Джордж Ву водили армии по равнинам Китая,  и,  пока
их солдаты спали, сочиняли лирические стихи  ошеломляющей  глубины.  Да  и
жизнь Мартина Силена была долгой и полной  деяний.  И  неважно,  что  одна
половина его деяний была непристойной, а другая - бесплодной.
     При мысли о Мартине Силене я не смог сдержать стона.
     А крошечная Рахиль? Она тоже на терновом дереве?..
     Хотя - кто знает? - лучше висеть на стальном шипе, чем  сгорать,  как
свечка, от болезни Мерлина.
     Нет, не лучше.
     Я закрыл глаза и попытался думать ни о чем,  надеясь  каким-то  чудом
установить контакт с Солом и разузнать о судьбе ребенка.
     Лодочка убаюкивающе покачивалась на  волнах.  Над  головой  захлопали
крыльями голуби, опустились на ближайший карниз и заворковали.

     - Не желаю знать, выполнимо это или нет! - кричит Мейна  Гладстон.  -
Все  силы  системы  Вега-Прим  должны  защитить   Небесные   Врата.   Надо
перебросить  необходимый  контингент  к  Роще  Богов   и   другим   мирам,
находящимся под угрозой. В данный момент мобильность -  наше  единственное
преимущество!
     Лицо адмирала Сингха темнеет от тревоги.
     - Слишком опасно, госпожа секретарь! Если напрямую перебросить флот в
систему Вега-Прим, он рискует застрять там. Бродяги  наверняка  попытаются
разрушить сферу сингулярности, соединяющую систему с Сетью.
     - Так  защищайте  ее!  -  резко  отвечает  Гладстон.  -  Для  того  и
существуют дорогие дредноуты.
     Сингх взглядом ищет  поддержки  у  Морпурго  и  других  военных.  Все
молчат. Совещание проходит в Военном Кабинете,  стены  которого  испещрены
голограммами и бегущими колонками данных. Никто не смотрит на них.
     - Для защиты сферы сингулярности в пространстве Гипериона потребуются
все наши ресурсы, - негромко произносит адмирал Сингх,  четко  выговаривая
каждое слово. - Отступать под вражеским огнем, в особенности  под  напором
всего Роя - немыслимо трудно. В случае уничтожения этой сферы между  нашим
флотом и Сетью пролягут восемнадцать месяцев  пути.  Когда  он  подоспеет,
война будет проиграна.
     Гладстон нетерпеливо кивает:
     - Адмирал, я не требую, чтобы вы рисковали этой сферой  сингулярности
до того, как закончится  передислокация  флота.  Уступим  им  Гиперион  ДО
вывода наших кораблей. Но ни в коем случае нельзя сдавать  миры  Сети  без
боя.
     Генерал Морпурго встает:
     - Да, госпожа  секретарь,  мы  будем  биться  с  врагом.  Но  гораздо
логичнее начать оборонительные бои на Хевроне или  Возрождении-Вектор.  Мы
не только выиграем пять суток для подготовки к боевым действиям, но и...
     - Но и потеряем девять миров! - перебивает его Гладстон. -  Миллиарды
граждан Гегемонии! Людей! Утрата Небесных Врат - это ужасно, но Роща Богов
- наше культурное и экологическое достояние. Невосполнимое!
     - Госпожа Гладстон, - вмешивается Аллан  Имото,  министр  обороны,  -
есть доказательства, что многие  годы  тамплиеры  были  в  сговоре  с  так
называемой   Церковью   Шрайка.    Многие    программы    культа    Шрайка
финансировались...
     Сингх, ссутулившись, как под невидимым грузом, пытается изобразить на
лице ироническую улыбку:
     - На этом мы не выиграем и часа, госпожа секретарь.
     - Мое решение окончательно, - отчеканивает Гладстон. - Ли, что там  с
беспорядками на Лузусе?
     Хент по обыкновению откашливается, озирая  присутствующих  виноватыми
собачьими глазами.
     - Госпожа секретарь, беспорядки охватили по меньшей мере пять  Ульев.
Уничтожено собственности на сотни миллионов марок. Наземным  войскам  ВКС,
переброшенным туда с фрихольма, похоже, удалось справиться с  грабежами  и
демонстрациями,  но  пока  неизвестно,  когда   с   этими   Ульями   будет
восстановлено нуль-сообщение. Вся ответственность за  происходящее  лежит,
несомненно, на Церкви Шрайка.  Беспорядки  в  Улье  Бергстром  начались  с
манифестации  фанатиков-шрайкистов,  а  их  епископ   даже   появился   на
телеэкранах. Трансляцию удалось прекратить только...
