этого
делать всего час назад.  Холод  взбодрил  его,  и  он  принялся  нещадно
скрести свои руки, отмывая их дочиста.
   Вытеревшись, он  почувствовал  себя  гораздо  лучше.  Хват  привел  в
порядок одежду и вышел.
   Таул исчез - его стул опустел, и входная дверь стояла открытой. Хват,
выругав себя за то, что оставил рыцаря, выглянул в окно.  Лошадь  Таула,
привязанная к загородке, тоже пропала. Хват выскочил в сад и  далеко  на
западе увидел Таула, во весь опор скакавшего прочь.
   Хват постоял, глядя, как Таул исчезает из виду. Тучи закрыли  солнце,
стало темно и холодно. Хват нехотя вернулся в дом.
   Заглянув в комнату Таула, он с облегчением убедился,  что  рыцарь  не
забыл взять котомку с едой и одеялами.
   Хват сварил себе овсянки, взял кусок утки и унес все это  в  спальню,
чтобы не видеть Бевлина. Как быть  дальше?  Можно  вернуться  в  Рорн  -
Скорый примет его назад, не задавая вопросов. Можно  осесть  также  и  в
Нессе, где он столь успешно поохотился.  Можно  зазимовать  и  здесь,  в
хижине мудреца, благо еды тут вдоволь.
   Но ни одна из этих  возможностей  не  привлекала  его.  Казалось  бы,
карманы полны как никогда, иди себе куда угодно и делай что хочешь. Хват
знал, чего хочет, - и знал, что совершит большую глупость,  сделав  это.
Ему хотелось отправиться вслед за Таулом, догнать своего друга  и  снова
странствовать вместе с ним. Это безумие, твердил себе Хват. Он не  знает
этих мест, теперь середина зимы, ему неизвестно, куда направился Таул, и
непонятно, будет ли рыцарь рад его видеть.
   Но Таул - его друг. Они вместе делили дорожные невзгоды. Однажды Хват
спас Таулу жизнь - быть может, его услуги опять понадобятся. Решено - он
отправится за Таулом на запад.  Хват  Успел  выспросить  Бевлина,  какие
города есть здесь поблизости.
   Мудрец сказал, что на севере лежит Лэйрстон, на востоке  -  Несс,  на
западе - Брен. Стало быть, в Брен  и  направился  Таул.  Брен,  говорят,
богатый город, и поохотиться там можно недурно. Но сначала надо  навести
порядок здесь. Надо похоронить Бевлина - Скорый поступил бы именно  так.
Надо прибрать и запереть дом. В Брен он отправится  утром  -  сегодня  у
него слишком много дел.
 
