айтесь  так,  --  сказала  секретарша.  --  Раз
затопили, не сожгут.
     -- Спасибо на добром слове. Пожар у нас уже был.
     -- Надо же... а Варя ничего не говорила... В общем, не доезжая до Горок
с километр, ищите грунтовку направо, между  болотом и ельником. Дальше -- на
второй передаче, пока не застрянете. Там их дом и будет. Понятно?
     -- Понятно, --  сказал  Ким. -- Очень вам  благодарен, милая девушка! И
передайте Облому, что я желаю ему здоровья.
     Он повесил трубку и начал собираться в город.
     * * *
Диалог пятый
     --  Ну,  молодец, Гирдеев, ну, порадовал!  Так ты, выходит, жив-здоров?
Это хорошо. Замечательно! Мужчина ты одинокий, и, если бы тебя пришибли, был
бы для  меня убыток -- похороны, венки, оркестр, салют на  прощание...  Один
оркестр  знаешь сколько тянет, не  говоря уж  о салюте? Разорил  бы ты меня,
Гирдеев, по миру пустил! А  так -- хе-хе! -- живой, и ничего  тебе не нужно,
кроме бабок  за  текущий  месяц...  Может,  выходное пособие  добавить? Нет,
пособие  не могу! Перед бухгалтером своим не оправдаюсь -- не числишься ты у
меня  в  платежной ведомости и никогда не числился! У нас  с тобой приватная
договоренность: ты служишь, я плачу. Плохо служишь...
     -- Босс... Пал Палыч...
     --   Не  перебивать,  ходячее  хранилище  спермы!  Стоять  навытяжку  и
слушать!.. Так вот, плохо  служишь -- не плачу. А за что платить? За то, что
вшивый  лох  по  стенкам вас размазал?  --  Пауза. --  Кто он такой? Кто,  я
спрашиваю? Писатель,  говоришь? Типа, книжки сочиняет? А может, он художник?
Вот ты какой разрисованный! Рожа  до сих пор синяя! А с остальными что?  Что
он с ними сотворил?
     --  У Петрухи  выбита нога,  не ступить...  У  Васьки Коблова похуже --
ребро сломано  и психическая травма, боится  труб и  батарей. Лечила сказал,
пройдет, но не сразу.
     -- Вот! А ты говоришь -- писатель!
     -- Босс...
     -- Да?
     --  Не писатель  он. Я так полагаю, из цирковых Варвариных  дружков, из
тех, что  цепи  рвут и  штанги выжимают.  Силища  у него неимоверная! Еще  с
приемами знаком... у-шу, а может, карате...
     -- А  может, вообще  ниндзя... Вы же  его изметелили, когда супруга моя
смылась! Это как понять?
     --  Выходит,  не  изметелили.  Так  ногами  лупцевали, что  в  больницу
загремел, а  вышел через  день -- ни синяков, ни ссадин...  Фокусник! Думаю,
притворялся, задерживал нас, чтоб Дарья Романовна ушла...
     --  Фокусник?  Хе-хе...  Это  хорошее   определение.  Фокусник!  Только
фокусникам место в цирке или на кладбище, ты это запомни, Гирдеев! -- Пауза.
-- Варьку нашли?
     --  Ни  дома нет,  ни  на  работе.  Слон  их поганый  болеет...  Мужики
Варварины при  нем, дерьмо  тачками  вывозят,  а Варвара как  бы в  отпуске.
Исчезла,  а  куда,  не  говорят. Ну, возьмусь  за мужиков, узнаю!.. Не Игорь
расколется, так Олег, не Олег, так Игорь!.. Я им кости...
     -- Ты с костями-то погоди! Исчезла, говоришь? -- Пауза. -- Раз исчезла,
значит,  прячется...  и  не одна, с сестрой... Не любит  меня Варька,  давно
хотела с Дашей развести... --  Снова пауза.  --  Ты вот  что, Гирдеев...  ты
собирай  бойцов и  поезжай  с  утра в Крутые  Горки.  Хата  там  у  них,  от
родителей,  Дашка   как-то   проговорилась...  Горки   эти   по   дороге   к
Первомайскому, а про  дом расспроси в поселке. Небольшой  поселок, все  друг
друга знают.
