изобретательный
Альсандер дал им проехать через весь лагерь, чтобы  вид  кровавых  повязок
вселил в души воинов ярость, вдохновляя их к битве... Зато  Эйрар  страшно
переживал и готов был жалеть о том, что  его  выбрали  предводителем.  Ибо
Эвименес и его карренцы все еще не появлялись  -  а  ныне  требовалось  не
просто поколотить валькингов, не просто нанести им поражение -  надо  было
полностью разгромить их, раз и навсегда переломив хребет их  державе.  Без
латников на это не приходилось рассчитывать...
   А назавтра возвратились еще  хестингарцы:  они  столкнулись  с  отрядом
вражеской конницы и разогнали его, но потом  напоролись  на  терциариев  -
всего в двух пеших переходах от города...
   И все-таки Эйрар зря волновался. В тот же день, поздно  вечером,  когда
он сидел без сна в тяжком раздумье, с улицы долетел многоголосый радостный
крик, замелькали факелы и - ура, ура! - вошел Эвименес,  верный  Эвименес,
приведший полных три  тагоя  карренцев,  пятнадцать  сотен  пик.  Покрытая
пылью, громыхающая  колонна  растекалась  по  городку,  заполняя  улицы  и
переулки...
   - В Наарос пришел карренский флот, - рассказывали латники. - И еще тьма
кораблей на подходе, везут подкрепление!
   - Твоя Аргира, - поведал Эйрару Эвименес, - в  хлам  рассорилась  из-за
чего-то с господином Ладомиром. Старик сел на корабль и уехал в Стассию  -
кажется, насовсем. Представляешь - не взглянула на него, когда он со всеми
прощался!
   По его словам, Аурарий держал в Нааросе роскошнейший двор, вне  всякого
сомнения полагая себя правителем  и  судией.  Тем  не  менее,  большинство
горожан предпочитало обращаться за правосудием к Галлилю - или даже к  его
жене. В свою очередь Эйрар изложил ему  свой  план  сражения,  и  Эвименес
одобрил. А узнав, что ему предстояло  возглавить  решающий  натиск,  он  в
восторге извлек до половины свой меч и со стуком  вдвинул  его  обратно  в
ножны:
   - Ну, держитесь, ублюдки! Ужо, пощекочут вам  задницы  наши  карренские
зубочистки...
   Еще день  -  и  разведчики  донесли:  приближавшиеся  валькинги  встали
лагерем вскоре после полудня, что у них было совсем не в обычае, - но, как
всегда, обнесли лагерь на скорую  руку  частоколом.  Судя  по  всему,  они
знали, где именно ожидало их войско Дейларны - и были исполнены  решимости
прорубить себе путь.  Изрядно  намучившись,  они  даже  переправили  часть
конницы на левый берег Наара, и в сумерках та начала  продвигаться  сквозь
чащу как раз туда, где устроились лучники. Пришлось Эйрару отправить к ним
хестингарцев, хотя это до некоторой степени обнаруживало  его  хитрость  в
центре позиции и подставляло по удар скогалангцев, стоявших возле  мостов.
Он снова заволновался, решив было, что валькинги выискивают обходной путь,
но Альсандер велел не придавать этому значения:
   - Так всегда: тот, с кем дерешься, обязательно  нащупает  нечто,  тобою
упущенное. Вот, помнится, в Ураведу...
   Но Эйрару - все называли его теперь Хозяином Дейларны, не иначе -  было
не до воспоминаний об Ураведу. Предстояла  битва,  победа  или  поражение,
жизнь  или  смерть.  Столь  многое  зависело  от  исхода   сражения,   что
собственная судьба представлялась ему пустяком. Ему даже  казалось  порой,
будто он  наблюдал  за  всем  происходившим  словно  бы  со  стороны,  как
когда-то, ребенком, когда у камина звучали  рассказы  о  деяниях  старины:
узнать бы поскорее, чем кончится!..
