стся  бежать  во  время  перевода  в
медицинскую зону, в обычной одежде он не сможет миновать посты.
   Больше всего ее  выводило  из  себя  то,  что  ее  собственный  компьютер
находился совсем рядом - какая-нибудь сотня метров вверх и еще с километр  в
сторону. Если бы только удалось  туда  добраться,  ситуация  моментально  бы
переменилась. "Если, если, если", - сердито подумала она.  Если  бы  кое-кто
придержал свой длинный язык и подумал бы хорошенько, как  добраться  сюда  и
кое-что закончить... Если бы она не вела  себя  настолько  сумасбродно,  что
даже мать увидела в ней угрозу... Сон Чин великолепно  умела  обращаться  со
всякой электроникой, но понимала, что  обращаться  с  людьми  она  не  умеет
совсем. До сих пор  она  только  господствовала  и  управляла.  Ей  не  было
необходимости беспокоиться о других людях.
   И вот результат.  Она  тщательно  осмотрела  свою  камеру,  сантиметр  за
сантиметром, пока не нашла маленькое темное пятнышко в одном из углов,  чуть
ниже светильника. Видеодатчик. И несомненно, он здесь не один. Где-то, может
быть, совсем  рядом,  кто-то  сидит  в  удобном  кресле  и  разглядывает  ее
трехмерное изображение, а может быть, записывает его  и  анализирует  каждое
движение с помощью компьютерного психоанализатора. За всю свою жизнь Сон Чин
не чувствовала себя такой беззащитной и униженной; она ненавидела весь  мир,
а больше всего - своего отца, который послал ее в этот ад. Она была для него
лабораторным животным, и не более того.  Домашняя  утка,  которую  балуют  и
оберегают - пока не придет время официального обеда. И разница, единственная
разница, состояла лишь в том, что утка не знает - и не может знать - что  ее
ждет. Но Сон Чин понимала, что это небольшое различие ничуть не беспокоит ее
отца.
   Одиночество  и  отсутствие  внешних  раздражителей  заставили  ее   почти
полностью потерять ощущение времени, но наконец дверь открылась и вошли  две
надзирательницы: одна принесла еду, а другая -  устрашающего  вида  дубинку,
которая,  как  предупредили  Сон  Чин,  причиняла  сильнейшую  боль,  но  не
оставляла на теле никаких следов. Еда состояла из большой  чашки  совершенно
разваренного риса с какими-то ошметками, которым полагалось сойти за  овощи.
Палочек для еды ей не дали, и - еще одно унижение - пришлось есть руками.  В
первый раз она смогла съесть совсем немного, а все остальное сразу унесли, и
она вновь осталась в бесконечном, как  ей  показалось,  одиночестве.  Однако
через несколько кормежек она уже стала есть  больше  и  даже  с  нетерпением
ожидала следующего раза - не из-за чувства голода, но потому,  что,  как  ни
грубы и немногословны были охранницы, они все-таки нарушали однообразие, это
было хоть какое-то человеческое общество.
   Постепенно камера  и  однообразное  существование  остались  единственной
реальностью, а прежняя жизнь и семья стали казаться бесконечно далекими.
   Но вот как-то раз дверь  открылась,  но  еды  ей  не  принесли.  Сон  Чин
заставили встать, одели в больничный халат, сковали руки и ноги и  вывели  в
коридор.  Чувствуя  необъяснимую  апатию  и  отстраненность,   она   покорно
поплелась за своими тюремщиками.
   Ее привели в лабораторию, где сделали инъекцию меченых атомов,  а  потом,
уже в другом помещении, провели анализы. Сон Чин не могла припомнить,  чтобы
ее здоровье когда-нибудь исследовали так  дотошно.  После  этого  ее  отвели
назад в камеру и покормили. Эти процедуры повторялись несколько раз,  иногда
после еды - видимо, для того чтобы сравнить результаты.
   Наконец проверка закончилась, и в  следующий  раз  ее  привели  в  другую
лабораторию, где уложили на кушетку и  надели  на  голову  какой-то  прибор.
Потом сверху спустился манипулятор, и начались странные  вещи.  Механическая
рука щекотала ей соски и другие эрогенные зоны,  и  она  ощущала  нажатия  и
легкие покалывания - причем в самых  неподходящих  местах.  Потом  появились
люди и, не слушая ее  протестов,  вымыли  девушку  и  отвели  туда,  где  ей
предстояло умереть заживо.
