Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
мне в суде, конечно, не дали. Тогда я
снарядил секретаршу. Дал ей денег на такси, копию определения об
освобождении и еще позвонил начальнику СИЗО. Успели, выпустили-таки этого
Салимова в пятницу!
- Вас спрашивали: "Интересно, а с чего это судья так заботится о
преступниках?"
- Конечно. Мне и на совещаниях говаривали: "Выпуская такого-то из-под
стражи, вы думали о себе, о всех нас? Потерпевшие небось кричат, что в суде
за взятки преступников на волю отпускают. Мы даже не исключаем, - говорили
мне официально, - что под вас берут деньги с клиентов адвокаты".
Такие в Белом доме не нужны
- Вы - автор и соавтор не только принципиально важных законопроектов, но
и всей концепции судебной реформы. Этим можно гордиться! И больше уже ничего
не делать, все равно войдете в историю.
- Это беспрецедентная вещь в карьере юриста, - сдержанно отвечает он.
- Разумеется, благодарность народа не знала границ?
- За законопроект о Конституционном суде я получил от Хасбулатова премию
- два оклада. Как раз хватило на стиральную машину "Малютка", она тогда
стоила шестьсот с лишним рублей.
- После Белого дома вы быстро пошли в рост.
- Я был начальником отдела судебной реформы Государственно-правового
управления Президента. У меня было восемнадцать подчиненных! А после Ельцин
и вовсе подписал бумагу, чтоб меня повысить до зама начальника этого самого
управления, а отдел чтоб был головным подразделением Администрации по
реформе. Кто разбирается в аппаратных интригах, тот способен оценить...
- Ну и?..
- Ну а через три недели после того, как Борис Николаевич это подписал,
отдел наш расформировали. Людей разогнали.
- Что так?
- Обычная аппаратная интрига! Там ведь следят, чтоб ты не высовывался, не
возвышался над кем не надо, и прочее. Все развивалось по принципу: "Жалует
царь, да не жалует псарь". Хотя я продолжаю испытывать искреннюю
благодарность к Президенту России за то, что он проявлял долготерпение.
- Да... И вот вы со Старой площади, от дорогих чиновников, от
замечательных портфелей - и прям сразу в суд. Какое вам сразу дали дело,
чтоб привести в чувство, чтоб фейсом об тейбл?
- А убийство с особой жестокостью! Сосед убил соседа, труп расчленил и
выкинул в Москву-реку. Человек только что вышел из больницы, где его от
белой горячки вылечили, и решил отметить это дело.
- Неплохая встряска после академических занятий и президентских советов!
Это вам не Плевако читать в подлиннике. Надеюсь, хоть этого-то вы не
оправдали?
- Что вы! Десять лет дали.
- А как вас из суда после уволили?
- С формулировкой "за разглашение тайны совещания". Приговор по тому
делу, где Гусев был, я его еще не дописал, а, получив двухдневный отпуск за
свой счет, отправился на конференцию в Законодательное собрание
Санкт-Петербурга. Там обсуждался проект нового Уголовно-процессуального
кодекса. Разумеется, о деле и принятых судом под моим председательством
решениях я никому не рассказывал.
- Ну, легко было догадаться, что ничем хорошим ваше практическое
судейство кончиться не могло. Это как если бы рефери на ринге попал в
уличную драку, - и там бы ему, конечно, обязательно навешали.
Вот ваши бывшие подчиненные по отделу судебной реформы пошли в адвокаты.
А вы нет, почему? Поди, плохо...
- Денис Давыдов писал:
Я рожден для службы царской.
Сабля, водка, конь гусарский -
Это век мне золотой.
Вот и я тоже "рожден для службы царской".
- Ага, вы, значит, государственник. Тогда, значит, и про водку верно, без
нее на госслужбе кто ж обойдется.
- Государственник - да, а водки не пью. Не привык. Зачем это
одурманивание? Я пробовал, это бессмысленно.
- Но вы ведь понимаете, какую вы пропасть этим вырыли между собой и
народом?