     -- Заметано, босс. Только...
     -- Только что?
     -- Думаю,  если  они в той хате, так не одни. Фокусник,  думаю, с ними.
Охраняет! Думаю, Варька его наняла... Здоровый, гад! Опять же приемы...
     -- Он думает! Я тебе что сказал,  Гирдеев? Место фокусникам в цирке или
на кладбище! -- Пауза. -- Оружие возьмите. Против лома нет приема.

Глава 6. Хайль-Борисия
     Читатели -- да  и  коллеги -- не  раз  любопытствовали, с какой целью я
выбрал  такой  странный  и малоподходящий  для  российского автора псевдоним
Обычно я  избегал  определенных ответов  на  данный  вопрос,  чтобы  не быть
заподозренным  в мистике. Но если говорить откровенно, то  я полагаю, что не
мы, авторы, выбираем себе псевдонимы,  а псевдонимы выбирают нас -- и только
в этом  случае они поистине становятся вторыми именами  и прирастают к  нам,
как кожа.
     История же моего  псевдонима такова. Первый  мой  издатель, некто Борис
Халявин, придумал англоязычные  клички группе молодых писателей, трудившихся
над  сериалом о Конане Варваре. Среди них были весьма забавные  -- например,
Альгамбра Тэсс  и Френсис Пичи, ну а я из Кима Кононова превратился в Майкла
Мэнсона. До сих пор не знаю резонов издателя, присвоившего мне это имя... Но
так ли, иначе мои романы о Конане получили известность под этим псевдонимом,
и  мне не  захотелось расставаться с  ним, когда я  стал  работать над более
серьезными вещами.  Не потому,  что имя было,  как говорится в  издательских
кругах, уже "раскачено"; на самом деле все объясняется проще, в шкуре Майкла
Мэнсона я чувствовал себя очень уютно.
     Майкл Мэнсон "Мемуары.
     Суждения по разным поводам"
     Москва, изд-во "ЭКС-Академия", 2052 г
     Издательство "Хайбория" занимало одну из квартир в доме восемнадцать по
Можайской улице, в солидном, отделанном гранитом особняке времен Распутина и
первой русской революции. Кому принадлежал особняк в нынешние  перестроечные
времена,  оставалось   великой  тайной;   "Хайбория"  арендовала  площади  у
юридической конторы "Сфинкс", которая являлась арендатором  Северо-западного
страхового общества, и  эта цепочка тянулась в бесконечность -- возможно, до
КУГИ или другого  хозяина,  желавшего  остаться  неизвестным. Плату, однако,
собирали с завидной аккуратностью.
     За железной дверью  "Хайбории",  снабженной четырьмя  замками,  тянулся
неширокий  коридор,  куда выходили бухгалтерия,  кабинет  владельца  фирмы и
комнаты   редакторов,   корректоров,  макетчиков;   заканчивался  коридор  в
темноватом зальчике с камином, треснувшим паркетом и древним овальным столом
из мореного дуба,  просторным,  как палуба авианосца. Зал предназначался для
совещаний и торжеств; на его стенах висели картины (Конан убивает Амальрика,
Конан режет  глотку  Ольгерду, Конан  крадет  золото гномов,  Конан на троне
Аквилонии), а огромный стол окружали  девятнадцать  стульев. Двадцатым  было
кресло  издателя Боба  Халявина  --  роскошное,  с резной  высокой спинкой и
подлокотниками в виде крылатых драконов.