   Ее сопровождали уже знакомые женщины в белом, но, когда они пришли  туда,
оказалось, что предыдущая операция еще не закончена. На кушетках лежали  два
мальчика, а над ними, под присмотром  техников,  плавно  двигались  какие-то
приспособления. Оглядевшись, Сон Чин увидела в операционной немало  знакомых
вещей. Разумеется, в медицинском оборудовании она  разбиралась  неважно,  но
компьютерные терминалы полностью отвечали  стандартам,  принятым  в  Центре.
Чуть  в  стороне  она  заметила  полный  комплект  ментопроцессоров   самого
последнего образца. "Добраться бы до них хоть на  пять  минут,  -  с  тоской
подумала она, - и у меня еще был бы шанс!"
   - Могу ли я почтительно спросить, - прошептала Сон Чин начальнице охраны,
- кто эти мальчики и в чем они провинились?
   К ее удивлению, охранница ответила:
   - Это мальчишки из ячейки техов. Единственные уцелевшие. Из них  вытянули
все, что можно, и теперь их отсылают на Мельхиор. Радуйся, цветочек, что  ты
не на их месте.
   Мельхиор... В беседах отец иногда упоминал это слово. Тюрьма, из  которой
нет возврата, управляемая  не  Главной  Системой,  а  Консилиумом  Земли,  в
который  входил  и  отец  Сон  Чин.   Поговаривали,   что   там   проводятся
несанкционированные эксперименты над людьми. Расположена она была в космосе,
внутри одного из астероидов. В космосе...
   - Мы не можем торчать тут весь день, - проворчала  одна  из  охранниц.  -
Давайте зафиксируем ее и оставим. Этих докторов всегда приходится  ждать  до
бесконечности.
   Начальница кивнула. Сон Чин усадили в удобное  кресло  и,  сняв  кандалы,
подключили к компьютеру безопасности.
   - Важность объекта один девять семь семь, - сказала начальница в микрофон
на панели компьютера. - Зафиксирован в кресле номер два только  для  доктора
Вана или для лица, обладающего старшим кодом безопасности.
   - Подтверждаю, -  ответил  компьютер  удивительно  четким,  но  абсолютно
лишенным  выражения  голосом.  Из  кресла  выдвинулись  зажимы  и  обхватили
запястья, лодыжки, талию и шею Сон Чин.
   - Доктор навестит тебя,  как  только  освободится,  цветочек,  -  сказала
начальница на прощание. - Сиди, успокойся и смотри.
   Охранницы ушли. Скосив глаза, Сон  Чин  поглядела  на  техников,  занятых
мальчиками. Если бы только они закончили до  прихода  доктора!  Это  был  ее
единственный шанс, и  она  нервничала,  боясь  упустить  его,  хотя  еще  не
придумала, что будет делать дальше.
   Маленький,  щуплый  человечек  с  седой  клочковатой  бородкой  вошел   в
операционную и воззрился на техников.
   - Пока что оставьте их. Они никуда не денутся, - сказал он. - У меня есть
более важная работа. Считывание можно выполнить автоматически, а  когда  оно
закончится, я вас позову.
   - Как пожелаете, почтенный доктор, - ответил один из  техников.  Они  еще
раз проверили показания приборов и вышли.
   Доктор Ван подошел к Сон Чин и одарил ее дружеской улыбкой:
   - Добрый день. Понимаю ваше состояние, но прежде  чем  вы  избавитесь  от
нас,   пройдет   немало   дней.   Я   доктор   Ван,    начальник    здешнего
психохирургического отделения. Для меня большая честь работать с вами.
   Сон Чин потрясенно  уставилась  на  него.  Он  говорил  так,  словно  ему
предстояло всего лишь вправить  вывихнутую  лодыжку  или  наложить  шину  на
сломанную руку.
   - Вы собираетесь меня убить, и я не вижу причин для  веселья,  -  холодно
сказала она.
   - Ну что вы, дорогая, я отнюдь не убийца, хотя вы и не  первая,  кто  так
говорит. Я не мясник, как те, кого эти двое встретят на Мельхиоре. Я,  можно
сказать, художник. Я беру того, кто, вроде вас, представляет собой опасность
как для себя, так и  для  своего  семейства,  и  создаю  человека,  живущего
полноценной, счастливой и плодотворной жизнью. Мой холст - ваше тело  и  ваш
разум, но окончательный результат будет исходить от вас, а  не  от  меня.  Я
лишь вношу необходимые изменения и подталкиваю вас в верном направлении.
