еговорить с Таулом, - не зря же первоочередной  целью  вместо  Тирена
стал дворец. Не забыть бы поблагодарить Таула.  Хорошо,  когда  есть  на
кого опереться.
   - Но как мы узнаем, где  содержится  госпожа  Меллиандра?  -  спросил
Андрис.
   Таул пожал плечами и отнял у Хвата фляжку.
   - Войдя в город, мы разделимся и разведаем все, что сможем. Должен же
кто-то знать, где она.
   - Если она во дворце, как мы туда доберемся?
   Хват отобрал фляжку обратно.
   - Тогда настанет мой черед, Андрис. Я знаю этот дворец как свои  пять
пальцев. Мы мигом окажемся там - ты и панцирь не успеешь застегнуть.
   Слово "панцирь" Хват выговорил очень  невнятно  -  он  явно  перебрал
лишнего. Таул подал ему флягу с водой.
   - А ну-ка выпей все до дна... быстро!
   Берлин порылся в котомке и передал по кругу краюху хлеба.
   - Пусть еще и заест.
   - Хорошо, - сказал Крейн, не обращая внимания на возню вокруг  Хвата.
- Мы знаем, как пробраться во дворец. С проникновением в город тоже  как
будто все ясно - хотя некоторым из нас придется войти туда пешком, чтобы
не привлекать лишнего внимания. Но что нам делать,  когда  мы  освободим
госпожу Меллиандру?
   - Мы укроемся где-нибудь до темноты, - сказал  Таул,  -  пройдем  под
городской  стеной  и  поедем  на  восток,   навстречу   людям   Мейбора.
Соединившись с ними, мы направимся на юг и захватим лагерь Тирена.
   Рыцари,  к  облегчению  Таула,  встретили  его  слова  одобрительными
кивками.
   Джек кашлянул, чтобы привлечь внимание к себе.
   - Когда вы с Мелли выйдете из дворца, я войду туда, чтобы встретиться
с Кайлоком. Я не  прошу  никого  сопровождать  меня  и  не  хочу,  -  он
посмотрел на Таула, - чтобы кто-то шел спасать меня, если я не  вернусь.
Ваша забота - Тирен.
   Туман клубился над костром и шипел, попадая  в  огонь.  Рыцари  молча
ожидали, что ответит Таул.
   Тот все это время неотрывно смотрел на Джека.  Оба  они  знали,  чего
стоят эти слова.
   - Ты настоящий друг, Джек. Я обещаю сделать так, как ты велишь,  хотя
мое сердце может воспротивиться.
   В эту ночь сон не шел к Джеку. Он ворочался и  метался  до  рассвета,
видя перед собой Мейбора на смертном ложе  и  тридцать  женщин  во  рву.
Рыцари тоже спали беспокойно - им, наверное, не  давали  покоя  Тирен  и
измена, которую они замышляли. Если они потерпят неудачу, пути назад  им
уже не будет.
   Ночь была длинна, туман холоден как лед, а земля - тверда как камень.
Когда на востоке занялась наконец розовая заря, все уже поднялись.  Дыша
белым паром и похрустывая  суставами,  они  собрали  пожитки,  раскидали
костер и выехали на север, к Брену.

XXXI

   Баралис решил, что настала пора навестить прелестную  Меллиандру.  Он
только что виделся с Кайлоком и  пришел  к  заключению,  что  Меллиандра
водит короля за нос. Кайлок между тем нужен  в  Камле.  Кедрак  неплохой
полководец, но с Кайлоком и в сравнение не идет - король должен быть  на
месте, чтобы обеспечить верную и  быструю  победу.  Но  из-за  хитростей
дочки Мейбора Кайлок откладывает свой отъезд - все ждет,  когда  же  она
будет "готова".
   Баралис не знал, да  и  не  желал  знать,  что  значит  "готова",  но
всяческие отговорки чуял за  лигу  и  понимал,  что  эта  женщина  лжет.
