о:
даже в лучшем случае его вклад в успех экспедиции  будет  невелик.  Рахиль
кое-какие навыки и познания в археологии еще сохраняла, но они  убывали  с
каждым днем, а ее  присутствие  на  месте  происшествия  вряд  ли  поможет
ученым. Для самой же Рахили это обернется ежедневным кошмаром  пробуждения
в незнакомом мире, где от нее  потребуется  позабытая  ею  сноровка.  Сара
этого ни за что не допустит.
     Сол отложил книгу,  над  которой  работал  -  анализ  кьеркегоровской
теории этики как моральной диалектики применительно к правовому  механизму
Гегемонии, - и  сосредоточился  на  изучении  нетрадиционных  взглядов  на
природу времени, на Гиперионе, а также на истории Авраама.
     Однако месяцы, проведенные за обычными делами  и  сбором  информации,
только усилили его жажду действия. Время от времени  он  отводил  душу  на
всевозможных  медицинских  светилах,  которые  потянулись  к  Вайнтраубам,
словно паломники к святыне.
     - Как, черт возьми, это может  быть!  -  обрушился  он  на  чопорного
специалиста, на свою беду  решившего  проявить  снисходительность  к  отцу
пациентки.  Врач  был  настолько  безволосым,  что   его   лицо   казалось
нарисованным на бильярдном шаре. - Она становится  все  меньше!  -  кричал
Сол, чуть не за ворот хватая пятившегося  специалиста.  -  Внешне  это  не
очень заметно, но уменьшается костная масса. Понятно вам?  Как  это  может
быть, что она опять становится ребенком? Как это, черт возьми, согласуется
с законами сохранения?
     Тот шевелил губами, но не мог произнести ни слова.  За  него  ответил
бородатый коллега:
     - Господин Вайнтрауб, сэр, - вам следует  понять,  что  ваша  дочь  в
настоящее   время   является   носителем...   э-э...   ну,   назовем   это
локализованным участком обращенной энтропии.
     Сол резко повернулся к нему.
     - Вы хотите сказать, что  она  просто-напросто  застряла  в  каком-то
пузыре обратного времени?
     - Э-э... нет, -  торопливо  ответил  ученый,  потирая  подбородок.  -
Возможно, более  удачная  аналогия...  биологически,  по  крайней  мере...
скажем,  метаболические  процессы  в  ее  организме   пошли   в   обратном
направлении... м-м...
     - Чепуха, - отрезал Сол. - Она же ест, а не  срыгивает  пищу.  Ну,  а
нервная деятельность?  Поверните  электрохимические  импульсы  в  обратном
направлении,  и  что  вы  получите?  Чепуху.  Ее  мозг  _р_а_б_о_т_а_е_т_,
господа... Память, вот что исчезает. Почему это случилось? Почему?
     К лысому коротышке наконец вернулся дар речи:
     - Мы не знаем почему,  господин  Вайнтрауб.  Математически,  организм
вашей дочери напоминает уравнение, обращенное  во  времени...  или,  может
быть, объект, прошедший через быстро вращающуюся черную дыру. Мы не знаем,
как это случилось, и почему физически невозможное вдруг  стало  возможным,
господин Вайнтрауб. Мы просто слишком мало знаем.
     Сол пожал обоим руки.
     - Прекрасно. Это мне и нужно было узнать. Желаю вам доброго пути.


     Рахили исполнился двадцать один год. Вечером дня рождения, через  час
после того, как все легли, она постучалась в спальню Сола.
     - Папа?
     - Что случилось, детка? - Сол накинул халат  и  открыл  дверь.  -  Не
можешь уснуть?
     - Я не спала двое суток, - прошептала она.  -  Я  нарочно  заставляла
себя не спать, чтобы просмотреть все записи, которые включила в файл "Хочу
знать".
     Сол понимающе кивнул.
     - Папа, давай спустимся вниз и чего-нибудь выпьем. Ладно? Мне надо  с
тобой поговорить.
     Сол взял с ночного столика очки и спустился вслед за Рахилью.
     В первый и последний  раз  в  жизни  Сол  напился  допьяна  вместе  с
дочерью. Это не было вульгарной  пьянкой.  Сначала  они  просто  сидели  и
болтали,  затем  принялись  рассказывать  анекдоты  и  каламбурить  и  так
увлеклись, что вскоре уже не могли говорить от  смеха.  Рахиль  попыталась
рассказать какую-то историю, но в самом смешном месте фыркнула и  чуть  не
захлебнулась виски. Им  обоим  казалось,  что  еще  ни  разу  они  так  не
веселились.
