-- За
такое дело и прав не жалко!
     Он  повернул налево, потом направо, проехал метров сорок и остановился.
Ким сунул ему две купюры с изображением Линкольна
     -- Жди! Я быстро, одна нога тут, другая там.
     Ремонтники уже трудились, и  в ресторанном зале царила суматоха. Славик
тоже был здесь и бросился к Киму, точно утопающий в поисках спасения.
     -- Ким Николаевич! Были  мы  там  с капитаном,  были!  Капитан остался,
сотрудниц загса опрашивает... Но пока ничего! Никаких новостей.
     -- Зато у меня их целый ворох. -- Ким быстро шагал в комнату отдыха. --
Перехватили  Дашу где-то,  у  загса или  по  дороге перехватили,  впихнули в
машину и в Комарове отвезли. Такие вот, Славик, дела. Ты, часом, комаровский
адрес не знаешь?
     -- Нет. Это что же получается? Киднепинг... хуже  бандитского наезда...
А вы уверены, Ким Николаевич? Ну, что все так и было?
     -- Уверен.  Видели тачку и Дашу в ней  на  Выборгском  шоссе.  Ехали на
север. -- Ким сдвинул стеллажи и начал подниматься по лестнице.
     -- Видели? Кто видел?
     -- Люди,  --  неопределенно пояснил Кононов. -- Вот что, Слава, ты  тут
хозяйничай, а я за ней отправлюсь. Адресок узнаю поточнее и поеду.
     Менеджер слегка переменился в лице.
     -- Дай  вам  бог  удачи. Супруг  ее,  Пал  Палыч... говорят, суров! Еще
говорят...
     Но  Ким  уже  не  слышал. Поднявшись  наверх,  он  заглянул в  кабинет,
покосился на розы, еще не успевшие увянуть, вздохнул и  отправился на кухню.
Там, в шкафчике  под раковиной, стояла  кувалда и лежали диски в брезентовой
сумочке. Прихватив  то  и другое, Ким  вышел через  черный ход, спустился во
двор и бегом помчался  к "Тойоте". Пудовый молот он нес на  плече, почти его
не ощущая; казалось  странным, что не  так давно  он еле  ноги  волочил  под
тяжестью кувалды.
     -- Ну у тебя  и молоточек! -- встретил его щуплый водитель. -- Таким не
гвозди забивать, а сваи!
     -- В корень смотришь, -- подтвердил Ким. -- Сваи и забиваю. Пальмовые.
     --  А  зачем?  --  Они  выехали  на  улицу  Рубинштейна  и  свернули  к
Загородному проспекту.
     -- Ты о королевстве Самоа слыхал? Правит там Сусуга Малиетоа Танумафили
Второй,   и   нынче   пожелалось   Его   Величеству   иметь   резиденцию   в
Санкт-Петербурге. Вот и  строим... на  Зине  Портновой строим, в южной части
города, где климат для самоанцев более подходящий.
     -- А сваи бить какого хрена? И для чего пальмовые?
     --  У самоанцев все дома  на  пальмовых сваях, даже королевский дворец.
Забивают  молотом, ручная  работа,  ювелирная, никакой  тебе техники...  Что
поделать, такой у них национальный обычай! Вот и корячимся.
     -- Платят-то хоть прилично?
     -- Вполне. В свободно конвертируемых самоанских пиастрах. Если на баксы
пересчитать, выйдет тридцатка в день.
     --  Ого! -- Водитель восхищенно цыкнул. -- А  можно ли  в вашу  бригаду
пристроиться?
     -- Ты сначала мою кувалду подними, -- сказал Кононов и усмехнулся.
     Пробок им больше не  встретилось, и через сорок минут Ким  высадился  у
дома двадцать пять по  улице Зины Портновой. Был полдень, по бирюзовому небу
гусиным пухом плыли облака,  солнце сияло, отражаясь в  витринах и окнах,  и
даже серые  унылые строения  казались  праздничными  и нарядными. Редкий для
Питера зной, цветное белье, развешанное не балконах, полуголые смуглые парни
и  девицы в  топиках, бананы  и ананасы  на лотках придавали скромной  улице
экзотику, будто Ким попал в Гавану или даже  в Рио-де-Жанейро. "Только пальм
и не хватает", -- пробормотал он, огибая длинный девятиэтажный дом.
