ладони были замотаны разными тряпками. Посиневшие от холода пальцы,
видневшиеся  из-под  тряпок,  с  трудом  удерживали  поводья.   Исхудалые,
неухоженные кони едва переставляли ноги.
   Среди снежной дымки слева от всадников замаячил лесок. Командир  отряда
повернулся к своим и что-то крикнул, показывая рукой.  Отряд  вяло  сменил
направление и двинулся в сторону черных  скелетов  деревьев.  Голые  ветви
сгибались под тяжестью снега; иногда, под более сильными  порывами  ветра,
они сбрасывали свой груз, добавляя его к падающим с неба снежным хлопьям.
   Легионеры въехали в рощицу. Жалкое укрытие,  но  в  самой  ее  середине
ветер  ощущался  чуть  меньше.  Люди  тяжело  слезали  с  коней.   Кто-то,
запутавшись ногой в стремени, свалился в снег и долго не мог встать. Никто
не смеялся, хотя для конника подобный случай - настоящий позор.  Напротив,
один из товарищей подошел к  неудачнику  и  помог  освободить  из  ловушки
замерзшую, онемевшую ногу.
   В отряде была лишь одна  вьючная  лошадь.  Распаковали  тощие  мешки  и
выделили коням по небольшой порции корма. Люди получили и того меньше;  на
каждого пришлось по кусочку замерзшей солонины. Солдаты долго пережевывали
куски, пытаясь ощутить хоть какой-то вкус. Наконец всем выдали по большому
глотку водки, которая совершила чудо. Она чуть согрела,  но  прежде  всего
ударила в голову. То были голодные, усталые люди,  в  нормальных  условиях
даже ребенок не ощутил бы последствий такой дозы... Кое-кто из солдат стал
двигаться активнее, в  движениях  других,  наоборот,  появилась  некоторая
неуверенность.
   Под одним из толстых деревьев, прямо на  утоптанном  снегу,  уселись  в
круг четверо. Размотав тряпки, закрывавшие  лица  до  самых  глаз,  они  о
чем-то  разговаривали.   Небритые,   покрытые   инеем   бороды   придавали
покрасневшим от водки и мороза физиономиям поистине разбойничье выражение.
Только щеки командира отряда  были  лишены  щетины,  а  оттого  еще  более
покраснели.
   - Иначе нельзя, госпожа, - шепелявя, настаивал  один  из  бородачей.  -
Теперь - в деревню. Возьмем хотя бы даже силой.
   - Нет, Рест.
   - Если так и дальше...
   - Я сказала - нет.
   Они замолчали.
   Какой-то солдат встал под деревом, в нескольких шагах от  них.  Сначала
он долго возился под попоной, плащом и штанами, пока наконец  не  выпустил
перед собой желтую дымящуюся струю. Он  долго  мочился,  опершись  лбом  о
ствол. Закончив, так и продолжал  стоять.  Последние  капельки  падали  на
снег, вытапливая в нем круглые дырочки.
   - Разбуди его, а то отвалится на морозе,  -  без  тени  улыбки  сказала
Тереза.
   Рест  швырнул  в  солдата  снежком.  Легионер  очнулся,  огляделся   по
сторонам, после чего застегнул  штаны  и  вернулся  к  греющимся  в  кругу
товарищам.
   - Мы - солдаты Армектанского Легиона, - жестко напомнила подсотница.  -
Единственный  полноценный  отряд  конницы  во  всей   Алькаве.   Если   мы
превратимся в бандитов, отбирающих у крестьян еду, это будет означать, что
войска больше нет. А я хочу, чтобы оно было и впредь.
   - Еще два дня такой метели и мороза, - отозвался второй десятник,  -  и
кони начнут падать. Нужно их лучше кормить, ведь если  мы  лишимся  коней,
то...
   - Завтра или послезавтра погода улучшится.
   - А вдруг нет? Допустим, даже улучшится, еда нам что, с неба свалится?
   - Амбеген поехал в Тор. Вернется с едой и зимней одеждой.
   - Вернется, но когда? В прошлый раз, уехав в Тор, он только через месяц
вернулся. А у нас в Эрве запасов столько, что в седле можно унести... Даже
возвращаться туда не хочется. Какая разница, здесь - голод, там - голод...
   Тереза встала:
   - Вы просили, чтобы я с вами посоветовалась. Что  ж,  я  согласилась  и
посоветовалась. Идем.
   - Куда, госпожа?
   - В деревню на ночлег, как обычно. Да, предыдущая была сожжена, но  это
не означает, что и со всеми случилось то же самое.  Сараев  крестьянам  не
жалко, хоть не на снегу будем спать...