Поэтому он главным образом и собирался посетить ее.
   Вторая причина  его  визита  была  менее  существенна,  но  не  менее
настоятельна.
   Баралис  засветил  лампу,  нащупал  в  складках  платья  свой  особый
бронзовый нож и двинулся  по  пустынным  коридорам.  Он  шел  совершенно
бесшумно, пряча руки под одеждой.
   Завернув за угол, он столкнулся лицом к лицу с Грил. При виде  ее  он
вспомнил, что не бывал здесь с той самой ночи, как Меллиандра родила, то
есть больше двух недель.
   Грил явно не  ожидала  увидеть  его.  В  руке  она  несла  мисочку  с
кипятком, под мышкой - одеяло из овечьей шерсти.
   - Я как раз собиралась на покой, ваша милость, - пояснила она.
   - Рановато вроде для ночного создания вроде тебя. - Что-то в ее  лице
не понравилось Баралису.
   Она выдавила из себя смешок.
   - Сон освежает красоту, ваша милость. - Она присела и шмыгнула прочь.
   Баралис хотел уже вернуть ее, однако нож у бедра напомнил ему, что  у
него имеются дела поважнее. Беззубая ведьма, возможно, и не  без  греха,
но она свободно шастает по дворцу вот уже пять месяцев - какой  же  прок
останавливать ее теперь.
   Он поднялся к комнате Меллиандры, расположенной в закутке близ покоев
придворных, куда никому не было нужды заходить. Двое часовых встали  при
виде его, и Баралис тут же учуял, что они выпили.  Обычно  столь  мелкие
грешки его не трогали, но то неясное беспокойство, что нарастало  в  нем
всю последнюю неделю, побудило его задать им трепку.
   - Если ты, - сказал он, указывая пальцем на того, что поближе, -  еще
раз напьешься на посту, я велю отрубить тебе пальцы один  за  другим.  А
тебе, поскольку ты старший и отвечаешь  не  только  за  себя,  но  и  за
товарища, я велю отрубить обе руки по локоть. - Стражи в ужасе  выпучили
на него глаза. - Ясно вам?
   Оба кивнули, старший собрался что-то сказать, но Баралис ему не дал.
   - Никаких извинений, никаких обещаний.  Просто  делайте  все,  как  я
скажу.
   Последовали еще более усердные кивки, и Баралис остался доволен.
   - Ждите внизу у лестницы, пока я вас  не  позову!  -  Когда  их  шаги
затихли в отдалении, Баралис вынул нож. С бронзовым лезвием и  бронзовой
рукояткой, тот не годился для того,  чтобы  пронзать  плоть  или  резать
веревку, - Баралис использовал его для вырезания знаков в дереве.
   Такие   печати,   вырезанные   нужным   инструментом   и   в   нужной
последовательности, с успехом заменяли сторожей. Тонкая колдовская  нить
соединяет печать с ее создателем, и при малейшем нарушении преграды  эта
нить приходит в движение. Такими знаками  Баралис  снабдил  двери  своих
покоев в замке Харвелл и всегда знал, когда кто-то чужой  пересекал  его
порог, а долгие раздумья о вальдисской стреле в груди Скейса  натолкнули
на мысль и здесь устроить то же самое.
   Поставив лампу на пол, Баралис согрел лезвие на огне. Случай на озере
Ормон уже неделю не давал ему покоя. Одно из двух: или  Скейса  постигла
нечаянная смерть, или рыцари  стакнулись  с  Джеком  и  Таулом.  Баралис
считал, что в сомнительных делах осторожность никогда не мешает. По  его
расчетам, отряд должен прибыть в  Брен  на  днях,  и  на  всякий  случай
требовалось обезопасить себя.
   Ученик пекаря должен быть  убит.  Он  уже  уничтожил  Ларн  -  нельзя
допустить, чтобы он уничтожил империю.