     Во дворе, у  склада-"корабля", толкались, суетились, орали и грузились.
Ящики,  коробки,  упаковки,  дюжина  работников,  нежный  перезвон  бутылок,
бочонки с пивом,  резкий запах  спирта... Добро  таскали  в  три приземистых
микроавтобуса, два "Москвича"-"каблука" и маленький грузовичок с надписью по
борту: "АООО П.П.Чернова. Развозка продукции".
     "Ну,  я вас развезу!"  --  подумал  Кононов,  послав беззвучную команду
Трикси.  На  этот  раз он не  заметил  ощутимых перемен  -- тех, от  которых
распирало мышцы и  тело казалось переполненным энергией сосудом. Но перемены
все  же  были, не  столько  физические,  сколько психические; он  чувствовал
ярость, холодное бешенство матерого убийцы, несокрушимую уверенность в своем
законном праве ломать и разносить. Эти древние  инстинкты  странным  образом
сливались  с понятиями человека современного, знавшего, что достижение  цели
не обязательно требует убийства  и насилия, что лучшее оружие -- страх и что
угроза, веская и зримая, пугает больше, чем изощренные пытки.
     "Вперед! -- сказал ему Конан.  -- Иди и вышиби  мозги из  этих смрадных
псов!"  "Псы-то они псы, да только разные, --  возразил Ким. --  Эти, что  у
входа мельтешат, дворняги-работяги -- за что их бить? Женщину мою не крали и
в ресторане не буянили... А терьеры и бульдоги -- те  за воротами,  и с ними
другой  разговор.  Однако  и  тут   желательна  умеренность.   Если  они  не
возникнут..." "Когда возникнут, поздно будет, -- гнул  свою линию Конан.  --
Ты,  интеллигентское  отродье,  слишком  уж  мягкосердечен!  Первым  бей!  В
лобешник! Ферштейн?" "Яволь!" -- ответил Ким, направляясь к складу и слушая,
как  недовольно бурчит  Конан: "Всех  в расход, и шавок, и бульдогов,  всех!
Коленом в яйца, локтем в почки  и кулаком в  висок... Чтоб пасть разинуть не
успели, Нергалья моча..."
     Приблизившись  к воротам,  Ким  грохнул в железную створку  кувалдой  и
заревел:
     -- Кончать погрузку! Все  на выход, живо! Склад закрывается на ревизию!
Пожарной  инспекцией и службой  медицинской страховки! Разбегайтесь, братва,
ОМОН на подходе!
     Грузчики, толкаясь  и  матерясь,  ринулись к  машинам, а Ким перешагнул
порог, закрыл ворота, лязгнул засовом  и огляделся. Все, как  прежде: тут --
стеллажи  с  горячительным,  там  -- с безалкогольной продукцией,  вверху --
гирлянды лампочек, внизу  -- бетонный пол,  слева -- складские пространства,
справа, за штабелями коробок и ящиков, -- стойка, изогнутая буквой "П", а за
нею --  дверь  в  подвал.  От стойки  к  Кононову  уже  спешил мордоворот  в
пятнистом комбинезоне.
     -- Ты чего, мужик? Типа, инспектор? Документ покажь!
     "Из  новеньких, из незнакомых", --  подумал  Ким и  саданул его в живот
рукоятью кувалды. Затем,  посматривая  туда-сюда,  лавируя  между  штабелями
готового к отправке груза, двинулся к закутку кладовщика. Знакомых личностей
не попадалось, ни Петрухи, ни Коблова, ни рыбаков, поймавших его у больницы;
под   дальней   стеной  возились   двое  работяг,   что-то   сортировали   и
перекладывали,  а в глубине помещения  девушка  в  длинном  халате протирала
бутылки. Визит инспектора их, видимо, не взволновал.