     Гладстон наклонила голову:
     - Ага, значит, он все-таки выбрался из подполья. И где он сейчас?  На
Лузусе?
     - Этого никто не знает, -  отвечает  Хент.  -  Миграционный  контроль
пытается сейчас выследить епископа и его присных.
     Не вставая с  кресла,  секретарь  Сената  поворачивается  к  мужчине,
которого я узнаю не сразу. Это капитан третьего ранга Вильям  Аджунта  Ли,
герой войны за Мауи-Обетованную.
     Буквально вчера я слышал, что его перевели в какую-то дыру на Окраине
за то, что он осмелился  высказать  собственное  мнение  при  начальниках.
Теперь  на  эполетах  его  морского   мундира   горят   контр-адмиральские
изумрудно-золотые полосы.
     - Что  вы  скажете  о  нашем  намерении  драться  за  каждый  мир?  -
спрашивает его Гладстон вопреки  собственному  утверждению,  что  все  уже
решено.
     - Я считаю, что это ошибка, - не  задумываясь,  отвечает  Ли.  -  Все
девять Роев готовы к штурму  планет.  Единственный,  о  котором  мы  можем
забыть на три года, - Рой, атакующий  сейчас  Гиперион.  И  если  даже  мы
успеем вывести войска и сосредоточить наш флот - хотя бы половину его, - у
Рощи Богов, вряд ли удастся перебросить  эти  силы  для  защиты  остальных
восьми миров первой волны.
     Гладстон покусывает нижнюю губу:
     - Что же вы предлагаете?
     Молодой контр-адмирал шумно набирает в грудь воздуха:
     - Рекомендую поберечь наши силы,  уничтожить  сферы  сингулярности  в
этих девяти системах и перехватить Рои второй волны на подходе к их целям.
     Собравшиеся  буквально  взрываются   криками   негодования.   Сенатор
Фельдстайн с Мира  Барнарда  вскакивает  с  кресла.  Гладстон  ждет,  пока
утихнет буря, а потом произносит тихим будничным голосом:
     - То есть вы предлагаете выйти им навстречу? Упредить нападение?
     - Да, госпожа секретарь.
     Гладстон переводит взгляд на адмирала Сингха.
     - Это возможно? Мы в состоянии  разработать,  подготовить  и  нанести
упреждающие удары в течение, - она косится на колонки данных на  стене,  -
девяноста четырех стандарточасов, считая с этой минуты?
     Сингх вытягивается в струнку.
     - Возможно ли? Да, но, госпожа секретарь, реакция  на  потерю  девяти
миров Сети и... трудности, связанные со снабжением...
     - Я спрашиваю, это возможно? - настаивает Гладстон.
     - О... да, госпожа секретарь. Но если...
     - Тогда  действуйте,  -  приказывает  Гладстон.  Она  поднимается,  и
остальные торопятся последовать ее примеру. - Сенатор Фельдстайн, жду  вас
и других заинтересованных членов Сената в моих  апартаментах.  Ли,  Аллан,
пожалуйста,  держите  меня  в  курсе  событий  на  Лузусе.  Военный  Совет
продолжит работу здесь  же  через  четыре  часа.  Всего  доброго,  леди  и
джентльмены.

     Я брел по улицам,  как  во  сне,  мысленно  вслушиваясь  в  эхо  слов
Гладстон. Здесь, вдали от реки, каналы стали реже, а пешеходные дорожки  -
шире. И всюду толпились люди. Несколько раз я поручал комлогу вывести меня
к терминексу, но на каждой новой платформе давка была  еще  невообразимее,
чем на предыдущей. До меня не сразу дошло, что у терминексов  сталкиваются
два  противоположных  людских  потока   -   обитатели   Возрождения-Вектор
стремились покинуть его, а любопытствующие со всей Сети, наоборот, рвались
сюда. Интересно, учитывает ли  эвакуационная  комиссия  Гладстон  миллионы
зевак, которым не терпится насладиться зрелищем военных действий?
     Я и сам не мог объяснить, как умудрился увидеть во  сне  совещание  в
Военном Кабинете, но никаких сомнений в подлинности увиденного у  меня  не
было. Перебирая череду недавних  событий,  я  вспомнил  сновидения  долгой
вчерашней  ночи  -  не  только  те,  действие  в  которых  происходило  на
Гиперионе, но и прогулку секретаря Сената по мирам  Сети,  и  совещания  в
высших кругах.
     КТО ЖЕ Я ТАКОЙ?