   Что до рыцаря, то он  должен  быть  осужден  и  повешен  за  убийство
Катерины. Пусть правосудие наконец восторжествует.
   Лезвие ножа стало темнеть, и рукоятка  нагрелась.  Поднеся  острие  к
двери, Баралис произнес подобающее заклинание. Магия напитала его слюну,
пока волшебные слова слетали с губ. Нагретый клинок вошел  в  дерево  на
три волоса, не глубже.
   Сами знаки не столь важны, как наклон лезвия. Он-то и придает  печати
силу. Руны, звезды и прочее нужны скорее для вида. Суеверный человек  ни
за что не войдет в дверь, на которой они вырезаны.  Впрочем,  с  первого
взгляда их никто не  заметит.  Баралис  чертил  знаки,  следуя  волокнам
дерева и делая углы лишь там,  где  необходимо.  Нет,  случайный  взгляд
ничего не заметит на двери.
   Именно этого Баралис и добивался - так, на всякий случай.

***

   - Встречаемся у "Полного ведра" в полночь, - сказал Крейн,  посмотрев
в глаза каждому.  -  Если  кто-то  из  нас  задержится,  будет  схвачен,
пришедшие идут дальше одни. Ясно?
   Джек и все остальные согласно кивнули.  Они  стояли  на  углу  темной
улицы в восточной части Брена.  Слева  находилась  сапожная  мастерская,
справа - тускло освещенная таверна  с  шафраново-желтыми  ставнями.  Был
ранний вечер - они прошли в ворота около четверти часа назад.
   Семь дней быстрой скачки ушло у них на дорогу.  Семь  дней  замерзшей
грязи, свирепых ветров и утренних туманов.  Они  останавливались  только
чтобы дать роздых лошадям и  ехали  еще  пять  часов  после  заката.  На
горизонте мелькали сожженные деревни и усадьбы, на полях лежали  мертвые
тела. Они все время ехали по пути, которым прошел  Кедрак,  -  это  была
кратчайшая дорога в Брен.
   Добравшись наконец до города этим  утром,  они  свернули  немного  на
север, к деревне Ясные Дубы. Там они договорились встретиться с  отрядом
Мейбора. Крейн оставил в деревне Фоллиса и Мафри - ждать  высокоградцев,
долженствующих прибыть через два-три дня. Остальные разделились  на  две
партии. В первую вошли Джек, Таул, Хват, Крейн и  Берлин,  во  вторую  -
Андрис и остальные. Первые должны были пробраться в  город  и  разузнать
все, что можно, о местонахождении  Мелли  и  охране  дворца.  Позже  они
встретятся со второй партией и вместе решат, как действовать.
   Пока что все шло без сучка без задоринки.  До  города  они  добрались
спокойно, и у ворот тоже трудностей не возникло. Почти всех лошадей  они
оставили в деревне, и верхом к воротам подъехали только Берлин  и  Хват.
Рыцари сняли доспехи и оружие и тщательно прикрыли  свои  кольца.  Джеку
казалось, что их все равно видно за целую лигу, но рыцари были  в  Брене
желанными гостями, и привратник даже глазом не моргнул.
   Признать могли разве что Таула - по росту и золотым  волосам,  притом
многие горожане знали  его  в  лицо.  Он  назвался  отцом  Хвата,  надел
фетровую шляпу, натер  золой  свою  семидневную  щетину  и  опирался  на
лошадь, будто хромой. Джека смех разбирал от этого зрелища - никогда еще
Таул  не  представал  в  столь  недостойном   виде.   В   своей   шляпе,
нахлобученной на уши, старательно приволакивающий ногу, он  смахивал  на
очень большого ростом деревенского дурачка.
   Маскарад,  однако,  помог.  Привратник  обратился   с   вопросами   к
смышленому на вид сыну вместо  туповатого  отца  и,  не  услышав  ничего
подозрительного, пропустил их.