     На стойке, делая ее еще выше, стояли три лакированных ящичка с золотыми
надписями:  "Cognac. Camus  Napoleon". "Штучный  дорогой  товар",  --  понял
Кононов и, размахнувшись молотом, сшиб первый ящик на пол.  Дерево треснуло,
жалобно звякнуло стекло, горлышки  бутылок взмыли вверх  вместе  с  фонтаном
осколков,  и в воздухе  стал разливаться  аромат  драгоценного  французского
коньяка.
     --  Вай,  чэго такое?  -- Над стойкой возникла ошеломленная  физиономия
Мурада. -- Ты сронил, дубина пьяная? Ты, дэшевка? Год тэперь нэ разочтешься!
Ты кто?
     --  Инвалид  в  пальто!  --  рявкнул  Ким.  --  Пилот  Су-30 [Су-30  --
истребитель-бомбардировщик]  без обеих ног, ветеран афганской и чеченской! И
сей момент устрою здесь ковровое бомбометание!
     Он грохнул молотом  по второму ящику,  разнес  третий в  груду  щепок и
осколков и перепрыгнул через стойку.  Девушка в халате испуганно вскрикнула,
Но работяги ухом не повели, лишь принялись интенсивно  сопеть и  нюхать. Ким
шагнул к  отпрянувшему Мураду. Кувалда покачивалась в его руках, побрякивали
стальные  диски в  сумке, под  ногами  скрипело  стекло.  Смуглая горбоносая
физиономия кладовщика начала бледнеть.
     --  Что, узнаешь? -- Ким легонько  подтолкнул его кувалдой,  загоняя  в
щель между столом и топчаном. -- Узнаешь, спрашиваю?
     -- Ты... это... пысатель...
     -- Я  не только писатель, еще поэт и музыкант, -- сообщил Кононов. -- И
нынче мы с тобой исполним про  колокольчики во ржи... Ты будешь петь, а я --
аккомпанировать!
     Давая  выход  ярости,  он  грохнул  по столу  кувалдой.  Стол  крякнул,
покачнулся и рассыпался.
     -- Э? -- не понял Мурад. -- Какие пэсни, какие калакольчики?
     -- Из Комарове. -- Ким придвинулся ближе и ухватил дрожащего кладовщика
за шею. --  Интересуюсь  я цветочками,  что у  Пал  Пальма  растут, у твоего
хозяина. Вот только где?  Адрес, быстро!  Улица, номер дома, особые приметы?
Говори!
     Он шевельнул пальцами, исторгнув у Мурада вопль боли.
     -- Нэ знаю  я! Аллахом клянусь, нэ  знаю! Я  чэловек малэнъкий,  там не
бывал! Здэсь сижу, на складе... Я вааще хазяина три раза видэл!
     "Ухо  откуси,  -- посоветовал  Конан.  --  Можно палец, но ухо помягче,
костей в нем нет".
     Ким жутко ощерился, лязгнул зубами, склонился к лицу кладовщика.
     -- Врешь!
     -- Нэ вру!  Толян к нему ездит с Сашкой, возит вино,  продукты, так нэт
сейчас Толяна... Еще Гиря ездил со своими... Так Гири тоже нэт!
     --   Вот  это  правда,   --  согласился  Кононов,  примериваясь  к  уху
горбоносого. --  Про Гирю истинная  правда,  а  остальное мы  узнаем. Больно
будет, но ты уж потерпи... Тебе какое ухо оставить, левое или правое?
     -- А-а!.. -- дико завопил Мурад, и  в то же  мгновение над головою Кима
засвистели пули. Одна  чиркнула  кладовщика  по  ребрам,  и  вопль  сменился
громкими  стонами.  Ким  рухнул на  пол,  пополз к загородке,  к тому  углу,
который  был дальше от выхода и ближе к  подвальной  двери. В стену  ударила
новая очередь, брызнул бетон, и  резкий  противный запах смешался с ароматом
коньяка. Опять выстрелы, потом -- голос, вроде, бы знакомый:
     -- Эй, фокусник, выходи! Кончились хайборийские шутки!
