онько
прильнула к нему:
   - Ты прав, ты, конечно, прав, господин Логик... но довольно:  поговорим
в другой раз, когда ты укротишь Семь Сил  -  ибо  я  дочь  Колодца,  а  ты
колдун.
   Она вновь попыталась ускользнуть быстрым движением, но он удержал  одну
руку и потянулся к ней губами... и тут она вновь качнулась к  нему,  и  он
пошатнулся, ощутив поцелуй, и она убежала, шепнув на прощание:
   - На память... до лучших времен...
   Эйрар остался раздумывать, что же все-таки означали ее слова.  "Порвать
с Мелибоэ и его запретной наукой? Так ведь я давно с  ней  покончил  и  не
намерен больше заниматься никаким колдовством...  Нет,  тут  что-то  иное;
Мелибоэ ни при чем. Да и как  можно  проклясть  того,  кто  помогает,  чем
может, хотя бы это и была, с точки зрения Сынов Колодца, нечистая  помощь?
- Колодец, Колодец, который она сама только что все  равно  что  отвергла!
Нет, непонятно. И что вообще значит - укротить Семь Сил?.."
   Проблема выглядела неразрешимой. В отчаянии ему подумалось даже - а  не
бросить ли все, не уехать ли в  Дзик,  где  повязывают  головы  тюрбанами,
выбрать  послушную  девочку,  какими  славятся  те  края,  и   забыться...
забыться...
   Наследник Трангстеда долго лежал без сна, размышляя о том, что, похоже,
вся жизнь была цепью мучительных ежедневных усилий  -  бесплодных  усилий,
совершаемых только затем, чтобы встать поутру - и все повторить  заново...
Да, жизнь была замкнутым кругом без выхода, без радости и без конца.
   И все-таки в потаенной глубине души  сохранялась  радостная  надежда  и
вместе с ней ненависть к обыденному, к тому деревянно-тяжелому быдлу,  что
окружало его. Быть может, он, Эйрар, все же хоть чем-то отличался от  этих
людей? Превосходил их?.. Подумать только: Висто в Черной башне!.. Вот тебе
и Братство: сбросить одну узду, чтобы оказаться в другой, похуже...
   И вновь накатили мрачные мысли: он сказал себе, что его  высокий  порыв
был на самом деле тщеславием;  что  его  угораздило  возмечтать  о  дочери
короля - а много ли он, вообще говоря, мог ей предложить? Даже поцелуй "на
память" вполне мог быть уловкой умненькой девушки, стремящейся ускользнуть
от назойливого ухажера. И  вновь  дорога  вела  либо  в  Бриеллу,  либо  в
Каррену; и вновь его мысль обратилась  к  Дзику  и  билась,  как  птица  в
клетке, пока он не вспомнил о ее поцелуе, и счастье не захлестнуло его. Он
даже дал себе слово  отбросить  к  чертям  все  нравственные  законы  и  в
следующий раз завладеть ее желанным телом,  не  спрашивая  согласия...  он
прекрасно знал, что никогда этого не совершит...
   В конце  концов  он  забылся  беспокойным  сном,  успев  вздрогнуть  от
неожиданной и болезненной мысли: если бы не магия отца и не  чары  Мелибоэ
(да, так уж совпало), он мог бы остаться девственником - и подарить Аргире
всего себя,  а  не  то,  что  осталось  после  Гитоны  с  Джентебби  и  их
беззаконного союза,  вполне  достойного  Салмонессы...  И  опять  -  боль,
знакомая боль невыносимой утраты, реквием  погибшей  любви  -  пусть  даже
теперь перед ним горела новая звезда, несравнимо ярче былой...