   - Зато еды жалко! - в отчаянии крикнул десятник. - А что это за война с
пустым брюхом да на таком морозе?!
   Тереза уже проходила мимо, направляясь в  сторону  лошадей.  Неожиданно
она развернулась и ногой врезала сидящему в  лицо.  Это  был  не  показной
пинок, но тяжелый удар, от которого офицер рухнул в снег, зажимая рот.  Из
замерзших разбитых губ хлынула кровь.
   - Тон смени! - бросила она. - Я сказала - идем, и ты  должен  отвечать:
"Так точно, госпожа!" Взять его, посадить на коня, и вперед!
   Она повернулась, подошла к изможденной лошади и вскочила в седло.
   - Едем! - крикнула она солдатам. - Ну? Кому-то еще холодно?
   Легионеры видели, что случилось с десятником. Но все же один отозвался:
   - Да, госпожа. Мне холодно.
   Тереза мгновенно сообразила, что остальные скажут то же самое.  Времени
на раздумья не оставалось. Едва прозвучали эти слова, она стянула  с  себя
потрепанный плед и швырнула его под ноги солдату.
   - Держи, будет теплее.
   Затем сняла серый плащ, оставшись  в  одной  кольчуге  и  мундире,  под
которыми были  лишь  тонкая  рубашка  и  военная  подстежка.  Держа  плащ,
переброшенный через руку, Тереза спросила:
   - Ну, кому еще холодно?
   Ответа не последовало.
   Подсотница бросила плащ на снег.
   - Если кто решится, пусть поднимет, - с презрением проговорила  она.  -
Еще могу отдать мундир и юбку. А когда буду  совсем  голая,  вы  меня  еще
оттрахайте - погрейтесь. Лучше до того, как я остыну.
   Она сочно сплюнула, потом выпятила губы:
   - Вояки... И вот этим я командую?..
   Она сжала ногами ввалившиеся бока коня.
   Немного спустя ее догнал один из солдат. К тому времени выступавшие  из
коротких рукавов предплечья и локти  Терезы  посинели  от  мороза.  Солдат
протянул руку, возвращая ей плащ и плед.
   - Ваше благородие... Этого больше не повторится.
   Она спокойно посмотрела на него:
   - Посмотрим. Убери эти тряпки с глаз моих долой. Ты говорил,  что  тебе
холодно, хоть на посмешище себя не выставляй. Вернуться в строй.
   - Есть, госпожа, - пробормотал солдат.
   Он поспешил убраться. Всю остальную часть пути он  вынужден  был  везти
отобранную у командира одежду.
   Тереза вела отряд до самого захода солнца,  безошибочно  находя  нужное
направление в большой белой пустыне, которую  окутывала  дрожащая  снежная
пелена.


   Плачевное состояние отряда все же тронуло сердца  крестьян,  и  солдаты
получили немного  еды.  Расплатились  остатками  личного  серебра  Терезы:
воинские расписки не стоило даже показывать. Алерцы, недавно заглянувшие в
деревню, сожгли две хижины.  Возле  пепелища  остался  большой,  почти  не
пострадавший, теперь ничейный сарай.  Солдаты  нарубили  крестьянам  целые
поленницы дров,  чтобы  таким  образом  заработать  дрова  для  себя.  Все
разместились в сарае.  Лошадей  поставили  у  одной  из  стен,  а  посреди
свободного пространства разожгли костер. Сухое дерево  давало  не  слишком
много дыма, который, впрочем, быстро улетучивался сквозь щели в  стенах  и
частично очищенной от снега крыше. Помещение, каким бы оно ни было, все же
защищало от ветра, и вскоре от огня, тел людей и животных и дыхания  стало
почти  жарко...  По  крайней  мере,  так  казалось  продрогшим   солдатам,
поскольку на самом деле достаточно было чуть отодвинуться от  огня,  чтобы
изо рта снова пошел пар.
   Лежа в углу на одолженном у крестьян сене, накрывшись  по  шею,  Тереза
ощущала блаженное тепло. Ее постоянно посещала мысль о том, чтобы напиться
до потери чувств. Но водку следовало экономить...  хотя  разве  она  может
напиться, командуя отрядом? Спиртное действовало на нее плохо:  уже  после
нескольких хороших глотков Тереза начинала клеиться к мужчинам или  искать
повода для ссоры. Здесь и сейчас она не могла себе такого позволить.
