Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
А если по
телевизору, то в самый драматический момент сюжета бабушка говорит:
"Передайте мне соль, пожалуйста..."
- А помните, как вы в пятьдесят первом году восхищались телевидением?
"Весь вечер никто ни о чем не говорил. Все смотрели телевизор. Это
действительно чудо!"
- Так я ж ничего не говорю... Я счастлив, что могу посмотреть по ТВ
футбольный матч. Тем более - сейчас невозможно смотреть на стадионе. Все
узнают: "Никулин пришел!" Как забьют гол, встает публика и смотрит мне в
лицо: как реагирую? И на пляже в Сочи - толпа собирается. Я снимаю штаны,
кругом гомон: "Трусы-то, трусы, смотрите, в полоску!"
Но мне все же лучше, чем Магомаеву. Того однажды с пляжа пришлось увозить
на лодке, когда поклонники начали рвать на части его одежду.
Характер
"Я же придерживался, как всегда, политики уклончивых ответов и
откровенных споров старался избегать", - написано в книге.
- Когда вышла знаменитая книга Карнеги, многие говорили, что там про
подхалимов и для подхалимов. Но я там нашел много вещей, которые в свое
время сам придумал и испытал. Как сделать, чтоб человек ко мне отнесся
лучше, сказать что-то, чтоб человеку понравилось, расположить его к себе,
где-то деликатно промолчать?
И большей частью я сам додумался! Это все ведь было и до Карнеги, он
просто суммировал и обобщил.
Я, например, никогда не скажу, что фильм плохой или что реприза плохая.
Зачем говорить: "Эта картина говно"? Я лучше скажу: "Мне не нравится". Не
люблю обижать людей!
Как-то Игорь Ильинский позвал его работать в Малый театр, с тем прицелом,
чтоб передать некоторые свои роли. Никулин ему ответил: "Скажу вам
откровенно, если бы это случилось лет десять назад, я пошел бы работать в
театр с удовольствием. А начинать жизнь заново, когда тебе уже под сорок -
вряд ли есть смысл".
- Так у вас что ж, были сомнения, что цирк выбран правильно? И вы могли
сменить амплуа?
- Нет, я это сказал, чтоб его не обидеть. Я очень хорошо знаю, что в
театре я б ничего не сделал.
Личное
- А что ваши внуки? Они вас воспринимают как клоуна?
- Нет, они меня воспринимают как простого дедушку. Они маленькие и не
могут себе представить, какой я был и какой стал.
- Здоровье позволяет выпивать?
- Позволяет, хотя сахар в крови и повышенный. Я люблю это дело. Не вино,
не пиво - а водку. Получше - московского завода "Кристалл". Я в нее верю.
Мы там ведь снимали сюжет, на "Кристалле". С первого раза не вышло.
Директор стол накрыл, посидели... Ну и не до съемок стало. Потом пришлось
еще раз приезжать. Вот, раз зашла речь, анекдот про выпивку. Милиционер
спрашивает: "Мальчик, а твой отец самогонку варит?" - "Нет, не варит. Он ее
сырую пьет".
А закуску люблю самую простую. Селедочка, колбаса вареная (копченую не
люблю). Вообще мое любимое блюдо - котлеты с макаронами. А из супов - лапша
куриная, суп из потрохов.
К сожалению, столько людей ушло, с которыми мне было приятно встречаться
и выпивать. Таких людей осталось очень и очень мало...
В последнее время я полюбил вот как проводить свободные вечера. Садимся с
женой, устали, под выходной день, выпиваем вдвоем. Никто не мешает. Выпили
по рюмке - и начинаем разговаривать. Что-то вспомнили. Кто-то пошутил.
Кто-то позвонил. Обсуждаем. Смотрим вместе фильм какой-нибудь. Книги любим
читать. Это удивительно... Вот это оказалось в теперешнем положении моем
самое приятное...
Политика
Он был в КПСС. Клоун-коммунист - это же многообещающее противоречие. Как
этого раньше никто не замечал? Можно придумывать анекдоты - и репризы,
начинающиеся с ситуации: "Вступил как-то клоун в партию..." Или: "Приходит
клоун на партсобрание..." Но - поздно уже, это сейчас не смешно.
