ратниками на обед.  Восхищался спек-
таклем, разыгранным только что по его сценарию? Анализировал выступления
участников Пленума,  бойко читавших весь этот бред,  написанный клерками
из партийного аппарата?  К сожалению, никто и никогда об этом уже не уз-
нает.  Впрочем,  как и о том, почему ни один из участников Пленума ЦК не
рискнул даже поставить под сомнение мифические грехи моего отца. Неужели
по-прежнему  витал в зале призрак политических процессов тридцатых?  Или
сковывал страх за карьеру? Это, наверное, ближе к правде.
   Но никто еще не рассказал и доли правды  о  том,  какой  колоссальный
вред  нанесла партийная верхушка советской разведке в послевоенный пери-
од. В просторечии бытует такое выражение - довели до ручки. В 1946-м го-
ду разведка органов государственной безопасности оказалась в руках ново-
го министра Абакумова, после его ареста МГБ возглавил партийный аппарат-
чик Игнатьев.  Отсюда и так называемые партийные наборы,  засилье в раз-
ведке МГБ непрофессионалов.  В марте 1953 года,  когда отец пришел в МВД
после десятилетнего перерыва, состояние разведки было удручающим.
   Массовые провалы,  разоблачение агентуры, появление перебежчиков, что
раньше не наблюдалось.  И полное отсутствие серьезной информации, подоб-
ной  той,  которой располагала стратегическая разведка страны.  Все это,
конечно,  возмутило отца. Между тем аппарат спецслужб давно превысил все
разумные пределы.
   Разумеется, отец откровенно доложил и на Президиуме ЦК,  и на заседа-
нии Совета Министров о реальном положении дел.  Одной из главных  причин
случившегося  отец  назвал низкий профессионализм сотрудников Управления
внешней разведки.
   - Поймите,  - убеждал отец,  - нельзя направлять в разведку людей, не
имеющих малейшего представления об этой работе, не знающих языков. Это в
другом месте можно перебрасывать человека с клуба на баню,  а из райкома
на стройку.  Здесь совершенно определенная специфика, требующая столь же
определенных данных.  Мне возражают:  но они - члены партии. Я не против
того,  чтобы  члены партии работали в разведке,  но как можно направлять
людей на руководящую работу в разведку, если они не знают азов этой про-
фессии?
   Отец начал именно с решения наболевших кадровых вопросов,  избавляясь
от случайных людей.  А на их место сразу же стали подбирать профессиона-
лов.  Часть людей перешла в разведуправление МВД из ГРУ.  В основном это
были люди,  которые прошли войну и хорошо проявили себя в армейской раз-
ведке.  Было немало и таких, кто в совершенстве владел иностранными язы-
ками и стремился овладеть азами профессии.
   До смешного ведь доходило.  Человек не знает ни  одного  иностранного
языка и назначается резидентом, скажем, в Токио... Но - партийный выдви-
женец!  При Игнатьеве этого было вполне достаточно даже для такой  карь-
еры.
   Никакого массового отзыва советских разведчиков изза рубежа не было и
никто никого не "засвечивал",  как иногда пишут. Как правило, историки и
публицисты повторяют ложь,  звучавшую на партийном Пленуме,  а нередко и
развивая высказанные там выводы...  Шла замена дилетантов профессионала-
ми,  шла  реорганизация,  вопрос о необходимости которой сами сотрудники
внешней разведки никогда не ставили. Разумеется, все это делалось с сог-
ласия ЦК, принявшего предложения моего отца.
   Кроме вымыслов,  никаких  реальных  обвинений в адрес нового министра
внутренних дел тогда так и не прозвучало. Сами ведь организаторы Пленума
отлично  понимали,  что отец стремился поправить то,  что было развалено
другими...
   Теперь о людях, чьи назначения ставились отцу в упрек. Эйтингон, кад-
ровый разведчик,  действительно был освобожден после смерти Сталина.  До
этого и Абакумов,  и Игнатьев выбивали из него показания на  отца.  Нас-
колько  известно,  и  по сей день он считается одним из профессионалов в
среде разведчиков.
