ье человечества.

  * * *
Дня три Минца никто не видел. Соседи, зная о том, какие научные "запои"
бывают у профессора, ставили у двери молоко, хлеб и пепси-колу. Минц
инстинктивно отворял дверь и брал приношения. Не замечая этого.
  На четвертый день веселый Минц с утра включил оживленную музыку Гайдна,
отворил окно, потопал немного, изображая зарядку, выпил принесенное
Ксенией молоко, а потом отправился к Удалову. Корнелий только что вышел из
ванной, побритый и добрый.
  - Корнелий, кажется, я решил проблему, - сказал Минц.
  - Истинной рожи? - догадался Удалов.
  - Или истинного лица.
  - Вы проходите, проходите. Ксюша, принесешь каши Льву Христофоровичу?
  - Несу! - откликнулась Ксения. - Вам с молочком или с вареньем?
  - С медом, - ответил профессор и продолжал, обращаясь к Удалову: - Мы с
вами пошли по неправильному пути. По пути, лишенному парадоксов. Мы хотим
увидеть истинное лицо человека. Но зачем?
  - Чтобы он стал лучше, - без запинки ответил Удалов. - Или чтобы задержать
его и сдать в милицию.
  - Именно твой первый ответ, Корнелий, меня порадовал. А второй огорчил. Мы
хотим увидеть истинное лицо человека, чтобы уменьшить на планете число
преступлений и злых дел, изжить несправедливость и жестокость. А для этого
надо, чтобы человек увидел самого себя!
  - Не понимаю, - сказал Удалов.
  Минц не спеша поскреб ложкой по тарелке, собрал с каши мед и сунул в рот.
  - А когда человек увидит собственное лицо таким, каков есть его внутренний
облик, он ужаснется и скажет: что я наделал! Каждый из нас живет с самим
собой, и воспитание человечества я переношу на индивидуальный уровень.
  Удалов ничего не понимал.
  - Сиди здесь, я тебя позову, - приказал Минц.
  Он поднялся из-за стола, подошел к платяному шкафу, узкая створка которого
была зеркальной, вынул из кармана пузырек с какой-то мазью и ватку. И,
потряхивая пузырьком, чтобы мазь попадала на ватку, он стал возить ваткой
по зеркалу.
  Когда работа была завершена, Минц сказал:
  - Теперь подождем, пока просохнет.
  Удалов сделал вид, что ничему не удивляется, хотя не переставал удивляться
гениальности Минца, и принялся за чай.
  Но не успели они допить чай, как Лев Христофорович, кинув взгляд на
зеркало, произнес:
  - Ну вот, все готово.
  - Что готово?
  - Истина, Корнелий. Подойди к зеркалу.
  Корнелий послушно поднялся и подошел к зеркалу.
  И ничего особенного не увидел. Полчаса назад это же лицо он лицезрел в
ванной, в тамошнее зеркало.
  - Ничего особенного не вижу, - сообщил он. - Наверное, эксперимент
провалился.
  - Что и следовало доказать! - ответил профессор. - Потому что ты, Удалов,
полностью соответствуешь сейчас своему внутреннему содержанию.
  - А что дальше?
  - Дальше я хотел тебе сказать, что видел вчера на улице Батыева. Вернулся
он к нам в Гусляр, ходят слухи, что назначат его главгором вместо Коли
Белосельского.
  - Что?! - воскликнул Удалов. - Не может быть!
  - Посмотри на себя в зеркало! - приказал Минц.
  Удалов обернулся к зеркалу и был поражен тем, что из зеркала на него
глядело странное животное, похожее во многом на Удалова - например,
лысиной и цветом венчика волос вокруг лысины. Но уши его стояли высоко, на
лице почему-то росла шерсть, верхняя губа была раздвоена - Удалов увидел
себя в образе зайца, правда, зубы у зайца были хищные, оскаленные, и это
нарушало полноту образа.
  - Кто это? - спросил Удалов.
  - Кто это? - откликнулся зверь в зеркале.
  - Это ты сам, Корнелий, - ответил Минц. - Это твоя истинная сущность на
настоящий момент. Мое сообщение о Батыеве испугало тебя, превратило внутри
в дрожащего зайчишку, а все сильное в тебе сконцентрировалось в зубах, так
что получился заяц, который будет кусаться до последнего патрона.
  - Это я?
  Но на вопрос Корнелия и не стоило отвечать, потому что изображение зайца
на глазах расплывалось, возвращаясь к привычному образу Корнелия Удалова.
  - А теперь сам покажись, - попросил Удалов профессора. Ему нужно было
время, чтобы осознать величие изобретения.
  Минц безропотно подошел к зеркалу.
  Корнелий увидел Минца. Но вокруг его головы сияли яркие лучи, от чего в
комнате зазеркалья было куда светлее, чем в комнате Удалова.
  - А это что? - спросил Удалов.
  - Думаю, что отблеск моей гениальности, - сказал профессор и начал в
зеркале надуваться, превращаясь в гигантский воздушный шар, и даже стал
покачиваться, намереваясь оторваться от земли.
  - Высокого мнения о себе? - спросил Удалов, догадавшийся о причине
метаморфозы.
  - В сущности я ничего особенного не изобрел, - быстро ответил профессор и
принял первоначальный вид. Даже нимб вокруг его головы потускнел.
  - Спасибо, Лев Христофорович, - сказал тогда Удалов. - Я думаю, что
человечество отныне начнет новую жизнь. У вас найдется еще мазь?
  - Я хочу сделать ее побольше. Чем больше истинных зеркал, тем выше
моральный облик жителей города.
  И с этими словами профессор помазал зеркало в ванной, трюмо в спальне и
еще зеркало в прихожей.
  Когда он возвратился в комнату, друзья принялись обсуждать возможности
великого изобретения.
  - Надо в общественных местах намазать, - подумал вслух Удалов.
  - В общественных местах у нас зеркал нету, - усомнился Минц. - Трудно
отыскать такое, чтобы все в него смотрели.
  - А что, если установить? - спросил Удалов. - Ты пришел куда-нибудь,
допустим, на собрание пенсионеров, посмотрись сначала в зеркало. Если
увидел что-то непотребное, поворачивай и иди домой, не порти людям
настроение. Пусть везде будут зеркала!
  И тут из ванной донесся дикий крик.
  Кинувшись туда, мужчины столкнулись в дверях с Ксенией Удаловой. Она была
бледна как мел, руки ее тряслись, а сама она старалась через плечо
показать на зеркало, висевшее в ванной.
  - Там... - бормотала несчастная женщина. - Там чудовище...
  Удалов все понял.
  - О чем ты думала, когда в зеркало смотрела?
  - Я... Да я ни о чем не думаю, когда в зеркало смотрюсь! - Ксения нервным
движением поправила упавшую прядь волос.
  - А сейчас думала?..
  - Ну только об этой...
  - О ком?
  - О Ванде, вот о ком! Вчера к ним аргентинскую индюшатину привезли,
дешевую, под соусом. Она мне оставила? Нет, ты мне скажи, почему она мне
не оставила?
  - Все ясно, - сказал Удалов. - Работает наше изобретение.
  И он рассказал пораженной Ксении о волшебной мази.
  Ксения встретила известие с искренним восторгом. Правда, восторг был
эгоистического свойства. Суть его сводилась к фразе: "Вот теперь я их всех
выведу на чистую воду!"