     Кибриды  были  дистанционно  управляемыми   биороботами,   придатками
ИскИнов...  или,  как  в   моем   случае,   реконструированными   ИскИнами
личностями, чьи  "души"  надежно  упрятаны  в  недрах  Техно-Центра.  Это,
пожалуй,  объясняет,  каким   образом   Техно-Центр   узнавал   обо   всем
происходящем  в  Доме  Правительства,  в  кабинетах  и  приемных   лидеров
человечества. Род людской привык бездумно делиться своей жизнью и  тайнами
с  вездесущими  ИскИнами  -  так  на  Старой  Земле,  в  Америке   периода
рабовладения, южане свободно обсуждали свои дела и проблемы при  рабах.  И
тут ничего  нельзя  было  сделать:  комлоги  с  биомониторами  имели  даже
голодранцы со "дна" Ульев,  вдобавок  многие  пользовались  имплантами,  и
каждое из этих устройств было настроено  на  ритм  инфосферы,  управлялось
элементами инфосферы, зависело  от  состояния  инфосферы  -  поэтому  люди
смирились с тотальной  публичностью  общественной  и  частной  жизни.  Как
сказал мне один художник с Эсперансы: "Заниматься сексом  или  ругаться  с
домочадцами при включенных домашних мониторах - все равно, что раздеваться
в присутствии собаки или кошки. Первый  раз  как-то  неловко,  а  потом  и
думать забываешь".
     Так, может, я подключался к какому-нибудь тайному, известному  только
Техно-Центру  каналу?  Это  легко   проверить:   бросив   моего   кибрида,
отправиться по тропам мегасферы к Техно-Центру, как поступили прямо у меня
на "глазах" Ламия и мой бестелесный двойник.
     Ну уж нет.
     При одной мысли о мегасфере меня замутило. Я нашел скамью и присел на
минутку, медленно и глубоко дыша. Мимо текли толпы. Чей-то голос взывал  к
ним, усиленный мегафоном.
     Есть хотелось зверски. Уже сутки во рту у  меня  не  было  и  маковой
росинки. Кибрид я или  не  кибрид,  но  в  животе  моего  тела  урчало.  Я
пробрался в боковую улочку, где  царствовали  разносчики  с  одноколесными
гиротележками, на все лады расхваливающие свой товар.
     Отыскав  тележку  с  самой  маленькой  очередью,  я  заказал  медовую
лепешку, чашку густого брешианского кофе и хлебец с салатом. Расплатился с
помощью универсальной карточки и, поднявшись по  лестнице  к  дверям  явно
пустовавшего здания, уселся на солнечной галерее и  принялся  за  еду.  До
чего же вкусно! Потягивая кофе и лениво подумывая,  не  спуститься  ли  за
второй лепешкой, я обратил внимание на толпу, бестолково  колыхавшуюся  на
площади. Люди окружили нескольких мужчин в красном, забравшихся на парапет
большого фонтана. Слова, усиленные электроникой, донеслись и до меня:
     -  ...Ангел  Возмездия  отпущен   на   волю,   пророчества   сбылись,
Тысячелетие  началось...  план  Аватары  требует  такой  жертвы,   как   и
предсказывала Церковь Последнего Искупления, которая знала, всегда  знала,
что искупление неизбежно... Слишком поздно для полумер, слишком поздно для
борьбы Человечеству  приходит  конец,  кара  падет  на  всех,  Тысячелетие
Господне близится.
     Я понял, что люди в красном - священники Церкви  Шрайка.  Похоже,  им
все-таки удалось расшевелить толпу. Сначала то здесь, то  там  раздавались
одобрительные возгласы: "Да, точно!", "Аминь", затем голоса слились в хор,
и над толпой взметнулись кулаки. Зрелище было и страшноватым, и нелепым.
     Вообще говоря, религиозная жизнь  Сети  очень  напоминает  таковую  в
земной Римской Империи накануне христианской эры: верхи проводят  политику
терпимости, сосуществуют самые невероятные религии,  большинство  из  них,
например, дзен-гностицизм,  довольно  сложны  и  ориентированы  скорее  на
внутреннее совершенствование человека, чем на огульную агитацию  профанов,
в то время как среди широких масс царит беззлобный цинизм и безразличие  к
религиозным устремлениям.
     Но на этой площади дело обстояло совсем иначе.
     Я пришел к выводу, что последним  столетиям  повезло:  они  не  знали
сборищ и манифестаций. Чтобы собрать толпу, надо  организовать  митинг,  а
митинги в наше время заменены  личным  общением  через  Альтинг  и  другие
каналы инфосферы. В людях, соединенных через тысячи километров и  световых
лет лишь ниточками инфоканалов и  мультилиний,  трудно  воспитать  стадное
чувство.
