груза, с высоты свалившегося в реку.  Механики  начали
выходить из себя, зрители отпускали ехидные комментарии. Раздался  общий
вздох облегчения, когда  наконец  водяное  колесо  начало  вращаться,  а
ветряное - повторять его движение. Это был настоящий успех, больше,  чем
успех, - достижение, оправдавшее затраченные усилия.
   - Назад! - раздался чей-то истошный крик, но к моменту,  как  рабочие
сообразили,  что  происходит,  было  уже  поздно.  Три  огромных  камня,
пущенных  требушетом  с  угловой  башни,   просвистели   в   воздухе   и
приземлились; один - в реку, подняв огромным всплеском фонтан  брызг  до
самого неба. Второй - прямо на водяное колесо, раздавливая его  в  щепы,
разнося козлы, ломая пополам ось и размазывая тело Ментакая по тому, что
осталось от его проекта. Третий  камень  упал  в  самую  середину  толпы
зрителей, убив мужчину и женщину и придавив ноги мальчику-подростку.
   Казалось, шок от произошедшего будет длиться вечно. Наконец  гробовую
тишину прорезал женский  визг,  несколько  человек  бросились  к  камню,
придавившему мальчика, и принялись толкать его что есть силы;  остальная
толпа заколыхалась, не зная, то  ли  помочь  спасателям,  то  ли  бежать
прятаться на случай, если полетят еще камни.
   Темрай  проделал  путь  сквозь  толпу,  расталкивая  рабочих,   будто
прикованных к месту, где только что красовался плод их труда. По пути он
отдавал приказы - послал за лекарями, велел  доставить  из  лагеря  пять
новых требушетов и  установить  их  для  ответного  залпа.  Деятельность
командира помогала ему сладить с неразберихой и  паникой  в  собственной
голове, где картины горящего лагеря и пылающих на воде плотов мешались с
образом костной мельницы - той самой, которую он помнил  стоящей  по  ту
сторону городской стены, так же сломанной и  разбитой  в  щепы,  как  ее
здешняя имитация. И ее  закрома,  наполненные  костьми  тысяч  мужчин  и
женщин,  как  горожан,  так  и  кочевников,  бездумно   и   бессмысленно
скормленных все еще вращающимся жерновам.
   Камень сдвинули достаточно, чтобы вытащить раненого мальчика, он  был
все еще жив и раскрывал  рот  в  беззвучном  крике  боли,  но  из  горла
выходили только хрипы. Кто-то упомянул, что погибшие мужчина и  женщина,
чьи тела все еще оставались под камнем, - родители парнишки. Темрай взял
это на заметку и на время отложил знание  подальше,  чтобы  вернуться  к
нему несколько погодя.
   Приволокли первый из пяти  требушетов;  мулов  отвязали  от  останков
крана и подключили к работе. Но теперь животные твердо решили  упереться
и  не  двигались,  так   что   щелчки   кнута   перемежались   страшными
ругательствами для пущего эффекта.  Кто-то  сообразил,  что  требушет-то
здесь, но нет камня для выстрела. Еще кто-то предложил использовать один
из двух, которые уже здесь; кто-то  третий  сообщил,  что  это  глупо  и
возмутительно... Темрай посмотрел вверх, на сторожевую башню, и  отменил
приказ об ответном залпе: на стене не было видно ни  малейших  признаков
того, что последует новый  удар,  а  завязывать  битву  сейчас  было  бы
неразумно.
 
*** 
 
   - Для меня? - переспросил полковник Лордан, до крайности удивленный.
   Стражник кивнул.
   - Какои-то тип оставил это для вас  с  час  назад.  Не  представился.
Сказал, что там записка.
   - А-а. Ну-ну. Спасибо, вы свободны.
   Стражник отсалютовал и ушел, закрыв за собою дверь.
   Снова, в своей несчастной келейке в караулке в Среднем городе. Те  же
холодные каменные стены, тот же каменный выступ в стене вместо  кровати.
Лордан посмотрел на сверток в своих руках, повертел туда-сюда  и  бросил
на каменную кровать. О камень  зазвенел  металл.  Лордан  распакует  это
потом, не раньше, чем скинет эти отвратительные ботинки.
   "Кому и с чего бы вздумалось посылать мне подарок", - недоумевал  он,
стягивая левый башмак со своей усталой потной ноги.
   Хотя Лордан уже опаздывал на Совет, он позволил себе роскошь посидеть
босиком, шевеля пальцами ног перед тем, как надеть сандалии.  "А  может,
это что-нибудь полезное, например, пара мягких тапок?"