   "Аргира... - думалось ему. - Аргира! Как бы я ласкал и лелеял тебя, как
бы мы любили друг друга!.. Поймешь ли ты когда-нибудь, что я иначе не  мог
- что я должен был произнести заклятие и  войти  в  комнату,  где  мертвым
лежал мой отец... Чем же я провинился перед тобой? Тем, что отец  когда-то
преподал мне, мальчишке, азы колдовской науки?  Или  тем,  что  я  взял  в
товарищи чернокнижника Мелибоэ той ночью в болоте, когда  моя  собственная
судьба, да что там - судьба  всей  Дейларны  висела  на  волоске?  Что  же
все-таки я сделал не так? За что лишился той первой любви, -  хоть  она  и
была на самом деле лишь тенью настоящей, великой  любви,  наполнившей  всю
мою жизнь - и тоже погибшей, и мне теперь наплевать, что со мной  случится
завтра? В чем моя вина, моя ошибка, Аргира? И неужели я всю жизнь  обречен
страдать из-за нее?.."
   Но  размышления  были  бесплодны,  и  он  отбросил  их,  надел  шлем  и
отправился в обход боевых порядков,  в  последний  раз  проверяя,  все  ли
готово: если уж валькинги разбили лагерь средь бела дня, можно ждать,  что
завтра они нападут ни свет ни заря...
   Снаружи, на улице, дымно горели костры. Воины разогревали еду, болтали,
передавали из рук в руки бутылки. Увидев Эйрара, стоявшего в  дверях,  они
приветствовали его радостным ревом: молодого герцога любили  и  уважали  в
войсках. Потом долетел шум с того конца улицы, где к городу подходил южный
тракт. Эйрар вгляделся... оттуда приближались какие-то люди.  В  меркнущем
свете дня удалось  различить  троих  всадников  со  знаменем,  обвисшем  в
неподвижном воздухе - что там было изображено, поди разбери. За всадниками
стройной колонной шагали пешие воины. Вот  прозвучала  команда,  и  они  с
лязгом остановились, а те трое поехали прямо к Эйрару, так и не  успевшему
далеко отойти от дверей. Один из них, юноша, на чьем одеянии  была  вышита
красная роза, гибким движением покинул седло.
   - Господа! - сказал он и сдернул шляпу, украшенную щегольским  фазаньим
пером. - Не подскажете ли, как найти высокочтимого Эйрара  из  Трангстеда,
предводителя войска Дейларны?
   Эйрар ответил:
   - Это я.
   Великан, подъехавший следом за юношей, грузно спрыгнул наземь  с  коня.
Щеголь представил его:
   - Барон Йовентиньян из Скроби, посланец Империи.
   Барон  пожал  Эйрару  руку  и  протянул  меч  рукоятью  вперед  в  знак
повиновения.
   - Я прислан сюда Советом и Регентами Империи, - пророкотал он,  -  дабы
вооруженной рукою помочь в борьбе с подлым отступником и  чародеем  графом
Вальком Бриелльским. Я привел четыре сотни обученных воинов. Они  в  твоем
распоряжении, государь... при одном только условии: что здесь не прибегают
к магии, колдовству или чернокнижию, ибо  это  противоречит  установлениям
Колодца,  провозглашенным  его  величеством,  светлой  памяти  императором
Ауреолом!
   - Никакой магии! - сказал Эйрар и от души стиснул  руку  барона.  -  Ты
прибыл как нельзя  более  вовремя,  достойный  Йовентиньян:  на  нас  идет
собственной персоной граф Вальк, завтра битва, и воины нужны до зарезу. Не
хочешь ли познакомиться со славным Микалегоном, некогда герцогом Ос Эригу,
но отныне - герцогом свободной Дейларны?
   Йовентиньян на миг призадумался, слегка откинув голову: имя  Микалегона
явно резало его имперское ухо, -  но  потом  поклонился,  и  две  огромные
ладони соединились в пожатии.
   - Проголодались, поди? - спросил Микалегон.  -  Быстро  же  вы  одолели
неблизкий и тяжкий путь - пешком, да в доспехах! Всего на день отстали  от
карренцев, а ведь это наездники, каких поискать!
   Барон охотно дал втянуть себя в разговор:
   - Да нет, ничего страшного. В нааросском порту нас  встретил  спадарион
Плейандер, чья сестра  с  недавних  пор  замужем  за  нашим  принцем,  его
высочеством Аурарием. Он сказал, что, мол,  собирался  спешно  везти  сюда
боевые машины, но в нас, воинах, определенно больше  нужды,  и  отдал  нам
приготовленные повозки. Да, кстати, - повернулся он к Эйрару, - в одной из
повозок вас ожидает ее высочество принцесса Аргира. Я пытался ее отгово...