   Слышал и о Василевском. До прихода в разведку он был летчиком, воевал
в Испании.  Довольно долго работал во Франции. Познакомились мы на одном
из элингов в Подмосковье незадолго до его отъезда в Испанию  -  он  умел
строить отличные яхты.  Тоже профессиональный разведчик. С согласия пар-
тийных органов - обычная практика в СССР - были назначены на новые долж-
ности и Л. Ф. Райхман, ставший начальником контрольной инспекции при МВД
СССР,  бывший заместитель начальника 2-го Главного управления МГБ П.  А.
Судоплатов,  возглавивший один из отделов МВД,  в прошлом начальник бюро
МГБ, заместитель начальника 1-го Главного управления МВД. Профессионала-
ми  были и все остальные.  Никакого анализа перестройки внешней разведки
на Пленуме никто не собирался делать.  Его устроителям это было ни к че-
му.  Стенограмму этого мероприятия опубликовали лишь сорок лет спустя, а
сами участники Пленума быстро разобрались,  что произошло на кремлевском
Олимпе  и  старались  держаться от этой темной истории подальше.  А тема
разведки была использована с той же целью,  как и остальные - скомпроме-
тировать имя моего отца и здесь.


   ГЛАВА 5

   ВОЙНА


   Можно ли  было предотвратить вторую мировую войну?  Готовил ли Сталин
превентивный удар против Германии? Кто и когда вел сепаратные переговоры
с Гитлером?  Почему враг дошел до Москвы и Сталинграда?  Правда ли,  что
кремлевское руководство не доверяло советской разведке? Почему наши час-
ти не помогли в сорок четвертом восставшей Варшаве?
   Уже сколько  десятилетий  прошло после победного мая сорок пятого,  а
"белых пятен" в истории второй мировой войны  предостаточно.  А  почему?
Догадаться несложно. Как-то один известный историк рассказал о встрече с
генералом армии Епишевым, тогдашним начальником Главного политуправления
армии  и флота.  Когда речь зашла о правде в исторической науке,  старый
партийный номенклатурщик, верой и правдой служивший нескольким Генсекам,
не стесняясь,  изложил свое кредо:  "А кому нужна ваша правда,  если она
мешает нам жить?"
   Полная правда о той войне не нужна была ни Сталину,  ни  Хрущеву,  ни
Брежневу, ни тем, кто пришел после них. И когда говорят, что история Ве-
ликой Отечественной войны еще не  написана,  возразить  трудно.  Как  ни
горько  признать,  даже воспетая всем миром наша перестроечная гласность
лишь приблизила нас к Истине, но не распахнула до конца дверцы массивных
сейфов секретных архивов.
   Ни одна  книга  о  прошлом  не способна расставить все точки над "1",
дать ответы на все вопросы,  тем более когда речь идет о такой "больной"
теме.  Но многие тайны второй мировой войны эта глава, как мне думается,
приоткрывает. Еще один парадокс нашей запутанной истории: правду о войне
скрывали  от тех,  кто в ней победил...  Так и пошли гулять две правды о
самой страшной войне в истории - одна  для  народа,  другая...  Впрочем,
второй  лишь  предстоит  вырваться из оков псевдосекретности полувековой
давности. Слишком долго мы ее ждали, чтобы довольствоваться, как и преж-
де, мифами о внезапном ударе и острой нехватке самолетов и танков.
   Отец позвонил  в ту ночь из Кремля:  "Начинается...  Слушайте радио!"
Непосвященному эта фраза ни о чем не говорила,  мы же с мамой  прекрасно
знали, что хотел сказать отец. Начиналась война...
   О той ночи накануне войны написано много.  Оставили свои воспоминания
и рядовые фронтовики,  участники войны,  и наши полководцы. Даже Хрущев,
находившийся в то время,  как известно,  в Киеве, умудрился рассказать о
том,  что происходило тогда в Кремле.  Причем со ссылкой на моего  отца.
Якобы  даже тогда,  когда Сталину доложили о начале войны,  тот долго не
верил,  а затем уехал к себе на дачу. Как писал Хрущев, "Сталин выглядел
старым,  пришибленным,  растерянным".  Членам  Политбюро  долго пришлось
убеждать его,  что еще не все потеряно, что у нас большая страна, мы мо-
жем собраться с силами и дать отпор врагу.  Так или иначе Сталина угово-
рили возвратиться в Москву и возглавить оборону страны.