   Он стащил робу, стряхивая с нее влагу нежданного  дневного  ливня,  и
потянулся к старой, своей любимой, к которой так привыкло  его  тело  за
долгие годы ношения. Не самый подходящий костюм для встречи с префектом,
но это Лордана не слишком заботило. Рубашка и штаны тоже были мокрые, но
он не потрудился переменить их.
   Во дворце  префекта  всегда  жарко,  можно  сесть  у  самого  огня  и
хорошенько обсушиться
   Он быстро пригладил волосы гребнем - это было  необходимо.  А  теперь
Лордан распакует свой подарок и только потом пойдет.
   Не следовало быть гением, чтобы  понять,  что  там,  внутри  длинного
свертка.  Нечто  узкое,   около   двух   с   половиной   футов   длиной,
металлическое. Кто-то прислал ему меч.  Да,  мечом  обзавестись  Лордану
следовало.  Позор  для  исполняющего  обязанности   генерал-командующего
обороной Перимадеи, расхаживать по  укреплениям  с  пустыми  ножнами  на
боку. Он перерезал веревки ножом и развернул ткань; после чего несколько
минут сидел неподвижно и смотрел на подарок.
   Настоящий гуэлановский клинок. Более того  -  настоящий  гуэлановский
широкий  меч!  Во  всем  мире  их  оставалось  около  пяти.   Необычные,
совершенно убийственные судебные мечи, принесшие великому оружейнику его
славу. Это был, безо всякого  сомнения,  гуэланец  -  Лордан  понял  это
раньше,  чем  вынул  короткое  тяжелое  лезвие   из   ножен   и   увидел
неподражаемое клеймо мастера на стали. Никто не  делал  мечей  так,  как
великий Лирас Гуэлан. Имитации последователей были  всего  лишь  жалкими
подражаниями, подходящими только для рубки дров или вскрытия  бочек.  Ни
один оружейник прошлого и настоящего не мог добиться  такой  потрясающей
гармонии веса и баланса, делающей оружие  лучшим  хоть  для  одноручной,
хоть для двуручной техники, равно для рубящих и колющих ударов.
   Для таких мечей существовала особая техника, как рассказывала легенда
(и впервые, держа меч в своих руках, Лордан осознал, что это  не  просто
сказки). Если сражаться  гуэланцем  как  обычным  мечом,  вес  клинка  и
пропорции - длинная рукоять, короткое лезвие  -  будут  работать  против
вас. Чем больше вы будете стараться, чем больше вложите сил -  тем  хуже
будет слушаться оружие. Но  если  вы  будете  не  бороться  с  весом,  а
использовать его, тогда меч начнет как бы направлять себя сам,  добавляя
собственную силу вашим ударам вопреки всем законам физики. Гуэлановскому
мечу, как говорят в народе, нужно позволить самому сражаться за вас;  он
отлично знает, что делает, а дело бойца - просто держаться  за  рукоять,
не мешать мечу и наслаждаться зрелищем.
   Бардас Лордан всегда относился с  сомнением  к  лирическим  байкам  о
смертоносном оружии. Но сейчас даже он почувствовал, что в  этом  случае
можно сделать исключение. Всю свою жизнь фехтовальщика, ясно  без  слов,
он мечтал о таком сокровище (хотя его все равно нельзя было бы применить
для работы, потому что такие клинки запрещены законом к использованию  в
судебных целях).  И  вот  теперь  мечта  сбылась  -  он  держал  в  руке
гуэлановский меч, тяжело, но чрезвычайно удобно лежавший  на  сгибе  его
локтя. Так смирно сидит на руке ловчий сокол, обученный для охоты.
   Он, должно быть, стоит целое состояние. Лордан вспомнил о письме.  Не
желая ни на миг выпускать из рук свою драгоценную обнову, он  повозился,
одной рукой взламывая печать на конверте.
   Бардас,
   Полагаю, ты получил весточку от меня, а также и последовавшее за  ней
послание. Так что очевидно, что ты  не  желаешь  меня  видеть.  Не  могу
сказать, что удивлен этим обстоятельством. Я пойму, если ты не  захочешь
принять это в дар от  меня  (хотя  если  не  примешь,  будешь  последним
идиотом. Ты не представляешь, чего мне стоило его отыскать,  а  когда  я
наконец нашел, чего стоило  уломать  владельца  его  продать).  Все-таки
возьми его; вещь невиновна в грехах того, кто ее преподносит, а меч тебе
пригодится, я уверен. Я попросил  его  защищать  тебя;  вот  почему  это
должен был быть гуэланец - ты слышал, что у них свой собственный  разум?