     У  стола  сидели  и стояли  пятеро:  Памор  Дрю-Доренко, мастер  боевых
искусств, интеллигентный Миша Леонсон (он же -- Митчел Лайонз), Жека Киселев
(Бад Кингсли, юное дарование), Лена  Митлицкая  (Альгамбра  Тэсс  -- тонкая,
хрупкая,  бледная, с  кукольным  личиком и  ресницами неописуемой  длины)  и
Френсис   Пичи,   настоящую  фамилию  которого  никто  не   знал  и  ею   не
интересовался. Появление Кима было встречено шарканьем  ног, скрипом стульев
и  громкими  возгласами:  "А  вот  и  Конан!"  "Какие  новости  из Киммерии,
варварище?  Нефть у вас не дешевеет?  Дефолт не ожидается?" "Нет, -- ответил
Ким. --  Наша экономика стабильна, и демократия  процветает. Народный  хурал
вынес  импичмент  президенту,  но с  опозданием -- его  уже зарезали". Засим
Альгамбра Тэсс подставила Киму щечку  для поцелуя, Кингсли и Лайонз хлопнули
по спине, Дрю-Доренко -- по шее, и только Пичи поклонился с кислой  миной. В
их компании он  был единственным членом  Союза российских писателей, творцом
постмодернистских шедевров, уже пустивших ко дну  три издательства; "конину"
и всех конанистов Пичи презирал, однако у кассы был неизменно первым.
     Ким  уселся  на привычное место между Киселевым  и  Дрю-Доренко.  Жека,
парень молодой, веселый, тут же пихнул его локтем в бок и полюбопытствовал:
     --  Говорят, ты подрядился книжку писать "Геннадий Зюганов  --  зеркало
русской революции". Верно, Мэнсон, или сплетни?
     --  Сплетни и враки, -- ответил за Кима  Доренко. -- Он роман в  стихах
творит,  "Приключения  дрянного  мальчишки"   называется.  Уже  и  псевдоним
придумал -- Дарий Осламов.
     Митчел  Лайонз,  интеллектуал  и  циник, негодующе  фыркнул  и  закурил
сигарету "Мальборо".
     -- Ты что-то имеешь против физиологической литературы, Дрю?
     --  Ровным  счетом  ничего, Лайонз.  Доказать? Так я вам сейчас анекдот
расскажу,  очень сексуальный.  Три  террористки  Хафиза,  Сайда и  Гюльчатай
взорвали на рынке лоток с  помидорами. Ну,  хватают их, тащат  в отделение и
начинают  шарить  в  интимных  местах  на  случай  взрывчатки.  А  Хафиза  и
говорит...
     Альгамбра Тэсс гневно хлопнула ресницами.
     -- Заткнись, сексуальный  маньяк! Член сорок  пятого калибра,  а  мозги
комариные... Я тебе покажу интимные места!..
     --  А  покажи! И  я  покажу!  --  с  задором  подначил Доренко  и  стал
раздеваться.  Кингсли-Киселев утробно захохотал,  Миша  Леонсон  хихикнул, а
Пичи  с брезгливым видом  оттопырил  губы, словно в комнате  вдруг  появился
бочонок с тухлой капустой.
     "Что это с ними?" -- услышал Ким беззвучный голос Трикси и ответил:
     "Ничего.  Развлекаются.  Писатели,  люди  творческие,  вот   и   играет
фантазия. Не бери в голову".
     Тут  послышались  неторопливые  шаги, и в зале, со свитком под  мышкой,
возник Халявин, он же -- Великий Кормчий, Ворюга Бел и Нергалья Задница. Был
он некрасив, но обаятелен: огромный нос, глаза уклончивого цвета  за темными
очками  и челюсть,  похожая на волчий капкан. Начинал  Халявин комсомольским
лидером, затем перековался в бизнесмены, сохранив, однако, прежние привычки.
По  дороге к председательскому  креслу он  широко  улыбнулся публике, сделал
ручкой "а ля Леонид Ильич" и, наклонив голову к Доренко, прошептал:
     --  Застегните  штаны,   Дрю!  Вы  не  в   бане   для  партхозактива...
Общественность смотрит!
     Утвердившись в кресле, Нергалья Задница неторопливо протер очки, извлек
колокольчик, позвонил  и снова улыбнулся  открыто и  ласково,  так улыбается
непогрешимый вождь своим соратникам по партии.