  * * *
Николай Белосельский использовал изобретение практически. Во-первых,
приказал милиции установить зеркала на автобусной станции, в ресторане
"Золотой Гусь" и у входа в парк культуры. Возле зеркал распорядился
поставить милиционеров с записными книжками, которые должны были
фиксировать особо неприятные отражения. Милиционеры, конечно же, поставили
еще одно зеркало у себя в отделении, а Белосельский - на столе в приемной,
так что в ближайшие два дня раскрылось множество преступлений, дурных
замыслов и планов.
  На третий день обычный поток посетителей к Белосельскому иссяк. Оказалось,
что людям не так уж и приятно оглядываться на зеркало, которое строит тебе
рожи.
  Кризис наступил, когда к Белосельскому пришла Маша Дюшина, человек тихий,
невзрачный и безвредный. Она просила помочь с пособием ей как
матери-одиночке, а Белосельский, прежде чем начать беседу, нажал на
кнопку, связался с секретаршей, и та сказала условным шифром:
  - Катастрофа!
  Это означало крайнюю степень озверелости на лице Маши Дюшиной.
  Так что, руководствуясь объективным средством заглядывания в душу,
Белосельский сразу внутренне сжался, готовясь отказать женщине. На все его
вопросы Маша отвечала робко, ласково и беззлобно. Но Белосельский понимал,
что имеет дело с крайне хитрой и замкнутой стервой. Отказав, он проводил
плачущую Дюшину до приемной и поглядел, что же отразится в зеркале.
  В зеркале отразилось существо махонькое, бабочка с обломанными крыльями,
которая беспомощно ползла по лужайке...
  - Стойте! - вскричал Белосельский, понимая, что трагически ошибся.
  И в этот момент картинка в зеркале изменилась. Страшное лицо
женщины-убийцы заняло все зеркало.
  - Стой! - повторил Белосельский. Но уже другим тоном: - О чем вы сейчас
подумали?
  - Я их ненавижу, - произнесла Маша Дюшина, - я их всех перебить готова. -
И она показала на таракана, который мирно полз по плинтусу.
  Тогда Белосельский пригласил Дюшину снова в кабинет, выписал ей чек на
материальную помощь, а сам задумался. И понял, что к изобретению Минца
следует относиться с осторожностью. Не исключено, что в городе из-за этого
могут произойти трагические ошибки и неприятные недоразумения.
  Сам он попросил секретаршу зеркало убрать, а после работы подъехал к
своему приятелю, семью которого любил за уют и взаимную любовь.
  Когда он вошел в дом к приятелю, то увидел, что зеркало в прихожей
разбито, а осколки его сметены в угол.
  - Здравствуй, - сказал Белосельский, делая вид, что не заметил погрома. -
А Белла где?
  - А Белла твоей милостью уехала к маме, - ответил его приятель.
  - Что такое?
  - Она в зеркало заглянула, когда я брился и думал о палестинских
экстремистах, которые вчера самолет с заложниками захватили.
  - И что?
  - Она сказала, что с убийцей жить не может.
  - А кто зеркало в гостиной разбил? - спросил Белосельский, входя в комнату.
  - А это уже сегодня утром, - ответил приятель. - Она собиралась к маме, а
телевизор был включен. Там в сериале этот самый играл... усатый Педро!
  - И что?
  - Я смотрю, а она в зеркале уже голая и к кровати бежит. Тогда я ей и
сказал, что она правильно делает, что к маме уезжает.