     Мои размышления прервало неожиданное затишье внизу.  И  вдруг  тысячи
голов повернулись в мою сторону.
     - ...а вот один из них! - вскричал священник, указывая на меня, и его
красная сутана вспыхнула на солнце. -  Зломерзкие  грешники,  отгородившие
себя неприступной стеной от простых людей Гегемонии,  и  навлекли  на  нас
искупление.   Эти   люди   хотят,   чтобы   Шрайк-Аватара   заставил   вас
расплачиваться за их грехи, пока сами они  будут  отсиживаться  на  тайных
планетах,  приберегавшихся  правителями  Гегемонии  специально  для  таких
случаев!
     Я съел все до последней крошки, допил кофе и  воззрился  на  оратора.
Священник молол полную чушь. Но откуда ему известно, что я прибыл  с  ТКЦ?
Или что я вхож к Гладстон? Заслонившись от слепящего солнечного блеска,  я
снова взглянул на него и, стараясь не замечать перекошенных  физиономий  и
грозящих мне кулаков, стал вглядываться в лицо над красной сутаной...
     Боже   мой,   ведь   это   -    Спенсер    Рейнольдс,    тот    самый
художник-перформист, которого я видел  на  обеде  в  "Макушке",  когда  он
пытался всех переговорить. Рейнольдс обрил  голову,  и  от  завитых  волос
осталась только шрайкистская косичка на затылке, но загар не сошел, и лицо
все еще сохраняло свою красоту -  даже  сейчас,  под  маской  религиозного
исступления.
     - Возьмите же его! - вскричал Рейнольдс, не опуская руки. - И взыщите
сполна за разрушение ваших домов, за гибель родных  и  близких,  за  конец
света!
     Я оглянулся, уверенный,  что  этот  напыщенный  позер  имеет  в  виду
кого-то стоящего за моей спиной.
     Но он говорил обо мне. Осатаневшая  толпа  ринулась  в  мою  сторону,
потрясая кулаками. Первая волна  подвинула  стоявших  рядом,  те,  в  свою
очередь, нажали на следующих, и вот уже люди, стоявшие с  краю,  двинулись
ко мне, чтобы не быть растоптанными.
     Это была уже не толпа, а орда:  масса  ревущих,  беснующихся  громил.
Интеллектуальный уровень любого сборища всегда ниже, чем у  самого  тупого
из его участников, ибо толпами движут страсти, а не разум.
     Я не собирался задерживаться и объяснять безумцам эти психологические
аксиомы: толпа уже разделилась на два потока и ринулась  вверх,  по  обеим
лестницам. Я повернулся и дернул ручку двери за моей спиной. Заперта.
     Я пинал ее ногами, пока  с  третьей  попытки  доска  не  проломилась,
нырнул в щель, еле увильнув от цепких рук, и стремглав  понесся  вверх  по
темной лестнице, провонявшей плесенью и гнильем. Позади раздавались  крики
и треск - толпа ломала дверь.
     На третьем этаже, как ни странно,  оказалась  обитаемая  квартира.  Я
открыл незапертую дверь в тот миг, когда  марш  лестницы  за  моей  спиной
содрогнулся от топота погони.
     - Пожалуйста, помогите... - начал я и осекся.
     В темной комнате сидели три женщины; возможно, представительницы трех
поколений одной семьи, ибо между ними было несомненное сходство.  Все  три
были одеты в грязное тряпье и сидели на прогнивших стульях, вытянув  белые
руки. Бледные растопыренные пальцы словно сжимали невидимые шары. В  седых
волосах старухи поблескивал металлический кабель, подсоединенный к  черной
деке на пыльном столе. Такие же кабели шли от черепов дочери и внучки.
     Флэшбэчки, и, судя по всему, в  последней  стадии  анорексии.  Должно
быть, кто-то навещал их, чтобы сделать внутривенное вливание и  переодеть,
а теперь, испугавшись войны, сиделки покинули несчастных.
     На лестнице, совсем рядом, раздался топот. Я захлопнул дверь и  одним
махом одолел два этажа. Запертые двери. Пустые комнаты с лужами на полу  и
протекающими потолками. Пустые ампулы флэшбэка, похожие на бутылки  из-под
лимонада. Не очень-то шикарный район, что и говорить.