Постарайся его не сломать.
   С любовью,
   Горгас Лордан.
   Бардас Лордан посмотрел на письмо, потом на меч,  потом  -  опять  на
письмо, потом опять на меч. Оружие имеет двойную  натуру,  оно  способно
творить как добро, так и зло, или - и то, и другое сразу, не ведая и  не
заботясь  о  плодах  своих  действий.  Таково  же,  подумал  Лордан,   и
назначение адвоката - человека, который сражается и убивает из-за  чужих
дел, во имя правосудия. Оружие в его руке  и  искусство,  которое  через
руку приходит в оружие, служат мерилом правоты и  не  правоты,  добра  и
зла. Но сильнейший и быстрейший всегда  побеждает  того,  кто  слабее  и
медленней, и трудно поверить, что когда-нибудь будет иначе. "Может быть,
вот чем я стал, - думал Лордан, глядя на меч, - или я этим и был всегда?
Оружие в чужой руке, созданное убивать и разрушать во имя добра или  зла
- в зависимости  от  того,  в  чьей  руке  оно  находится,  И  появление
гуэлановского меча - ты слышал, что у  них  свой  собственный  разум?  -
может быть, это знак, что  что-то  приближается?  И  сейчас  я  предстою
адвокатом за всю Перимадею, мне отвечать за ее поражение  -  или  за  ее
правоту.
   Он, должно быть, стоил ему целого  состояния...  Так  он  платит  мне
через столько лет. Может быть, он как-то меня использует наряду со всеми
остальными, хотя я совершенно не представляю, зачем я ему сдался. Именно
вследствие его действий вся моя жизнь повернулась так, а не  иначе  -  с
того самого дня,  когда  он  бросил  меня  на  берегу  реки,  приняв  за
мертвеца, и убил мою прежнюю жизнь. Если он думает, что так может купить
меня..."
   Но это же гуэлановский широкий меч. Клинок не в ответе за дела  того,
кто его подарил. Так же как адвокат  не  в  ответе  за  действия  своего
клиента. Прежде всего, говорилось тогда на церемонии принесения присяги,
адвокат сражается во имя правосудия, и  правосудие  -  его  единственный
клиент. Меч разрубает плоть, повинуясь руке фехтовальщика а человек - не
более чем клинок в руках обстоятельств, того,  что  случилось  с  ним  в
прошлом, сделавших его самим собой, и последствий этого в  настоящем,  с
которыми приходится иметь дело. Принять  этот  меч  от  своего  брата  -
примерно то же самое, что забрать оружие противника, только что  убитого
на суде. В этом смысле  Лордан  заслужил  меч;  а  с  тех  пор,  как  он
становился его собственностью, прошлое меча теряло значение.
   "Боги, я готов убедить себя в чем угодно, лишь бы только владеть этой
вещью. Она стоит больше, чем я заработал за  десять  лет.  И  что,  черт
возьми, он имеет в виду этим "с любовью"?"
   Лордан  неожиданно  вспомнил,  что  опаздывает  на  Совет.  Полностью
сознательным актом, а не чисто машинально он достал перевязь и прикрепил
на ней новые ножны с мечом. В этот момент ему пришла утешительная мысль:
"Я только исполнял приказы, меня заставили это сделать,  это  сделал  не
я". Бардас Лордан, гуэлановский меч. Дорогое и редкое  оружие  со  своим
собственным разумом...
   Ну-ну, сказал он себе  и  вышел  из  маленькой  холодной  комнатенки,
направляясь к дому главы. Если в конце концов ему придется продать душу,
лучше сохранить ее для семейного пользования, чем разбазарить неизвестно
кому  по  дешевке.  Но  эта  мысль  не   облегчала   принятия   решения.
Окончательный вывод Лордан  собирался  отложить  до  того,  как  у  него
появится побольше времени хорошенько все обдумать - и,  по  возможности,
побольше информации.
 
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ 
 
   - Я был бы счастлив иметь  хоть  смутное  представление  о  том,  что
происходит, - пробормотал Кьюскай. Бледный лунный свет превращал облачко
его дыхания в серебряную дымку, и слова выходили  из  горла  в  морозную
ночь замерзшим туманом. - И первый был достаточно плох, а  этот  мне  не
нравится даже сильнее.