     - Я возьму еще бутылку, - сказал  Сол,  утирая  слезы.  -  Декан  Мур
подарил мне на прошлое рождество шотландское виски... по-моему.
     Когда он вернулся, Рахиль сидела на диване и приглаживала волосы.  Он
налил ей чуть-чуть, они выпили и немного помолчали.
     - Папа?
     - Да?
     - Я просмотрела все. Видела себя,  слышала  себя,  видела  голографии
Линны и всех остальных... пожилых...
     - Ну, наверное, все-таки не пожилых, - возразил Сол.  -  Линне  будет
только тридцать пять через месяц...
     - Нет, они старые, и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Одним
словом, я прочла все медицинские заключения,  видела  фото,  сделанные  на
Гиперионе, и знаешь что?
     - Что?
     - Я ничему этому не верю, отец.
     Сол поставил бокал и посмотрел на дочь. Ее лицо снова  округлилось  и
стало не таким взрослым. И даже более красивым.
     - Я хочу сказать, что верю _э_т_о_м_у_, - продолжала  она  с  нервным
смешком. - Вряд ли ты и мама могли так жестоко подшутить надо  мной.  И  к
тому же ваш... возраст... всякие события и все вокруг. Я знаю, что все это
на самом деле, но я _н_е _в_е_р_ю_ этому. Ты понимаешь меня, отец?
     - Да, - ответил Сол.
     - Я проснулась сегодня утром и подумала: "Ничего себе, завтра экзамен
по палеонтологии, а я  еще  учебник  не  открывала".  Мне  очень  хотелось
проучить Роджера Шермана... он считает себя таким умником.
     Сол отпил виски.
     - Роджер три года тому назад погиб в авиакатастрофе южней Буссарда, -
сказал он. Он ни за что бы об этом не заговорил, если бы не виски, но рано
или поздно он должен понять, существует ли Рахиль внутри Рахили.
     - Я знаю, - отозвалась Рахиль и уткнулась подбородком в колени.  -  Я
ведь перебрала всех, кого знала. Грэм умер. Профессор  Эйкхард  больше  не
читает лекций. Ники вышла замуж за какого-то...  коммивояжера.  За  четыре
года многое произошло.
     - Больше чем за одиннадцать лет, -  поправил  ее  Сол.  -  Слетав  на
Гиперион и обратно, ты отстала от нас, не  покидавших  планеты,  на  шесть
лет.
     - Но это же нормально! - выкрикнула вдруг Рахиль. -  Люди  все  время
путешествуют вне Сети. И приспосабливаются.
     Сол кивнул.
     - Но здесь все иначе, детка.
     Рахиль невесело улыбнулась и допила свое виски.
     - Ты очень  сдержанно  выразился.  -  Отставленный  ею  бокал  громко
стукнул. - Послушай, вот что я решила. Я провела двое суток и даже больше,
изучая все, что она... что я... приготовила, чтобы  дать  мне  возможность
узнать, что случилось раньше, что сейчас происходит, и... никакого толку.
     Сол сидел не шевелясь, даже перестал дышать.
     - Я хочу сказать, - продолжила Рахиль,  -  что  становлюсь  моложе  с
каждым днем, теряю память о людях, с которыми даже еще  не  встречалась...
ну, а дальше что? Я так и буду становиться все меньше, и все моложе, и все
бестолковей, а потом в один прекрасный день просто исчезну? Папа, Господи,
- Рахиль еще крепче обхватила колени руками, - тебе не  кажется,  что  это
даже смешно, только... странновато?
     - Нет, - тихо ответил Сол.
     - Ну,  конечно,  нет.  -  Глаза  Рахили,  всегда  большие  и  темные,
увлажнились. - Представляю, какой это кошмар для мамы и для  тебя.  Каждый
день вы смотрите, как я спускаюсь вниз по лестнице... в смятении... Ведь я
просыпаюсь с воспоминаниями вчерашнего дня,  слышу,  как  мой  собственный
голос говорит мне, что вчерашний день был годы назад. Что у меня был роман
с каким-то парнем по имени Амелио...
     - Мелио, - прошептал Сол.
     - Какая разница? Это все не помогает, вот в чем дело,  папа.  К  тому
времени, когда я начинаю наконец что-то усваивать, меня уже тянет в сон от
усталости. А потом... Ну, ты же знаешь, что происходит потом.
     - Что... - начал Сол и замолчал. Потом кое-как выдавил из себя: - Что
ты хочешь, чтобы мы сделали, малыш?
     Рахиль посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Это была та самая улыбка,
которой она одаряла его, начиная с пятинедельного возраста.
