаний;  ибо  сердце  и  душа  ваша  мне
отверсты; но яко свет, отдаляяся от предмета, менее его освещает, тако и вы,
отриновенны моего присутствия, слабое ощутите согрение моея  дружбы.  И  для
того преподам вам правила единожития и общежития, дабы по усмирении страстей
не  возгнушалися  деяний,  во  оных  свершенных,  и  не  познали,  что  есть
раскаяние.
   Правила единожития, елико  то  касаться  может  до  вас  самих,  должны
относиться  к  телесности  вашей  и  нравственности.  Не  забывайте  никогда
употреблять ваших телесных сил и чувств. Упражнение оных  умеренное  укрепит
их не истощевая и послужит ко здравию вашему и  долгой  жизни.  И  для  того
упражняйтеся  в  искусствах,  художествах   и   ремеслах,   вам   известных.
Совершенствование в оных иногда может быть нужно. Неизвестно  нам  грядущее.
Если неприязненное, счастие отымет у вас все, что оно  вам  дало,  -  богаты
пребудете во умеренности желаний, кормяся делом рук ваших. Но  если  во  дни
блаженства все небрежете, поздно о том думать во дни печали. Нега, изленение
и неумеренное чувств услаждение губят и  тело  и  дух.  Ибо,  изнуряяй  тело
невоздержностию, изнуряет и крепость духа. Употребление же сил укрепит тело,
а с ним и дух. Если почувствуешь отвращение к яствам, и болезнь постучится у
дверей, воспряни тогда от одра твоего,  на  нем  же  лелеешь  чувства  твои,
приведи уснувшие члены твои в действие упражнением и почувствуешь мгновенное
сил обновление; воздержи себя от пищи, нужной во  здравии,  и  глад  сделает
пищу твою сладкою, огорчавшую от сытости. Помните всегда,  что  на  утоление
глада нужен только кусок хлеба и  ковш  воды.  Если  благодетельное  лишение
внешних чувствований, сон, удалится  от  твоего  возглавия  и  не  возможешь
возобновить сил разумных и телесных, - беги  из  чертогов  твоих  и,  утомив
члены до усталости, возляги на одре твоем и почиешь во здравие.
   Будьте опрятны в одежде вашей; тело содержите в  чистоте;  ибо  чистота
служит ко здравию,  а  неопрятность  и  смрадность  тела  нередко  отверзает
неприметную стезю к гнусным порокам. Но не будьте и  в  сем  неумеренны.  Не
гнушайтесь пособить, поднимая погрязшую  во  рве  телегу,  и  тем  облегчить
упадшего; вымараете руки, ноги и тело, но просветите сердце. Ходите в хижины
уничижения; утешайте  томящегося  нищетою;  вкусите  его  брашна  {Брашно  -
хлеб-соль, еда.}, и сердце ваше усладится, дав отраду скорбящему.
   Ныне достигли вы, повторю, того страшного времени и часа, когда страсти
пробуждаться начинают, но рассудок  слаб  еще  на  их  обуздание.  Ибо  чаша
рассудка без опытности на весах воли воздымается; а чаша страстей  опустится
мгновенно долу {Долу - вниз.}. Итак,  к  равновесию  не  иначе  приближиться
можно, как трудолюбием. Трудитеся телом; страсти ваши не столь сильное будут
иметь   волнение;   трудитеся    сердцем,    упражняяся    в    мягкосердии,
чувствительности,  соболезновании,  щедроте,  отпущении,  и   страсти   ваши
направятся  ко  благому  концу.  Трудитеся  разумом,  упражняяся  в  чтении,
размышлении, разыскании истины или происшествии;  и  разум  управлять  будет
вашею волею и страстьми. Но не возмните  в  восторге  рассудка,  что  можете
сокрушить  корени  страстей,  что  нужно  быть  совсем  бесстрастну.  Корень
страстей благ и основан на  нашей  чувствительности  самою  природою.  Когда
чувствы  наши,  внешние  и  внутренние,  ослабевают  и  притупляются,  тогда
ослабевают и страсти. Они благую в человеке производят тревогу, без  нее  же
уснул бы он в бездействии. Совершенно бесстрастный  человек  есть  глупец  и
истукан нелепый, не возмогаяй ни благого,  ни  злого.  Не  достоинство  есть
воздержатися от худых помыслов, не могши их  сотворить.  Безрукий  не  может
уязвить никого, но не может подать помощи утопающему, ни удержати  на  бреге
падающего в пучину моря.
   Итак, умеренность во страсти есть благо; шествие во стезе  средою  есть
надежно.  Чрезвычайность  во   страсти   есть   гибель;   бесстрастие   есть
нравственная смерть. Яко  же  шественник,  отдалялся  среды  стези,  вдается
опасности ввергнутися в  тот  или  другой  ров,  такого  бывает  шествия  во
нравственности.  Но  буде  страсти  ваши  опытностию,  рассудком  и  сердцем
направлены к концу благому, скинь с  них  бразды  томного  благоразумия,  не
сокращай их полета; Мета их будет всегда величие; на нем едином остановиться
они умеют.
   Но если я вас побуждаю не быть бесстрастными,  паче  всего  потребно  в
юности вашей умеренность любовныя страсти. Она природою насаждена  в  сердце
нашем ко блаженству нашему. И так в возрождении своем никогда  ошибиться  не
может, но в своем предмете и неумеренности. И так блюдитеся, да не ошибетеся
в предмете любви вашея и да не почтете взаимною горячностию  оныя  образ.  С
благим же предметом любви неумеренность страсти сея  будет  вам  неизвестна.
Говоря о любви,  естественно  бы  было  говорить  и  о  супружестве,  о  сем
священном союзе общества, коего правила не природа в  сердце  начертала,  но
святость коего из начального обществ положения проистекает.  Разуму  вашему,
едва шествие свое начинающему, сие бы было непонятно, а  сердцу  вашему,  не
испытавшему самолюбивую в обществе страсть любви, повесть о сем была бы  вам
неощутительна, а потому и  бесполезна.  Если  желаете  о  супружестве  иметь
понятие, воспомяните о  родшей  вас.  Представьте  меня  с  нею  и  с  вами,
возобновите слуху вашему глаголы  наши  и  взаимные  лобызания  и  приложите
картину сию к  сердцу  вашему.  Тогда  почувствуете  в  нем  приятное  некое
содрогание. Что оно есть? Познаете со  временем;  а  днесь  довольны  будьте
оного ощущением.
   Приступим ныне вкратце к правилам общежития. Предписать их не  можно  с
точностию, ибо располагаются они часто  по  обстоятельствам  мгновения.  Но,
дабы колико возможно менее ошибаться, при всяком  начинании  вопросите  ваше
сердце; оно есть благо и николи обмануть вас не может. Что вещает оно, то  и
творите. Следуя сердцу в юности, не ошибете