     На десять ступеней опередив преследователей,  я  достиг  крыши.  Долю
слепой злобы, которую толпа утратила за счет отсутствия  подстрекателя,  с
лихвой компенсировали темнота и теснота лестницы. Люди  наверняка  забыли,
почему гонятся за мной, но от этого  перспектива  попасть  им  в  лапы  не
становилась приятней.
     Захлопнув за собой прогнившую дверь, я поискал глазами замок или хоть
что-нибудь, чтобы могло преградить путь толпе, но ничего не  нашел.  Между
тем грохот достиг уже последнего этажа.
     Я окинул крышу беглым взглядом: миниатюрные тарелки  антенн,  похожие
на перевернутые ржавые поганки, белье на веревке, такое грязное, будто его
вывесили несколько лет назад, разложившиеся  тушки  голубей  и  допотопный
"Виккен-Турист".
     Еще  немного  -  и  преследователи  будут   здесь,   Я   бросился   к
электромобилю, который годился разве что для  музея  древностей.  Ветровое
стекло покрывал сплошной  слой  голубиного  помета.  Фирменные  ускорители
заменены  дешевыми  эрзацами  с  черного  рынка,  наверняка  бракованными.
Перспексовый верх был весь в ожогах и копоти, словно кто-то упражнялся  на
нем в стрельбе из лазерной винтовки. Но в  данный  момент  для  меня  было
важно одно: на дверце  "Туриста"  вместо  папиллярного  замка  красовалась
механическая защелка, к тому же  давным-давно  сломанная.  Плюхнувшись  на
пыльное сиденье, я попробовал захлопнуть дверцу, но тщетно  -  она  так  и
застряла  полураскрытой.  Не  помню,  подсчитывал  ли  я  мизерные   шансы
запустить эту штуку или еще более мизерные - объясниться с  толпой,  когда
меня вытащат и поволокут вниз, если не догадаются сразу скинуть  с  крыши.
Помню только исступленные выкрики фанатиков на площади.
     Первыми на крышу выскочили великан в рабочем комбинезоне цвета  хаки,
худой мужчина в ультрамодном черном  костюме,  несомненно,  одобренном  бы
щеголями ТКЦ, до отвращения толстая женщина,  размахивавшая  чем-то  вроде
длинного гаечного  ключа,  и  коротышка  в  зеленом  мундире  местных  сил
самообороны.
     Придерживая открытую дверь левой рукой, я вставил в гнездо  зажигания
микрокарту Гладстон.  Взвизгнув,  включился  стартер,  а  я  зажмурился  и
принялся молить всех богов, чтобы аккумуляторы оказались заряженными.
     Кулаки уже молотили по загаженному голубями перспексу у самого  лица,
и кто-то рвал дверцу, вопреки моим отчаянным усилиям  удержать  ее.  Крики
толпы внизу слились в сплошной гул, напоминающий рокот океанского  прибоя,
тогда как вопли  добравшихся  до  крыши  можно  было  уподобить  визгливым
вскрикам гигантских чаек.
     В блок-схеме подъема наконец-то  сработало  реле,  ускорители  обдали
окруживших машину людей пылью и голубиным пометом, и  я,  схватив  рукоять
управления и двинув ее назад и вправо, почувствовал, как старина  "Турист"
поднялся, закачался, нырнул вниз и снова поднялся.
     Отметив краем сознания, что сигнализатор на приборной доске  тревожно
пищит, а на открытой дверце кто-то повис, я заложил вираж над  площадью  и
посмотрел вниз: толпа бросилась врассыпную,  а  вестник  Шрайка  Рейнольдс
шустро нырнул за парапет фонтана. Невольно усмехнувшись, я выровнял машину
и начал набирать высоту.
     Мой пассажир попил благим матом и не отпускал дверцу, но  через  пару
секунд она отломилась, так что результат получился тот же самый.  Я  успел
заметить, что пассажиркой была толстуха. Вместе с дверцей  она  рухнула  в
воду с восьмиметровой высоты, обдав брызгами Рейнольдса  и  тех,  кто  был
рядом. Я поднял электромобиль выше, и бедняга жалобно застонал  -  то  был
ответ ускорителей с черного рынка на мое безрассудное решение.
     Сердитые окрики местных регулировщиков движения присоединились к хору
аварийной сигнализации, ТМП споткнулся, подчинившись указаниям полиции, но
я опять пустил в дело микрокарту Гладстон и радостно кивнул, когда  машина
вновь стала слушаться моих команд. Я двинулся над старейшей частью города,
держась поближе к крышам и обходя шпили и часовые башни, чтобы лишний  раз
не попасть в поле зрения полицейского радара. В обычные дни полицейские на
ранцевых