     - Не говори мне об этом, отец, - сказала она твердо. - И не  позволяй
мне говорить об этом самой себе. Это только причиняет боль. Все  это  было
не со мной... - Она замолкла и провела рукой по лбу. - Ты понимаешь, что я
имею в виду, папа? Та Рахиль, которая отправилась  на  другую  планету,  и
влюбилась, и попала в катастрофу... это была  другая  Рахиль!  Я  не  хочу
переносить ее боль. - Она заплакала. - Ты понимаешь? Понимаешь, папа?
     - Да, - ответил Сол. Он обнял ее и ощутил тепло  ее  тела,  влагу  ее
слез. - Да, понимаю.


     В следующем году с Гипериона чуть ли не каждый день начали  приходить
мультиграммы, но все они носили отрицательный характер. Природа и источник
антиэнтропийных полей не  установлены.  Активность  временных  приливов  в
районе Сфинкса в обычных пределах. Эксперименты с лабораторными  животными
в приливных районах и вокруг них  привели  к  внезапной  гибели  некоторых
животных, но болезни Мерлина не обнаружили ни у одного.  Каждое  сообщение
Мелио заканчивал словами: "Передайте Рахили, что я ее люблю!"


     Деньги, полученные от Рейхсуниверситета,  Сол  и  Сара  использовали,
чтобы пройти частичную поульсенизацию в Буссард-Сити. Они были уже слишком
стары, чтобы эта процедура продлила их жизнь еще на один век, зато  внешне
супруги сейчас выглядели скорее пятидесятилетними, чем  семидесятилетними.
Они изучили старые семейные фотографии и пришли к  выводу,  что  подобрать
костюмы, какие они носили полтора десятка лет назад, не  составит  особого
труда.
     Шестнадцатилетняя Рахиль  сбежала  по  лестнице  со  своим  комлогом,
настроенным на радиостанцию колледжа.
     - Мне сегодня рисовую кашу. Можно?
     - Ты и так ее ешь каждое утро, - улыбнулась Сара.
     - Да. - Рахиль тоже улыбнулась. - Я просто подумала, а вдруг ты ее не
сварила или уж не знаю что. Я слышала телефонный звонок. Это Ники?
     - Нет, - ответил Сол.
     - Черт, - вырвалось у Рахили, и она испуганно взглянула на родителей.
- Простите,  она  ведь  обещала  позвонить,  как  только  станут  известны
результаты. После консультации прошло  уже  три  недели.  Мне  кажется,  я
слышала что-то такое.
     - Не беспокойся, детка, - сказал Сара. Она принесла кофейник и первым
делом налила кофе в чашку Рахили, потом  себе.  -  Не  беспокойся,  милая.
Поверь мне, твои оценки будут достаточно хороши, чтобы поступить  в  любой
колледж, какой тебе понравится.
     - Ма, - удрученно вздохнула Рахиль, - как ты не понимаешь? Мы живем в
мире, где все готовы друг друга съесть. - Она нахмурилась. - Ты не  видела
мою мультиприставку по математике? У меня  в  комнате  черт  ногу  сломит.
Ничего не могу найти.
     Сол откашлялся.
     - Сегодня никаких занятий, детка.
     Рахиль с удивлением посмотрела на него:
     - Нет занятий? Во вторник? За шесть недель до  окончания  школы?  Что
случилось?
     - Ты была больна, - твердо ответила  Сара.  -  Один  день  ты  вполне
можешь посидеть дома. Всего один.
     Рахиль нахмурилась еще сильней.
     - Больна? Я не чувствую себя больной. Просто все как-то странно.  Как
будто что-то... не в порядке. Ну, например, почему вдруг переставили диван
в комнате информации? И где Чипе? Я звала его, звала, а он не пришел.
     Сол дотронулся до ее руки.
     - Ты очень долго болела, - сказал он. - Доктор говорит,  что  у  тебя
могут быть провалы в памяти. Мы поговорим по дороге в колледж. Хорошо?
     Лицо Рахили прояснилось.
     - Пойти в колледж, а с уроков смотаться?  Прекрасно.  -  По  ее  лицу
вдруг мелькнула тень испуга: - А если  мы  встретим  Роджера  Шермана?  Он
ведает приемом новичков и такой въедливый, такой зануда!
     - Мы не встретим Роджера, - успокоил ее Сол. - Ты готова?
     - Почти. -  Рахиль  наклонилась  к  матери  и  крепко  обняла  ее.  -
Счастливо, аллигатор.
     - Пока, крокодил, - отозвалась Сара.