- Это да...
- Могу себе представить, как вам было мучительно больно в Белом доме, в
Администрации Президента...
- А в суде тем более!
- И вы не смогли через это переступить? Ну, пили бы для дела. Это ж
приятней, чем в теннис.
- Я считаю, что частная жизнь - одно, а служба - это служба и никто не
может навязывать мне линию поведения.
Прокуратура - орган инквизиции
- Когда вас выгнали с работы из Мосгорсуда, вы пошли преподавать
прокурорам. То есть вы что же, решили разрушить порочную инквизиторскую
систему изнутри? Вы захотели их перевоспитать?
- Я, когда читал лекцию прокурорам, не говорил им, что они всю жизнь
неправильно жили, а я будто бы носитель абсолютного знания. Наоборот, вел
себя скромно - вот, мол, сейчас хороший повод поговорить снявши мундиры.
Первые лекции тем не менее вызывали страшное возмущение, ропот, просто гнев.
Но, поскольку я никогда не перехожу на личности, они постепенно
успокаиваются...
- Вы там как психотерапевт?
- Нет, нет.
- Или это как снятие порчи?
- Нет, я просто объясняю, что к чему, помогаю людям понять. Помню,
рассказывал я им про пытки...
- Они небось в ответ кричали: "А то мы не знаем!"
- Нет, они кричали: "Никогда, отродясь не было никаких пыток!" Тогда я
постепенно подвел их к теме с другой стороны: "Если вы надзираете и бдите,
так должны знать, сколько у вас отделений милиции и в каких бьют, а в каких
нет". - "Конечно, - кричат, - знаем!" "Ну, вот видите... Слыхали, значит,
про пытки! А говорили, что не бывает такого!" И тут до них доходит, как же
они прокололись...
- То есть вы их ловите, подлавливаете?
- Скорее, помогаю быть искренними. И вот самый суровый прокурор, громче
всех возмущался, говорит: "Приеду домой и сразу в плохих отделениях посажу
своих помощников! При прокуроре-то всяко не будут бить".
- Это хорошее, правильное, нормальное решение?
- Нормальное, но не настоящее. По-хорошему, там надо не прокурора, а,
наоборот, дежурного адвоката сажать. Но они его не пустят! Им же надо
сначала чистосердечное собственноручное признание получить. А адвокат
помешает, скажет - сиди молчи. К ним ведь если попал человек, так они его
непременно должны посадить, прав он или виноват.
- Слушайте, а зачем им это все? Они ж не садисты, не маньяки?
- Конечно, не садисты! Просто система так работает. Если они дали санкцию
на арест, а после человек оказался невиновным, то прокурора могут лишить
премии, затормозить очередную звездочку. У них там в приказах Генерального
прокурора объясняется: если был арест, а после арестованного оправдали - это
ЧП, за это накажут. (Я сам документы читал.) Это вынуждает прокуратуру
добиваться для арестованных обвинительных приговоров, даже если дело сшито
"на живую нитку".
- А что б им с другого конца подойти - не арестовывать ни за что?
- Ну, это для них слишком сложно. Неквалифицированные работники
предпочитают ограничиваться простыми формами контроля. Вот, например, когда
к ним приходит жалоба на незаконный арест, нет смысла ее рассматривать. Ведь
приговор скорей всего будет обвинительный, гарантия - девяносто девять
процентов! Это статистика...
Как пользоваться дышлом
- И что ж, справедливость в наших судах невозможна?
- Вообще справедливость имеет какой-то шанс только в состязательном
процессе. Но состязательность в наших судах отменил еще Петр: "А суду и
очным ставкам не бывать, а все дела ведать розыску". Инквизиционный же суд -
вот такой, как у нас, - вообще мало связан с идеей справедливости. Он
обслуживает чьи-нибудь интересы, правильно или ложно понятые.
- Так вы скажите - чьи?
- В лучшем случае интересы борьбы с преступностью. А на самом же деле
сплошь и рядом - справедливость корпоративно понятую. Приговор придумывают
не по справедливости, а такой, чтоб и прокурор был доволен, и вышестоящая
инстанция не отменила.