*** 
 
   Тавалиск ел овсянку. Его желудок все никак не успокаивался и принимал
только жидкую кашицу. Утром его посетили лекари -  Тавалиск  всей  душой
ненавидел их ощупывания, перешептывания  и  их  дурацкие  средства.  Они
сказали ему, что его желудок страдает от зловредных соков, и  предложили
поставить горячую горчичную припарку на живот, чтобы оные соки вытянуть.
Когда Тавалиск отказался от припарки, они предложили пустить ему  кровь,
а после поставить клизму. Они что, уморить его хотят?
   Он выгнал их и стал лечиться по своему разумению. Его повар  родом  с
дальнего юга и знает толк в травах - вот  и  теперь  он  приправил  кашу
каким-то  зельем.  Тавалиск  надеялся,  что  скоро  ему  полегчает.  Он,
разумеется,  подозревал  всюду  отраву,  как  и  подобает  человеку  его
положения, и заставлял своих секретарей пробовать все, что  ему  подают,
но пока что они пребывали в добром здравии. В его  недомогании  повинна,
быть может, слишком острая пища - впредь  надо  выбирать  кушанья  более
осмотрительно.
   В дверь громко постучали - Гамил после  недавней  выволочки  стучался
особенно рьяно.
   - Войдите.
   - Надеюсь, вашему преосвященству лучше?
   - Немного, Гамил, - и лекари тут ни при чем.  -  Тавалиск  доел  свою
кашу. - Надо будет тебе пустить по городу слух, Гамил.
   - Какой, ваше преосвященство?
   - Собственно, это даже не слух, а правда - пусть в Рорне узнают,  что
я болен.
   - Но ведь ваше преосвященство выздоравливает?
   - Да, но я хочу, чтобы обо мне  немного  поволновались.  Люди  больше
ценят то, что рискуют потерять. Ничто так не повышает популярности,  как
тяжелая болезнь.
   - Но народ и без того любит ваше преосвященство.
   - Вот именно - и я стараюсь удержать эту любовь. Пусть народ  узнает,
что я отказался от помощи лекарей, - простой народ  не  может  позволить
себе их услуг и потому не любит их.  Мне  думается,  простолюдины  из-за
этого и живут дольше, чем знать, - они умирают в свой срок, и  никто  не
залечивает их до смерти.
   - Будет исполнено, ваше преосвященство.
   - Полагаюсь на тебя. Ну а новости есть? Что слышно о нашем рыцаре?
   - Пройдет какое-то время, прежде  чем  поступят  донесения  от  наших
шпионов, ваше преосвященство. Я слышал только, что в Нессе  он  проводил
время с дочерью некоего торговца тканями.
   - Право же, Гамил, до каких мелких сплетен ты опускаешься. Какой  мне
интерес знать, с кем рыцарь спит?
   - Но эта  девушка  и  ее  отец  родом  из  Четырех  Королевств,  ваше
преосвященство. Быть может, рыцарь расспрашивал ее о прежней родине?
   -  Что-то  многие  стали  интересоваться  Четырьмя  Королевствами.  -
Тавалиск налил себе овечьего молока, добавив туда меду. - Кстати, Гамил,
ты уже договорился о встрече с бренским лордом.., как бишь его?
   - Лорд Кравин, - кратко ответил Гамил.
   - Ну так что же?
   - Ваше преосвященство, я обратился к этому вельможе, сказал,  кого  я
представляю,  и  дал  понять,  что  ваше  преосвященство  были  бы  рады
встретиться с ним.
   - А он?
   Гамил потупился, теребя свое платье.
   - Лорд Кравин отклонил мое предложение. Он сказал, что слишком занят,
чтобы встречаться с церковниками, и велел мне не беспокоить его впредь.
   - С церковниками! - вскричал Тавалиск. - С церковниками! Да знает  ли
он, с кем имеет дело?
   - Он невероятно спесив, ваше преосвященство.
   - Да к  тому  же  и  глуп,  раз  отказывается  от  встречи  со  мной.
Церковники! - Архиепископ заломил свои пухлые ручки. - Я вижу, бренцы не
только глупы, но и дурно воспитаны.
   -  Всем  известно,  что  на   севере   живут   одни   варвары,   ваше
преосвященство, - поддакнул Гамил. - А  хуже  бренских  варваров  никого
нет.
   - Охотно верю. - Тавалиск пригубил молока с  медом,  и  улыбка  вновь
заиграла в углах его рта. - И любопытно будет посмотреть, как  управится
с такими варварами Баралис. Мне  думается  он,  стараясь  устроить  брак
Кайлока с Катериной Бренской, отхватил кусок, который ему не по зубам. -
Тавалиск улыбался теперь во весь  рот,  показывая  мелкие  острые  зубы.
Похоже, пророчеству Марода не так-то просто будет осуществиться. И  если
Тавалиск верно разгадал его  замысел,  именно  он  должен  помешать  его
осуществлению. - Кстати, о кусках, Гамил, - я что-то проголодался.  Поди
принеси мне какой-нибудь настоящей еды,  которую  можно  кусать.  Видеть
больше не могу эту кашу.
 
