Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
тии, и она сама о нем не упоминала".
О взрыве в пустыне под Аламогордо первого американского атомного уст-
ройства Сталин узнал - и это уже не секрет - до встречи с Трумэном. О
результатах испытания, полученных американцами, Иосифу Виссарионовичу
доложил лично мой отец. Было это там же, в Потсдаме, в период работы
конференции глав великих держав. Разговор состоялся в присутствии гене-
рал-полковника Серова. От него я и знаю все эти подробности.
Генерал-полковник Серов находился тогда при маршале Жукове в оккупа-
ционных войсках в Германии. К слову, Героем Советского Союза он стал по
представлению Георгия Константиновича. Отличился Серов в боях за Берлин,
на Зееловских высотах. Так вот как раз он и рассказал мне, как все про-
исходило в действительности. Прибыли люди из разведки, у которых уже бы-
ли на руках материалы, связанные с испытаниями первой атомной бомбы. До-
ложили отцу. Отец, в свою очередь, тут же доложил Сталину.
Иосиф Виссарионович был очень недоволен. Раздражение понятно, амери-
канцы нас опередили... Естественно, в довольно резкой форме поинтересо-
вался, как обстоят дела у нас. Отец доложил, что нам потребуется еще
год-два, мы находимся, сказал, на том уровне, который пока не позволяет
нам ответить на вызов американцев раньше.
Должен сказать, что разговор на эту тему заходил у них конечно же не
впервые. Сталин постоянно интересовался ходом исследований. Вот и на
этот раз отец доложил о последних результатах, рассказал, в частности,
что сам плутоний уже получен, полным ходом идут работы над конструкцией
самой бомбы. И тем не менее, сказал отец, при самых благоприятных обсто-
ятельствах раньше ничего у нас не получится. "Минимум два года".
Курчатова при этом разговоре, вопреки тому, что сплошь и рядом пишут
сейчас, не было. Не было, естественно, и целого монолога, якобы произне-
сенного тогда Сталиным. Пишут, что Иосиф Виссарионович тут же поручил
Курчатову ускорить работы. В действительности же, как рассказывал мне
Серов, Сталин внимательно выслушал доводы отца и сказал лишь, что наме-
рен в ближайшем будущем к этому вопросу еще вернуться. Вот, пожалуй, и
все. Потом, как известно, был разговор с американским президентом, о ко-
тором и вспоминает Черчилль...
Удивление Черчилля вполне понятно, но нам-то с вами предыстория раз-
говора Сталина с Трумэном уже известна... Иосиф Виссарионович воспринял
сообщение американского президента абсолютно спокойно. Скорее, это и не
сообщение было, как таковое, а зондаж. Проба на реакцию Сталина.
Возвратившись с заседания, Сталин никаких разносов никому не устраи-
вал, как рассказывают, а лишь дал указание моему отцу подготовить пред-
ложения по форсированию этих работ. В результате, как известно, был соз-
дан Специальный комитет с более широкими полномочиями, а все ресурсы
страны были брошены на создание атомной бомбы.
Из официальных источников.
Специальный комитет был создан на основании постановления Государс-
твенного Комитета Обороны от 20 августа 1943 года. В Специальный комитет
при ГКО входили Л. П. Берия (председатель), Г. М. Маленков, Н. А. Возне-
сенский, Б. Л. Ванников, А. П. Завенягин, И. В. Курчатов, П. Л. Капица,
В. А. Махнев, М. Г Первухин. На Комитет было возложено "руководство все-
ми работами по использованию внутриатомной энергии урана". В дальнейшем
был преобразован в Специальный комитет при Совете Министров СССР. В мар-
те 1953 года на Комитет было возложено и руководство другими специальны-
ми работами оборонного значения. На основании решения Президиума ЦК КПСС
от 26 июня 1953 года Специальный комитет был ликвидирован, а его аппарат
передан во вновь образованное Министерство среднего машиностроения СССР.