   Да что Хрущев...  Скажем,  даже в мемуарах глубоко уважаемого Георгия
Константиновича  Жукова далеко не все соответствует исторической правде.
Я никогда и ни в чем не ставил под  сомнение  честность  и  порядочность
этого человека,  но факт есть факт. Возможно, на первый взгляд это пока-
жется странным, но я убежден, что здесь нет вины прославленного маршала.
Не  таким был Георгий Константинович,  чтобы лукавить.  Все было гораздо
сложней.  Я убежден, что напиши Жуков тогда всю правду, которую он знал,
его воспоминания не были бы опубликованы.
   Но возвратимся к известному нам тексту. Георгий Константинович совер-
шенно справедливо рассказал,  что после смерти Сталина появились версии,
будто в ночь на 22 июня командующие со своими штабами,  ничего не подоз-
ревая,  мирно спали или беззаботно веселились. Но это беспардонная ложь.
Все было совершенно иначе.  Например,  О том, что приказ наркома обороны
будет зачитан, известно было за сутки до нападения немцев. Утверждение о
том,  что  поздно,  мол,  спохватились и директива Генерального штаба до
войск не дошла - выдумка чистой воды. Как и положено, последовала коман-
да  о  вскрытии пакетов,  что военные и сделали.  Иное дело - удалось ли
большинству справиться с поставленной задачей.  Но  зачем  же  возводить
напраслину на Генеральный штаб?
   Читатель наверняка  помнит,  как выглядит Сталин в версии Жукова (?).
Позволю небольшую цитату из книги:
   "В 3 часа 30 минут начальник Западного округа генерал В.  Е. Климовс-
ких доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через
три начальник штаба Киевского округа генерал М.  А.  Пуркаев  доложил  о
начтете авиации на города Украины.  В 3 часа 40 минут позвонил командую-
щий Прибалтийским военным округом генерал Ф.  И. Кузнецов, который доло-
жил о налетах вражеской авиации на Каунас и другие города.
   Нарком приказал мне звонить Сталину.  Звоню. К телефону никто не под-
ходит.  Звоню непрерывно.  Наконец слышу сонный голос дежурного генерала
управления охраны.
   - Кто говорит?
   - Начальник  Генштаба Жуков.  Прошу срочно соединить меня с товарищем
Сталиным.
   - Что? Сейчас?! - изумился начальник охраны. - Товарищ Сталин спит.
   - Будите немедля: немцы бомбят наши города! Несколько мгновений длит-
ся молчание. Наконец в трубке глухо ответили: - Подождите.
   Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин. Я доложил обстанов-
ку и просил разрешения начать ответные боевые  действия.  И.  В.  Сталин
молчит. Слышу лишь его дыхание.
   - Вы меня поняли? Опять молчание.
   Наконец И. В. Сталин спросил: - Где нарком?
   - Говорит по ВЧ с Киевским округом.
   - Приезжайте  в  Кремль с Тимошенко.  Скажите Поскребышеву,  чтобы он
вызвал всех членов Политбюро".
   В действительности же Жукову не пришлось будить Сталина,  а Поскребы-
шеву обзванивать членов Политбюро.  Все они,  включая моего отца,  давно
находились в Кремле.  Разумеется,  не ложился спать в ту роковую ночь  и
Сталин. Кстати, почему-то нигде не пишут, кто первым сообщил ему о нача-
ле войны.  А между тем информацию Сталин получал не только от начальника
Генерального штаба...
   Но дело  даже  не в этом.  Я до сих пор удивляюсь,  как Жукову вообще
удалось выпустить свои мемуары,  пусть в том виде,  как они вышли. А все
эти неточности, назовем их так... Георгий Константинович был умный чело-
век и отлично понимал,  что читатель без труда разберется,  что к  чему.
Ну,  кто, скажите, поверил, что Жуков мог вспомнить никому не известного
полковника Брежнева?  Но ведь написано...  Не могла такая книга  увидеть
свет  без  упоминания  фамилии Генсека.  Кто посмеет упрекнуть маршала в
том,  что так получилось?  Нисколько не сомневаюсь, что, идя на какие-то
уступки,  Жуков  знал,  что  выигрывает в главном - получает возможность
сказать пусть не всю, но правду о войне.