     --  Прошу  внимания,  коллеги!  На повестке дня у нас  вопрос  о  сотом
юбилейном томе и мерах по  оживлению сериала. Девяносто девятая книга уже  в
производстве... -- Он вытащил записную книжку, полистал ее и сообщил: -- Там
у нас повесть Митчела Лайонза "Небесная секира", вещь вяловатая и небольшая,
а  на  добивку -- побрехушка одного  чечако  из Рязани...  хмм...  в  общем,
мелочь, пустяки... Но юбилейный  выпуск  должен быть отпадным! Экшн-роман  в
пятьсот страниц, с динамикой, крутым сюжетом, сотней трупов и парой героинь.
Одна должна быть  рыжей стервой, другая, на  ваше усмотрение, блондинкой или
брюнеткой, но с нежной душой. Эскиз обложки прилагается.
     Халявин  расправил  свиток,  и  конанисты  дружно  застонали.  Впрочем,
рисунок  был  не хуже и не лучше  тех,  какими "Хайбория"  уже  осчастливила
читателей:  обнаженный Конан мчался  на  могучем  жеребце,  в обеих руках по
клинку, у  седла  секира, за поясом  кинжал, на спине  арбалет,  под коленом
копье, а с копья свисает японское оружие мичи-чучи  -- стальная цепь с тремя
крючками. Сбоку  к  жеребцу  прилепилась нагая дева с пышным задом и  копной
волос, еще не закрашенных, -- намек, что масть определяет автор.
     -- Я, пожалуй, пас, -- сказал Сергей  Доренко. -- У меня написана треть
книги, но  Конан  в ней  девиц не  возит.  Он там  Аргос оккупирует. И он не
голый, а в броне.
     -- Ну, это не очень существенные детали, -- заметил Великий Кормчий. --
Треть книги... хмм... В июле успеете? К пятнадцатому?
     -- Определенно нет.
     -- Хмм... Лайонз и Тэсс у  нас на август,  значит, отпадают...  А что у
остальных? У Кингсли и Пичи? У вас, Мэнсон? Вы, кстати, в июльском плане!
     Киселев  возвел  глаза  к  потолку,  Френсис Пичи  неопределенно  пожал
плечами, а Ким промолвил:
     -- Трудимся, как  бобик  над куриной  косточкой. Половина готова.  Уйма
трупов и пара девиц, рыжая и блондинка.
     -- Вот это разговор! Конан -- он и есть Конан! -- Халявин погладил свой
титанический нос. -- Если выполните взятые обязательства, если не подведете,
я... хмм... я увеличу вознаграждение на двадцать пять процентов!
     --  Сорок,  --  вдруг проскрипел  Пичи.  --  Сорок, и  будет  готово  к
пятнадцатому. Только без нежных блондинок. Обе будут стервами.
     Конанисты  недовольно загудели, Альгамбра Тэсс выкрикнула что-то насчет
гадского нрава всяких писательских обмылков, Доренко пробормотал: "Хинштейн,
твою мать!.."  --  но Великий Кормчий  одним движением  руки  навел порядок.
Затем повернулся к Пичи и произнес:
     --  Когда  напишете,  тогда  посмотрим. А  еще  посмотрим,  что  и  как
напишете! Это у вас ведь в "Сердце Аримана" Конан  скачет во весь опор, ведя
кобылу   под  уздцы?  А  в  романе  "Стигийская   тварь"  описан  разбойник,
точь-в-точь  похожий  на  нашего  губернатора!  Этак,  сударь  мой,  вы   до
президента доберетесь,  и все  мы  загремим  в Кресты! --  Хмыкнув,  Халявин
свернул картинку с Конаном, девой и жеребцом и подвел итог:  -- В общем, жду
предложений к пятнадцатому! От Мэнсона и всех, кто претендует на появление в
юбилейном  томе. А  сейчас перейдем  ко второму вопросу.  Какие предложения,
господа-товарищи?
     -- Насчет оживляжа?  -- осведомился Дрю-Доренко. -- А к чему  оживлять?