Сталин торопил и с водородной бомбой. Надо отдать ему должное, ничего
без его ведома тут не делалось. Здесь средств у него было много - от ма-
териального поощрения людей, занятых в проекте, до давления. Но помогал,
безусловно. Я как-то рассказывал своим нынешним коллегам, что у меня в
институте тогда было вычислительных машин больше, чем сегодня. Одиннад-
цать! Да, большие по объему, еще первого поколения, но - были! Отечест-
венная, кстати, техника. Все расчеты и в атомном проекте, и в ракетном,
да и других систем крупных, были сделаны на нашей вычислительной техни-
ке. Странно, что все это уже забыто. А ведь основные разработчики нахо-
дились в Киеве и Харькове. Профессор Лебедев, целый ряд других ученых
создали эти машины с помощью атомного комитета. Они и предназначались
изначально для реализации ядерного проекта.
Хотя именно тогда партия давила лженауку кибернетику... Ее ЦК, аппа-
рат, как всегда, были далеки от реальных вещей.
Юрий Жданов с товарищами громил кибернетику, а страна выпускала для
"оборонки" эти крайне необходимые нам машины. Их болтовня нам не мешала,
потому что к таким серьезным вещам, как ядерный, ракетный проекты, пар-
тийных работников и близко не подпускали. В других отраслях, где они
имели возможность вмешиваться, они, конечно, мешали здорово... А Сталина
интересовало дело. Цену аппарату ЦК он знал, поверьте... Он ему был ну-
жен лишь для контроля. Во всяком случае - знаю это точно - противником
вычислительной техники он не был. Напротив, выделялись соответствующие
средства, предприятия переходили на выпуск новой продукции.
Да, с позиций сегодняшнего дня можно, безусловно, сказать, что следо-
вало больше средств вкладывать в перспективное дело, но вспомните, какое
это было непростое время. Если бы столь грандиозная задача была постав-
лена даже не сегодня, а, скажем, в более благополучные восьмидесятые го-
ды, не уверен, что можно было бы достичь подобного. А тогда, после такой
страшной войны, с нуля начинали. Но ведь справились.
Михаил Первухин, в послевоенные годы министр химической промышленнос-
ти, заместитель председателя Совета Министров СССР, в своих воспоминани-
ях, написанных еще в конце шестидесятых годов и опубликованных лишь не-
давно, утверждал, что "в случае неудачи нам бы пришлось понести суровое
наказание за неуспех". "Конечно, мы все ходили под страхом", - вторит
ему Ефим Славский, в те годы первый директор атомного комбината, а впос-
ледствии трижды Герой Социалистического Труда, министр среднего маши-
ностроения СССР. В других источниках прямо говорится, что Лаврентий Пав-
лович приехал на полигон с двумя списками сотрудников - один был наград-
ной, другой, в случае неудачи, для ареста... Поговаривают даже, что отец
якобы до самой последней минуты не верил, что бомба взорвется...
Баек на сей счет ходит действительно много. И об этих списках я чи-
тал, и о прочем... А правда такова. Тогда, в августе 1949 года, я сам
присутствовал при взрыве первой советской атомной бомбы, так что обо
всем знаю не понаслышке. Дописались даже до того, что отец был после
взрыва в дурном настроении, потому что не успел первым доложить об удач-
ных испытаниях Сталину.
Реакцию своего отца я помню прекрасно. Все было совершенно иначе.
Сразу же после взрыва отец и Курчатов обнялись и расцеловались. Помню,
отец сказал тогда: "Слава Богу, что у нас все нормально получилось..."
Дело в том, что в любой группе ученых есть противники. Так было и здесь.
Сталину постоянно писали, докладывали, что вероятность взрыва крайне ма-
ла. Американцы, мол, несколько попыток сделали, прежде чем что-то полу-
чилось.
И отец, и ученые, привлеченные к реализации атомного проекта, об
этом, разумеется, знали. Как и о том, что чисто теоретически - уже не
помню сейчас, какой именно процент тогда называли, - взрыва может не
быть с первой попытки. И когда бомба взорвалась, все они, вполне понят-
но, испытали огромное облегчение. Я смотрел на отца и понимал, какой це-
ной и ему, и людям, которые не один год с ним вместе работали, достался
этот успех.