   От отца,  Жукова, Василевского и многих других людей мне не раз дово-
дилось слышать о поведении Сталина в начальный период войны. В свое вре-
мя Георгий Константинович не смог написать всего,  что было  в  действи-
тельности.  А правда такова.  Сталин действительно был подавлен, узнав о
положении на фронтах.  Но когда об этом  вспоминают,  непременно  спешат
подчеркнуть: не ожидал, мол, Сталин удара немцев, поверил Гитлеру, а тот
обманул...  Все это один из мифов,  внедренных много лет назад в общест-
венное сознание. А потрясение Сталина было вызвано не мифическим внезап-
ным нападением,  в чем убеждают нас до сих пор учебники истории,  а тем,
что армия не сумела сдержать первый удар.  Этого Сталин никак не ожидал.
Вполне понятно и его недовольство наркомом обороны Тимошенко и начальни-
ком Генерального штаба Жуковым в первые дни и часы войны.  И они, и дру-
гие высокопоставленные военные не раз заверяли Сталина и Политбюро,  что
Красная Армия в случае чего первый удар сдержит, а затем, как и планиро-
валось,  нанесет ответные удары. И речь, заметь, читатель, шла не о бое-
вом духе войск,  что, безусловно, немаловажно, но о вещах более конкрет-
ных. Сталин ведь прямо спрашивал у руководителей Наркомата обороны, чего
не хватает армии.  Военные в один голос успокаивали:  "Армия располагает
всем необходимым".  И когда Сталину доложили,  что армия откатывается на
восток,  он, естественно, был потрясен. По немецким данным, в первые дни
войны на земле было уничтожено около семи тысяч наших самолетов.  А  нас
пытаются убедить в том, что мы обошли немцев по выпуску самолетов лишь к
середине войны. Стесняемся признать и то, что танков мы имели в два раза
больше,  чем Германия.  Только Т-34 у нас было больше,  чем всех тяжелых
танков в немецкой армии.  Словом,  официальная пропаганда  сделала  все,
чтобы переписать историю. Надо отдать ей должное, многое удалось, да вот
только вопросы остались.  Как быть,  например, с утверждением о том, что
было нарушено управление войсками? Выдумки здесь нет. Руководство страны
действительно не могло получить в первые часы и дни войны информации  из
войск. Причины? Все та же пресловутая внезапность... Жуков об этом расс-
казывает скупо.  И здесь его тоже можно понять - не мог он показать  всю
правду.  Армейская  связь  была парализована,  но в то же время работала
связь погранвойск.  Пока был жив хоть один солдат,  пограничные части  в
прямом смысле до последнего вздоха обеспечивали Москву надежной информа-
цией. Есть здесь над чем поразмышлять, верно?
   Неувязка получается и с боевой авиацией.  Если следовать все  той  же
легенде,  внезапный удар немцев помешал поднять в воздух наши истребите-
ли.  Неправда.  Самое страшное, что многие, очень многие молодые летчики
не смогли подняться в воздух. Непросто это было сделать при бомбардиров-
ке аэродромов. Позднее установили: все летчики, дравшиеся в Испании, ус-
пели поднять свои машины и вступили в бой.  Но большинство-то составляла
необстрелянная молодежь... И не только в авиации. В отличие от немецкой,
с  нашей  стороны вступала в войну невоевавшая армия.  А вот этот фактор
руководство армии, да и страны, не учло.
   Фронтовики подтвердят:  непростое это дело не растеряться при  налете
вражеской авиации, тем более если видишь эти самолеты впервые. И в чело-
века впервые стрелять тяжело. А что испытывает новичок, когда видит иду-
щий на него танк?
   Не надо упрощать.  Можно сколько угодно говорить о стратегии, о прос-
четах военачальников, но нельзя забывать о тех, кто призван осуществлять
замыслы полководцев. Уже через три-четыре месяца армейские части дрались
отлично. Факт общеизвестный и никого не удивляет. Это была уже не та ар-
мия, которая вступила в бой 22 июня, не имея опыта реальных действий.
   Разумеется, отступление  сорок  первого нельзя объяснить только этим.
Были и иные причины.  Я не ставлю перед собою задачу представить на  суд
читателя  очередное исследование на эту тему - пусть историю войны пишут
историки. Но внести ясность в некоторые вопросы, убежден, стоит, тем бо-
лее когда речь идет о прямой фальсификации известных многим событий.