   Неподалеку от него Темрай, согнувшись под прикрытием повозки, смотрел
на огонь факелов на сторожевой башне. Он слегка дрожал.
   - Может, это у  них  семейное.  Родовая  черта,  до  которой  нам,  в
сущности, нет дела. Единственное, что  меня  тревожит,  это  возможность
ловушки.
   - Ловушка просто обязана быть, - сказал кто-то  слева  от  Темрая.  -
Честно говоря, вся  эта  история  воняет,  как  прошлогодний  сыр.  Брат
вражеского военачальника является к  нам  и  обещает  открыть  ворота  и
опустить мост ровно в полночь - боги, Темрай, во  что  ты  еще  способен
поверить? В старую ведьму с корзинкой ветров? В  духа,  живущего  внутри
зуба?
   Темрай оскалился, хотя этого никто не мог видеть.
   - Если вы настолько недоверчивы, можно не ходить, - ответил он. -  Но
если вся ловушка содержится в открывании нам ворот и опускании моста, то
мне она по душе.
   - Наверняка  они  отлично  подготовятся  к  встрече.  Кипящее  масло,
орудия, ожидающая нас колонна стрелков...
   "На крайний случай сойдет, - сказал себе Темрай. - Если первая сотня,
вошедшая в ворота, продвинется далее, чем на  десять  ярдов,  -  я  буду
очень удивлен. Но это входит в понятие допустимой потери. Мы можем  себе
позволить потерять тысячу в первые две минуты - и при  этом  действовать
успешнее чем могли мечтать".
   - Эй, - прошептал Кьюскай. - Смотрите все.
   - Чтоб мне провалиться - пробормотал кто-то, невидимый в  темноте,  -
ворота открываются.
   В самом деле в рисунке теней под сторожевой  башней  появилось  некое
слабое изменение. У Темрая перехватило дыхание.  В  ближайшие  несколько
секунд он должен был отдать  приказ  двинуться  вперед,  если  не  хотел
упустить свой шанс. Когда отдан приказ, есть реальная  возможность,  что
сегодня его войско войдет в город. Как только они окажутся внутри,  если
только предположить, что все пойдет по плану  -  сначала  первой  атакой
захватить башню и орудия, чтобы горожане не могли  обстреливать  камнями
дамбу; двумя следующими занять башни по сторонам моста, лишая защитников
города выхода на стену, чтобы не было возможности сверху посыпать  людей
Темрая стрелами. А потом - предположим, что основные силы еще не  успеют
подойти (вся операция рассчитана на три минуты, ну, на четыре - если при
выходе на стену будет какое-нибудь сопротивление), - можно двинуться  по
периметру стен,  поставив  себе  цель  окружить  основное  подразделение
врага, как только оно покажется, и отрезать ему отступление  в  лабиринт
улиц и площадей. Если план сработает, город будет  разделан  как  оленья
туша, только  что  снятая  с  вертела,  разделен  на  легко  управляемые
участки,   каждый   из   которых   сможет    контролировать    отдельное
подразделение.
   Темрай представлял себе атаку чем-то вроде загонной охоты на кроликов
на ночной равнине. Сначала нужно оказаться между пасущимися кроликами  и
их норками - до того, как они заметят вас, - и расставить  силки.  Потом
засветить огни и поднять шум, чтобы стайка бросилась  спасаться  в  свои
укрытия, попадая прямо в сети, навстречу своей  смерти.  А  потом  можно
лениво расхаживать между силками,  методично  вытаскивая  наружу  одного
трепыхающегося зверька за другим, и сворачивать им шеи.  Все  это  очень
просто, если правильно спланировано.
   Когда будет  отдан  приказ,  Темрай  перестанет  полностью  управлять
происходящим. Если предположить, что он до сих пор им управлял.
   - Ну что же, - выговорил он, закидывая  руки  за  голову.  -  Вперед.
Удачи вам всем. Встретимся в Перимадее.
 
*** 
 
   Горгас Лордан перешагнул через труп  стражника  и  всем  своим  весом
налег на рычаг. Подвесной мост был очень тяжел, нарочно устроенный  так,
чтобы его нельзя было опустить или поднять в одиночестве. Мышцы груди  и
спины трещали от напряжения; очень скоро тяжесть станет  невыносимой,  и
нужно  будет  отскочить  в  сторону,  что   бы   не   зашибло   свободно
завращавшимся рычагом. Тогда исправить содеянное будет  уже  невозможно.