Как пишут сейчас, "это был триумф Берия"... Но это был триумф Советс-
кого Союза, советской науки. Задача, что и говорить, была выполнена ко-
лоссальная.
Откровенно говоря, лично на меня этот взрыв такого впечатления, как
на моего отца, Курчатова и других людей, - а в бункере нас было человек
десять, - не произвел. Впечатление, безусловно, сильное, но не потрясаю-
щее. На меня, скажем, гораздо большее впечатление произвели испытания
нашего снаряда, который буквально прошил крейсер "Красный Кавказ". В
один борт корабля вошел, из другого вышел. Но это была НАША разработка,
в которую столько было вложено мною и моими товарищами. А здесь... Я,
конечно, отдавал себе отчет, что присутствую при необыкновенном событии.
Создана бомба невероятной разрушительной силы, - все это имеет колос-
сальное значение для нашей страны. Но эмоциональное восприятие было все
же иным. Я хорошо знал, что подобные испытания проходили у американцев и
как они проходили. Словом, довольно спокойно отошел я от телескопа, а их
в бункере было установлено несколько.
Для Курчатова и моего отца с этим взрывом был связан целый этап жиз-
ни. Конечно, им все то, что случилось, было близко и дорого.
Когда пишут сейчас обо всех этих вещах, неточностей допускают много,
а зачастую и врут безбожно. Не было и в помине никаких списков, а если
кто-то утверждает, что ученые боялись отца, пусть останется это на его
совести. Отношения были совершенно иными.
Неправда, что отец и ученые нервничали, дергали военных и тому подоб-
ное. Мы находились, как я уже говорил, в одном из бункеров. Там их была
целая система. Были отсеки, в которых находились всевозможные службы.
Каждый занимался исключительно своим делом. Ни Курчатов, ни остальные в
ход испытаний не вмешивались. Это был военный полигон, который и обслу-
живали военные. Вмешательство ученых просто не требовалось. Свою задачу
они выполнили, теперь дело было за другими людьми. Впоследствии были
созданы специальные авиационные эскадрильи, ракетные части, участвующие
в испытаниях, а тогда эта задача была возложена на одно из войсковых со-
единений.
От Курчатова уже ничего не зависело. Изделие создано, передано воен-
ным, а там уж как получится. А вообще мой отец всегда настаивал на том,
чтобы военные привлекались с начала разработки. Когда мы проводили испы-
тания новой техники, он мне всегда говорил об этом. И в жизни мне это
здорово помогало, скажу честно. Военные не тогда должны изучать то или
иное изделие, когда оно поступит в войска, а с момента начала разработ-
ки. Тогда и во все тонкости вникнут, и по ходу дела что-то обязательно
подскажут дельное. Этому совету я следовал и при жизни отца, и еще в
большей степени позднее. Ни одна разработка без каких-либо огрехов, как
ни крути, не обходится. Я сам окончил Военную академию, адъюнктуру, всю
жизнь работаю на оборону, но никогда не считал зазорным принять дельный
совет кого-то из тех, кому придется в будущем иметь дело с нашими разра-
ботками.
Да всякое в жизни бывает. Скажем, нам, разработчикам, что-то проще
сделать каким-то образом, а как это скажется на использовании техники в
боевой обстановке? Говорю об этом вот почему. Многие Генеральные, Глав-
ные конструкторы - так бывало не раз - рассматривали военных как людей
малокомпетентных. У моего отца был иной взгляд на эти вещи. А в том, что
он оказался и здесь абсолютно прав, я убеждаюсь на протяжении многих
лет.
Не знаю, насколько интересны будут мои рассуждения молодым ученым,
но, как мне кажется, отца это в какой-то мере характеризует. Лишь недоу-
мение вызывают россказни о том, что на полигоне он кричал на людей, нер-
вировал военных. Некоторые высказывания того же Славского вызывают дове-
рие. Например, пусть спустя много лет, но признал же он, что Лаврентий
Павлович всегда прислушивался к мнению специалистов, прекрасно справлял-
ся со всеми организационными проблемами, помогал проводить в жизнь все
необходимые решения. Правда, некоторое удивление вызывает фраза "Берия
нам не мешал"...