   Порой она проклинала судьбу, что  не  родилась  мужчиной.  Как  солдат,
отвагой и силой духа она превосходила всех сидящих в этом сарае и  многих,
многих других. Это она знала наверняка. Но... Пусть для женщины она весьма
вынослива и сильна. Увы, от этого она не перестает быть женщиной...
   Однако Тереза прекрасно осознавала, что на самом  деле  подобные  мысли
приходят лишь в минуты  дурного  настроения.  Она  любила  и  хотела  быть
женщиной. Правда, немного другой... Такой, которую бы желали мужчины. И не
какие попало. Настоящие мужчины. Когда-то она думала, что нужно во всем  с
ними сравняться, верила, что они будут  ценить  в  ней  то,  что  привыкли
ценить в себе. Неправда. Они готовы  восхищаться  женщиной-воином  до  тех
пор, пока она не превосходит их. Настоящая  женщина  -  это  женщина...  с
дартанского гобелена. Когда-то она видела такой. Он изображал одну из трех
легендарных сестер, которых Шернь много веков назад послала на  борьбу  со
злом. Кое-кто этому действительно верил. У девушки с гобелена были  груди,
как кочаны капусты, подведенные черным ресницы и брови, румяна на щеках, а
в маленькой изящной  руке  -  меч,  центр  тяжести  которого  находился  в
громадной рукояти... Отдельные части золотых  доспехов  были  соединены  с
помощью ажурных цепочек, а все вместе было устроено столь хитро, что самые
уязвимые места оставались без какой-либо защиты. Плюс  великолепная  шкура
степной  пантеры  на  спине.  Стоило  обладательнице  всей  этой  амуниции
чихнуть, разукрашенные доспехи разлетелись бы  во  все  стороны,  а  голая
девица, запутавшись в меховых полах, рухнула бы наземь,  широко  расставив
ноги... Наверное, именно этого от нее и ждали. Нет,  посланница  Шерни  не
может выглядеть столь безнадежно.  Однако  что  поделаешь,  если  как  раз
такими  воительницами  и  восхищаются  мужчины?   Хищными,   вооруженными,
сильными, но только внешне. Разве достойна уважения,  тем  более  желания,
обычная баба в простой кольчуге, командующая конницей, как никто другой на
свете? Такой же мужчина, занимающийся тем же самым, - вот  он  достоин,  а
она...
   Тереза прикрыла глаза. Бесполезные размышления.  Лучше  составить  план
действий на завтра.
   Завтра...
   Перед ее глазами возникло то, что она видела тремя месяцами раньше  под
Алькавой. Побоище... Остатки заставы, которая  была,  по  сути,  небольшим
городом, еще дымились, но Алькаву разграбили и  сожгли  уже  после  битвы,
разыгравшейся в степи. В степи, поскольку алерцев становилось все  больше,
и вскоре стало ясно: если враг не будет разбит по частям, то  в  ближайшее
время его силы вырастут настолько, что никакое  подкрепление  не  поможет.
Солдатам пришлось выступить в поле. По следам на побоище легко можно  было
воспроизвести все события. Не хватало  конницы.  Лучники,  как  в  далеком
прошлом, когда еще велись внутренние армектанские войны, воткнули в  землю
перед собой заостренные колья, направленные  в  сторону  вражеских  войск.
Фланги охраняли тяжеловооруженные пехотинцы. Однако  стрелы  из  луков  не
смогли остановить могучую атаку всадников на вехфетах, и началась  паника.
Паника! Поле покрывали тела тех, кто пытался бежать.  Раны  чаще  всего  в
спине, почти ни одного вражеского  трупа...  Бегство,  повальное  бегство,
куда угодно, лишь бы подальше. Потом те, кто выжил,  подтвердили,  что  на
самом деле все так и было. Из объединенных сил  округа  уцелели  лишь  те,
кого сумел вывести стоявший на правом фланге  Амбеген.  Единственный,  кто
оказался на высоте. Ибо она и Рават с задачей не  справились.  Опоздали...
Правда, не по своей вине. Три дня они просидели в лесу, чуть ли не зажимая
ладонью морды коням: бывали  моменты,  когда  любой  звук  мог  выдать  их
присутствие стаям серебряных алерцев, сотни и тысячи которых маршировали в
сторону Алькавы. Они же могли только смотреть, и то украдкой...
   Тереза до сих пор помнила выражение лица Амбегена, когда они  вместе  с
Раватом привели ему  пятьдесят  конников,  несколько  вьючных  и  запасных
лошадей и двадцать с небольшим собранных по пути, уцелевших после разгрома
солдат. В глазах усталого, подавленного поражением коменданта единственной
уцелевшей заставы этот жалкий  отряд  выглядел  настоящей  армией.  Притом
отрядом командовали два офицера. Целых два опытных офицера!