   ...Шеренги воинов  Скроби  в  остроконечных  высоких  шлемах  изумленно
взирали на молодого герцога, мчавшегося мимо них со всех  ног,  отнюдь  не
по-герцогски. Она приехала - она в самом деле приехала!.. И она  улыбалась
ему. Но, помогая сойти наземь, он так  и  не  посмел  обнять  ее,  -  лишь
бестолково бормотал что-то о грядущем сражении и о смертельной  опасности,
которой она себя подвергала...
   Он вел ее к дому, где поселился, и  отчего-то  обоим  было  неловко.  И
потом, его еще ждало множество дел. Надо было найти  в  лагере  место  для
ночлега неожиданному подкреплению из Скроби; надо было определить им место
в завтрашней битве (большую часть - к Микалегону, один хороший отряд -  на
правое крыло, к копейщикам); и всех накормить. Стояла уже  глубокая  ночь,
огни лагеря угасали и лишь караульные перекликались, обмениваясь  паролем,
когда Эйрар наконец освободился и смог присоединиться к жене.
   Он спросил ее:
   - Зачем ты приехала?..
   - Разве ты не хочешь, чтобы я... была рядом с тобой? - отвечала Аргира.
- Я не знаю, чем кончится битва... но я разделю твою участь, какой бы  она
ни была. Я все равно не пойду замуж на Стенофона! И...  прости  меня,  мой
повелитель. Я безвинно оскорбила тебя. Господин Ладомир сознался мне,  что
это он, поправ свою клятву советника, велел магу сгубить твоего отца...
   Он содрогнулся:
   - Господин Ладомир!.. А  мне-то  он  всегда  казался...  благороднейшим
человеком... Но как же ты могла счесть меня таким подлецом?.. Стало  быть,
ты... в самом деле... ты говорила, что ты не... что я... но ведь я все еще
волшебник!
   - Любимый, - сказала Аргира. - Я передумала  много  дум,  сидя  одна  в
Нааросе. Я не могу изменить тебя... да и не хочу.  Оставайся  волшебником,
если хочешь. Я просто люблю тебя, вот и все. А  завтра...  завтра  я  могу
потерять тебя навсегда...
   Глядя ему в глаза, она развязала  поясок.  И  платье  мягко  зашуршало,
соскальзывая к ее ногам.



39. БЕЛОРЕЧЬЕ. ИСТОРИЯ НЕ КОНЧАЕТСЯ

   Когда откипела страсть, и они тихо лежали,  прижавшись  друг  к  другу,
Эйрар сказал:
   - Ты так  хорошо  понимаешь  людей  -  объясни  же  мне,  почему  я  до
последнего цеплялся за старого колдуна?
   - Нетрудно объяснить, мой повелитель, - отвечала Аргира. - Все  оттого,
что каждый разговор с ним приносил тебе нечто новое.  Даже  доведенный  до
крайности, ты не позволил расправиться с ним, потому что его  ответы  были
по-прежнему неожиданны. Сегодня я нова для тебя, любимый, но придет  день,
и я тебе надоем...
   - Никогда, никогда!.. - и он запечатал ее уста поцелуем. -  Ты  моя,  и
ничто больше не важно. Подумай, однако: я изгнал из страны человека, лучше
всех ко мне относившегося... моего второго отца. Да если бы не  он,  мы  с
тобой никогда и не встретились бы!
   Она прильнула к нему, мурлыча, как котенок:
   - Нет, любимый. Его колдовство всегда было злым. Оно всегда  подводило.
Не будь Мелибоэ - все равно было бы восстание против Валька... и всех  его
стенофонов. И ведь ты сам отыскал путь  в  Ос  Эригу,  где  я  находилась.
Любовь - волшебство гораздо более сильное, чем все его заклинания...
   Эйрар был не вполне в этом уверен, но ответил лишь счастливым  вздохом.
И тут кто-то заколотил в дверь, крича:
   - Валькинги зашевелились!..