Спасибо, как говорится, и на этом. Когда Курчатова заставляли дать
показания на отца и написать, что Берия всячески мешал созданию первой
советской атомной бомбы, Игорь Васильевич сказал прямо: "Если бы не он,
Берия, бомбы бы не было".
Теперь о том, кто доложил Сталину о взрыве. Это сделал лично мой
отец. Так что все разговоры о том, что кто-то опередил здесь моего отца
и тот был разгневан, абсурдны. Кто мог доложить, кроме него?
Сообщение ушло в Москву прямо с ядерного полигона, а несколько позд-
нее Сталин попросил отца пригласить к нему Игоря Васильевича Курчатова и
его ближайших помощников, а также членов атомного комитета. Тогда разго-
вор состоялся более обстоятельный, конечно.
Такое приглашение в те годы расценивалось посильнее, чем самый высо-
кий орден. Ученые остались довольны приемом. Все получили колоссальное
материальное вознаграждение, автомобили, для них были построены дома.
Словом, труд атомщиков был оценен по достоинству. И это, заметьте, в ус-
ловиях всеобщей послевоенной бедности. Сталин тогда сказал, что с боль-
шим удовольствием сделал бы все это и для всех остальных людей, работав-
ших над ядерным проектом, они это заслужили, но, к сожалению, пока такой
возможности у страны нет.
Многие ученые тогда же были отмечены высокими наградами. Мой отец по-
лучил Государственную премию. Но дело, конечно, не в наградах. Сделав
такое большое дело, все они были чрезвычайно рады. Что бы мы ни говорили
сегодня, но тогда был создан ядерный щит государства. Именно тогда, как
известно, и завершилась монополия США на ядерное оружие.
Самые добрые воспоминания остались у меня об Игоре Васильевиче Курча-
тове.
Из официальных источников:
Игорь Курчатов. Академик. Трижды Герой Социалистического Труда. Пер-
вый организатор и руководитель работ по атомной науке и технике в СССР.
Под его руководством сооружен в 1939 году первый советский циклотрон, в
1940 году открыто спонтанное деление ядер урана.
Основатель и первый директор Института атомной энергии. Под руководс-
твом И. В. Курчатова созданы первый в Европе ядерный реактор (1946 год),
первая в СССР атомная бомба (1949 год), первые в мире термоядерная бомба
(1953 год) и атомная электростанция. Лауреат Ленинской и нескольких Го-
сударственных премий. Скончался в 1960 году в возрасте 58 лет.
Очень талантливый человек. Блестящий ученый. Кстати, учился в Таври-
ческом университете, впоследствии преобразованном в Крымский государс-
твенный университет. Среди тех, кто читал там лекции вскоре после рево-
люции, были профессор Н. М. Крылов, А. И. Иоффе, а ассистентом работал
молодой И. Е. Тамм.
Туда и поступил на физико-математический факультет Игорь Васильевич
Курчатов. Учился, конечно, блестяще. Он и гимназию окончил с золотой ме-
далью. Летом 1923 года защитил дипломную работу. И все это за три года!
Впоследствии Курчатов стал одним из ведущих сотрудников Ленинградско-
го физико-технического института, признанного в те годы центра физики в
Советском Союзе. Сам институт был создан вскоре после революции под ру-
ководством А. И. Иоффе. Физико-техническим отделом руководил сам акаде-
мик Иоффе, отдел химической физики возглавлял Николай Николаевич Семе-
нов, впоследствии лауреат Нобелевской и Ленинской премий, дважды Герой
Социалистического Труда. Это был один из основоположников химической фи-
зики, основатель целой научной школы.
В годы войны ему довелось заниматься вещами, далекими - он отправля-
ется в Севастополь, получив специальное задание от командования Воен-
но-Морского Флота. Дело в том, что немцы успели сбросить с воздуха в мо-
ре много магнитных мин, взрывавшихся под действием магнитного поля приб-
лижающихся кораблей. Тогда и поставлена была эта задача. Так вот, за все
время войны, насколько известно, из размагниченных Курчатовым и его то-
варищами кораблей ни один не подорвался, включая подводные лодки. В годы
войны размагничивание кораблей проводилось на всех флотах, но первые
опыты были успешно проведены на Черном море.