   - Вы говорите как психиатр, но я  не  сумасшедшая!  Вы  губите  тех,  кто
способен достичь того, на что вы сами никогда не сможете надеяться!
   - Ну, об этом я судить не берусь. Но сумасшествие, видите ли,  это  всего
лишь отклонение от общепринятых норм, а они  изменчивы.  Кое-где  одно  лишь
утверждение, что Земля круглая и вращается вокруг  Солнца,  может  послужить
явным признаком душевного нездоровья. Быть в  своем  уме  -  не  обязательно
значит  быть  правым,   скорее   это   означает   соответствовать   образцу,
выработанному преобладающей культурой. С  точки  зрения  Центра,  вы  вполне
нормальны, но вступаете в опасную область и вас  невозможно  остановить  без
таких мер, которые сделают вас  бесполезной  в  данной  обстановке.  Другими
словами, вас следует сделать  нормальной  с  точки  зрения  культуры  вашего
народа.
   Теперь он  стоял  позади  нее  и  настраивал  какие-то  приборы,  которые
опустились сверху и теперь находились  по  обе  стороны  ее  головы;  другие
приборы касались обеих рук.
   -  Мы  могли  бы  использовать  компьютеры  и  провести   все   это   без
человеческого вмешательства, - говорил Ван, -  но  тогда  это  действительно
было бы гибельно, поскольку каждый  выходящий  попадает  в  данные  машинной
статистики. Мы, однако, не имеем права привлекать внимание Главной  Системы,
за исключением относительно поздних стадий, потому что, говоря откровенно, в
вашей прелестной головке содержится много такого, о чем Главная  Система  не
должна  подозревать.  В  этой  комнате  нет  ни  одного  прибора,   напрямую
соединенного с Главной Системой. Она  будет  знать  только  то,  что  мы  ей
сообщим, а не то, что произойдет в действительности. Я уверен, вы  и  раньше
были знакомы с этой игрой.
   - Да, - угрюмо буркнула она. "Не подсоединено напрямую". То,  что  нужно,
да только она никак не может этим воспользоваться!
   - Ну вот, а теперь давайте приглядимся к вам попристальнее...
   Раздался щелчок, и перед ней постепенно обрисовалось объемное изображение
бесформенной массы.
   - Это та часть мозга, с которой мы начнем, - пояснил доктор  Ван.  -  Это
вы. Теперь подстроим кое-что...
   Изображение  начало  меняться,  некоторые  его  части  пропадали,  другие
увеличивались, и  наконец  в  поле  зрения  остался  единственный  небольшой
участок, ограниченный оранжевыми линиями. В его нижней  части  было  великое
множество отверстий, закрытых чем-то плотным, разноцветным, похожим на части
картинки-головоломки.
   - Внутри вашего мозга  имеются  многие  тысячи  рецепторов,  -  продолжал
доктор Ван, - и все они сейчас отслеживаются компьютером. Перед вами  только
поперечный срез оснований, но то, что мы увидим здесь,  может  сказать  и  о
том, что происходит в остальной части. Вот, например, у вас высокий  уровень
гормональной активности, в то время как  психосексуальный  уровень  довольно
низок. Другими словами, ваш пол не имеет для вас особого  значения.  И  вот,
поскольку энергия должна иметь какой-то выход, она преобразуется в агрессию,
в желание работать,  добиваясь  высоких  результатов,  и  тому  подобное.  В
человеке все взаимосвязано, и это ясно видно здесь, на моем мониторе.  Вы  -
ваше сознательное я" - результат сочетания вашей биохимической  структуры  с
памятью и опытом. Вообще человек гораздо менее  свободен,  чем  полагает.  В
основе нашей личности лежит биохимия мозга; это именно она  создает  большую
часть наших способностей и интересов. Прежде чем начать работать с  памятью,
необходимо заняться биохимией. Любой другой  путь  был  бы  методом  проб  и
ошибок.
   Сон Чин как зачарованная уставилась на изображение.
   - Вы говорите так, словно мы всего  лишь  машины...  Значит,  то,  что  я
сейчас вижу, это моя  Главная  Система,  ядро  моей  собственной  программы,
определенной моими генами...