- Понятно, закон - что дышло. А как им ворочают? Вот что, если надо
принять по делу определенное решение, так начальство вызывает судью и учит
его жить?
- Ну, если судят безвестного хулигана, то кому ж он нужен - его как
хотят, так и судят. А если дело важное, если оно связано с городским
имуществом, с родственниками высокопоставленных лиц, с политикой... Особенно
с выборами! Вот, например, во время местных выборов в суд подаются жалобы на
действия избиркома. Как их рассматривать? Не угадаешь - считай, потерял
кресло.
Вообще суды - вопреки Конституции - содержатся в основном за счет местных
бюджетов. А еще ж квартиры судьям надо получать. Всегда местная власть может
нажать на суд! Сверху председателю суда объясняют, какой нужен приговор, и
он расписывает дело кому-то из своих доверенных судей. Это ж вам не
федеральный округ Колумбия, где все дела распределяются по жребию!
- Но и начальству же тоже трудно! Справедливость - одно, а вашему брату
судейскому надо же квартиры давать.
- Да, да, понятно...
- Квартиры... Вот у вас какие жилищные условия?
- Трехкомнатная квартира на троих.
- Вот видите... Вам хорошо, а другим? Теперь деньги: их где дают, как?
- Это дело "черной" адвокатуры. Приходит адвокат к своему дружку судье и
договаривается насчет приговора. А еще лучше, если он со следователем
поговорит. И поделится гонораром.
- Ну, тут можно утешаться вот чем. Кто-то мудрый сказал: "Не требуйте у
Бога справедливости. Если б он был справедливым, то давно б вас всех
наказал".
Феодализм
- Если сейчас попытаться описать нашу жизнь не из желаемого, но по факту,
если глянуть на нас непредвзято - какие термины вы бы применили?
- У нас нормальное неправовое государство, причем не самое плохое из
неправовых. Управляют нами не законы, а личное усмотрение начальства. Это
управление вотчинного семейного типа, то есть типичный феодализм. Феодал -
отец своим подданным, а они ему должны быть как дети. Если холопам сразу
дать демократические свободы и зауважать права личности, то это будет
посягательство на власть феодала. Что очень плохо: ведь другой власти при
таком строе не бывает! Приятно, что феодальный способ правления намного
прогрессивней, чем рабовладельческий строй (который у нас недавно был
свергнут). А теперь систему разлагает еще более прогрессивная формация -
капитализм. К власти идет денежный мешок, он ломает загородки между
регионами и постепенно ограничивает власть феодалов. Этот замечательный и
очень полезный, хотя и стихийный, процесс идет в хорошем темпе: смотрите,
как заметно подточился феодализм за последние пять - семь лет! В общем, наше
общество устроено разумно, все идет как надо, ситуация понятна, будущее
предсказуемо. К сожалению, большие ресурсы отвлекаются на поддержание
иллюзии того, что у нас якобы демократия и правовое государство. Это
делается для успокоения слабонервных и наивных, которые не понимают: ничего
не изменится, пока не созреет историческая необходимость.
- Но пока не созрела эта историческая необходимость и нет денег, нельзя
ли бесплатно - как в американском кино - завести такой порядок, чтоб всякий
арест немедленно подтверждался судьей? (Вообще если б эти заокеанские
боевики с их маниакальным уважением к писаным законам у нас не показывали,
то с вами б вообще никто разговаривать не стал.) То это тоже будет
посягательством на власть феодала?
- Да, будет посягательством. И кроме того, некогда судьям дежурить, у них
и так средняя нагрузка - сорок дел в месяц.
- Особенность феодализма - низкая цена человеческой жизни, а права и
достоинства личности при нем вообще не принято обсуждать. Так?
- Вот в феодальной Англии как проводилась чистка переполненных тюрем?