     - О'кей, - весело улыбнулась Рахиль и встряхнула головой. - Я готова.


     Постоянные поездки в Буссард-Сити заставили Сола купить  магнитоплан.
Прохладным осенним днем он двинулся в путь по самому медленному  маршруту,
проходившему намного ниже скоростных  трасс.  Он  наслаждался  пейзажем  и
запахом скошенной травы. Мужчины и женщины, работавшие в полях, приветливо
махали ему вслед.
     Со времен его детства Буссард  значительно  расширился,  но  синагога
по-прежнему располагалась  на  окраине  одного  из  самых  старых  районов
города. Храм тоже был стар, и старина  эта  чувствовалась  во  всем.  Даже
ермолка, которую Сол надел при входе, показалась ему изношенной за  долгие
десятилетия чуть не до прозрачности. Раввин, однако, оказался молодым. Сол
понимал, что ему лет сорок, не  меньше,  -  волосы,  выглядывавшие  из-под
ермолки, явно поредели - но для Сола он  все  равно  был  мальчишкой.  Сол
облегченно вздохнул, когда раввин предложил ему продолжить беседу в парке,
расположенном на другой стороне улицы.
     Они уселись на скамейку. Сол с  удивлением  обнаружил,  что  все  еще
держит в руках ермолку, беспокойно теребя ее. В воздухе пахло  сыростью  -
ночью шел дождь - и сгоревшей листвой.
     - Я не совсем понимаю, господин Вайнтрауб, -  сказал  раввин.  -  Что
все-таки вас тревожит: сон или то обстоятельство, что ваша  дочь  заболела
после того, как он начал вам сниться?
     Сол поднял голову, подставляя лицо солнцу.
     - Если быть точным, ни то и ни другое,  -  ответил  он.  -  Я  просто
чувствую, что эти два события как-то связаны между собой.
     Раввин потрогал пальцем нижнюю губу.
     - Сколько лет вашей дочери?
     - Тринадцать, - чуть помедлив, ответил Сол.
     - И эта болезнь... серьезная? Она угрожает ее жизни?
     - Нет, жизни она не угрожает. Пока.
     Раввин чинно сложил руки на своем объемистом животе.
     - Вы не думаете... можно я буду звать вас Солом?
     - Конечно.
     - Сол, вы не думаете, что этот ваш сон...  что  он  каким-то  образом
стал причиной болезни вашей девочки?
     - Нет, - ответил Сол и задумался, правдив ли его ответ. - Нет,  робе,
я так не считаю.
     - Зовите меня Морг.
     - Хорошо, Март. Я пришел не потому, что  считаю  самого  себя...  или
свой сон причиной болезни Рахили. Но  мне  кажется,  мое  подсознание  все
время пытается мне что-то подсказать.
     Март откинулся на спинку скамейки.
     - Может, вам стоит обратиться к неврологу или психологу? Я не  совсем
понимаю, что...
     - Дело в том, что меня интересует история Авраама, - прервал его Сол.
- Знаете, я изучал различные  этические  системы,  но  мне  трудно  понять
этику, которая начинается с приказа отцу заколоть родного сына.
     - Нет, нет, нет! - вскричал раввин, по-детски грозя  ему  пальцем.  -
Ведь, когда настало время. Господь  остановил  руку  Авраама.  Он  не  мог
допустить, чтобы во славу его приносились человеческие жертвы. Одной  лишь
покорности воле господней, вот чего он...
     - Да, - ответил Сол. - Только покорности. Но ведь сказано: "И простер
Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына  своего"  [Бытие  22:10].
Бог, я думаю, заглянул к нему в душу и увидел, что Авраам  готов  заколоть
Исаака. Внешняя покорность без внутренней  готовности  совершить  убийство
вряд ли умиротворила бы Бога Ветхого Завета. А что случилось бы,  если  бы
Авраам любил своего сына больше, чем Бога?
     Март побарабанил пальцами по  колену,  затем  положил  руку  Солу  на
плечо:
     - Сол, я понимаю, вас волнует болезнь вашей дочки.  Но  при  чем  тут
документ, написанный восемь  тысяч  лет  назад?  Расскажите  мне  о  вашей
девочке. Ведь дети больше не умирают от  болезней.  Во  всяком  случае,  в
Сети.
     Сол с улыбкой встал и сделал шаг назад, освобождаясь от руки раввина:
     - Я бы хотел поговорить с вами еще, Март. Очень хотел бы. Но мне надо
возвращаться. У меня сегодня вечером занятия.
     - А в эту субботу вы придете в храм? - спросил раввин, протягивая  на
прощание руку.
     Сол сунул ему ермолку.