   Итак, миф первый, о том, как немцы застали нас врасплох. Для справки:
ни один пограничный отряд,  ни одно армейское соединение,  нацеленное на
контрудар,  противником  врасплох застигнуты не были.  Скажем,  вышли же
части наших войск к Кенигсбергу И на юге враг не прошел. Почему?
   Бытует еще одно утверждение: Советский Союз якобы не был готов к вой-
не.  Неверно это.  Достаточно подсчитать вооружение,  которое мы имели в
первом эшелоне наших войск, и утверждение рассыпается, как карточный до-
мик.
   - Как же так? - спросит читатель. - И самолетов хватало, и танков бы-
ло предостаточно, а немцы до Волги дошли.
   Причин, повторяю, немало. Возможно, одна из них лежит в самой доктри-
не встречных ударов. Ведь как думалось: пусть ударят, а мы уж затем...
   Нельзя сказать,  что доктрина эта не верна в принципе. Так ведь потом
и воевали.  И неплохо,  как известно. А сколь приемлема была она тогда -
вопрос.  Постфактум можно рассуждать и так:  будь у нас обычная оборона,
не рассчитанная на эти контрудары,  потери,  возможно, были бы меньшими,
да  и  немцы продвигались бы медленнее.  Кто знает...  Во всяком случае,
можно утверждать, что доктрина встречных ударов оказалась неотработанной
и для командного состава той поры неприемлемой.
   Наша армия была,  к сожалению,  не готова к мобильной войне с широким
взаимодействием танковых соединений с авиацией,  с фланговыми прорывами,
окружением войск и т.  д. Все это, кстати, проявилось еще в финскую вой-
ну. Многое до июня сорок первого удалось изменить, но полностью подгото-
вить войска к современной войне все же не удалось. Хотя, повторяю, руко-
водство армии в лице Тимошенко и Жукова сделало немало.
   Полагаю, война с Финляндией,  о которой почти ничего не известно и по
сей день, имеет самое прямое отношение к теме. Именно после нее началась
коренная перестройка в Красной Армии.
   Из официальных источников:
   Итог той "войны незнаменитой" - 53522 убитых советских солдата и офи-
цера,  163772 раненых,  свыше 12 тысяч обмороженных, 16208 пропавших без
вести,  более пяти тысяч пленных.  Советские исторические источники  ут-
верждают,  что столь же серьезный урон понесли советские войска и в бое-
вой технике.  Фронтовая авиация лишилась 540 машин, только 7-я армия при
прорыве главной полосы линии Маннергейма потеряла 1244 танка.
   Потери финской  стороны  по  западным данным составили почти 20 тысяч
убитыми,  свыше 40 тысяч ранеными и 3273 человека пропали без  вести.  В
советский  плен  попало немногим более тысячи финских солдат и офицеров.
После подписания мирного договора все они возвратились на родину.
   Как стало известно лишь недавно, в Финляндии находится по меньшей ме-
ре  76 братских захоронений советских военнопленных,  погибших в финских
лагерях с конца 1939 года.
   Территориальные претензии Финляндии Советский Союз предъявил  31  ок-
тября 1939 года. Как известно, наши соседи возвели вдоль границы, прохо-
дящей по Карельскому перешейку,  всего в тридцати с лишним километрах от
Ленинграда,  систему мощных укреплений, известную как линия Маннергейма.
Советское правительство потребовало провести демилитаризацию  пригранич-
ных районов и переноса границы на 70 километров от Ленинграда,  ликвида-
ции военно-морских баз вблизи наших границ в обмен на значительные  тер-
риториальные уступки. Территорию в 2700 квадратных километров вблизи Ле-
нинграда предлагалось обменять на 5500 квадратных километров в  Карелии.
Переговоры проходили трудно и желанного результата не дали.
   29 ноября,  воспользовавшись  пограничным инцидентом,  Советский Союз
расторг договор о ненападении с Финляндией и на следующий же день  круп-
ные силы советских войск перешли границу.  Против Финляндии была развер-
нута армия в 450 тысяч человек,  тысячу танков, 1700 орудий, 800 самоле-
тов.
   Лишь в  конце февраля советским войскам удалось прорвать оборону про-
тивника и овладеть Выборгом. Только под Раатеен Портти финскими войсками
были  разбиты две дивизии Красной Арми