   Выскочив наружу, Эйрар Эльварсон невольно припомнил, как еще вчера  ему
было поистине наплевать и на исход сражения, и на собственную судьбу: лишь
бы побыстрее все кончилось. Теперь -  не  то!  Впереди  по-прежнему  ждали
кровь, ужас и смерть - но за спиной,  здесь,  в  городе,  оставалась  Она,
любимая, единственная!.. Он приставил к ней  верных  хестингарских  ребят:
если битва будет проиграна, они умчат ее прочь. Перекусив на скорую  руку,
Эйрар выехал к войску - в полном вооружении, но с непокрытой головой,  ибо
ничто так не воодушевляет воинов перед боем, как личное присутствие вождя.
Нени из Баска вез перед ним знамя - череп горной кошки на древке.
   Они как раз объехали правое крыло войска, когда крики  и  металлический
лязг, донесшийся слева, с той стороны долины,  поведал  им  -  за  Нааром,
среди деревьев, уже рубились с вражеской конницей.
   - Надеюсь, у Рогея хватит ума повернуть против них лучников,  -  сказал
он Альсандеру, на что тот ответил:
   - Ни на кого нельзя полагаться так, как на себя  самого.  Потому-то  мы
уповаем на Царствие Небесное, вместо того, чтобы строить рай  на  земле  с
помощью ближних. Однако Рогей, я думаю, справится... Смотри!
   Он вытянул руку. Там, впереди, из-за горба дороги сперва выплыло легкое
облачко пыли, а затем появились  первые  ряды  терциариев.  Они  двигались
ровным, сомкнутым строем, от  края  до  края  обочин,  готовые  проломить,
прорубить себе путь сквозь Торгстед. Колыхались щиты, вскинутые на  плечо,
верещали флейты, плыли над головами  алые  треугольники.  Эйрар  развернул
коня - скакать на левый фланг, покуда пылкий Рогей не приказал своим людям
стрелять прежде времени... Но поспеть туда было уже невозможно. Эйрар едва
достиг города, когда запели  серебряные  свистки  Скогаланга,  и  лучники,
притаившиеся за Нааром, поднялись на ноги, одновременно натягивая  тетивы.
Безжалостный ливень стрел, выпущенных почти в упор, обрушился на вражескую
колонну с правой стороны, не прикрытой щитами. Валькинги десятками  падали
замертво: кованые наконечники пригвождали шлемы к головам, наручи к рукам,
а руки - к ребрам. Передние ряды терциариев в смятении качнулись  влево  -
навстречу метателям копий, засевшим среди поваленных деревьев.
   Но у валькинговских отрядов были опытные предводители. Увидев, в  какую
переделку угодила первая терция, вторая  не  стала  ломиться  вперед.  Она
перестроилась, закрылась щитами и двинулась прямо на лучников. Наткнувшись
на реку, терциарии  кинулись  к  легким  мостам,  наведенным  Эйраром  для
собственных нужд.
   Тем временем воины первой терции - а их все еще было  немало  -  упрямо
лезли через поваленные деревья, растаскивая преграду, не обращая  внимания
на летящие дротики, рубя  головы  копейщикам.  Бой  шел  теперь  на  обоих
флангах - и тут-то появилась третья терция и  устремилась  напролом  через
Торгстед.
   Эйрар слышал, как подавала сигналы  вражеская  труба.  Потом  с  левого
крыла примчался гонец:
   - Они прорвались у второго моста, а нас слишком мало!
   Пришлось отправить на выручку пол-тагоя карренцев. Латники  выхватывали
мечи, спешиваясь для рукопашной.
   Но некогда было смотреть, что там происходило, равно как и спешить туда
самому. Упорный, жестокий  бой  шел  уже  по  всей  линии.  Короткие  мечи
валькингов  звенели  у  частокола  о  секиры  воинов  Микалегона.   Стрелы
Скогаланга еще летели, хотя и не так густо,  как  прежде  -  многие  вовсю
рубились  возле  моста,  -  но   волей-неволей   все   больше   валькингов
перемещалось на другой край. Немало терциариев  повисло  там  на  завалах,
однако часть все же просочилась, потом еще и  еще.  Копья  мариоланцев  не
могли их сдержать. Как это часто бывает, упорство и доблесть сами по  себе
еще не  означали  победы.  Валькинги  закричали  яростнее.  Эйрар  увидел:
кое-кто из его воинов бросил оружие и, смалодушничав, бросился наутек...