Лучше  закопать на  этом самом  юбилейном томе. Мэнсон пусть  и  закапывает,
поглубже и подальше. Где-нибудь в Бурятии или на Колыме.
     -- Народ нас не поймет, -- сказал Великий Кормчий.
     -- Я тоже, -- поддержала Альгамбра Тэсс. -- Мне детей кормить надо!
     У Альгамбры было двое  детей от  трех мужей и девяти  любовников,  что,
несомненно,  являлось смелым евгеническим экспериментом. Исследовав  сильный
пол вдоль  и поперек, она утверждала,  что  ни один в сравнении с Конаном не
тянет --  хотя  бы по  той  причине,  что мужики  приходят и уходят, а Конан
остается.
     -- Вот  что, --  сказал Кингсли-Киселев, --  а  не  добавить  ли нам  к
Хайбории новую страну Руссландию? Отправим в нее Конана, и пусть он выпустит
кишки Илье Муромцу.
     -- Это непатриотично, -- возразил Халявин.
     -- Тогда Соловью-разбойнику!
     -- Чушь! Ах,  какая  чушь! Жалкое  русофильство! --  взмахнула  кудрями
Альгамбра. Цвет  их  по  временам  менялся,  знаменуя  очередные  победы  на
сексуальном  фронте. В данный момент Альгамбра была платиновой блондинкой --
что,  в  отсутствие воздыхателя, знаменовало  ожидание  и поиск. Навивая  на
палец  прядь  волос, она в задумчивости протянула: --  Вот  если  переселить
Конана  в  тело   женщины...   рыжеволосой   разбойницы...   этакой  Конанши
Варварши...
     -- ... то будет не Конан, а  Рыжая Соня, -- закончил Лайонз-Леонсон. --
Про Соньку мы уже писали, так что я поддерживаю Жекину идею, но, разумеется,
без муромцев и соловьев. Свести бы его с Тарзаном или Бэтменом...
     -- С Джеймсом Бондом, -- подсказал Доренко. -- А  что? Представьте, что
в КГБ построили машину времени и заманили в  нее Бонда. Он провалился сквозь
ледниковый период, попал в  хайборийскую  эру  и  повстречался с  Конаном. А
Конан уже аквилонский король и очень нуждается в разведке... Вот Бондик этим
и  займется,  организует  филиал  МИ-5  или  "Моссада",  прижмет   туранских
террористов и женится на  поп-звезде из Черных Королевств, которую спасет от
извращенца-мага.
     -- Насчет извращенца прошу уточнить, -- потребовал Жека Киселев.
     -- Пожалуйста! Заглянем в курс частной сексопатологии... -- Дрю вытащил
из  сумки  толстенную  книгу,   раскрыл  ее  и  забормотал:  --  Зоофилия...
копрофемия...  мазохизм...  эксгибиционизм...  педофилия...  трансвестизм...
некрофилия... Вот,  некрофилия!  И описание  случаев  есть! Хотя  бы  такой:
мужчина тридцати пяти лет,  отец  двух детей, систематически убивал саперной
лопаткой  девушек,  с  трупами  которых совершал  половые  акты. Убил  таким
образом  тринадцать  человек  и  попался.  На  вопрос, зачем  он  это делал,
ответил,  что если  бы следователи сами попробовали,  то  их  бы за  уши  не
оттянуть...  Отличный  оживляж!  Как  считаете? --  Подмигнув  Киму, Доренко
уставился на Халявина.
     "Это правда?!" -- ужаснулся Трикси в глубине Кимова сознания.
     "Правда, -- подтвердил Ким. -- Медицинский факт".
     "Вот!  А  ты  сердился,  что  мне  не нравится ваш  способ размножения.
Сказал, святое! Да у существ, которые дышат метаном, такое сочли бы..."
     "Заткнись! -- распорядился Ким. -- Еще раз объясняю: это  не  святое, а
чистая клиника!"
     -- Не пойдет, -- сказал Халявин, почесывая длинный  нос. --  То  есть с
Бондом можно, а с извращениями нельзя. Нас молодое поколение читает. Они...