- Я счастлив, что не стал депутатом! Может, и стал бы, не уйди я тогда в
89-м с предвыборного собрания. Мне стало обидно за Коротича, которого решили
тогда провалить. Я сказал, что это нечестно, и ушел. И он тоже ушел. Теперь
думаю: "Если б прошел, то что бы я там, в парламенте, делал? Зевал бы там,
терял время?"
А то, что сегодня происходит, - разве может этому всему быть какое-то
оправдание? Нет, не может. Не имели мы права доводить страну до того
состояния, в котором она сейчас. А как газеты врут! В письмах больше правды.
Я их много получаю, в основном - денег просят. Фронтовики спрашивают: "За
что же воевали? Чтоб сейчас помирать с голоду?" И Чечню я не прощу нашим
правителям, не прощу...
100 лет...
Идет фотосъемка Никулина с юбилейным тортом, со свечками. Сюжет
степенный, серьезный, но я не могу удержаться от хохота. Потому что когда
вблизи торта оказывается клоун, когда он с тортом тет-а-тет, лицом к лицу...
- Юрий Владимирович! Ну это же несправедливо, что клоун уходит от торта
целым и невредимым! Вы сами разве не чувствуете неловкости?
Он оживляется и начинает рассказывать, как это должно выглядеть. В его
воображении действие отклоняется от обычной схемы: движется человек, а торт
неподвижен. Он дает раскадровку.
Клоун над тортом, наклоняется ниже, еще ниже, вот он уже в торте, и
последний кадр (это он объясняет фотографу) - с кремом на удивленном
клоунском лице... Фотограф делает стойку... Но Никулин, вместо того чтобы
сыграть по придуманному им же сценарию, встает и одевается - ехать в
цирковой интернат, служить примером для молодежи. Если б не эта вечная
спешка... А с другой стороны, так он уже и не клоун, но - директор, пусть
даже и цирка. И ему иногда приходится жертвовать смешным ради солидности.
На торте было, разумеется, 75 свечек.
- Я жду от медицины новых успехов - таких, чтоб можно было дожить до ста
лет.
- До ста? У вас что, есть на двадцать пять лет расчерченный план?
- Нету плана. Просто - жить. Мне это интересно! А про возраст у меня
любимый анекдот такой. Одесский. Две подруги встречаются, одна спрашивает:
"Ну как поживаешь, старая блядь?" Вторая отвечает: "А при чем здесь
возраст?" Вы же помните, анекдот надо рассказывать к слову... Ах да, вам же
это публиковать... Как же быть? Вы знаете что... вместо "блядь" можете
написать "курва".
- Юрий Владимирович, вы извините, но мне кажется, что "курва" - это
обидней, по смыслу неточно, да и как-то менее празднично... Так что с вашего
позволения оставим "блядь". И кстати, забыл вас спросить: в чем смысл жизни?
- Да если б я знал, разве б я с вами сейчас разговаривал?..
1996
???? ЛЮДМИЛА ЗЫКИНА ????
"Бог дал мне все, чего просила"
"Людмила Зыкина" - это звучит емко и смачно. Это имя с документной
достоверностью передает настроение и вкус советской русской жизни, которой
все мы - одни больше, другие меньше - жили и дышали, и дышали тяжело.
Партия, война, работа, Ленин - да, всего этого было больше, чем надо в
жизни; про все это Зыкина пела много и искренне. А еще - про молодость,
любовь, вообще чувства, про различную красоту и разного рода чистоту. Вслед
за Евгением Онегиным Людмила Зыкина тоже энциклопедия русской жизни. И, как
Онегин, может вызвать странные чувства у тех, кого неосторожно перекормили
ни в чем не виноватой классикой.
Слушаем ли мы Зыкину? Вы скорее всего не поняли вопроса; нет, не
мимоходом по радио "Маяк", не в старинных документальных фильмах, а
по-настоящему - чтоб сесть, поставить диск (а то и вовсе пойти на концерт) и
погрузиться, вникнуть... Нет, мы, похоже, не балуем ее своим вниманием,
потому что кажется, будто мы ее слышали достаточно, что она везде и
всегда... Между тем как Зыкина не только эмблема эпохи, не только полпред
всего советского и русского, но и просто великая певица с редчайшим голосом,
с могучими чувствами, которая способна не только испытывать, но и доносить
до нас...