   - Где Йовентиньян? - крикнул он. Барона быстро нашли:  по  счастью,  он
был достаточно опытным  военачальником  и  без  крайней  необходимости  не
ввязывался в бой сам. - Друг Йовентиньян, - сказал ему Эйрар, -  если  нам
не удастся остановить вон тех, справа, мы  пропали.  Бери  своих  людей  и
ступай... - и повернулся в седле: - Скажите Эвименесу, пусть атакует.  Еще
не время, но и ждать дальше нельзя...
   Сам он под своим знаменем отправился вместе с Йовентиньяном  и  бойцами
из  Скроби.  Барон  извлек  их  из  гущи  сражения,  они  успели   устать,
намахавшись мечами;  лишь  немногим  приходилось  сталкиваться  с  военным
искусством валькингов прежде сего дня. Доспехи у них, однако, были превыше
всяких похвал: дротики  терциариев  со  звоном  отскакивали  от  нагрудных
пластин, точно капли дождя от  панциря  черепахи.  Когда  же  доходило  до
рукопашной, тяжелые мечи Скроби с одинаковой легкостью  прорубали  щиты  и
кольчуги, отсекая прочь головы и руки, занесенные для удара.  Под  Эйраром
убили коня, он дрался пешим и все косился  на  зеленый  куст,  видневшийся
неподалеку, прикидывая, не теснят ли его назад, и наконец понял, что атака
отбита, что чаша весов начала клониться в их сторону...
   Конечно же, главное произошло  посередине,  на  дороге.  Валькинги  уже
успели в двух или трех местах проломить частокол, когда карренцы  опустили
пики на упоры  и  пришпорили  лошадей.  Они  застали  Бриеллу  врасплох  -
терциарии дрались разрозненными кучками - и  снесли  все  на  своем  пути,
одних затоптав, других пригвоздив. Кружась в вихре сражения,  Эйрар  вдруг
услышал, как боевой клич валькингов сменился криками боли. Воин, с которым
он рубился, бросил меч и высоко поднял  щит,  сдаваясь,  и  Эйрар  вскинул
глаза как раз  вовремя,  чтобы  увидеть,  как  стальная  лавина  карренцев
растеклась по лугам, сметая валькинговские тылы... И солнце,  оказывается,
уже клонилось к закату.
   Вечером были пленники, был пир горой и веселье, а вокруг лежали  убитые
и  покалеченные,  и  свирепые,  необузданные  карренцы  вовсю  грызлись  с
Хестингой  и  Скогалангом  из-за  добычи,  взятой  во  вражеском   лагере.
Невозмутимые воины Скроби стояли на страже вокруг Эйрара, сидевшего  рядом
с супругой. Она перевязывала ему йогу - в  пылу  сражения  он  не  заметил
удара, но теперь немного хромал. Он позаботился уберечь Аргиру от  зрелища
герцога Микалегона, счастливого и сияющего, с головой четырнадцатого графа
Валька в руке, позаботился, чтобы она не узнала, как мариоланец Рогей один
за другим обрубил все пальцы барону Ванетт-Миллепигу, взятому  в  плен,  и
лишь потом прикончил его...
   Победа, победа! Свободная Дейларна, карренец Эвид, наконец-то спасенный
из заточения, и вечная слава. Быть может, кто-то уже решил,  что  на  этом
наша история завершается? Ничуть не бывало. Проследим ее  немного  дальше:
настала осень, с деревьев полетели багряные листья, и в Наарос, где Хозяин
Дейларны лакомился сладким вином, явился запыхавшийся гонец:
   - Государь Эйрар, нашествие! К островам Джентебби подходит тьма-тьмущая
кораблей языческого Дзика. При них  магия,  которая  пугает  наших  людей.
Язычники же клянутся, что отнюдь не считают себя обязанными хранить мир  с
тобой, государь, ибо ты не осенен благодатью Колодца...
   - Возлюбленный мой и повелитель! - сказала Аргира. - Не испить ли  тебе
из Колодца со мною и с ними, чтобы наверняка отвести беду?
   - Я соберу ополчение Мариолы и Вастманстеда, -  ответствовал  Эйрар.  -
Нет мира вовне нас - есть лишь тот, что внутри!
   И не понял, почему она вдруг заплакала.