     - Возможно, приду на днях, Март. Обязательно.


     В один из вечеров той же осени Сол, выглянув из окна своего кабинета,
увидел темную фигуру, стоявшую под голым вязом. "Репортер", - с замиранием
сердца подумал Сол. Все десять лет он страшился  того  дня,  когда  секрет
раскроется, понимая, что на этом кончится их простая и спокойная  жизнь  в
Кроуфорде. Он вышел во двор.
     - Мелио! - воскликнул он, разглядев лицо человека.
     Археолог стоял, засунув руки в карманы длинного синего пальто. Десять
стандартных лет, прошедших со времени их последней встречи, Арундеса почти
не изменили - Сол догадался, что  ему  все  еще  не  больше  тридцати.  Но
загорелое лицо молодого человека прорезали глубокие морщины.
     - Сол, - он робко протянул ему руку.
     Сол горячо пожал ее.
     - Я и не знал, что вы вернулись. Заходите в дом!
     - Нет, - археолог отступил назад. - Я здесь уже около часа. И  так  и
не набрался храбрости.
     Сол хотел что-то сказать,  но  промолчал  и  понимающе  кивнул.  Руки
начали мерзнуть, и он  сунул  их  в  карманы.  Над  темным  коньком  крыши
проступали первые звезды.
     - Рахиль еще не вернулась,  -  сказал  он  наконец.  -  Она  пошла  в
библиотеку. Она... она считает, что у нее скоро контрольная по истории.
     У Мелио словно ком стал в горле, и он лишь молча кивнул.
     - Сол, - сделав над  собой  усилие,  заговорил  он,  -  поверьте,  мы
сделали все, что было в наших силах. Наша группа провела на Гиперионе  без
малого три стандартных года. Мы бы и дальше оставались там, но университет
перестал нас финансировать. Там не было ровно ничего...
     - Мы это знаем, - отозвался Сол. - Мы с женой вам очень благодарны за
мультиграммы.
     - Я месяцами не вылезал из Сфинкса, -  продолжал  Мелио.  -  Судя  по
показаниям приборов, он ничем не отличается от обыкновенной груды  камней,
но временами мне казалось, что я чувствую... чувствую что-то... - Он опять
покачал головой. - Я подвел ее!
     - Нет,  -  ответил  Сол  и  сквозь  шерстяное  пальто  стиснул  плечо
собеседника. -  Вы  здесь  ни  при  чем.  Мы  запрашивали  сенаторов...  Я
беседовал  даже  с  руководством  Научного  Совета  и  никто  не  мог  мне
объяснить, почему Гегемония не пожелала потратить больше времени и средств
на исследование Гипериона. Мне кажется, им давно уже следовало бы включить
этот мир в Сеть, хотя бы из-за его научной ценности. Неужели им  наплевать
на загадку Гробниц?
     - Я понимаю, что вы хотите сказать, Сол. Здесь подозрительно  многое,
хотя бы то, как поспешно прикрыли  финансирование  нашей  группы.  Похоже,
Гегемония стремится держать Гиперион на определенной дистанции.
     - Вы думаете... - начал было Сол,  но  тут  из  сгустившихся  осенних
сумерек  появилась  Рахиль.  Ее  волосы  были   коротко   подстрижены   по
подростковой моде тридцатилетней давности, круглые щеки  раскраснелись  от
холода, руки она глубоко засунула в карманы красной куртки. Она находилась
сейчас на границе юности и детства и в своей одежде - джинсы, кроссовки  и
толстая куртка - вполне могла сойти за мальчика.
     Рахиль улыбнулась.
     - Привет, папа.
     Подойдя ближе, она застенчиво кивнула Мелио.
     - Простите, я кажется, помешала вашей беседе.
     Сол облегченно перевел дыхание.
     - Нет, что ты, детка. Рахиль, это доктор Арундес из Рейхсуниверситета
на Фрихольме. Доктор Арундес, моя дочь Рахиль.
     - Рада познакомиться, -  Рахиль  восхищенно  присвистнула.  -  Рейхе,
подумать только! Я читала их каталоги. Мне бы  так  хотелось  когда-нибудь
туда поехать!
     Мелио сдержанно кивнул. Сол видел, как он напряжен.
     - Вы... - начал Мелио, - я хотел спросить, что именно  вы  бы  хотели
там изучать?
     Сол испугался, что Рахиль заметит прозвучавшую в его голосе боль,  но
она лишь пожала плечами и беззаботно рассмеялась.
     - О, все подряд. Старик Эйкхард -  он  ведет  у  нас  факультатив  по
палеонто