  * * *
К рассвету четвертого дня все зеркала в Великом Гусляре были разбиты. Даже
в милиции - с помощью кулака начальника отделения майора Пронина,
увидевшего себя при входе в отделение в тот момент, когда переживал за
судьбу футбольной команды "Гусляр!", которой грозил переход в нижнюю
областную лигу.
  Минц так сказал Удалову, когда они обсуждали эту проблему:
  - Само мое изобретение гениально. Но оно не учитывает того, что человек
внутренне может реагировать на события неадекватно. Он может показаться
страшилищем, хотя подумал всего-навсего о соседской собаке, которая лает
во дворе, и равнодушно отнестись к землетрясению в соседнем городе, из-за
чего тот провалился под землю. Понимаешь?
  - Что же делать?
  - Передать зеркала следователям с предупреждением быть осторожными.
  - А в городе?
  - В городе мы придумаем что-нибудь другое.
  Удалов вернулся к себе. У него, конечно же, тоже все зеркала были разбиты
- большое сыном Максимом, а туалетное - Ксенией.
  Но тут Удалов вспомнил, что в чулане должно оставаться старое зеркало,
намазанное профессором Минцем на всякий случай.
  Он открыл чулан. Там было пыльно и пусто. Лишь низкое рычание донеслось из
того угла, где стояло на полу, прислоненное к стене, зеркало. Удалов
прищурился, приглядываясь к полутьме, и не мог не рассмеяться.
  Перед зеркалом сидел кот Васька. У его ног лежала придушенная мышь.
  В зеркале отражался могучий бенгальский тигр, а у его ног лежала дрожащая
Ксения Удалова с половой щеткой в руке.






  (с) Кир Булычев, 1996.
  (с) "Хронос", 1996.
  (с) Дизайн Дмитрий Ватолин, Михаил Манаков, 1998.
  (с) Набор текста, верстка, подготовка Михаил Манаков, 1998-2000.
  (с) Корректор Вадим Мамед-заде, 1999.
  Тексты произведений, статей, интервью, библиографии, рисунки и другие
материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНЫ без согласия авторов и издателей.



Кир Булычев


                                Отцы и дети


                                  Рассказ

                              Цикл - "Гусляр"

                            Написан - 1994 (?)