     Привстав  на колено, Ким оглядел помещение  и  тут же  прижался к полу.
Диспозиция была неприятной: слева -- сероглазик Зайцев и трое  с автоматами,
справа -- еще пятеро, тоже не пустые.  В подвале прятались или за  ящиками и
стеллажами?  Впрочем, не важно; прятались, значит, ждали,  а если ждали, то,
выходит,  вычислили. "Аналитики!.." --  подумал Кононов и, скрипнув  зубами,
полез в сумку.
     Пробудился Трикси:
     "Кажется, засада?"
     -- Не кажется! -- рявкнул Ким. --  Восемь пиктов при оружии! Ну, пущу я
им кровушку...
     -- Ты что там бормочешь? -- снова послышался голос Зайцева. -- Сказано,
выходи! К Анасу Икрамовичу отвезем,  очень желает  с тобой познакомиться. --
Выждав  секунду, он добавил: -- Хочешь, чтобы еще  постреляли?  Не  въехал в
ситуацию? Ну так объясняю: кончен бал, погасли свечи!
     -- Это  как  сказать, -- ответил  Кононов,  стремительно приподнялся  и
метнул два диска.
     За ящиками  заорали, раздался стук упавшего  оружия,  грохот  рухнувших
стеллажей и звон стекла. Мурад, валявшийся под топчаном, простонал:
     -- Вай, перэбьют все... Что хазяину скажу?.. И что хазяин скажет?..
     Не  обращая на него внимания,  Ким огляделся  и  довольно хмыкнул. Двое
врагов ворочались  в  груде  разбитых  бутылок и переломанных досок --  один
зажимал рану  на  темени,  другой  пытался  выдернуть  диск  из  предплечья.
Остальные  попрятались  кто куда,  только торчали  над  коробками  вороненые
стволы да виднелась светлая шевелюра Зайцева. Кононов бросил  диск, и голова
сероглазика исчезла.
     "Убьешь их?" -- печально спросил Трикси.
     "Убью! -- ответил кто-то, то  ли Ким,  то ли Конан. --  Убью и на ремни
порежу, клянусь утробой Крома!"
     "Убьешь и ничего не узнаешь. Ты ведь не убивать пришел, а выяснить, где
твоя женщина", -- напомнил дух.
     "Выясню.  У  Мурада. Уши  оторву,  пальцы сломаю,  Нергалья кровь!  Все
скажет!"
     "Не скажет. Я проверил его память и  выяснил,  что  он не лжет. Зондаж,
конечно, неглубокий, но  страх  обостряет  чувства  и  мысли.  Он  в  полном
неведении и очень боится".
     Ким нахмурился. Вот непруха! Был бы на складе этот Толян или другой  из
хозяйских  "шестерок"...  А  можно  ли  до  них  добраться?  Ну, разумеется!
Тряхнуть  Мурада  и  узнать, куда везут  коньяк  да  пиво,  пройтись по этим
кабакам...  В каждом директор сидит из ближних холуев  Пал  Палыча... Глотку
коленом придавить, расскажет!
     "Реальное дело, но долгое, -- решил Кононов. -- Вот если бы..."
     Снова увидев  макушку Зайцева,  он размахнулся и  бросил  диск  -- так,
попугать. Стальные зубья  с силой врезались в ящик,  диск задрожал, загудел.
"Куда  кидаешь?  --  разворчался киммериец. -- Не в  деревяшку  надо,  а  по
черепу!"
     Сероглазый, прячась за коробками, помахал рукой с белым платочком.
     -- Эй, фокусник! Перемирие!
     -- Что предлагаешь? -- отозвался Ким.
     -- Садись в машину, поедем к Икрамову. Мочить тебя не велено.
     "Мочить! Я сам вас замочу! В крови искупаю!" -- рыкнул Конан, но тут же
Ким  услышал Дашин  голос: "Бывал он  у Павла... нечасто,  раз в  три-четыре
месяца..." Бывал! Надо думать, не забыл дорогу!