Сейчас, когда эта мода - ругать все советское - вроде прошла (мы могли
это предвидеть, глядя на восточных немцев в единой теперь Германии, которые
давно уже с неожиданной теплотой вспоминают ушедшую в небытие ГДР) и на
слово "совок" глупо обижаться, когда никто уж не пойдет жечь по ночам
демократические костры у Белого дома, даже на московских концертах Зыкиной
ей теперь аплодируют стоя.
Ее пока что никому еще не удавалось перепеть. А поет она ни много ни мало
50 лет.
Спасение утопающего
Среди многих заслуженных регалий Людмилы Георгиевны Зыкиной, которая,
кажется, получила все мыслимые звания и награды, несправедливо не хватает
одной: медали "За спасание на водах". Но тут Зыкина сама виновата - отчего
она такая скромная? Отчего не дала ход тому делу? А дело это было так:
- Как-то в Австралии пошли мы с Гридиным (это был мой муж) на пляж. Зашли
в воду, отплыли от берега. Неподалеку от нас еще какой-то купальщик. И вдруг
он весь исчезает под водой, только рука торчит! Я говорю мужу: "По-моему,
человек тонет". Ему тоже так показалось. Ну, мы и вытащили этого иностранца
- он был вроде англичанин.
- Вы с ним как-то объяснились?
- Куда! Он такой был несчастный. Не мог поверить, что остался жив. Ему
было не до "спасибо". Да и я далека от этого - чтоб ждать от кого-то
благодарности...
Попытка искусствоведения
Самый понятный (в хорошем смысле слова) теоретик масс-культуры (в хорошем
смысле и этого слова тоже) сегодня - Леонид Парфенов. Именно к нему автор
обратился за профессиональным разбором творчества Зыкиной и научным
объяснением причин ее славы.
И вот что рассказал культуролог:
"Зыкина - это такой песенный Василий Теркин. Это наша Монсеррат Кабалье.
Это Кабаниха русской эстрады - величественная, царственная.
Проще всего было бы сказать: это китч, рядящийся в псевдонародный костюм.
И было время, когда яйцеголовые к этому относились как к убожеству,
мещанству, пошлости. Да, это лубок, - ну и что? Все жанры хороши, кроме
скучного. А менее всего можно этим песням приписать скучность. Слава Богу,
мы дожили до постмодерна, который все признал искусством и все признал
состоявшимся. Такие вещи, как "На побывку едет молодой моряк", "Ивушка
зеленая, над рекой склоненная", "Оренбургский платок", "Мама, милая мама" и,
конечно же, "Течет река Волга", - это абсолютные шедевры, где ни слова не
убавить, не прибавить.
Это часть русского послевоенного космоса, это часть образа жизни страны.
Шла российская урбанизация. Люди массово переезжали из деревни в город,
селились в слободах - и Зыкина обслуживала эту слободскую культуру. Когда
"На побывку едет молодой моряк", то он держит путь как раз в поселок
городского типа. Песню слушали и любили миллионы пролетариев.
И все это время у власти в стране были люди, в эстетическую систему
которых Зыкина входит неизбежно. Что такое высокая лирика, например, для
Черномырдина? Не что иное, как зыкинское пение.
А является ли это строгим искусством? Не важно. Этот вопрос выходит за
рамки настоящего исследования. Важно, что Зыкина вошла в историю как
классик. Мне, как человеку, занимающемуся ТВ, невозможно не принять во
внимание вот чего: граждане этой страны не могли не слышать Зыкиной: дома по
радио, во дворе из окон рабочего общежития, у бабушки на пластинке или еще в
какой-то ситуации. Они непременно знали про "оренбургский платок" и что
"издалека долго...". Люди, которые этого не знают, меня абсолютно не
интересуют - не являясь гражданами этой страны, они не являются моей
аудиторией. До той степени, до какой мы - дети своих родителей (а мы на сто
процентов их дети), до той степени мы и аудитория Зыкиной, нравится нам это
или нет".
Первые песни
Откуда есть, пошла Зыкина Людмила Георгиевна?