   Ворота охранялись на совесть. По  каждую  их  сторону  стояла  дюжина
черношлемников, а еще две дюжины несли караул на стене. В городе было то
же самое: черношлемники на каждом углу  и  на  каждом  возвышении.  Таул
заметил, и Крейн согласился с ним, что вряд ли они могут быть обученными
бойцами: лучших Кедрак забрал с собой  в  Камле.  Однако  количество  их
внушало трепет вне зависимости от боевого  мастерства,  и  сердце  Джека
билось часто, когда он шел по городу.
   Они с Таулом  и  Хватом  отделились  от  Крейна  и  Берлина:  четверо
взрослых  мужчин,  разгуливающих   вместе,   могли   привлечь   внимание
черношлемников. Они встретятся через четыре с половиной часа у  таверны,
выбранной Хватом. Андрис со своим отрядом собирался войти в город за два
часа до закрытия ворот. В их задачу входило запастись провизией и  найти
жилье.
   - С чего начнем? - спросил Таул.
   Поля шляпы затеняли ему лицо - оно и к лучшему,  потому  что  он  все
время шарил глазами по сторонам, высматривая черношлемников.
   - Попробуем узнать, что сталось с лордом Кравином. - Джек  грел  руки
за пазухой. С того времени как он  расстался  с  Бреном,  здесь  здорово
похолодало. - Давайте-ка двинем к его городскому дому, поспрашиваем  там
уличных торговцев, а то и в пару таверн зайдем.
   Джек и Таул посмотрели на Хвата, ожидая, что скажет признанный знаток
городской жизни. Хват, как всякий мастер,  знал  себе  цену.  Он  набрал
побольше воздуха в легкие и выдохнул его мелкими порциями.
   - Что ж, неплохо придумано. Я малость от вас отстану, буду смотреть в
оба и подниму крик, если что. На мальца никто внимания не  обратит  -  я
буду все равно что невидимка.
   - Годится, - сказал Джек. - Пошли.
   Далеко идти им не было  нужды.  Городской  дом  лорда  Кравина  стоял
меньше чем в лиге от восточной стены. По  совету  Хвата  они  решили  не
подходить  к  нему  слишком  близко  и  держаться  несколько  южнее.  На
маленькой площади,  где  торговцы  уже  убирали  товары  на  ночь,  Джек
принялся  бродить  между  лотками.  Начал  моросить  мелкий  дождик,   и
лоточники обоего пола работали в спешке, опасаясь, как бы  их  добро  не
промокло.
   Мимо зеленщиков и виноторговцев Джек пробрался к  деревянному  ларьку
пирожника. Лысый человечек торопливо укладывал плюшки на укрытый  сверху
поднос и сказал, не поднимая глаз:
   - Я никогда не подаю, приятель. Все остатки идут жениным свиньям.
   - Везет же этим свинкам.
   - Да уж. Жена нянчится с ними, точно с родными  детьми.  Она  кожу  с
меня сдерет, ежели я заявлюсь домой без черствых пирожных.
   - Хорошо ли идет ваша торговля? - Джек увидел, что  Таул  движется  к
нему, и легким знаком велел ему держаться  подальше.  Пирожник  загружал
уже второй поднос.
   - Дела пошли малость получше  с  тех  пор,  как  открыли  ворота.  Но
больших денег у людей все равно нет, да и зерно на исходе. Скоро мне  не
из чего станет печь, кроме как из свежего воздуха.
   - А при герцоге-то, говорят, было лучше.
   Рука пирожника, задрожав, замерла в воздухе.
   - Я ничего такого не говорил.
   Джек понял, что пирожник принял его  за  шпиона.  Что  ж,  это  можно
обратить себе на пользу.
   - Впрочем,  если  вспомнить,  что  творится  во  дворце,  то  королю,
понятное дело, недосуг заниматься городом.