     На всякий случай вытащив диск, Кононов поднялся.
     -- К  Икрамову, говоришь? Ну, поедем,  только  на моих  условиях: ты  и
водитель впереди, я сзади. Один.
     -- Шутить изволишь?
     -- Нет. Иначе...
     -- Что иначе? -- спросил сероглазик после недолгой паузы.
     -- В ящик сыграете. Ящиков тут много, и кандидаты на отгрузку уже есть.
     Прищурившись, Зайцев поглядел на  Кима, на зубастую звезду в его ладони
и на  своих бойцов  -- тех,  что  прятались за стеллажами, и  тех двоих, что
оставались на виду. Раненый в голову был без чувств,  его компаньон стонал и
ругался, ворочаясь  в кровавой луже. Выдернуть диск ему не удалось -- видно,
засел в кости.
     --  Открыть дверь и  вынести  раненых,  --  велел сероглазый. -- Все по
машинам, и убирайтесь!  Конец  операции.  -- Он  повернулся  к Киму.  --  Ты
поедешь со мной. Один, на заднем сиденье. Доволен?
     -- Просто счастлив, -- сказал Кононов.
     * * *
Диалог двенадцатый
     --  Зря  ты  это затеяла, Дашенька, зря,  рыбка  моя  золотая.  Ты  как
грозилась? Или по-твоему,  или по-плохому? Хе-хе... Ну, а  вышло не так и не
этак... по-моему вышло, красавица моя! И теперь...
     -- Не подходи!
     -- Ладно, ладно... Ты глазками-то не сверкай и не маши кулачком! Я ведь
тебя не неволю... Я что тебе сказал? Сказал, своим не делюсь, не  отдаю и не
дарю -- что мое, то мое. Еще сказал, приезжай, поговорим, выясним, чего тебе
не хватает, посмотрим друг на друга... По-всякому ведь можно посмотреть, и с
лаской,  и с угрозой. Ты вот  как на меня смотришь? Словно на гнилой банан в
мусорном бачке... А я?  Я как смотрю? Я смотрю с любовью, даже  с обожанием!
Как  голубь на голубку,  как  петушок на курочку! Как муж  на свою  законную
супругу, которую он сейчас обнимет, приласкает и...
     -- Руки! Руки прочь!
     --  Да  что  с  тобой,  золотце!  Ну-ка, еще  раз  на меня  взгляни, не
отворачивай  личико... вот так, вот так... обнять  меня не хочешь, нет? Хмм,
странно... А я думаю, хочешь! Иди сюда! Ко мне! Ближе, ближе... еще ближе...
Губки у тебя такие нежные, такие сла...
     Звук  пощечины, удивленный возглас. Резко хлопает дверь, щелкают замки.
Потом:
     -- Ничего,  моя  красавица, ничего... Посиди пока что в пентхаусе, а мы
еще поиграем в гляделки!

Глава 13. Крестный отец чеченской мафии
     Один  энтузиаст затратил  много  сил, чтобы  поймать  вампира -- самого
настоящего,  который  питается человечьей  кровью.  Поймал.  И  чем  теперь,
скажите, его кормить?
     Майкл Мэнсон "Мемуары.
     Суждения по разным поводам".
     Москва, изд-во "ЭКС-Академия", 2052 г.
     По Ленинскому проспекту, затем  по Московскому  до Сенной, по Гороховой
улице к Дворцовому мосту, через мост на  Стрелку  Васильевского острова,  по
набережной к  другому мосту,  Тучкову,  затем по  узким улочкам  и переулкам
Петроградской стороны  и снова через  мост... "На Каменный остров везут", --
понял Ким-. Каменный остров в Питере  --  место таинственное, загадочное; не
улицы тут, а  аллеи, зелени  много,  домов  мало, и  огорожены они  высокими
длинными заборами. В былые времена стояли тут летние дворцы и  резиденции, и
кое-что сохранилось, подобно обелискам на  заброшенном кладбище: дача принца
Ольденбургского, особняк Бельзена, дом Мертенса, дом Фаллейвейдера,  Голубая
дача,  дача  Половцева.  В  минувшую советскую  эпоху здесь был  обкомовский
заповедник:  что-то из старого подновили, что-то  построили заново и обнесли
стенами,  чтоб  рядовой  гражданин не  подглядывал, как  отдыхают  и  пируют
избранники народа. В эру демократии и гласности судьба строений, как старых,
так и  новых,  а  также  садов  и огороженных участков  была покрыта мраком;
ходили слухи,  что одни из них используются городским правительством, другие
тихо  догнивают,  а третьи проданы, и  в них  теперь  обосновались олигархи.