С конца 1942 года Курчатов в Москве - его назначили научным руководи-
телем той проблемы, о которой мы с вами и говорим.
Когда встал вопрос о реализации атомного проекта, перед моим отцом
была поставлена труднейшая задача - создать коллектив единомышленников,
собрать тех людей, которые смогли бы в довольно короткий срок реализо-
вать задуманное. Начал он вот с чего. Пригласил Иоффе, Семенова, Капицу.
Не в обиду этим крупнейшим ученым, ни в одном из них он не видел того
человека, который мог бы возглавить такое дело. Иоффе, рассуждал отец,
теоретик. Блестящий ученый, но теоретик. А вызвал его отец вот почему.
Он знал, что Иоффе имеет очень много молодых учеников и мог бы подска-
зать, на кого следует обратить внимание.
Капица? Тот был не только теоретик, но и инженер. Беда была в другом.
Петр Леонидович просто-напросто не хотел работать над атомным проектом.
Из официальных источников:
Петр Капица. Академик. Дважды Герой Социалистического Труда. Один из
основателей физики низких температур и физики сильных магнитных полей,
организатор и первый директор Института физических проблем АН СССР. В
1939 году открыл сверхтекучесть жидкого гелия, разработал способ сжиже-
ния воздуха с помощью турбодетандера, новый тип мощного генератора
электромагнитных колебаний.
Лауреат Нобелевской и нескольких Государственных премий.
У нас с отцом были разговоры на эту тему. Прямо Капица конечно же не
заявлял об этом, но секретом это не было. По всей вероятности, было и на
него, как, скажем, на Харитона, досье. А зацепиться было за что. Когда
ЦК начал его преследовать, отец пытался по возможности что-то сделать.
Но беда была вот в чем. Людей, занятых в реализации атомного проекта,
отец мог защитить и защищал. Капица же работать на бомбу не хотел. Здесь
и возникали известные сложности.
По линии Академии наук ЦК неприятностей ему много сделал. Помню, отец
вызвал Семенова, академика, друга Капицы, и попросил помочь в меру сил
Петру Леонидовичу. Сам я, сказал отец, официально помогать Капице не мо-
гу. Работай он у меня, проблем бы не было. Но коль так получилось, этому
талантливому человеку надо помогать. Атомщики тогда зарабатывали более
чем прилично, и отец попросил Семенова из тех премий, которые он будет
получать, какие-то деньги передавать Капице. Это не дело, сказал отец,
что такой ученый должен страдать.
Что Капица противник режима, отец, конечно, знал. Не помню, в 1936
или 1937 году, когда Капица приехал из Англии, а возвратиться назад не
смог, он прямо заявил Молотову: "Я не хочу здесь работать". Молотов уди-
вился: "Почему?" Капица объяснил так: "У меня нет та кой лаборатории,
как в Англии". - Мы ее купим, - ответил Молотов. И купили. Такое же обо-
рудование и здание точно такое же построили. И тем не менее...
В Англии он работал с конца 20-х годов, лет десять. А в Союз возвра-
тился так. Капица во втором браке был женат на дочери известного кораб-
лестроителя Крылова. Академик, если мне память не изменяет, тогда серь-
езно заболел. Капица с женой и приехали проведать старика. Назад не пус-
тили...
Забегая вперед, скажу, что он очень резко выступал за мое освобожде-
ние из тюрьмы. Конечно, он знал, как относился к нему мой отец... С бла-
годарностью вспоминаю и его, и Ванникова, и Туполева, и Лавочкина, и Ко-
ролева. Они сделали все, чтобы вытащить меня из тюрьмы. Дважды, как я
рассказывал, обращались к Хрущеву, но своего добились.
А между тем считалось, что из атомного проекта Капицу "выставил"
отец... Как-то он сказал Семенову: "Жаль, ей-Богу, что такой способный
человек работает на большевиков". Семенов мне рассказывал: "Я засмеялся:
Лаврентия Павловича не переделаешь..."
Среди таких людей отец искал того единствен