дя к такой мысли, мы с Васей
стали думать, как без лыж обойтись.
  - Нельзя, - сказал Стендаль. - Нужна начальная скорость.
  Терентий поглядел на Мишу снисходительно, как академик от физики на
кандидата исторических наук, который сомневается в пи-мезонах.
  - Это дело можно проверить, - сказал он.
  - Что проверить?
  - Проверить, как идеи Бомбара приложимы к нашей скромной действительности.
Пошли?
  - Куда?
  - На испытания метода без лыж по Бомбару. Правда, мой братишка это лучше
делает, красивее. Но в принципе у любого получится. Главное - заранее не
помереть от страха.
  - Пришелец, - сказал Ложкин убежденно, следуя за молодыми людьми к выходу.
  - Нет, мы гуслярские, - ответил с достоинством Терентий Зайка.
  На улице, подойдя к печке, Терентий нагнулся, щелкнул, подкинул полешек в
топку и сказал:
  - Забирайтесь, не качает. Это я по городу медленно езжу, а на шоссе до
шестидесяти даю.
  По улице шел провизор Савич в пальто нараспашку и думал о чем-то своем,
значительном. Вдоль груди у него струился сиреневый галстук, точно такой
же, как у пришельца Зайки.
  - Здравствуйте, - сказал Стендаль. - Где галстук покупали?
  - А, здравствуйте, Миша. В универмаг вчера привезли. Вам нравится?
  И Савич проследовал далее, не заметив печки. А Стендаль обернулся к
Ложкину и спросил.
  - Как будет с галстуком?
  - Дьявольская хитрость, - сказал Ложкин.
  - Куда поедем? - спросил Стендаль, устраиваясь на лежанке и стараясь
сохранить достоинство, потому что раньше на печках не ездил.
  - Я на ней не поеду! - воскликнул Ложкин. - Еще в космос умыкнете. Я
читал, что вам человеческие рабы нужны. Вы мне скажите куда, и я пешком
пойду.
  - Рабы нам нужны, - ответил Терентий без улыбки. - Рабочих рук в лесу ой
как не хватает.
  - Вот-вот. Я издали погляжу. А куда идти?
  - К колокольне, на берег, - сказал Терентий. - Где раньше торговые ряды
стояли.
  Печка беззвучно приподнялась и поехала вперед. Лишь потрескивали дрова да
разговаривали любопытные зрители.
  - Товарищи, разойдитесь, - сказал им Терентий. - Нездоровое любопытство.
Уставились, как на машину кадиллак.
  Зрители послушались и освободили дорогу.
  - Сейчас я поднимусь на колокольню, - сказал Терентий, когда печка, набрав
скорость, двинулась по улице. - Там отперто, я проверял. Вы останетесь
внизу и будете наблюдать. Ясно?
  Колокольня была высока, над ней кружились вороны и тянулись серые облака.
Печка замерла на краю высокого обрыва у реки Гусь. От колокольни ее
отделял засыпанный мокрым снегом, с проплешинами зеленой травы пустырь. В
будущем году на пустыре должны были строить новую гостиницу. От реки
тянуло пещерным холодом.
  - Ну, пока, - сказал Терентий, спрыгивая с печки. - Я бы плащ взял,
холодно, но эксперимент должен быть чистым.
  Не произнеся больше ни слова, Терентий скинул пиджак на руки Стендалю и
четкими шагами поспешил к колокольне. Стендалем владели тревожные и
высокие предчувствия, и он понимал, что обыденными словами можно лишь
сорвать торжественность момента.
  Прошло минуты три. Стендаль стоял, облокотившись о теплую стенку печки,
ждал, но ничего не происходило, лишь кричали вороны да прибежал старик
Ложкин.
  - Где пришелец? - спросил он.
  - Терентий Артурович на колокольне. Он сейчас будет демонстрировать опыт.
  - Он пришелец, ему все дозволено, - сказал Ложкин.
  На вершине колокольни, на площадке у звонницы, показалась маленькая
человеческая фигурка. Была она столь незначительна и беззащитна, что у
Стендаля сдавило в груди.
  - Ах, - сказал Ложкин, предчувствуя недоброе. Не таким уж он был злым и
бессердечным человеком. Если что случится, даже с пришельцем, все равно
жалко.
  Маленькая фигурка поднялась на перила площадки, и несколько секунд
человечек, широко расставив руки, старался удержать равновесие. Потом
шагнул вниз...