  Преимущества новой жизни в Великом Гусляре пожирала инфляция.
  - Словно черная пасть, - произнес Николай Белосельский, расхаживая по
своему кабинету и не глядя на собеседников. - Мы подняли пенсию, и тут же
подорожал хлеб. А что я могу поделать, если муку присылают из области по
новым ценам?
  - Пенсионерам трудно, - сказал Удалов, которому скоро уже было пора на
пенсию, а так хотелось еще пожить и даже съездить на Канарские острова. Не
исключено, что, если дальше так будет продолжаться, закроют заграницу, как
при Сталине, и прозеваешь жизненный шанс.
  - Вот мы и решили обратиться к вам, Лев Христофорович, - продолжал
Белосельский, не услышав реплики Удалова. - Изобретите что-нибудь
кардинальное.
  - Новую пищу? - спросил профессор Минц.
  - А из чего ее делать будете?
  - Из органики, - неуверенно ответил Минц и замолчал.
  - Это может пройти в больших городах, - сказал тогда умный Белосельский. -
А у нас завтра все будут знать, откуда вы взяли эту самую органику.
  - Мы не космический корабль, где все оборачивается по сто раз, - поддержал
Белосельского Удалов.
  Его пригласили на беседу Минца с Белосельским как представителя
общественности и третейского судью, потому что трезвое мнение Корнелия
Ивановича было важно для собеседников. Даже если он его не высказывал.
  - Что-то из ничего не бывает, - сказал Минц, будто был в том виноват. Хотя
закон сохранения энергии и иных вещей придумали задолго до него.
  - Вы думайте, профессор, думайте! - приказал Белосельский. - Люди не могут
поддерживать достойное существование.
  - Будем думать, - сказал профессор.
  Он был серьезен. Никогда в жизни перед ним еще не ставили такой глобальной
проблемы - спасти государство от кризиса.
  - Майские праздники у нас с Пасхой совпадают - людям хочется сесть за стол
и на свои средства досыта наесться и напиться, - закончил беседу
Белосельский. Он надеялся на Минца. Не раз профессор находил
парадоксальные выходы из безвыходных положений.

  * * *

  Профессор Минц разбудил Удалова на следующую ночь, часа в три.
  Удалов открыл на нерешительный звонок, полагая спросонья, что сын Максим
пришел с очередного приключения и боится потревожить маму. Но это был Минц
в пижаме. Остатки волос торчали как крылышки над ушами, очки были забыты
высоко на лбу.
  - Корнелий, прости, но надо поделиться, - громко прошептал Лев
Христофорович.
  - Неужели "эврика"? - спросил тоже шепотом Удалов. - Неужели так скоро?
  - Вижу свет в конце туннеля, - сообщил Минц. - Спустись ко мне, а то на
лестнице зябко.
  Когда они спустились к профессору, Минц поставил перед Удаловым лафитничек
с фирменной настойкой сложного лесного состава и предложил глотнуть.
  - Спасибо, - сказал Удалов. - Горю желанием узнать первым.
  - Вот именно! - обрадовался профессор. - Дружба для меня стоит выше прочих
привязанностей. От твоей реакции на мое очередное изобретение зависит
судьба страны.
  - Спасибо, - потупился Удалов, потом налил себе глоток из лафитничка.
Все-таки исторический момент.
  - Какая была поставлена задача городскими властями? - задал Минц
риторический вопрос. И сам, разумеется, ответил: - Накормить на праздники,
а потом и вообще городское население при условии, что ни зарплата, ни
пенсии, ни другие доходы не увеличатся. Полагаю, что любой другой ученый в
мире, исключая Ньютона и Эйнштейна...
  - А они померли, - вмешался Удалов.
  - А они скончались, не смог бы решить такую проблему. А я ее, кажется,
решил именно потому, что мыслю оригинально. Наоборот. Казалось бы, что
надо сделать?
  На этот раз вопрос был обращен к Удалову, и надо было отвечать.
  - Надо пенсии прибавить.
  - Чепуха. Денег на это нет.
  - Надо... аппетиты уменьшить.
  - Удалов, ты гений. Так проблему мог бы поставить лишь выдающийся ум
современности.
  Удалов смутился и налил из лафитничка в рюмку. Настойка была крепка и
душиста.
  - А как уменьшить аппетиты?
  - Таблетки от аппетита, да? - попробовал догадаться Удалов.
  - А как уменьшить ткани на одеяла и простыни? На пеленки? Как разместить в
автобусе пятьсот человек, когда с трудом помещается сто? Ну? Один шаг
остался, Удалов! Таблетки тут не помогут.
  Удалов этого шага сделать не смог.
  Тогда Минц взял со стола коробку из-под ботинок. В ней шуршало.
  - Смотри! - приказал он.
  На дне коробки лежала кошка с двумя котятами. Кошка была размером с мышку,
а котята - с мышат.
  - О нет! - воскликнул Удалов. - Только не это!
  - Не бойся, все не так трагично, - улыбнулся Минц. - Я не намереваюсь
превращать людей в мышей. Мы уменьшим нас лишь в два раза. В тебе сколько
сейчас?
  - Метр шестьдесят шесть.
  - Будет восемьдесят сантиметров. И тогда аппетит у тебя вдвое уменьшится,
и в автобус тебя вдвое влезет. А так как все остальные будут такие же, то
разницы никто не заметит. Зато благосостояние возрастет вдвое!
  - А стулья? - спросил Удалов.
  - Подпилим ножки, - ответил профессор.