   - Не знаю я, что творится во дворце. Слухи, конечно, всякие ходят, но
мне до них дела нет. - Пирожник побросал остатки на поднос  как  попало,
сложил подносы на тележку и взялся за оглобли.  -  Ну,  мне  пора.  Жена
ждет.
   Джек схватил его за руку и сжал.
   - Какие слухи до вас дошли?
   Пирожник был ростом с ребенка, и косточки у него  были  хрупкие,  как
палочки. Жаль его, но делать нечего: время не терпит.
   - Говорят, будто  Кайлок  убивает  всех  вельмож,  которые  идут  ему
поперек. А лорд Баралис - демон и питается младенцами, и во дворце  всем
заправляет  одна  сумасшедшая  беззубая  баба.  -   Пирожник,   хоть   и
напуганный, выложил все это не без удовольствия и  выдернул  руку.  Джек
отпустил его.
   - Лорд Кравин тоже среди тех, кого Кайлок убил?
   Пирожник впрягся в тележку.
   - Его уж давно повесили. Повесили, четвертовали и оставили  гнить  на
стене. - Торговец устремился прочь, таща за собой тележку.
   Джек не стал его задерживать, но вдруг смекнул что-то и крикнул вслед
пирожнику:
   - А как звать ту женщину, которая теперь главная во дворце?
   - Грил. Ее сестра держит бордель на южной стороне.
   - Как зовут сестру?
   - Не помню. - Пирожника почти не было слышно за скрипом тележки. - На
"Туго" начинается.
   Джек испытал разочарование. Ничего ценного он не узнал.  Лорд  Кравин
умер  и  уже  не  может  быть  им  полезен.  Остается  идти  разыскивать
безымянную  содержательницу  борделя  в  городе,  где   этих   заведений
полным-полно.
   Тяжело ступая, он вернулся к Таулу. Мелкий  дождик  перешел  в  снег.
Мягкие хлопья оседали на  волосах  и  проникали  за  ворот.  Таул  молча
выслушал рассказ Джека, но  при  упоминании  о  содержательнице  борделя
глаза рыцаря сузились, как щелки.
   - На "Туго", говоришь, начинается? - Джек кивнул. - Тугосумка, -  как
ругательство бросил Таул.
   Обвислая шляпа не помешала ему принять вид человека, с которым  лучше
не связываться.
   - Так ты ее знаешь?
   - Она меня чуть не уморила. - Таул обернулся к Хвату,  маячившему  на
той стороне площади, и поманил его к себе.
   Тот примчался, прыгая по грязи с грацией танцора.
   - Ну, что тут у вас? - картинно остановившись, спросил он.
   - Мы идем навестить одну старую знакомую - думаю, и ты не откажешься.
***

   За дверью слышался скребущий звук. Точно крысы - но для  них  слишком
высоко.
   Мелли только что сняла лубок, чтобы почесать невыносимо зудящую руку.
В тусклом свете, что  сочился  из-под  двери,  она  с  трудом  различала
очертания своего предплечья. Под кожей выпирал костяной нарост.  Перелом
срастался, но не так, как надо, и Мелли знала, что ее рука  никогда  уже
не  станет  прежней.  Лекарь  мог  бы  еще  поправить  дело,  но  каждый
проходящий день укреплял криво сросшуюся кость.
   Мелли вела в уме счет  дням,  прошедшим  после  последнего  посещения
Кайлока. Нынче восьмой. Когда через две ночи Кайлок опять придет к  ней,
ей авось удастся провести его еще раз. Уже неделю она копила  объедки  -
то яблоко, то кусочек куриного жира - и складывала  их  под  кровать.  В
урочный день она намажет этой гнилью свою одежду и натрет ляжки. А  если
эта вонь не отпугнет короля, Мелли скажет, что у нее дурная болезнь  или
что-нибудь еще хуже.
   Даме не подобает так поступать, но Кайлок не заслуживает благородного
обхождения.