Приезжал шериф и в зависимости от настроения всех выпускал или, напротив,
всех вешал. Вот и у нас в прессе были предложения отменить мораторий на
смертную казнь и смертников побыстрей расстрелять, а то якобы они много
проедают. А их всего-то пятьсот человек - прям объели страну!
- Так что, у нас время для реформ еще не пришло?
- Нет, просто одновременно с реформами надо вести просветительскую
работу. Чтоб люди, которые принимают решения, учились их принимать на основе
новых, правовых стандартов.
- То есть вы и сами понимаете, за что вас не любит начальство? Оно знает,
что не надо гнать лошадей, не надо спешить с реформами, когда у нас такое
состояние умов. Вы тоже ведь не требуете немедля навести порядок и уповаете
на медленный прогресс. Газеты потихоньку будут пописывать про гуманизм, ТВ
американскими детективами приучит нас к правам человека - и, гляди, нравы
постепенно поправятся, так?
- Да, все должно постепенно делаться. Те же суды присяжных хоть и
медленно, но переустраивают среду вокруг. Вслед за ними и простые суды
начали исключать из дела доказательства, добытые с нарушением закона, - вот,
есть теперь такая процедура! Это культура, это как мытье рук перед едой -
приказным порядком не введешь, пока люди сами с этим не согласятся и не
примут как свое.
И еще нужна политическая воля. Надо, чтоб царь был освободитель и
реформатор и чтоб строго спрашивал с чиновников за подготовку и проведение
реформ. А то когда ввели суды присяжных, так я сам ездил по стране, правдами
и неправдами выторговывал здания под эти суды. А ведь можно было из Москвы
строго приказать! Но - нет, не приказали, сказали - сам выбивай, если тебе
надо. И это, заметьте, в лучшие времена президентской заботы о реформе - до
того как Филатов с Ореховым нас разогнали.
Конвейер или служение?
- Вы диссидент?
- Да нет... Или, если вам угодно - диссидент в советском понимании этого
слова. Тогда диссиденты указывали власти на то, что она должна была
соблюдать собственные законы. И я теперь указываю.
- Вы - идеалист?
- Да. В том смысле, что у меня есть идеалы, за которые я сражаюсь. Это,
например, идея правды. Верующий ли я? Да, конечно. Если говорить о моих
идеалах, то они, собственно, вмещаются в короткой фразе из манифеста
Александра Второго: "Да правда и милость царствуют в судах".
Иногда народные заседатели меня спрашивают: "А что будет вам, если мы
примем такое-то решение?" Я им отвечаю: "Наши неприятности ничто по
сравнению с неприятностями подсудимых. Нас поругать могут, а у них - жизнь
отнять".
- Получается, что вы один хороший, а все плохие?
- Не так. Тут важно, как человек относится к правосудию: как к
производственному процессу или как к служению. Для части моих коллег дело -
это некий полуфабрикат, который нужно довести до кондиции, то есть до
обвинительного приговора. И побыстрее. На президиуме за день могут
рассмотреть шестьдесят дел зараз! Судьи не в состоянии в эти дела вникнуть,
и в конечном счете получается, что все решает молоденькая девочка без опыта,
без образования - та, что готовит к заседанию бумажки. Это страшный
конвейер...
- Обычно судьи в Бога не верят, вы тут в явном меньшинстве.
- Не верят...
- И что, в этом - проблема?
- Нет, это не важно, у атеиста тоже есть совесть.
- Интересная точка зрения! Ну-ка, расскажите, каким же вы видите механизм
совести у атеиста?
- Даже у атеиста может быть ответственность перед собой. Когда человек не
хочет в своих глазах быть мерзавцем, - вот и механизм.
- Вы ведь не можете вот в этих терминах говорить со своими коллегами -
служение или конвейер. Вы скажете - "служение", так над вами ведь смеяться
будут, а?
- Да, сейчас не всем понятно. Но пройдет время, и будет понятно.
- Вы с ними говорили в таких терминах или нет?
- Нет. С человеком надо говорить понятным ему языком.
- Кто с вами по эту сторону баррикад?
- Масса народу.
- Кто, кто это? Могут ли эти ваши люди принимать решения на высоком
уровне?