Она родилась в рабоче-крестьянской семье, небогатой и работящей. Семья
была далекая от мыслей насчет чистого искусства и из всех видов труда хорошо
себе представлявшая только физическую работу: отец - рабочий на хлебозаводе,
мать - санитарка. Петь - это у них было для души и, разумеется, совершенно
бесплатно. Когда Зыкина стала профессиональной артисткой, родня страшно
удивлялась, что такое сугубо застольное времяпрепровождение может называться
работой и оплачиваться лучше, чем труд даже молотобойца.
Пением семья интересовалась и увлекалась до самой невероятной,
неправдоподобной степени. Чуть что - сразу петь, причем с фанатической
самоотдачей. Главной певуньей была бабка. Зыкина вспоминает: "Бабка моя из
рязанского песенного села, знала сотни припевок, частушек, свадебных,
хороводных песен, заплачек и шутовин. Мать тоже любила и умела петь. И отца
моего они в дом приняли по главному для них принципу - он понимал пение и
сам пел, пел всегда - и когда грустно, и когда радостно". Насчет отца,
которого брали по вокальному цензу, - это, кажется, не шутка.
Бабка ей объясняла: "Песня, Милуша (домашнее прозвище Зыкиной), лечит
всякую тоску-печаль..." То есть процесс пения оказывал на них совершенно
наркотическое воздействие! (Сейчас профилактику такого рода наркотиков
успешно проводит телевидение, которое есть отрезвляющая пародия на настоящее
искусство.)
Не одна только семья Зыкиных пела - соседи тоже этим делом
интересовались. "Давайте, Зыкины, петь", - и в праздники, и в будни с этим
приходили. Как видим, это были идеальные условия для раскрытия певческого
таланта. Зыкина и запела...
Первое публичное выступление (не считая пения на семейных застольях)
состоялось в третьем классе, на спектакле "из старинной жизни" в Доме
пионеров: "Белой акации гроздья душистые". Но, разумеется, никаких мыслей о
профессиональном пении. Она хотела стать летчицей, для чего в парке прыгала
с парашютной вышки. Петь она рассчитывала в свободное от полетов время.
Не успев выучиться на летчицу, на войну Зыкина пошла токарем. Ей было 12
лет (на заводе наврала, что старше, - поверили из-за большого роста). Она
тогда полагала, что "токарь" - от слова "ток".
Ей случайно удалось, посчастливилось из своей самодеятельности попадать в
художественный мир - в фойе кинотеатра "Художественный" она перед фильмом
танцевала чечетку. Заработок был невероятно богатый, сейчас его никакими
тыщами не уравновесишь: за вечер - буханку хлеба давали. Без очереди, без
карточек, без какого бы то ни было Торгсина! На руки! Это было просто
невероятно... Плясала и, разумеется, как легко догадаться, пела. Не только в
"Художественном", но и по госпиталям. "Синий платочек" в обязательном
порядке. Сейчас точно другая эпоха, как другая планета; революции, путчи,
выборы и войны бывают, но чтоб песни вызывали всенародную слезу - такое
разве возможно? Теперь чтоб хоть какая-нибудь слеза, мало четырех куплетов и
трех аккордов - дай сериал в сто серий, да и то...
Зыкина тогда пела и частушки, вот замечательный образчик:
Кто военного не любит,
я советую любить.
Образованный парнишка,
знает что поговорить.
В 1945-м ей 16 лет. Выбирать жизненный путь? Да нечего тут выбирать.
Попела, развлеклась, а утром на работу. Надо трудиться на производстве и
иметь рабочую специальность. "Актеры, считала я тогда, - это особый,
избранный народ, и внешне красивый, и обязательно одаренный, и все ими
восхищаются". (Из ее мемуаров.)
То есть после войны она ходила в "Ударник", смотреть выступления артистов
в фойе перед кино - как, бывало, сама выступала в "Художественном", - но для
нее это были два разных мира с пропастью между. Кому большие сцены, а ей
хороша и самодеятельность в деревянном клубе в Черемушках.