   Мелли была весьма довольна своим планом, а поскольку к  ней  на  этих
днях никто, кроме стражи, не входил, разоблачение ей не грозило.
   Царапанье за дверью вдруг прекратилось, и у Мелли слегка свело живот.
Со времени родов страх первым делом отзывался у нее в животе.  Несколько
мгновений было тихо, но под дверью двигалась  чья-то  тень.  Кто  это  -
Кайлок? Или Грил? Мелли нащупала лубок и стала прилаживать его обратно -
она чувствовала себя слишком уязвимой со сломанной костью на виду. Зажав
конец бинта зубами, Мелли наматывала его  левой  рукой.  Ей  приходилось
действовать медленно  -  любое  резкое  движение  могло  вновь  нарушить
наложенную повязку.
   - Да вы никак доктором заделались.
   Мелли подняла глаза - на пороге стоял Баралис. Она не слышала, как он
вошел. Он поднял лампу повыше.
   - Неужели никто другой не занимался вашей рукой?
   - Неужели никто до сих пор не перерезал вам горло?
   Баралис рассмеялся - без всякой злости.
   - Экая гордячка. А я-то думал, что пять  месяцев  заточения  затупили
ваш язычок.
   При  звуках  этого  густого,  мелодичного  голоса  Мелли  вспомнились
пальцы,  бегущие  вдоль  ее  хребта...  Глубокое  дыхание...   пьянящий,
завлекающий запах. А ведь сейчас они оказались наедине  впервые  с  того
дня в замке Харвелл, когда он запер ее в  кладовой.  С  тех  пор  прошло
больше года - отчего же она помнит все так, будто это было вчера?  Живот
остерегал ее, но голова кружилась, словно во хмелю.
   Заставив себя остаться спокойной, Мелли продолжала приматывать лубок.
   - Дайте-ка взглянуть, - сказал неслышно подошедший Баралис.
   Она  отпрянула.  Другое  воспоминание,  старше  и   слабее   первого,
коснулось ее  вместе  со  знакомым  запахом.  Рука  на  шелке  платья...
детского платья. Та жесткая ткань уже десять лет как вышла из моды.
   - Неужто вы боитесь меня? - насмешливо спросил Баралис. - Не бойтесь,
я не Кайлок и не нахожу удовольствия в том, чтобы мучить других.
   - Это верно. Вы черпаете удовольствие в куда более  худших  вещах.  -
Мелли дрожала, и ложные схватки  сводили  ее  пустой  живот.  -  Что  вы
сделали с моим ребенком?
   Баралис завладел  ее  рукой.  Бинты  размотались,  и  лубок  упал  на
постель.
   - Вы сами знаете что. Он умер.
   Он. Мелли закрыла глаза. Значит, у нее родился сын. Узнать это -  все
равно что лишиться ребенка заново. К ней вернулась память о  том  первом
утре: горло сжалось, а следом и живот. Груди,  в  которых  два  дня  как
иссякло  молоко,  отозвались  острой,  дурманящей  болью.  Ей   страстно
хотелось вырваться - но Баралис держал крепко, и  рука  могла  сломаться
снова.
   Баралис провел пальцем по вздутию на месте перелома. Его ногти,  хоть
и тщательно подпиленные, казались все  же  слишком  длинными  для  тощих
бескровных пальцев. Ногти придавали Баралису сходство  с  чудовищем.  Но
его прикосновение было скорее лаской.
   - Скверно срослось. Эта безобразная шишка портит  великолепную  линию
вашей руки.
   Грудь у Мелли вздымалась, горло сжалось до предела, и воздух  царапал
его словно песок. По щекам струились слезы.
   - Как умер мой ребенок?
   Баралис постучал по кости.
   - Мне кажется, дорогая Мелли, что вам вряд ли  уместно  задавать  мне
вопросы. - Он взглянул прямо на нее своими серыми глазами и слегка нажал
пальцем на кость.