   - В определенном смысле - да. Однако  помимо  них  мы  наделены  сложными
органами  чувств  и  еще  более  сложным  набором  социальных  и  культурных
взаимосвязей. Ключом ко всему являются центры боли и наслаждения. В  обычном
случае, например, нам бы  не  понадобилось  элиминировать  ваши  познания  в
компьютерной области. Путем блокирования определенных  рецепторов  мы  можем
создать личность,  которая  знает  о  компьютерах  все,  но  нимало  ими  не
интересуется, потому что эта работа вызывает у нее отвращение,  в  то  время
как сидеть за ткацким станком может быть истинным  наслаждением.  В  древние
времена  похожих  результатов  иногда  добивались  с   помощью   лишения   и
принуждения, но это был грубый способ, очень  ненадежный  и,  я  бы  сказал,
неряшливый. Наш способ оставляет человека таким, как он есть, и обеспечивает
стабильность и совершенство.
   - И это.., это то, что вы делаете сейчас?
   - Да, но это только начало. Биохимия - великая вещь. Можно заставить  вас
рыдать и чувствовать себя несчастной в счастливейший момент вашей жизни  или
истерически хохотать на похоронах  лучшего  друга.  Отчасти  это  похоже  на
опиум. Опиум воздействует на центры  удовольствия,  однако  это  постороннее
вещество, и в конце концов оно покидает тело, а вам хочется удержать прежние
ощущения. Так возникает наркотическое влечение. Когда мы  найдем  подходящую
комбинацию  стимуляторов  и  блокаторов,  то  сможем  заставить  ваше   тело
производить необходимые гормоны. Что же касается  генетически  обусловленной
их комбинации, которая  определяет  вас,  такую,  как  вы  есть  сейчас,  мы
применим блокировку, предотвращающую  попадание  нежелательных  гормонов  на
соответствующие рецепторы, в то время как стимулированные нами вещества туда
попадут. В течение довольно  короткого  времени  ваше  тело  перестроится  и
привыкнет  к  новому  порядку,  причем  это  состояние  будет  постоянным  и
самоподдерживающимся. Это настолько сложный процесс,  что  только  компьютер
способен выделить нужные рецепторы и  составить  соответствующую  смесь,  но
желаемую цель определяю я. Ну вот...
   К ее правому плечу что-то прижалось, и она почувствовала укол.
   - Не  волнуйтесь.  Это  всего  лишь  небольшой  тест,  -  ободрил  он  ее
успокаивающим тоном. - Чисто временный. Сегодня мы не  будем  делать  ничего
сложного.
   Напуганная до полусмерти, она, затаив дыхание, следила  за  изображением.
Кусочки головоломки постоянно  перемещались,  заменяясь  другими,  но  общий
рисунок оставался приблизительно прежним.
   Внезапно  появилось  несколько  новых  кусочков,  по  цвету  отличных  от
остальных. Некоторые были угольно-черными,  другие  -  желтыми  или  серыми.
Кое-какие проплывали мимо, но  другие  устремлялись  к  рецепторам  с  такой
уверенностью, словно шли на радиомаяк. Несколько черных кусочков пристали  к
стенкам кровеносного сосуда, словно в ожидании, и,  когда  один  из  голубых
кусочков отплыл в сторонку, ринулись на его место. Приплывали новые  голубые
кусочки, наверное, естественные вещества, но, так  как  их  места  были  уже
заняты, они, словно живые, помедлив  немного,  снова  начинали  двигаться  и
пропадали из вида.
   Внезапно Сон Чин почувствовала, что ее бьет мелкая дрожь. Она  боялась  -
не только доктора и его машин,  -  боялась  всего.  Она  закричала,  и  крик
перешел в безудержные  всхлипывания.  Она  ощутила  невероятное,  немыслимое
отчаяние. Все было безнадежно. Она  нелюбима,  несносна,  отвратительна  для
всех, в том числе и для себя самой... Она  недостойна,  не  способна  ничего
сделать правильно... Ей нужен кто-то - кто направлял  бы  ее  во  всем.  Она
боялась даже думать, принять какое-то решение,  потому  что  оно  все  равно
оказалось  бы  неверным.  Она  была  такой  смиренной,  такой  маленькой   и
незначительной, что тосковала по твердой руке.