  Стендаль от ужаса непроизвольно зажмурился. Ложкин сказал "ах". А вдруг он
сумасшедший? И они его не остановили?
  Стендаль открыл глаза. Человек все еще падал. Но как-то странно. Он будто
шел по воздуху, по пологой дуге, расставив в стороны руки и перебирая
ногами все чаще, по мере того, как приближался к земле. Последние
несколько метров он быстро бежал по воздуху и, достигнув земли, не упал, а
продолжал свой бег и, добежав до Стендаля, обхватил его руками, но так,
чтобы не помять свой пиджак.
  - Извини, Бальзак, - сказал он, стараясь перевести дух. - Ветер меня
сносил. И замерз я основательно. Давай пиджак. Ну, как эффект?
  - Я думал, не переживу, - сказал Стендаль, отдал пиджак и постарался
дышать глубоко и мерно, чтобы успокоить сердце.
  - Пришелец, - сказал Ложкин, не отнимая ладони от сердца. - Разве можно
так пугать простых земных людей?
  - Нет, - сказал Терентий твердо. - Последователь Бомбара, убежденный в
силе человеческого духа, в материальном его проявлении.
  - Мистика, - сказал Ложкин.
  - Никакой мистики, - возразил Терентий. - Результат трехмесячного
эксперимента. Мы с Василием рассудили, что можно прыгать с любой высоты по
принципу трамплина. Чем скорее ты падаешь вниз, тем скорее перебирай
ногами и иди вперед. И ни на секунду не останавливайся. А то каюк. И никто
об этом раньше не догадывался, потому что люди как срывались вниз, так уже
все, пиши пропало. А надо равновесие соблюдать и помнить, что никакого
падения нету, а есть только страх и разыгравшиеся нервы. Но пока людям не
покажешь, они не верят. Вот сознался бы я вам, что хочу сойти пешком с
колокольни без помощи лестницы или летательного аппарата. И что бы
случилось? Поймали бы, связали и вместе с печкой - в клиническую больницу.
Ведь со стороны даже посмотреть жутко, а когда сам впервые начинаешь, еще
страшнее.
  - Я бы на первом метре помер от страха. - признался Стендаль.
  - Умер бы и не испытал власти человека с большой буквы над силами природы.
Как Колумб.
  - А отчего он умер? - спросил Стендаль, хотя понимал, что вопрос глупый.
  - Нет, ты меня не понял. Я имел в виду, если бы Колумб трусил, никогда бы
не открыл Америку, а как ты, на первом бы метре умер. Человеку все должно
быть подвластно - и земля, и вода, и воздушный океан. Это наш батя так
сформулировал. А вы письма в редакции теряете.
  Терентий дружески положил руку на плечо Стендалю. Опыт удался, и он теперь
на редакцию не обижался. В Стендале он видел союзника, а для настоящего
ученого много значит общественная поддержка.
  - Если хочешь, Бальзак, я тебя научу. Начнем, правда, с небольших высот.
  - Я пошел, - сказал Ложкин. - Сердце колет. Кордиамину приму.
  Он ушел, шаркая галошами, а Терентий сказал ему вслед:
  - Не поверил. Собственными глазами видел, а не поверил. И многие еще не
поверят. А ты?
  - Я верю. И сам бы попробовал. Только страшно.
  - Ничего. Мне в первый раз тоже было страшновато. Поехали? Подвезу тебя и
домой отправлюсь. Кстати, если вздумаешь без меня тренироваться, начинай
со стола. А то ушибешься...
  У дверей редакции они расстались. И договорились, что через два дня, когда
Стендаль сдаст номер газеты, он приедет к Зайкам с фотокорреспондентом.
Стендаль долго смотрел вслед печке. В редакцию возвращаться не хотелось.
Шел уже шестой час, начало смеркаться. Стендалю представилось, как он
делает шаг с немыслимой высоты и шагает дальше как ни в чем не бывало,
только ветер свистит в ушах и разлетаются в стороны вороны. Только бы не
потерять равновесия...
  Вялый мокрый снег валил с неба, Стендаль шел, не думая, куда идет, и ноги
принесли его к реке, к пустырю за колокольней. Он кинул взгляд на
колокольню, но искушение взобраться туда поборол.
  Стендаль отвернулся от колокольни. Далеко внизу, под обрывом, текла темная
холодная река, посреди нее плыл одинокий плотик. Стендаль старался думать
о будущей статье и даже решил назвать ее "По следам Бомбара". А дальше
дело не пошло, потому что Стендаль вновь представил себе, как делает
шаг... С дальнего, низкого берега донесся женский крик. Стендаль
присмотрелся. Там, неясная в сумерках, металась одинокая женская фигура.