  * * *

  Все было не так просто, как можно подумать. Времена у нас демократические.
Компартия собрала митинг протеста, хотел было приехать один депутат Думы,
но в последний момент испугался уменьшиться вместе со всеми. Именно со
всеми, потому что референдум дал 78 процентов голосов за минимизацию, 9
процентов были против, а остальные мнения не имели.
  Внесено было одно уточнение. Его сформулировал старик Ложкин, который
перед референдумом сказал:
  - Детей жалко. Мы-то свое отжили, нам бы покушать, а вдруг они расти
перестанут?
  Минц согласился с мнением Ложкина, поддержанным всем городом: хоть ты,
Минц, и обещаешь нас вернуть в обычное состояние, как только инфляция
закончится, рисковать здоровьем детей детсадовского и младшего школьного
возраста, которые, считай, много не съедят, народ не намерен.
  Ночью над городом поднялся воздушный шар, и Грубин с Минцем опылили спящие
дома, а детям перед сном дали таблетки, чтобы с ними чего не случилось.
  Сделав дело, Минц, все еще в противогазе, попрощался с Грубиным за руку и
сел за руль своего "москвича". Его ждали в области на конференции по
благосостоянию.
  Грубин махал ему вслед, уменьшаясь на глазах.
  Отъехав от города, Минц снял противогаз.
  На следующий день жители Великого Гусляра проснулись уменьшенные в два
раза.

  * * *

  На конференции доклад Минца вызвал страстные споры. Некоторые отвергали
его с порога, защищая права человека, другие просили поделиться опытом и
самим средством.
  Так что Минцу пришлось задержаться в области на несколько дней, а затем
вылететь в Москву для переговоров на высоком уровне.
  И возвратился он домой только перед самыми майскими праздниками.

  * * *

  С тревожным чувством подъезжал профессор к Гусляру. Он боялся, не вызвало
ли его изобретение побочных эффектов, а главное - смогут ли им достойно
распорядиться в центре, где сталкиваются интересы могучих ведомств.
  Странная тишина встретила Минца на въезде в Великий Гусляр.
  Улицы были пустынны, нигде ни души.
  Пушкинская улица недалеко от центра была перекрыта баррикадой из ящиков.
Минц вышел и негромко крикнул:
  - Есть кто живой?
  Отозвался только утренний ветер, что нес по улицам мусор.
  Вот и продовольственный магазин. Витрины разбиты, внутри тоже разорение.
Больше всего досталось кондитерскому отделу - от него остались только
осколки и груды ярких оберток. Винный отдел сохранился лучше прочих, и
хоть часть бутылок была разбита, но ни одна не почата.
  Махонькая, уменьшенная вдвое мышка пробежала, как паучок, по полу и
исчезла в углу.
  Минц пошел по улице дальше, прижимаясь к стенам домов. Чувство ужаса
овладело им.
  Когда он проходил мимо подвала магазина сельхозтехники, он услышал стон.
  Вровень с тротуаром было окошко, забранное решеткой. Стон доносился оттуда.
  - Кто там? - спросил Минц.
  - Это мы, люди...
  Минцу показалось, что он узнал голос Удалова.
  В несколько секунд Минц сбежал вниз по ступенькам, откинул засов, и из
темного подвала стали выползать ослабевшие, изможденные, несчастные люди.
Некоторые из них были избиты и исцарапаны. Можно было подумать, что на
город в отсутствие Минца напала стая пантер.
  Среди теней, в которые превратились гуслярцы,