*** 
 
   Кайлок мыл руки, вычищая скребницей из  свиной  щетины  грязь  из-под
ногтей. Подняв руки к свету, он нашел, что они еще  недостаточно  чисты,
подлил в таз кипятка и принялся скрести снова.
   Никогда ему не избавиться от этого запаха, как  бы  тщательно  он  ни
мылся, - от зловония материнского чрева. Даже теперь,  восемнадцать  лет
спустя, он чувствует эту вонь. Он сменил сотню кож, обновился  весь  без
остатка, но запах остался при нем. Запах матери липнет  к  нему,  словно
плющ к дубу, и задушил бы его, если б мог.
   Запах его матери, погрязшей в блуде, желающей его гибели.  Но  он  не
поддастся. Катерина ему поможет.  Он  омоется  ее  чистотой  и  навсегда
очистится от вони материнского блуда.
   Кайлок вытер руки мягкой тканью. Портрет лежал там, где оставила  его
мать. Кайлок взял его. Сотни лиг  он  проехал,  но  не  утратил  аромата
невинности. Поднеся руку  к  свече,  Кайлок  смотрел  на  лицо  Катерины
Бренской, и у  него  захватывало  дыхание.  Какое  совершенство!  Ангел,
чистый и непорочный, не тронутый никем, даже  самим  временем.  Катерина
принадлежит ему, и лишь она в силах его спасти.
 
*** 
 
   Баралис налил себе густо-красного вина и поднес бокал к огню, любуясь
цветом и прозрачностью напитка. Он никогда не предавался неумеренности в
еде или питье и презирал чревоугодников и  пьяниц  -  но  нынче  у  него
праздник и можно позволить себе бокал-другой.  Вчера  королева  объявила
всему  двору  о  предполагаемой  помолвке  ее  сына  с  дочерью  герцога
Бренского. Теперь обратного пути для нее нет. Она заключит брак, и планы
Баралиса осуществятся. Обстоятельства благоприятствуют ему, и его  мечты
мало-помалу сбываются.
   Долгое путешествие в Брен не прельщало  его  -  ну  что  ж,  придется
потерпеть. Любопытно знать,  какого  дурака  выберет  королева  в  послы
короны. Наверняка какого-нибудь хлыща, которого давно держит  под  своим
ухоженным ноготком. Не важно, кто это будет.  Союз  с  Бреном  -  детище
Баралиса, и он не потерпит, чтобы  пустой  дворянчик  вмешивался  в  его
дела.
   Есть еще кое-что, что он предпочел бы  уладить  перед  отъездом,  но,
пожалуй, не уложится в оставшийся срок. Новые наемники оказались  никуда
не годными.  Нынче  они  вернулись  и  заявили,  что  никого  не  нашли.
Меллиандра, правда, уже не  ходит  в  невестах  Кайлока,  но,  если  она
расскажет при дворе, как королевский советник  держал  ее  в  заточении,
разразится скандал. Этого нельзя допустить - а значит, девушка не должна
вернуться в замок.
   Что до мальчишки, его тоже необходимо найти и убить.  Происшествие  у