   Не в силах избавиться от мрачных воспоминаний, она  отбросила  плед  и,
поднявшись, подошла к огню, где полуголые солдаты сушили одежду и  сапоги.
Тепло, царящее в сарае, было теплом предательским.  Оно  несло  облегчение
продрогшим телам, но растапливало обледеневший снег, придававший жесткость
плащам, попонам, одежде и обуви.
   Ей поспешно освободили  место.  Она  села  и,  сняв  промокшие  сапоги,
вытянула босые ступни к огню.
   Оживленные  разговоры,  слышавшиеся  еще  мгновение  назад,   притихли.
Избегая ее взгляда, солдаты молча глядели на пламя. Наконец тот, который в
роще сказал, что ему холодно, -  может,  более  смелый,  а  может,  просто
глупый, - произнес:
   - Ваше благородие, мы... мы не хотим бунтовать, не в этом дело. Мне, то
есть нам, всего-навсего хочется знать, зачем мы, собственно,  сюда  ездим?
Если мы это узнаем...
   - То что? - спокойно прервала она его.
   Снова наступила тишина.
   - Ничего, госпожа, - наконец пробормотал солдат. - Просто... узнаем,  и
все.
   - Сотник Рават не отучал вас от лишней болтовни, - заметила она.  -  Мы
ездим сюда,  потому  что  мне  так  нравится.  Этим  отрядом  командую  я.
Повинуясь моему приказу, вы нападете на пятьсот  алерцев  или  убежите  от
десятка. Есть тут кто-нибудь, кого силой тянули в войско?
   Ответа не последовало.
   - Или кто-то не знал, что в армии приказы отдаются офицерами, а солдаты
повинуются?
   Молчание.
   -  Единоличное  командование  не  я  придумала,  -  подытожила  она.  -
Неспособных командиров убирают, и командовать они больше не могут. Как  вы
думаете, почему я еще с вами?
   Молчание.
   - Потому что я хороший командир, - снова  она  сама  ответила  на  свой
вопрос. - Почему вы не подходите ко мне с такими вопросами на заставе?  Не
помню, чтобы я когда-либо это запрещала. Но я скажу вам почему. Потому что
на заставе я управляю вами иначе, чем в походе. И только в  походе  у  вас
возникают вопросы насчет моего командования. А я не люблю глупых вопросов,
поскольку командую хорошо и не знаю никого, кто мог  бы  дать  мне  лучший
совет, чем я сама. Так что вы будете делать то, что я вам прикажу,  и  все
будет хорошо. Я никогда не наказывала солдата, который  следовал  приказу.
Или, вам кажется, этого мало? Думаете, за выполнение  приказов  вам  нужно
медаль давать?
   Она встала.
   - Ладно, хватит, - закончила она, забирая свои все еще мокрые сапоги. -
Я все объяснила, но больше повторять не буду.
   Она вернулась на сено, закуталась в плащ и попону,  после  чего  быстро
заснула. О ночных постах должны заботиться десятники.



        "10"

   Амбеген хотел вернуться в Эрву - и не мог.
   Сначала он никак не мог понять, зачем его во второй раз вызывают в Тор,
когда он гораздо нужнее на заставе. Но вскоре стало ясно, что  он  главный
кандидат на должность коменданта округа, с чем было  связано  повышение  в
звании до надсотника. Втайне Амбеген давно рассчитывал, что кто-то наконец
его заметит... Мысль о повышении  его  отнюдь  не  огорчала.  Утомительные
партизанские стычки на границе неожиданно переросли в большую  войну.  Для
того,  кто  всерьез  думает  о  военной  карьере,   открывались   огромные
возможности,  и  уже  первое  молниеносное  повышение  было  тому   лучшим
доказательством...  Обычно  мало  кто  задумывается,  сколь  неприятно   и
утомительно для солдата мирное время. Особенно для солдата,  не  лишенного
тщеславия. Амбеген вовсе не  желал,  чтобы  горели  деревни,  а  крестьяне
теряли все нажитое  и  расставались  с  жизнями.  Он  искренне  сожалел  о
разрушениях, учиненных в Армекте алерскими стаями, и предпочел  бы,  чтобы
до войны дело вообще не дошло. Однако же дошло! А война есть война. Не  он
ее начал, и здесь уж ничего не изменишь. Война началась, и  кто-то  должен
ее выиграть. В глубине души Амбеген был убежден,  что  прекрасно  подходит
для этой роли.