Что такое? Правильно, на плотике, замерев от ужаса, сидел маленький
сорванец.
  Вчера бы Стендаль рассудил, что мальчишке ничего не угрожает. В конце
концов, плотик прибьет к берегу. И может, сам Стендаль начал бы искать
спуск с обрыва... Все это было бы вчера. А сегодня Стендаль даже не
задумывался. Он владел великой тайной. Главное - идти вперед и не терять
равновесия.
  Самым страшным и трудным оказался первый шаг - воздух, зыбкий и
бесплотный, не хотел держать тяжелое человеческое тело, словно болото,
тянул вниз, захотелось закричать, сжаться в комочек, чтобы не так ужасен
был удар... Но Стендаль удержал раскинутые в стороны руки и заставил себя
сделать быстрый шаг вперед, и еще один шаг и тут почувствовал, что идет,
идет, проваливаясь вниз, но, тем не менее, не падая... Он считал -
раз-два-три, все ускоряя счет и понимая, что надо взглянуть вниз, далеко
ли до воды, но взглянуть было некогда - надо было считать, ускоряя шаг и
опираясь о воздух руками.
  И вдруг случилось самое страшное - неожиданный порыв ветра поколебал его и
очки легонько соскользнули на нос. Стендаль сделал то, что делает каждый
человек, когда его очки сползают на нос, - он поправил их. Рукой.
  И как птица с подстреленным крылом, тут же рухнул вниз.
  На счастье, в тот момент Стендаль был только метрах в четырех-пяти над
черной водой и лишь десяти шагов не дошел до плотика.
  Белый столб воды, словно от разрыва снаряда или мины, поднялся вверх.
Уходя в обжигающую холодом глубину, Стендаль успел подумать, что теперь он
обязательно простудится.
  А вода уже выталкивала его наверх, и Стендаль быстро замахал руками,
отфыркиваясь и, конечно же, потеряв очки.
  Плотик был недалеко. Его Стендаль различил сквозь пелену мокрого снега и
сразу вспомнил о мальчишке. Цель прежде всего. Не чувствуя холода,
Стендаль рванулся к плотику и уцепился за его край. Он плыл к берегу,
толкая плотик перед собой. Сорванец на плоту не двигался, замер, молчал,
наверно, думал о том, как его взгреют дома.
  Наконец, а Стендалю казалось уже, что прошла вечность, он проплыл двадцать
метров до берега. Под ногами обнаружилось скользкое покатое дно. Стендаль
выпрямился, вода была по бедра и воздух был теплым, даже горячим, после
студеной купели.
  Он увидел женщину, подбежавшую к кромке воды, и сказал ей усталым, полным
значения голосом, как пионер, остановивший поезд, которому грозило
крушение:
  - Держите ваше сокровище.
  - Господи, - сказала женщина. - Ты вылезай из воды-то, простудишься.
  Она нагнулась, взяла с плотика ведро с бельем и протянула свободную руку
Стендалю, чтобы помочь ему выбраться на берег.
  - Мостки отломились, - сказала она. - Сама не понимаю, как это случилось.
Как уж я испугалась...
  Стендаль стоял на берегу рядом с женщиной и его била крупная как судорога
дрожь.
  - Ты как же прыгнул-то? - спросила женщина. - Я даже и не заметила,
откуда. Пойдешь ко мне, погреешься.
  - Давайте ведро, - сказал Стендаль. - Я... я... я помогу вам его донести.
  Любой, даже успешно закончившийся эксперимент (на это указывает и Бомбар)
чреват опасностью побочных эффектов. На следующее утро Стендаль слег в
жестокой ангине. Через три недели он выбрался к Зайкам и узнал, что за два
дня до него там побывал корреспондент одного столичного журнала.






  (с) Кир Булычев, 1974, 1996.
  (с) Дизайн Дмитрий Ватолин, Михаил Манаков, 1998.
  (с) Набор текста, верстка, подготовка Михаил Манаков, 1998, 1999.
  (с) Корректоры: Алексей Козырев, Сергей Чекмаев, 1999.
  Тексты произведений, статей, интервью, библиографии, рисунки и другие
материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНЫ без согласия авторов и издателей.



Кир Булычев


                            Повесть о контакте

                                  Рассказ

                              Цикл - "Гусляр"

                            Написан - 1988 (?)