   ...На  рассвете  пришел  корабль  из  Медвежьего  фиорда   и   доставил
обещанное, и в гавани началась работа, в то время как на  стенах  сражение
шло  своим  чередом.  Для  поджога  башни  избрали   судно,   называвшееся
"Нолберн". К его реям привязывали длинные шесты и крепили на них  корзины,
как предложил Плейандер. Герцог Микалегон рвался  сам  вести  "Нолберн"  в
бой, но вынужден был скрепя сердце уступить его одному из  своих  рыцарей:
ему объяснили, что  кто-то  же  должен  будет  руководить  всей  битвой  с
высокого места, откуда все видно. В свою  очередь,  Плейандеру  предстояло
возглавить атаку вдоль  прежнего,  разрушенного  моста,  а  Эйрару  с  его
рыбаками - достичь валькинговской постройки со стороны гавани, с севера.
   Назначенный день занялся ясным и солнечным:  хорошая  погода  и  доброе
предзнаменование. К восходу солнца все были уже на ногах, но утренний бриз
тянул к берегу, так что парусникам пришлось  потрудиться,  лавируя  против
ветра, обходя укрепленный мыс  Эригу.  Герцог  Микалегон,  великолепный  и
грозный в  заржавленных  латах  и  белом  плаще,  украшенном  изображением
морского орла, топал ногами и ругался, стоя на палубе. Валькинги на  мосту
даже стрелять перестали, разглядев вдали  паруса.  Эйрар  видел,  как  они
высовывали головы в отверстия бойниц, определенно гадая, что бы такое  мог
означать столь неожиданный маневр кораблей. Потом в сторону гавани полетел
камень из тяжелой катапульты, но не достал.  Люди  заулюлюкали,  а  герцог
приказал:
   - Поднять мое знамя!
   Эйрар со своей сотней - или даже поболее, ибо в тот день  при  нем  был
Эвименес со многими карренцами и воинами Ос Эригу, сколько  поместилось  в
лодках - затаились в  тени  мола.  Когда  с  южной  стороны  между  арками
сломанного моста покажутся паруса, придет их черед.
   Ожидание оказалось долгим и тяжким. Всех будоражило  ощущение  близости
битвы, а Вольное Братство вовсю ворчало на герцога, втравившего их в такую
невыгодную войну:
   - Давно уже мог бы договориться об условиях и выторговать мир, и грабил
бы себе где-нибудь в Ураведу под знаменем графа...
   - Заделаться бы их союзниками: то-то был бы барыш! Вот  кабы  у  нашего
славного герцога чуть-чуть получше гнулись коленки! Одна спесь,  а  дальше
собственного носа не видит.
   Эйрар собрался уже отвечать, но его опередил Долговязый Эрб.  Кадык  на
шее рыбака ходил вверх-вниз от возмущения:
   - Да, ребята, вы бы им здорово пригодились! Таскали бы себе каштаны  из
огня и таскали, а потом пришел судебный пристав с кусочком пергамента и...
   Вольное  Братство  принялось  возражать,  завязался  спор.  Но  вот   с
обращенной к замку стороны пирса долетел крик:
   - Корабли! Корабли идут!
   И они вправду шли. Легкий ветер все никак не мог туго натянуть  паруса,
однако дул он прямо в корму, и корабли двигались быстро. Герцог  Ос  Эригу
управлялся с ними поистине мастерски. А самым первым  шел  "Нолберн".  Его
легко было отличить по высоко задранному носу:  корму  нагрузили  нарочно,
чтобы легче было выброситься на отмель. Эйрар взглянул на мост.  Валькинги
забегали, катапульты, разившие замок, остановились. Вот еле слышно пропели
походные флейты, и алый треугольник заплясал на ветру.
   - Лодки - вперед! - крикнул Эйрар, и Нени из Баска высоко поднял боевой
значок рыбаков - тот самый череп горного кота, надетый на шест.  За  аркой
моста взвился к небу фонтан воды и рассыпался алмазными брызгами: это люди
Катинэ начали метать камни в  атакующие  корабли.  "Нолберн"  шел  вперед.
Рваная дыра зияла в одном из его верхних парусов.