Еще несколько дюймов - и падение Перимадеи решено.
   Горгас остановился на минутку и снял с плеча колчан. Перевязь натерла
ему плечи, а кроме того, конец  ее  мог  попасть  в  ворот  моста,  если
все-таки  получится  привести  его  в  состояние,  когда   возврат   уже
невозможен.
   Хотя в общем-то это уже случилось много лет назад. Он перестрелял всю
стражу, которую видел. Их должно было быть четверо, судя по наблюдениям,
которые он со всевозможным тщанием проводил несколько ночей подряд.
   Если кочевники сыграют свою роль правильно, если  они  в  самом  деле
готовы и ждут под стенами, минут через пять город наполнится людьми.  Во
всеобщей суматохе будет нетрудно ускользнуть, добраться до гавани  и  до
корабля, который ждет на причале. Если все пойдет по плану, ко  времени,
как город осознает близость своей кончины, Горгас будет далеко в море.
   Внезапно он почувствовал, что рычаг вырывается из рук,  и  напор  его
уже превышает человеческую силу. Горгас поспешно отступил назад, и рычаг
подъемного моста принялся вращаться все с большей  скоростью,  наращивая
обороты. Цепь разматывалась  с  грохотом.  Этот  звук  в  ночной  тишине
казался потрясающе громким.  "Наверно,  его  слышно  по  всему  Среднему
городу, - подумал Горгас, - только мертвеца не разбудит такой грохот,  и
только тупица не поймет, что происходит".  Он  чуть  помедлил  мыслью  в
текущем моменте. Возврата нет, последний шанс упущен. Миг, когда  из-под
ног самоубийцы валится табурет или медленно выскальзывает карниз. В этом
было своеобразное утешение:  "Ну  вот,  уже  поздно,  теперь  ничего  не
исправить, так о чем  теперь  волноваться?"  Это  как  штурвал  корабля,
потерявшего управление: он  так  же  неистово  вращается,  и  с  ним  не
совладать. Все в буквальном смысле теперь было не в его руках.
   Дело сделано; успешно; в спину не воткнулось копье, в  шею  не  вошла
стрела. Пора убираться. Как всегда, он уберется вовремя.
   Сгусток тени, представший перед ним, приобрел человеческие  очертания
и оказался стражником. Тот бежал вперед,  вглядываясь  в  темноту  и  не
замечая Горгаса  Лордана.  Что  же,  пусть  бежит  -  на  данной  стадии
происходящего нет резона затевать битву.
   Но стражник неожиданно заметил его, на миг замедлил бег и крикнул:
   - Кто-то открыл ворота! Скорее за помощью!
   И снова растворился в темноте - как раз в миг, когда  цепь  полностью
размоталась и мост тяжело лег  на  опоры.  Вдали  на  улицах  показались
факелы. На стене кто-то подал голос. В проеме ворот  появились  какие-то
бегущие фигуры, их становилось, все больше. Стрела ударила  стражника  в
грудь, и он свалился замертво.
   Пора убираться.
   Все больше стрел прочерчивало воздух. Горгас слышал  их  смертоносный
посвист. Где-то у него за спиной с грохотом распахнулось  окно.  Всплеск
невнятной, взволнованной речи утонул  в  ритмичном  топоте  многих  ног.
Послышались крики, лязг стали о сталь -  четыре,  пять  раз.  "Последний
тоненький ручеек, текущий не в ту сторону. Большое течение сейчас  смоет
его, а мне пора убираться. Меня здесь не было".
   - Что случилось? - крикнул кто-то в темноте.
   Горгас увидел, кто это кричит: Стражник с фонарем, бегущий от  ворот,
где толпились темные фигуры.
   - Что происходит?  -  задыхаясь,  повторил  стражник  вопрос  первому
встречному, который выхватил короткий меч и всадил в него.
   Просвистело еще несколько стрел;  должно  быть,  стреляли  вслепую  и
промахивались в темноте.
   "Я тут уже ни при чем, это не в моей власти". На  свете  очень  много
причин для предательства большого города. Месть за какое-то непоправимое
зло;  желание  личной  выгоды  (например,  коммерческий   склад   разума
сообщает, что  существование  такой  крупной  монополии  губительно  для
частного бизнеса); подавляющее отвращение  ко  всему,  что  представляет
собою город как таковой; или просто идея, что серые каменные стены плохо
гармонируют с зеленью равнины