                               Часть первая

  Случилось это в застойные времена. Сам товарищ Чингисов обещал быть к
открытию районного чемпионата по игре в домино. Открытие решено было
проводить на площади перед Гордомом, у памятника Землепроходцам.
  Все знали, как радеет Чингисов о вопросах благоустройства - если по
маршруту следования увидит колдобину или рытвину, сразу слетает повинная
голова. Поэтому задача номер один была: замостить площадь таким образом,
чтобы горошина, пущенная с западного угла, где стоит памятник, без
препятствий докатилась бы до восточного угла, где стоит Гордом.
  Поручили операцию Корнелию Удалову.
  Предварительно Батыев вызвал его к себе и долго "возил носом" по ковру.
Чтобы Удалов проникся...
  Удалов проникся. Перекрыли движение. Сняли асфальт. Стали копать глубже.
  За два дня до приезда Чингисова ковш экскаватора натолкнулся на металл -
чуть правее памятника, совсем близко к поверхности земли находился верх
металлического предмета громадного размера.
  Правда, про размер выяснилось к вечеру, когда предмет окопали с целью
извлечения. Он оказался космическим кораблем неизвестного происхождения и
возраста.
  Батыев стоял у окна своего кабинета и гневался. Еще бы ему не гневаться.
Если Чингисов увидит, до чего докатилось благоустройство в Великом
Гусляре, без наказаний не обойтись.
  - Засыпай! - крикнул Батыев из окна.
  Удалов, который стоял на краю глубокой ямы и глядел на матовую, обожженную
миллионами парсеков овальную поверхность космического корабля, поднял на
крик голову и развел руками, потому что за его спиной сплоченной толпой
стояла местная общественность. Общественность была готова к бою.
  - Людмила, - приказал проницательный Батыев. - Прикажи немедленно закрыть
почту и телеграф. На ремонт.
  - Зачем? - спросила секретарша.
  - А затем, что в любую минуту общественники начнут сыпать в Москву письма
и телеграммы, чтобы к нам приехала комиссия.
  - В ГАИ сообщить?
  - Умница, - сказал Батыев и ласково ущипнул секретаршу. - Ни один
интеллигент не покинет город.
  А между тем из окна уже было видно, как общественность спускается к
кораблю и постукивает кулаками по обшивке. Даже до кабинета Батыева
долетал котельный гул.
  Через десять минут профессор Минц, Елена Сергеевна из музея и провизор
Савич от творческой интеллигенции попросились к Батыеву на прием.
  Батыев демократично обошел стол, чтобы встретить их на полпути. Пожал всем
руки. Мысленно пожелав им провалиться сквозь землю, спросил о здоровье и
успехах.
  - Как вы знаете... - начал профессор.
  - Знаю, знаю, - вздохнул Батыев. - Рад бы вытащить, да нет у меня такого
крана. И распилить нечем. Так что придется засыпать.
  - Мы же не варвары? - спросила Елена Сергеевна.
  - Если бы варвары, - сказал задумчиво Батыев, почесывая крепкую малиновую
шею, - тогда бы взорвали к чертовой матери.
  - Ах! - перепугалась Елена Сергеевна.
  - Но мы не варвары! - воскликнул Батыев. - Мы сохраним это произведение
природы. Для потомков.
  - Правильно, - обрадовался провизор Савич. - Наш город прославится на весь
мир. Еще бы - первый космический корабль с другой планеты.
  - С другой? - насторожился Батыев и подошел к окну. - С чего вы решили,
что с другой?
  - Это же очевидно.
  - Ничего не очевидно. Может, он здесь всегда лежал, - сказал Батыев. - Но
заверяю вас: как только завершим соревнования по игре в домино, сразу же
займемся исследованиями. Тем более что Родине нужен металл!
  - Когда? - не понял Минц, - Когда займемся?
  - По завершении. Не хотите же вы погубить репутацию города в глазах гостей
и лично товарища Чингисова.
  - Как можно сравнивать? - удивился профессор Минц. - Какое-то районное
мероприятие и веху в истории человечества...
  - Я тебе, Минц, так скажу, - ответил Батыев. - Лично для меня нет ничего
выше интересов родного города, который дал мне жизнь, образование и
достойный пост. Как патриот и гражданин приказываю засыпать этот метеорит,
а когда соревнования завершатся, посмотрим. Может, и раскопаем.
  - Мы будем жаловаться, - сказал Минц.