   - Не жалей весел! - приказал  Эйрар.  Оглянулся  и  увидел  позади,  на
стене, крохотную фигурку, - она махала рукой, и он  вмиг  узнал  принцессу
Аргиру, благословлявшую его меч. Он попытался представить ее лицо, но лишь
вспышка света мелькнула перед умственным взором.
   А башня и мост уже  росли  впереди,  закрывая  корабли,  подходившие  с
другой стороны. Эйрар  видел,  как  железное  копье,  пущенное  из  замка,
ударило в валькинговскую постройку и  засело,  тяжело  трепеща.  Проревела
карренская труба: это Плейандер повел свой отряд в атаку. Потом все  глаза
метнулись вперед - перед самыми носами лодок в воду  обрушился  камень  из
катапульты. Это означало, что их заметили и собрались встретить на  славу.
Лодки закачались на волне.
   - Греби, греби живей! - прокричал Эйрар: ему казалось, они еле  ползли.
Новый камень упал так близко, что взметнувшиеся брызги до  нитки  вымочили
половину людей в его лодке, а  следующий  задел-таки  лодку  поблизости  -
раздался  крик,  брызги  окрасились  кровью.  Кажется,  начиналось   самое
скверное. Катапульта за катапультой разворачивались в  их  сторону,  камни
сыпались смертоносным дождем. Одну из лодок разнесло в щепы. Люди  спешили
на помощь друзьям, барахтавшимся в покрасневшей воде.
   Гребцы стали сбавлять скорость...
   - Нам не справиться с ними! - раздался чей-то истошный крик. Эйрар, сам
до смерти напуганный, попытался встать на ноги в пляшущей лодке,  надрывая
горло:
   - Вперед! Вперед! - между тем как к  тяжелым  камням  катапульт  начали
примешиваться камешки, пущенные из ручных пращей. Но еще прежде,  чем  ему
удалось подняться, люди  закричали  все  разом,  и  убийственный  каменный
ливень начал ослабевать. Взглянув вверх, он заметил у  самого  края  башни
знакомого вида шест с привязанной корзиной; корзина расплескивала свирепый
огонь. Сидевшие в башне тщетно пытались ее оттолкнуть, а со стен замка  им
на головы сыпались железные копья.
   Лодка сунулась меж валунов и, накренившись, застряла.
   - Эгей, лестницы! - скомандовал Долговязый Эрб. Чуть  впереди  один  из
воинов запнулся о кусок скалы, и камень, брошенный сверху, тотчас расколол
его шлем, точно ореховую скорлупу. Но ярость битвы уже охватила воинов  Ос
Эригу, Каррены и Дейларны: они видели, как пламя, выплеснувшееся сразу  из
нескольких корзин,  все  увереннее  охватывало  валькинговскую  башню,  из
которой начали выскакивать люди. Лестницы  дружно  взлетели  вверх,  самые
нетерпеливые уже карабкались без их помощи,  цепляясь  за  камни.  Мечи  и
копья обрушились сзади на валькингов, еще пытавшихся стрелять в корабли по
другую сторону моста или тушить огонь. Три этажа башни пылали вовсю;  люди
с воплями выбрасывались наружу, чтобы тотчас погибнуть от  копий  и  стрел
или попросту разбиться о  камни  внизу.  С  кораблей  Микалегона  спускали
шлюпки с людьми на помощь атакующим. Иные из  валькингов  бросали  щиты  и
поднимали руки, сдаваясь.
   Эйрар огляделся: там, где мост соединялся с берегом, отступившие  враги
пытались вновь выстроиться в боевой порядок. Их  вел  человек  с  золотыми
бляхами на кольчуге и в шлеме с поднятым забралом. Не все разбежались и со
скалы, где стояли боевые машины: кое-кто, хотя и редко,  продолжал  метать
камни в сторону кораблей.
   - Туда! - закричал трангстедец. - Не дадим им опомниться!