   Картина изменилась, хотя она и не заметила этого, как не ощутила и второй
инъекции. Черные объекты вытеснялись, и Сон Чин перестала кричать. Теперь ей
было намного, намного лучше; влажная ткань обтерла ее лицо, и она улыбнулась
этому ощущению.  Это  было  чудесно...  Все  было  чудесно...  Все  ее  тело
трепетало, и даже малейшее  касание  больничного  халата  казалось  любовной
лаской. Она плыла в волшебном облаке наслаждения, и все  остальное  было  ей
безразлично. Пусть делают что хотят, пусть с ней делают все, что хотят,  это
не имеет никакого значения... У нее редко бывали эротические сны или  мечты,
но сейчас она жаждала, чтобы кто-нибудь пришел и взял ее,  взял  ее  тело  и
делал с ней все, что захочет... Она видела себя женщиной  для  удовольствий,
обнаженной,  страстной,  танцующей  перед  возбужденными  мужчинами,  и   ей
нравилось это видение...
   Блокаторы и гормоны сдвинулись, рисунок вновь изменился, и мечта  тут  же
поблекла, сменившись холодной уверенностью и бешеным гневом, вызванным  тем,
что здесь происходит. Она забилась в своих путах, проклиная случай, заперший
ее в этом слабом женском теле. Она больше  не  ощущала  себя  женщиной,  она
чувствовала, что она - мужчина, мужчина, наукой или волшебством загнанный  в
тело  слабой  девушки,  могучий  и  сильный  мужчина,  наделенный   отвагой,
уверенностью в себе и звериной мощью. Она  лучше  похоронит  это  тело,  чем
останется запертой в нем! Гнев перешел в ослепляющую ненависть.  В  приступе
ярости она скрутила одно из колец и освободила руку. ОН им покажет! ОН им...
   Новый сдвиг, новое изменение цветного рисунка... Теперь  у  нее  не  было
представления ни о мужском, ни о женском;  пол  не  имел  для  нее  никакого
значения. Гнев отступил,  и  она  почувствовала  себя  предельно  спокойной,
никаких эмоций для нее не существовало. Она была подобна машине,  сознающей,
разумной, но не подверженной никаким  страстям  и  чувствам.  Такой  ясности
мысли Сон Чин никогда не испытывала. Освобожденная от всего  животного,  она
пристально взглянула на висящее перед  ней  изображение  и  почти  мгновенно
поняла его логику и значение, основываясь на только что пережитом.  На  этом
уровне, где удовольствие и боль, страх и любовь были всего лишь отвлеченными
понятиями,   она    проанализировала    свое    положение.    Ее    начинали
репрограммировать, но этот этап работы был особенно  удобен  для  попытки  к
бегству. Она не чувствовала ни ненависти,  ни  горечи  -  только  мысль.  На
данной ступени ее потенциал оптимален, и было бы нелогично пренебречь этим.
   - Полагаю, на сегодня достаточно, - спокойно заметил доктор Ван. -  Иначе
вам грозит истощение. Невероятно! Вы хорошо поработали над этим  наручником!
Ну а сейчас я откину кресло и дам вам немного отдохнуть, пока гормоны  будут
выводиться из вашего  организма.  Возможно,  вас  станет  клонить  в  сон  -
расслабьтесь и поспите. Через несколько минут я вернусь  и  проверю  вас,  а
потом вы сможете пойти поесть.
   Сон Чин проследила, чтобы доктор действительно ушел. Она  не  чувствовала
ни восторга, ни  каких-либо  иных  эмоций,  но  сразу  же  поняла,  что  они
допустили первую ошибку.
   - Код Лотос, черный, зеленый, семь два три один один,  -  громко  сказала
она спокойным, лишенным выражения голосом. - Требуется активация  аварийного
перекрытия.
   Голос компьютера ответил откуда-то сзади и снизу:
   - Код опознан. Причина прерывания?
   - Пешка берет короля.
   - Принято. Инструкции?
   Ее отец никому не доверял, а это значило, что он не доверял  НИКОМУ.  Все
компьютеры   Центра,   снабженные   человекомашинным    интерфейсом,    были
запрограммированы  кодом  перекрытия,  который   позволял   ему   в   случае
необходимости отменить практически любой приказ. Он довольно часто менял эти
коды, но так же часто их забывал и поэтому записал их в  свой  личный  файл.
Однако во  время  рекреации,  как,  например,  сейчас,  он  не  мог  на  них
полагаться. На этот случай ему  была  необходима  последовательность  кодов,
которую он помнил бы постоянно, и он из года в  год  пользовался  вариациями
одной и той же последовательности. В пятнадцать лет Сон Чин взломала за