     -- ...об извращениях  знают больше нашего, --  перебил  Доренко. --  Но
если некрофилия не годится,  отправим Бонда  с  Конаном в гарем, и пусть они
посоревнуются, кто больше обесчестит жен туранского султана. Я  готов  такое
изваять. Образ любимой  султанской  жены  спишу  с Альгамбры,  а Пичи  будет
евнухом.
     Киселев  и Леонсон  заржали, Пичи  кисло  улыбнулся,  а  Альгамбра Тэсс
зашипела:
     -- Самцы вы все! Ах, какие вы вонючие похотливые самцы!
     -- От самки  слышу, --  парировал  Дрю. --  Что глядишь на  меня синими
брызгами? Это ведь  вымысел, дорогая,  литературная игра! Я не зарезал  Деда
Мороза и не похитил невинность Снегурочки!
     -- Так она тебе и даст... -- буркнул Миша Леонсон.
     Нергалья  Задница  звякнул колокольчиком  и  со  словами:  "К  порядку,
граждане!" -- повернулся к Киму:
     -- Что у вас, Мэнсон? Есть идеи?
     -- Нет... пожалуй, нет... -- промямлил Ким.  -- Я,  видите  ли, увлечен
своим текущим сюжетом. Погрузился и с головой ушел в роман.
     -- Кстати, как он у вас называется?
     --  Грот  Дайомы. Дайома  -- это рыжая,  зеленоглазая,  а  еще  имеются
блондинка, духи, колдуны, разбойники и  целое кладбище трупов. Вот только  с
конем...
     --  Коня я вам прощаю! -- Халявин небрежно  повел рукой  и повторил: --
Грот Дайомы... Неплохо, Мэнсон, неплохо!  Через  недельку  рассчитывайте  на
аванс. --  Он осмотрел остальных конанистов, задержавшись хмурым взглядом на
Френсисе  Пичи,  и  произнес: -- Хочу  отметить,  что мозговая  атака прошла
успешно и породила ряд плодотворных  идей. Хмм, да... плодотворных в той или
иной степени... В общем, руководству есть над чем подумать. Все свободны!
     Писатели,  приободрившись  и  облегченно  вздыхая,  стали  расходиться.
Альгамбра  облизала  губки и  томно  улыбнулась  Киму,  но он остался глух к
намекам  и  поскорее выскользнул  на  улицу  -- а  там,  вслед  за  Доренко,
направился к его машине, побитому жизнью "Москвичу". Доренко, бывший кузнец,
бывший  спецназовец,  бывший  историк  и  бывший  что-то   там  еще,  владел
различными талантами, причем из  каждого  умел  извлечь прямую выгоду. Кроме
сочинительства,  он занимался  преподаванием ушу и джиу-джитсу, пописывал  в
желтую  прессу статейки, читал  в  пединституте  лекции и  вел радиоклуб для
девушек (как сохранить фигуру и защититься от насильника).  Но  все это были
лишь  способы  для добывания денег и улучшения  качества жизни,  а страсть у
Памора-Сергея была одна: оружие. Не автоматы и базуки, а благородные клинки,
секиры, копья, дротики, кинжалы и булавы,  которые он делал  сам, раздобывая
заготовки из инструментальной стали, бронзу, кость и дерево твердых пород.
     Усевшись в машину, Дрю сказал:
     -- Ко мне поедем, пиво пить за твой успех. Это надо же! Это ведь случай
невиданный  в  хайборийской  истории!  Чтоб  Задница  пообещал   аванс!  Мне
казалось, он слова такого не знает.
     "Москвич" чихнул, пофыркал,  но послушно  завелся,  и  они  покатили на
Гражданку, на Северный проспект, в обитель Дрю, в точно  такую же  квартиру,
как у  Кононова,  если не считать  ее  стен,  увешанных  острым  железом,  и
небольшой кладовки,  превращенной в арсенал. Добравшись  без происшествий до
места и  прихватив  соленых  крендельков, воблу и бутылки  (не  какой-нибудь
"Гиннес" или "Туборг", а пр