- Ну это профессора, доктора, адвокаты...
- Вот там на самом верху, где вы вращались, - видели вы настоящих
государственных мужей, которые все понимают и делают добрые дела хотя бы
тайком, как Штирлиц?
- Что-то не припомню... Хотя... Бурбулис претендовал на такую роль! Но он
и справлялся слабо, и еще оказался плохим аппаратчиком: не удержался...
Поэзия
Пашин точно не такой, как все: он не только не пьет и не боится
начальников, но еще и сочиняет стихи, которые начал публиковать еще в
шестнадцатилетнем возрасте в журнале "Пионер". Пару лет назад у него вышла
книжечка под названием "Побег". Автор уверяет, что имел в виду не
пенитенциарное, но ботаническое значение слова.
Издатели представили сборник в таких терминах: "Это философская, любовная
и, так сказать, судебная лирика".
"Так он вот почему такой смелый! Потому что поэт! Он просто создает себе
биографию, ему выгодно лезть на рожон!" - попрекнете вы его.
Что на это ответить? У каждого свободного человека своя причина быть
свободным; несвободные тоже, наверно, имеют каждый свое оправдание.
Строки из стихов Пашина
Меня теснят под свист и гам.
Ей-богу, я не лгу,
Что знал тиски, но к жерновам
Привыкнуть не могу.
Талант есть одержимость Богом,
Когда, нездешен и колюч,
В людском сознании убогом
Распишется небесный луч.
В судебном зале та же проза:
Допросы, речи, приговор.
Дух пота и туберкулеза
Сочится сквозь стальной забор.
Россия! Плети и запреты.
Железный обруч на умы.
Страна, где лучшие поэты
Не зарекались от тюрьмы.
И мир проклятьем заклейменных,
Должно быть, с этих давних дней
Не презирает заключенных
И ненавидит их судей.
Смешной чужак в своей земле*
Сквозь строй пускаясь с путь,
Я задыхался. Но в петле
Ни спрыгнуть, ни вздохнуть!
У заплечных мастеров стать и сила вола
Нашу Родину Лубянка изнасиловала.
Не видать мне ни свободы и ни счастья,
Не раздаривать червонцы и букеты,
Потому что мои нежные запястья
Опоясали железные браслеты.
И когда на ветру поразвеется копоть
И с командою "пли!" мы исчезнем во мгле,
Старый прапорщик будет "макаровым" хлопать,
Добивая лежащих на бурой земле.
Сопровождается профессиональным - из другой профессии - примечанием:
"Современная практика приведения в исполнение смертных приговоров имеет мало
общего с картиной, нарисованной романтическим воображением осужденного".
Финал
- Скажите честно, вы ведь ненавидите власть, которая давит правосудие?
- За что ж ненавидеть? Тигр ест мясо - это нормально.
- Причем давит себе же, в общем, во вред и не может остановиться. Это
можно сравнить с алкоголизмом, правильно?
- Правильно.
- А нет у вас чувства одиночества, что вот-де до чего ж мало нас,
порядочных людей?
- Порядочных людей очень много. Очень много.
1998
???????? НАБОКОВЫ ????????
Дмитрий Набоков:
Папенькин сынок
"Рядом с автором "Лолиты" только Пушкин и Толстой"
Космополит петербургского происхождения, американский гражданин,
считающий Италию родной страной, проводящий лето - на даче на Сардинии, зиму
- в своем доме во Флориде, осень - в квартирке в горах над Монтре и которому
все равно на каком языке говорить. Правда, ему немного досаждает бедный -
против английского - выбор слов в итальянском: трудно выражать оттенки!
- Настоящей родины у меня нет, - говорит он. - Родина моя не
географическая, а семейная, художественная, умственная. Я не чувствую, что
нужно иметь корни, как американцы любят иметь roots. Это мне все равно. Я
люблю быть на некотором расстоянии от окружающего, чувствовать себя немного
иностранцем.
Это ему, надо признать, вполне удается.
Молодос