   Первым его услышал Нени из Баска - и  повернул  знамя  Кошки,  указывая
дорогу. Рыбаки побежали за ним, следом - опытные карренцы и,  увы,  далеко
не все воины Вольного Братства. Эйрар мчался во весь дух, ближе, ближе,  и
вот уже мимо уха прожужжало пущенное навстречу копье;  другое  застряло  у
края щита, он стряхнул его  и  ринулся  дальше.  Он  видел,  как  свалился
терциарий,  настигнутый  чьим-то  метким   броском.   Валькинги   пытались
построиться, призывно ревела труба, офицер в кольчуге  повернулся  -  а  в
следующий миг они сшиблись грудь в грудь, щит  в  щит,  вскинулись  копья,
замелькали мечи, и Эйрар сошелся  с  офицером.  Он  успел  только  поймать
ненавидящий взгляд темных глаз в прорези шлема, и сразу стало не до  того.
Валькинг оказался рубакой что надо. Он едва не выбил меч у Эйрара из руки;
трангстедец отступил перед ним на шаг, потом еще на  шаг  и  безо  всякого
страха, с удивлением и любопытством  понял:  "Не  выстоять!"  Чей-то  крик
раздался слева над ухом, он с трудом ушел от удара и понял, что следующий,
скорее всего, будет последним... и тут  мимо  мелькнула  шипастая  палица,
занесенная могучей рукой,  и  вражеский  вождь,  обливаясь  кровью,  упал.
Валькинги  еще  пытались  держаться,  но  гибель  предводителя  лишила  их
мужества: они дрогнули, потом бросились наутек. Копья их настигали...
   Эйрар обернулся. Рядом с ним стоял Микалегон, герцог Ос  Эригу,  и  его
торжествующий смех гулко отдавался под шлемом. Мимо пронесло ветром полосу
вонючего дыма - герцог закашлялся.
   - Спасибо тебе, - сказал  Эйрар  и  поднял  забрало,  переводя  дух.  -
Похоже, ты выполнил половину обета: это был барон  Катинэ.  Но  Вальк  жив
покуда!
   Дым повалил гуще. Далеко  за  деревьями  уцелевшие  валькинги  пытались
вновь выстроиться для боя: этих воинов  нелегко  было  заставить  признать
себя побежденными. Эйрар обратился к западу и вскинул руки, приказывая:
   - К лодкам, ребята! Мы победили!..



29. ОС ЭРИГУ. ИЗМЕНА

   Несколькими днями позже  прибыл  мариоланец  Рогей,  сияющий,  с  кучей
новостей и в кожаной куртке, подаренной рудокопами Железных Гор.
   - Осаду, - поведал Рогей, -  возглавил  новый  барон:  Вийяр,  командир
Восьмой терции, а из Бриеллы, говорят, поспешает сам Вальк.  Еще  говорят,
перед отъездом сюда он пошел в храм и дал  страшную  клятву:  любой  ценой
взять Ос Эригу. Хотя бы, мол, замок был подвешен к звездным сферам  цепями
и достичь его можно было  только  на  крыльях.  Валькинги  положили  здесь
четверть терции, полных три сотни душ, не говоря уж о том, что вся  работа
пропала. Вальк вызвал Третью и Седьмую терции  из  центральных  графств  -
обеих Ласий, Брегонды и Аквилема...
   - А что в Короше? - спросили его.
   - Корош пылает, - ответил Рогей. -  В  Норби  по  ночам  заседают  суды
Железного  Кольца,  дерзко  отменяющие  приговоры  валькинговских   судей.
Миктонские варвары в кожаных шлемах вовсю разгуливают по  Западной  Ласии,
удивленные и обрадованные пособничеством дейлкарлов...
   - А Бордвин Дикий Клык?