   Все-таки он немало прожил на свете и на своем веку повидал всякое.  Да,
он стыдился сказать вслух, что эта война  ему  "по  душе",  но  другие  не
скрывали своей радости...
   Вряд ли путь к будущим победам (его победам)  будет  ровным  и  прямым.
Ведь речь шла не о чисто военных вопросах, скорее даже  напротив.  Амбеген
много раз бывал в Алькаве и несколько раз в  Торе.  Комендатуры  городских
округов он тоже видел. И мог сделать только  один  вывод:  чем  выше,  тем
хуже. Ведь уже в Эрве можно было найти двоих офицеров, не выносивших  друг
друга и постоянно  соперничавших,  и  соперничество  это  не  всегда  было
здравым. В Алькаве, где у коменданта округа и у коменданта заставы было по
двое заместителей, дела обстояли куда хуже...  Не  много  на  свете  таких
солдат, как Рават, думающих только о погонях в степи и ни  о  чем  другом.
Должностей мало. Зато желающих их занять более чем достаточно.
   А Тор? Цитадели Тор подчинялись два военных округа. И пожалуй, все  без
исключения тысячники и надсотники, каковые там были, единодушно  полагали,
что какой-то там сотник с рядовой заставы, участник проигранного  сражения
-  последний  в  этой  части  Армекта  человек,  которому  можно  доверить
командование округом. Амбеген предвидел хлопоты. И он не ошибся.
   Застряв в Торе, Амбеген уже через неделю  начал  понимать  образ  мысли
сидящих здесь людей. Это его даже не  удивляло.  Тяжелые  стены  цитадели,
хотя и холодные, безразлично восприняли струи осеннего дождя, а  к  первым
ударам зимы отнеслись крайне спокойно. Сидя в кресле легко  строить  планы
сражений и прокручивать в уме послушные цифры, которые должны представлять
силу войск.
   Как-то раз один из офицеров  помоложе,  отведя  его  в  сторону,  начал
чертить на большом листе расположение войск под Алькавой. Он  расспрашивал
о деталях, нанося их на "карту", и тут же объяснял Амбегену, какие  ошибки
были совершены в бою. Амбеген тогда прервал его,  взял  перо  и  нарисовал
поле  боя  еще  раз,  обозначив  извилистую  линию  реки,  болота,  лес  и
беззащитную после ухода войска заставу, которую нужно было прикрыть.  Там,
где  офицер  рисовал  ровные  прямоугольники  и  квадраты,  долженствующие
обозначать отряды, Амбеген нацарапал  пером  множество  маленьких  точечек
("Эти потеряли своего командира, а  новый  их  совсем  не  знал"),  дальше
начертил неровный, с рваными краями многоугольник ("У этих были  загнанные
кони, они были голодны и хотели спать,  поскольку  вступили  в  бой  сразу
после  марша"),  еще  дальше  вместо  большого  прямоугольника  в   центре
появились несколько маленьких  треугольничков  и  квадратиков  ("Эти  были
собраны с разных  застав,  они  первый  раз  оказались  вместе").  Офицер,
наморщив лоб,  приглядывался  к  детским  каракулям,  возникшим  на  месте
прекрасных боевых порядков. "Знаю, господин, - добавил тогда Амбеген, -  в
том сражении было совершено немало ошибок. Но отсюда, из этого замка,  все
выглядит иначе. Я сижу здесь всего несколько дней, а мне  уже  не  хочется
верить, что моя конница из Эрвы способна делать по такому морозу  и  снегу
не более десяти миль в день..."
   Офицер пожал плечами и ушел.
   Комендантом  Восточных  Военных  Округов  Пограничья  был   надтысячник
Л.Н.Мивен, человек неглупый и предусмотрительный.
   Насколько он предусмотрителен,  Амбеген  понял  сразу  же,  как  только
прибыл в Тор. Мивен показал ему  довольно  старое,  зачитанное  письмо  от
мудреца-Посланника и в лоб спросил, не заметил ли  Амбеген  что-нибудь  из
того, о чем говорилось в письме.
   Мивен честно заработал свой пост, послужив  во  всех  уголках  Империи.
Потом его перевели на Северную Границу. Однако человеком он был не слишком
решительным,  порой  неустойчивым  и  податливым,   а   прежде   всего   -
легковерным. Амбеген понятия не имел, кто и что рассказывал коменданту,  -
достаточно  того,  что  у  Мивена  вскоре  возникли   нек