И тем не менее. Как-то гуляла Зыкина с подругами по площади Маяковского,
и вдруг видят - объявление о конкурсе. Она поспорила на мороженое, что "не
слабо" сходить на этот конкурс в хор Пятницкого; ну петь же все умеют,
подумаешь. Спела. Владимир Захаров, руководитель хора, ее тогда спросил:
- Ты где работаешь?
- В швейной мастерской.
- Переходи к нам.
- А у вас разве есть пошивочная? - Ведь надо ж голубую кровь, чтоб в
артисты.
Комиссия рассмеялась.
- Да речь не об этом. Петь в хоре будешь.
Из полутора тыщ желающих взяли ее - и еще трех парней.
Фантастическая удача! Впрочем...
- Подумаешь, артистка! Лучше б стирать как следует научилась! - Так
откликнулась бабка Зыкиной на это известие.
Зыкина, конечно, самородок. Но на одном голом таланте ж далеко не уедешь,
тому есть куча доказательств. Когда ее в хоре учили на настоящую Зыкину, не
миндальничали:
- Вы же на концерте не пели, а вчерашнюю прокисшую кашу ели. Вам и не
хочется есть, а надо, заставляют. Так вы и пели - с кислым видом, - говорил
суровую правду в лицо руководитель Захаров.
Приходилось работать над собой.
Русланова ей однажды сказала: "Девочка, ты спела "Степь", а ямщик у тебя
не замерз. Пой так, чтоб у всех в зале от твоего пения мурашки побежали.
Иначе - и на сцену не стоит выходить".
А может, и правда, не стоит? В 1949-м умерла ее мать, и после похорон
Зыкина потеряла голос - странно сегодня это читать, про умолкшую, непоющую
Зыкину. А тогда она не сильно и расстроилась. Как так? А всерьез не верила,
что будет точно артисткой. Так, просто пробовала. (А любовь к пению тут ни
при чем, другое.)
И, не видя в потере голоса особенной трагедии, пошла работать в
типографию брошюровщицей, как бы на "настоящую" работу. Там, кстати, ее
выбрали комсоргом. Совершенно не случайно: характер, темперамент и запас
энергии были заметны невооруженным глазом без всякой чечетки.
Потом, как уже догадался проницательный читатель, голос к ней вернулся.
Случайно, не-ожиданно. Опять пение и хор - народной песни, на радио, далее
везде. Такой была предыстория. Так все шло до тех, пока она не сделалась
той, какая она сейчас - великая, могучая, никем непобедимая. И перекрывающая
своим голосом всю теперешнюю молодежную тусовку, которая ей аплодирует.
- Когда вы впервые осознали себя примадонной?
- Да я и до сих пор не чувствую - что я, кто я? Меня это не волнует.
Трехэтажный голос
Само собой разумеется, у Зыкиной особенный, очень редкий, уникальный
голос. Но это далеко не всегда так само собой разумелось! Поначалу были
очень большие сомнения. После нескольких лет профессионального пения -
"голос (Зыкиной. - Прим. авт.) казался несильным". Мнение было вполне
авторитетным: оно принадлежало Анне Рудневой, художественному руководителю
хора русской песни Всесоюзного радио. Это было настолько серьезно, что
Руднева "в первые месяцы Люсиной работы в хоре не была уверена, что она
останется певицей... знала, что за плечами у нее страх перенесенной
болезни... сомневалась, будет ли Зыкина петь".
То есть ее запросто могли по профнепригодности того... И пошла бы Зыкина
обратно на родной завод имени товарища Орджоникидзе, и мы бы ее увидели
как-нибудь в передачке типа "Алло, мы ищем таланты".
Но тут вдруг откуда ни возьмись - Аграфена Глинкина, знаменитая
"слагательница и исполнительница чудесных песен". Приехала попеть перед
хором, поучить молодежь жизни. И тут "Люся, слушая Аграфену Ивановну, вдруг
как заплачет, - вспоминала после Руднева. - Забыть не могу этих ее слез. В
тот день поняла я, что не права в своих сомнениях. Человек, так остро
живущий внутри песни, так ее чувствующий, не может перестать петь...".
И хеппи-энд в изложении прозревшей (в акустическом смысле) Рудневой:
"Через год я услыхала, что голос Зыкиной окреп, диапазон его расширился".
Расширился до такой степени, что Родиону Щедрину не оставалось