   - Бордвин, сколь мне  известно,  на  юге.  Вроде  бы  на  Джентебби  он
порядочно накуролесил, наделав пропасть беспорядка  вместо  порядка:  граф
Вальк им здорово недоволен. Ходят слухи,  будто  на  Вагее  его  пощекотал
морской демон. Бордвин, собачий сын, с головы до ног в магических защитах,
так что уцелел, но досталось ему как следует: проткнул, говорят,  дротиком
собственного пажа...
   Разговор  происходил  за  пивом;  вдоль  длинного  зала   прокатывались
одобрительные возгласы и смех. Кое на ком были промоченные кровью повязки,
но могучий герцог во главе стола гремел  заразительным  хохотом,  отпуская
малопристойные шуточки и угощая Висто  вином  из  своего  рога.  Эйрар  на
мгновение перехватил взгляд юного виночерпия,  устремленный  на  пригожего
рыбака: жгучая ненависть, смешанная со слезами. Эйрар немедля припомнил, о
чем ему  говорила  Аргира...  но  скоро  отвлекся,  заметив,  как  четверо
Звездных Воевод, совещаясь, склонили друг к другу  черноволосые  головы  с
одинаковыми прядками врожденной седины на макушках, а потом один из них  -
Альсандер - заговорил:
   - И все-таки, государь, непонятна  нам,  карренцам,  твоя  беспечность.
Если ты намерен выиграть войну - скажи на милость, какого дьявола  мы  вот
уже неделю попусту бражничаем вместо того, чтобы что-нибудь  делать?  Тоже
повод для пира:  Рогей,  видите  ли,  вернулся.  Посмотри  на  валькингов:
трудятся, не покладая рук, а мы? Наш брат Плейандер  не  далее  как  вчера
попытался заставить кое-кого из твоего Вольного  Братства  поработать  над
большой катапультой, и что? Ни один не пошел, даже слуг, и тех не пустили.
Да у нас в Каррене давно разжаловали бы спадариона, неспособного заставить
людей слушаться. Или такого, который живет лишь сегодняшним днем!
   - Вот потому-то вы не в Каррене нынче, а здесь! И кормитесь крошками со
стола свободных людей. Отправляйтесь к себе на юг!  Станут  тамошние  рабы
драться за вас так, как дрались эти славные парни - каждый сам за себя?
   И еще немало обидных слов слетело с его языка, но Эйрар был уверен, что
серьезной ссоры не вспыхнет. Герцог был слишком хмелен и весел и  попросту
упивался своей победой и своим  Висто  -  куда  уж  тут  ссориться.  Эйрар
выбрался из-за стола и бочком скользнул к двери, спеша на ночное свидание,
что  обещала  ему  любимая.  Эвадне  скривила  губы,  провожая  его  злым,
насмешливым взглядом. Их глаза встретились, и он понял: издевка относилась
вовсе не к его уходу, Эвадне как будто желала сказать ему: "Вот тебе снова
- Бриелла либо Каррена!" Ибо герцог  Микалегон,  привыкший  пиратствовать,
воевал, по большому счету, бездарно. Опрокинув врага, следовало  бы  гнать
его,  не  давая  опомниться  от  поражения.  А  он  наотрез  отказался  от
предложения  устроить  набег  на  Джентебби  или  Наарос  и  тем  не  дать
валькингам вновь собрать силы в кулак...
   Эйрар не переставал думать об этом, даже когда  увидел  Ее.  Он  так  и
сказал:
   - Тебя учили править - ответь же мне, есть ли средство принудить  людей
сообща трудиться? Кроме кнута?..
   Аргира засмеялась:
   - И ты туда же - в политику?
   Он объяснил ей, в чем  дело,  умолчав  лишь,  что  эту  задачу  впервые
подкинула ему Эвадне - а почему умолчал, и сам не мог бы толком сказать.
   - Боюсь, я мало чем смогу помочь твоему затруднению, - отвечала Аргира.