охотничьего домика доказало, насколько он  опасен.  Надо  убрать  его  с
дороги. Джек - это неизвестная величина, темная  лошадка,  тайный  враг.
Всякий раз, думая о нем, Баралис испытывал тревогу. Ученик пекаря -  это
зло.
   Баралис  пригубил  вино,  обдумывая,  что  взять  с  собой  в   Брен.
Послышалась тяжелая поступь,  и  вошел  Кроп  -  как  всегда,  со  своей
расписной коробочкой.
   - Я велел тебе меня не беспокоить.
   - Лорд Мейбор хочет вас видеть.
   - Мейбор? Чего ему надо? - Баралис не питал никакого  желания  видеть
Мейбора - слишком живо было воспоминание  о  предыдущей  встрече,  когда
этот безумец выхватил меч.
   - Он хочет поговорить с вами - и говорит, что пришел безоружный.
   - А каков он с виду?
   Непонятно, что понадобилось Мейбору. Не  хочет  ли  он  выместить  на
Баралисе свою злость из-за расстроившейся помолвки?
   - Веселый, улыбается.
   - Пусть войдет.
   Мейбор, наверное, пьян. Если он и на сей раз  схватится  за  меч,  то
увидит, что дело обстоит несколько иначе, чем в  их  последнюю  встречу.
Кроп вышел, и почти сразу же вошел Мейбор.
   - Лорд Баралис, я рад,  что  вы  согласились  принять  меня  в  столь
поздний час. Впрочем, как вы сами понимаете, нам многое нужно  обсудить.
- Мейбор улыбался во весь рот.
   - Насколько я знаю, нам нечего обсуждать, Мейбор.
   - Полно вам, Баралис. А наша поездка в Брен? - Мейбор,  не  спросясь,
налил себе вина. - Надеюсь, оно не отравлено?
   - Какое отношение имеете вы к этой  поездке?  -  презрительно  бросил
Баралис. - Вы, верно, пьяны?
   - Да, признаюсь, я пропустил пару кружек эля, но вовсе не пьян,  могу
вас уверить. - Мейбор залпом выпил вино, не разбирая вкуса. - Я  беру  в
Брен  некоторое  количество  своих   людей.   По-моему,   сотни   солдат
недостаточно, а по-вашему? Королева со мной согласна.
   - Королева? - Баралису сделалось немного не по себе.
   - Да, ее величество позволила мне взять еще два  десятка  своих.  Она
показала мне портрет Катерины. Прелестная  девушка  -  мне  не  терпится
увидеть ее воочию.  Как  посол  короны  я,  конечно,  буду  иметь  честь
увидеться с нею раньше вас. Корона имеет  некоторое  преимущество  перед
принцем, не так ли?
   - Королева назначила вас послом короны?
   - Да, а разве вы не знали? Позвольте, я вам налью. - Мейбор  наполнил
оба кубка. - Могу я предложить тост?  -  И  он  произнес,  не  дожидаясь
ответа:
   - За Брен, город больших ожиданий.  -  Мейбор  осушил  свой  кубок  и
встал. - Вы что-то бледны, Баралис. О  путешествии  поговорим  в  другой
раз.