  - Жалуйтесь... - ответил Батыев и по его тону было ясно, сколько слов он
не договорил.
  Как только общественность покинула кабинет, Батыев призвал Удалова.
  - Почему не засыпаешь?
  - Как же, засыплешь, - плачущим голосом сказал Удалов. - Там уже пионеры
понабежали.
  - Так, - подытожил Батыев. - Значит, иди домой, Удалов. Не оправдал ты
доверия. Не быть тебе Начстроем.
  Удалов ушел, а Батыев вызвал Слабенко и сказал, что из спецфондов
Управления всем, кто будет ночью засыпать железяку, будет выдано по
тридцать рублей и по бутылке...
  Перед отъездом домой Батыев вышел на площадь и постоял на земляном валу,
глядя вниз, на округлый бок космического корабля.
  Потом растолкал толпу и поехал домой немного поспать, чтобы ночью лично
выйти для руководства действиями. Думал, что сладит. Но он еще не знал,
что общественники уже отрядили Сашу Грубина в область за подмогой. Грубина
сквозь кордоны провез в багажнике "Жигулей" пригородный кооператор
Силантьев - кордон он угостил недораспроданными на рынке дынями.
  К сожалению, в любом городе найдутся темные силы, готовые порушить идею
галактического контакта за тридцать рублей и бутылку водки. Общественность
проморгала акцию - частично спала, а частично заседала на квартире у Минца.
  Ранним утром люди снова начали стекаться к площади.
  Площадь была неузнаваема. Она была залита свежим асфальтом. И обнесена
заборчиком, чтобы никто этот асфальт раньше времени не топтал.
  - Вы совершили тяжкое преступление! - закричал профессор Минц, стараясь
пробиться на площадь мимо старшины Пилипенко.
  - Какое преступление? - крикнул из окна Батыев.
  - Здесь был космический корабль.
  - Да вы с ума сошли! - крикнул в ответ Батыев. - В космосе жизни нет.
  И тут на площадь въехала серая "Волга", остановилась перед Гордомом и из
нее появились три пожилых человека. Они поднялись наверх, вошли к Батыеву.
  - Я академик Вайнер, - сказал главный из пришедших. - Нам сообщили, что у
вас раскопан древний космический корабль. Поздравляю!
  Батыев послушно тряс руку академика, судорожно размышляя, что делать
дальше.
  Спас его Карась, который как раз находился в кабинете Батыева - они
обсуждали, как приструнить общественность.
  - Действительно нашли корабль! - подтвердил Карась радостно. - Только
почему космический?
  - А какой? - удивился академик.
  - Поехали, - предложил Карась. - Сейчас покажем.
  Батыев пошатнулся. Неужели даже Карась продаст?
  Они спустились к подъезду. Академик задержался на секунду, с удивлением
глядя на толпу людей, что рвались на огороженное пространство, громко
конфликтуя с милиционерами.
  - К кроссу готовимся, - быстро сказал Карась. - Сейчас старт будет. Бегом
от инфаркта!
  Машины не спеша добрались до пристани. Там стоял старый пароход, еще
дореволюционный. Который год его собирались переделать под общежитие для
туристов.
  - Смотрите, - сказал Карась, подводя гостей к пароходу. - Он только на вид
дряхлый. Мы нашли его, подняли со дна и теперь устроим здесь музей.
Красиво? Хотите ознакомиться?
  - Но нам сообщили, что космический... - пробормотал академик Вайнер.
  - Если не секрет, кто сообщил? - быстро спросил Карась.
  - Молодой человек, назвавшийся Александром Грубиным. Он привез письмо от
профессора Минца. Кстати, мы хотим с ним поговорить.
  - Ах, Грубин, Грубин, - вздохнул Карась. - Вечно он со своими розыгрышами.
Хулиган.
  - Хулиган, - согласился Батыев.
  - Сам же провожал Минца в отпуск, - сказал Карась. - Позавчера. Отдыхает
профессор.
  Проводив до шоссе растерянных гостей, Батыев с Карасем победителями
вернулись в город.
  - Ну, спасибо, Карась, - сказал Батыев. - Помог ты мне.
  - Себе тоже, - сказал Карась. - Мы с вами одной ниточкой повязаны. Если
Чингисов увидит, что асфальта нет, обе головы полететь могут.
  - Живем тихо, планы выполняем, культуру помаленьку развиваем, - произнес
Батыев, - зачем нездоровое внимание?
  - Еще, не дай бог, - сказал Карась, - примчатся иностранные
корреспонде