- В Стассии, во дворце, полагают, что от всех бед  есть  одно  средство  -
Колодец.  И  правда,  лишь  Колодец  поддерживает  мир  между  Империей  и
язычниками Дзика - самыми  лютыми  воинами,  какие  только  есть  в  мире.
Бриелла или Каррена? Я не знаю, но думаю, что, кроме  этих  двух,  есть  и
иные способы примирить людей. Например, наша Империя... да ведь и  у  вас,
дейлкарлов, говорят, есть свой какой-то порядок: рыбаки Джентебби избирают
Загребных, охотники огаланга - Лесничих.
   - Да, все так, но Мелибоэ - он  ведь  философ,  ему,  верно,  видней  -
утверждает, что в конечном счете всегда получается то  же  самое:  Бриелла
или Каррена.
   - Возможно, он прав... Но хочешь, скажу, какой изъян у Бриеллы?
   - Что они не дают жить по-людски никому, кроме чистокровных валькингов?
Против этого мы и воюем: меня, например,  выгнали  за  долги  с  наследной
земли...
   - Нет, я совсем не о  том...  Не  кажется  ли  тебе  странным  -  тебе,
изгнанному из дому, изведавшему унижение, тебе, готовому воевать с ними до
смерти - не кажется ли тебе странным, что ты не видишь недостатка  в  этой
их системе с мнением большинства?
   - Суди обо мне как хочешь, - сказал Эйрар, - но я... и вправду не вижу.
   - А может быть, - продолжала Аргира, - его действительно нет?  Когда  я
жила в Скроби ребенком, нас  учили  прясть.  Я  помню  -  нити  все  время
перекручивались и рвались. Я просила матушку Валану объяснить,  что  же  я
делаю не так, и она, поглядев, отвечала: "Все правильно, деточка; просто у
тебя нынче неправильное настроение". Вот я и думаю: законы  можно  менять,
но сами-то валькинги и карренцы от этого не изменятся. Так, может, дело не
столько в законах, сколько... в характере народа? В его внутреннем духе?
   - Аргира! - окликнул звонкий, ясный  голос,  голос  старшей  принцессы,
Аурии. Было темно, но от Эйрара не укрылся ледяной взгляд, которым она его
наградила. - Никак ты пытаешься завладеть наградой,  не  уплатив  цену?  -
продолжала она. - Ты полагаешь, что твое поведение благородно? Неужели ты,
господин чародей, не мог подыскать лучшей  мишени  для  своих  приворотных
заклятий, чем наша несмышленая девочка, которую стоит только погладить,  и
она уже готова мурлыкать, точно  котенок?  Попробуй-ка  лучше  заколдовать
графа Валька, когда он явится сюда с флотом Двенадцати Городов...
   Какое-то время Эйрар ошарашенно молчал,  потом  уловил  взгляд  Аргиры,
исполненный ожидания, и с отчаянием понял:  вот  он,  миг  перелома.  Если
теперь он не отстоит свою любовь, другого случая может и не представиться.
   - Да не творю я никаких заклинаний! - с  мукой  сердечной  вырвалось  у
него. - И что плохого, любезная госпожа,  что  мы  стоим  здесь  вместе  и
разговариваем? Знайте, что я люблю ее и буду любить, хотя бы  рухнули  все
империи мира! Или вы хотите принудить меня отступиться от  моей  любви  за
то, что  я  не  пожелал  отступиться  от  Дейларны?  Хотите  разбить  наше
счастье?..
   - Я пила из Колодца, сестра, - сказала Аргира. - И ты прекрасно знаешь,
что магия бессильна против меня - и всегда будет бессильна.
   Старшая принцесса лишь фыркнула.
   - Красивый жест, господин Эйрар! Поистине, тебе самое  место  в  труппе
бродячих фигляров. Не забывай, что перед тобой - дочь  императора.  Города
запылают и страны опустеют, если она сделает неверный  выбор...  по  любви
там или не по любви. Что значит ваше жалкое счастье,  когда  речь  идет  о
судьбах тысяч людей? И