    Джулия ДЖОНС
   КНИГА СЛОВ II
    ИЗМЕНА

Перевод с англиского Н.И. Виленской


Анонс

   Смерть окружает Джека, но надо выживать и сражаться, ибо по пятам  за
ним, направляя  его  шаги,  следует  сама  Судьба.  Но  тяжко  исполнять
предначертанный свыше жребий,  не  имея  другого  оружия,  кроме  дикой,
необузданной магии, данной при рождении, зная, что  любимая  -  в  лапах
жестоких работорговцев. А время идет своим чередом, и исполняются  слова
древнего пророчества, и далеко  в  замке  Харвелл  восходит  на  престол
отцеубийца - кровавый принц Кайлок,  и  его  царствие  станет  царствием
Зла...

   Посвящается Маргарет Джонс

ПРОЛОГ

   Девушка  начала  всхрапывать:  противный  звук,  словно   молящий   о
милосердии. Но Кайлока раздражал не столько звук, сколько запах. Мерзкий
запах ее пола. Удушающая вонь пота, мочи и прочих  выделений.  Зловоние,
лучше всяких  книг  раскрывающее  истинную  натуру  женщины.  Ту  тайную
натуру, которую женщины путем всяческих ухищрений  стремятся  скрыть  от
мужчин. Стремятся  и  преуспевают  в  этом  -  ведь  мужчину  так  легко
одурачить наружной прелестью: пышной  грудью,  блеском  зубов,  ароматом
духов.
   Но всей правды не скроешь: ни одной женщине не дано, как  бы  она  ни
налегала на духи и пудру, избавиться от запаха своей мерзости.
   Кайлок встал с постели, чтобы отойти подальше  от  этого  смрада.  Он
охотно растолкал бы девицу и прогнал ее прочь - но это не входило в  его
планы, да и вряд ли он сумел бы привести ее в чувство после всего  того,
что проделывал с ней ночью. Ничего,  очухается:  живучесть  -  еще  одна
черта их пола.
   Он  подошел  к  медному  умывальному  тазу,  стоящему,  как   всегда,
наготове, и стал мыть руки. Он тер их жесткой щеточкой из свиной щетины,
старательно счищая запах женщины. Пальцы, которые всего лишь одну  длину
свечи назад жадно блуждали по выпуклостям и углублениям  женского  тела,
теперь мокли в насыщенной щелоком воде.  В  эту  ночь  Кайлок  занимался
своим омовением особенно тщательно - так он проявлял  уважение  к  тому,
что ему предстояло совершить. Не к человеку, которого это касалось, но к
величию самого свершения.
   Он взглянул на свои пальцы - бледные и длинные,  изящно  заостренные.
Совсем не такие, как у отца.
   Тень улыбки прошла по губам Кайлока, и он  повернулся  к  зеркалу.  И
лицом он не в  отца:  глаза,  нос,  зубы  -  все  совершенно  другое.  С
внезапной злобой Кайлок грохнул по зеркалу кулаком, и  оно  разбилось  с
громким треском. Девушка на  постели  зашевелилась,  но  снова  затихла,
укрывшись в безопасности забытья.
   Кайлок не поранил руку при ударе и остался доволен: в  эту  ночь  все
должно обойтись без крови. Его  отражение  множилось  в  осколках,  и  в
каждом незримо присутствовала мать. В том,  что  он  сын  своей  матери,
сомневаться не приходится. Очертания щек и лба, форма рта - все  это  от
нее.
   Отцовские же черты искать тщетно: их нет, да и быть не может.  Он  не
сын своего отца. Это столь же неоспоримо, как вот этот  нос  у  него  на
лице. Нос-то все и выдает: шутка, может, и не смешная, зато верная.
   Кайлок отвернулся от зеркала и стал одеваться. Без всяких изысков - в
черное, как и всегда, столь  неуместное  днем  и  столь  приличествующее
ночи. Цвет секретов и тайных деяний. Цвет смерти. Кайлок не  нуждался  в
зеркале, чтобы знать, как этот цвет ему к лицу. Матери черное тоже пошло
бы.
   Место, куда он направлялся, находилось совсем близко - только  пройти
по коридору, но он не  войдет  под  эти  запретные  своды,  не  коснется
холодной бронзы дверей. Он изберет окольный путь.
   Кайлок вышел из своих  покоев  и  направился  в  крыло,  где  обитали
придворные дамы.  Если  бы  кто-то  и  увидел  его,  то  притворился  бы
незрячим: уж  кому-кому,  а  наследнику  Четырех  Королевств  не  писаны
правила, воспрещающие посещать дам после сумерек.
   Но Кайлок шел не к даме - ему нужно было проникнуть в  потайной  ход.
Дамское крыло для этого всего удобнее: туда свободно  может  направиться
принц, и ничьи взоры не осмелятся последовать за ним.