"Места и в  самом деле для олигархов подходящие, -- думал Ким, посматривая в
окно, --  свежий  воздух, тишина,  приятные  пейзажи.  Как раз  такие, чтобы
расслабиться после трудов по возведению пирамид".
     Машина  свернула   с  Березовой  аллеи  на  Кленовую,  и  Зайцев  хмуро
пробурчал:
     -- Подъезжаем. Смотри,  фокусник,  любуйся. Может,  больше ничего  и не
увидишь.
     Ким не ответил, но молчаливо  согласился, что полюбоваться  стоит.  Они
приближались к зданию в  древнеегипетском стиле: квадрат  с башнями-пилонами
по четырем  углам, с пятой башней  посередине, с узкими бойницами-окошками и
плоской  кровлей.  Стены  из серого  камня,  гладкий,  без  украшений фасад,
ворота, высота которых казалась вдвое больше ширины... К ним тянулся мощеный
пандус,  а по  его  сторонам лежали  на  каменных  цоколях львы,  похожие на
сфинксов, символ  величия  и власти фараона. Конечно, Анас Икрамович Икрамов
был не единственным владыкой  в  этой части света; были тут другие фараоны и
цари,  номархи и  князья, но территории и прибыльных занятий всем хватало --
Россия, как-никак, побольше Древнего Египта.
     Глядя на серое монументальное строение в конце аллеи, Ким  почувствовал
творческий  импульс, который  неизменно порождали в  нем  странные  зрелища,
новые  виды  и  необычные люди. Машина,  мощный  "БМВ", плавно  покачиваясь,
катила к  обители Икрамова, шофер  и сероглазый Зайцев  молчали, не  нарушая
тишины ни вздохом, ни словами, мелькали древесные стволы и каменные львы, но
Кононов был уже не здесь, не в этой  реальности. Сейчас он разглядывал замок
Кро  Ганбор,  оценивая  высоту его парапетов  и  башен,  количество  бойниц,
надежность  гарнизона  и протяженность стен; пересчитывал окна  и  лестницы,
примеривался  к  воротам  -- удастся ли высадить их  секирой  или  необходим
таран?.. -- прикидывал, прочны ли решетки и окружают ли крепость рвы. В этот
момент,  хоть Ким не  расстался с кувалдой и, разумеется, с мощью и яростным
нравом  Конана, его  бы взяли голыми руками; погружение в  транс сделало его
беспомощным и беззащитным, как впавшего в спячку сурка.
     Но Зайцев, к счастью, не был литератором.
     * * *
     Замок Кро  Ганбор стоял  на вершине утеса, возвышаясь над серой морской
поверхностью на добрую сотню локтей.
     Он был  не так уж стар: его стены, башни и главная цитадель насчитывали
сто или сто пятьдесят лет, и хотя их камни  потемнели под  действием вьюг  и
ветров, но не растрескались, не вывалились из кладки; ни один зубец парапета
не покосился, а на окованных железом вратах не замечалось и следов ржавчины.
Конан мог лишь строить догадки, каким образом была воздвигнута эта цитадель.
Вероятно, не без помощи магии! Иначе откуда бы Гор-Небсехт взял людей для ее
постройки? Обитатели  этих холодных и  бедных краев предпочитали меч и копье
всем  другим  орудиям, а если уж брались  за  топор, то  воздвигали  дома