   С тайными переходами замка познакомил Кайлока  королевский  советник.
Как-то давно, в канун зимы, принца поймали на том, что он травил гончими
птенцов на птичьем дворе. В наказание королева запретила ему  на  неделю
покидать свои комнаты. Баралис помог ему нарушить  этот  запрет.  Открыв
своими скрюченными пальцами стену, советник преподнес  принцу  бесценный
дар. Кайлок и теперь помнил охвативший его трепет открытия  -  будто  он
нашел  то,  что  искал  всегда  среди   окружавшего   его   зловония   и
злопыхательства. То открытие изменило всю его жизнь. С тех пор ничто  не
ускользнуло от его зоркого  ока.  Он  видел,  как  вельможи  валяются  с
горничными,  слышал,  как  слуги  злоумышляют  против  своих  хозяев,  и
обнаруживал под слоем пудры оспины на лицах придворных дам.
   Все представало не таким, каким казалось. Костяк мира складывался  из
продажности и алчности. Плоть покрывала  множество  грехов,  и  Баралис,
открыв принцу доступ в тайные ходы замка Харвелл,  сорвал  с  жизни  всю
мишуру.
   Кайлок нашел нужную стену, провел по ней пальцами,  и  ему  почудился
щелчок сработавшего механизма.  Войдя  в  манящий  темный  проем,  принц
двинулся в нужную ему сторону.
   Внезапный холод и запах гнили напомнили ему о матери.  Поистине  свет
еще не  видел  подобной  потаскухи!  Королева  Аринальда,  прекрасная  и
надменная - такая праведная и безупречная  с  виду.  Как  часто  видимое
расходится с правдой! Только запах не обманывает - он у нее сильнее, чем
у любой другой женщины. От нее  разит,  как  от  шлюхи.  Порой  зловоние
становилось столь  невыносимым,  что  Кайлок  не  мог  оставаться  в  ее
присутствии. Со сколькими же мужчинами переспала его мать?  Сколько  раз
она лгала? Сколько измен на ее совести?
   То, что она спала не только с королем, очевидно.  Он,  Кайлок,  живое
тому свидетельство. В нем нет крови Харвеллов. Все короли этой  династии
были белокурыми, все - с короткими массивными руками и ногами.
   Его  мать  забавлялась  с  другими  мужчинами,  и  он   -   плод   ее
неосторожности. Женщины - слабый пол, и  источник  этой  слабости  -  их
всепоглощающая похоть.  Они  омерзительны:  их  тонкая  кожа  прикрывает
гнусное нутро, ничем не отличающееся от звериного. Пусть бы еще  уличные
девки  и  трактирные  прислужницы  потворствовали  своим  желаниям,   но
королева! Его  мать,  которой  следовало  бы  стоять  выше  всех  женщин
государства, - шлюха самого низкого пошиба. А он - шлюхин сын. Он не мог
поглядеться в зеркало, не вспомнив об этом.
   Вот он и пришел - как скоро! Это сердце замка, источник, из  которого
все проистекает  -  или  проистекало  бы,  если  бы  жизнь  шла  должным
порядком, - покои короля.
   Кайлок открыл  стену  и  вошел.  Запах  тлена  охватил  его  -  запах
человека, медленно уступающего свое тело смерти. Слишком медленно.
   Тихо, зная, что верховный банщик находится в  смежном  покое,  Кайлок
прокрался через комнату. Сердце его бешено стучало от волнения и страха.
Он подошел к кровати - чудовищному  сооружению  из  багряного  шелка,  -
бывшей обиталищем короля последние пять лет. Кайлок откинул  занавеси  и
взглянул в лицо человеку, который не был его отцом.
   При  виде  короля  он  почувствовал  жалость.  Стараниями  лекарей  у
больного не осталось ни волос, ни зубов. Сердце щемило от  зрелища  этих
впалых щек и вечно слюнявого рта. Кайлок увидел мокрую от слюны подушку,
и жалость уступила место  отвращению.  Нет,  это  не  король.  Настоящий
король - это мать Кайлока. Эту закоренелую блудницу, погрязшую в грехах,
сделали правительницей во всем, кроме имени. Кто знает - может, это  она
и навела порчу на короля. Все женщины - изменницы по сути своей.
   Но нынче ночью все  переменится.  Он  избавит  страну  не  только  от
никчемного короля, но и от подставной королевы. Завтра его мать  лишится
всякой власти.  Трон  займет  новый  король,  и  дура  она  будет,  если
попытается и при нем взять вожжи в свои руки.
   Кайлок выбрал одну из многих подушек - брезгливость не поз