я отца, во многом они повинны вместе..."
   В книге "Двадцать писем другу" есть и  такие  слова:  "Страшную  роль
сыграл Берия в жизни нашей семьи.  Как боялась и ненавидела его мама!" А
между тем моего отца мать Светланы,  Надежда Аллилуева,  не могла ни лю-
бить,  ни ненавидеть.  Они просто-напросто не были знакомы. Жена Сталина
застрелилась в 1932 году, за шесть лет до переезда нашей семьи в Москву.
Светлана была еще ребенком...
   Светлану я понимаю,  хотя и не могу,  естественно, согласиться с тем,
что она написала.  Ей просто хотелось,  чтобы ее отец  выглядел  не  так
ужасно...  Широко известно имя человека,  официально обвиненного во всех
преступлениях, так что можно писать о нем что угодно. Мораль здесь, нас-
колько понимаю, отступает на другой план...
   Несколько лет назад, переехав в СССР, Светлана пожелала встретиться с
нами - мама еще была жива.  Мы решили,  что не  стоит  этого  делать,  и
встреча  не  состоялась.  О  ее  жизни я знаю лишь из сообщений западной
прессы.
   А когда-то мы были очень хорошо знакомы.  Я учился в  одной  школе  с
детьми Сталина. Светлана Аллилуева сидела за одной партой с моей будущей
женой. Она нас с Марфой и познакомила.
   Запомнилась дочь Сталина умной,  скромной девочкой. Хорошо знала анг-
лийский.  Очень была привязана к моей матери. Уже во время войны попал я
в одну неприятную историю,  связанную со Светланой.  После возвращения с
фронта подарил ей трофейный Вальтер. Проходит время, и в академию, где я
учился, приезжает генерал Власик, начальник личной охраны Сталина.
   - Собирайся, - говорит, - вызывает Иосиф Виссарионович.
   Приезжаю. Никогда раньше такого не было, чтобы вызывал.
   Поговорили немного о моей учебе, а потом и говорит:
   - Это ты Светлане револьвер подарил?  А знаешь, что у нас дома с ору-
жием было. Нет? Мать Светланы в дурном настроении с собой покончила...
   Я обалдел.  Знал, что мать Светланы умерла, но о самоубийстве никто у
нас в доме никогда не говорил.
   - Ладно,  - сказал Сталин, - иди, но за такие вещи вообще-то надо на-
казывать...
   Со Сталиным я,  разумеется,  встречался не раз в самых разных обстоя-
тельствах и в самое разное время и должен признаться,  что  отношение  к
нему у меня и сегодня далеко не однозначное.  Когда мы жили в Грузии, то
просто молились на него.  В Москве отношение к нему изменилось. Мне при-
ходилось слышать разговоры родителей о Сталине,  да я и сам уже понимал,
кто повинен в репрессиях, политических процессах и прочем.
   И тем не менее это был человек, который мог очаровать любого. Неправ-
да,  что  его  считали великим человеком лишь заурядные льстецы.  Думаю,
многие деятели культуры,  включая выдающихся советских писателей, худож-
ников, были по-своему искренни, воспевая Сталина. Хотя, безусловно, про-
ходимцев, кормившихся, как это часто бывает, на восславлении вождя, тоже
хватало...
   Я бы  не рискнул даже сегодня упрекать в чем-то и некоторых известных
писателей Запада,  в свое время оказавшихся  очарованными  Сталиным.  Их
вполне можно понять.  Сталин действительно был человеком, способным оча-
ровать и умудренного житейским опытом старика, и мальчишку. Нечто подоб-
ное я испытал на себе, так что, полагаю, имею моральное право утверждать
именно так.
   Речь не о том,  плох был Сталин или хорош, диктатор он или нет. Разу-
меется,  диктатор, и мне абсолютно непонятен спор между "сталинистами" и
"антисталинистами". Повторяю: ни к тем, ни к другим я себя не отношу. Не
важнее ли увидеть за конкретной исторической фигурой явление?  Но, к со-
жалению,  попыток действительно разобраться в  "феномене  Сталина"  знаю
немного.
   Из воспоминаний  видного  политического,  государственного и военного
деятеля Франции Шарля де Голля (1890-1970):
   "...У меня сложилось впечатление, что передо мной хитрый и непримири-
мый борец изнуренной от тирании России, пылающий от национального често-
любия.  Сталин обладал огромной волей.  Утомленный  жизнью  заговорщика,
маскировавший свои мысли и душу, безжалостный, не верящий в искренность,
он чувствовал в каждом человеке сопротивление  или  источник  опасности,
все у него было ухищрением,  недоверием и упрямством. Революция, партия,
государство,  война являлись для  него  причинами  и  средствами,  чтобы
властвовать.  Он  возвысился,  используя в сущности уловки марксистского
толкования, тоталитарную суровость, делая ставку на дерзость и нечелове-
ческое коварство, подчиняя одних и ликвидируя других.
   С тех пор Сталин видел Россию таинственной,  ее строй более сильным и
прочным,  чем все режимы.  Он ее любил по-своему.  Она также его приняла
как царя в ужасный период времени и поддержала большевизм, чтобы служить
его орудием.  Сплотить славян,  уничтожить  немцев,  распространиться  в
Азии, получить доступ в свободные моря - это были мечты Родины, это были
цели деспота.  Нужно было два условия, чтобы достичь успеха: сделать мо-
гущественным,  т.  е.  индустриальным,  государство  и в настоящее время
одержал, победу в мировой войне. Первая задача была выполнена ценой нес-
лыханных страданий и человеческих жизней. Сталин, когда я его видел, за-
вершал выполнение второй задачи - среди могил и руин. Он был удачлив по-
тому,  что встретил народ до такой степени живучий и терпеливый, что са-
мое жестокое порабощение его не парализовало, землю, полную таких ресур-
сов, что самое ужасное расточительство не смогло ее истощить, союзников,
без которых нельзя было победить противника,  но которые без него  также
не разгромили бы врага.
   За пятнадцать  часов моих бесед со Сталиным я изучил его величествен-
ную и скрытную полигаму. Коммунист в маршальской форме, притаившийся ко-
варный  диктатор,  завоеватель  с добродушным видом,  он старался всегда
вводить в заблуждение.  Его страсть была суровой, без какой-либо малопо-
нятной привлекательности".
   Оправдать Сталина невозможно, да я к этому, насколько понял читатель,
и не стремлюсь.  Но это действительно был умный человек, прекрасно пони-
мавший  все  недостатки большевистского течения.  Это не был маньяк,  не
способный анализировать ситуацию и свои поступки. Когда было необходимо,
он умело использовал и то, что позволял большевизм. В первую очередь это
централизация власти. Единоличная власть позволяла очень быстро и эффек-
тивно  решать те вопросы,  которые в условиях демократии не решались бы,
уверен,  десятилетиями.  Наверное,  это положительный момент,  но где та
грань,  которую нельзя перейти?..  И когда ему было нужно,  ту же власть
Сталин столь же легко использовал в иных целях.  И в этом тоже его вина.
Будь он недалеким человеком,  параноиком,  тем, кем его сегодня пытаются
представить,  и спрос с него был бы меньше.  Но ведь не было  этого!  На
вершине пирамиды большевистской власти стоял человек одаренный, что лишь
усугубляет его вину.
   Кто-то верно заметил:  интеллектуальный потенциал руководителей  СССР
неуклонно снижался десятилетиями.  И это тоже правда.  Смешно, наверное,
сравнивать сегодня Сталина с Хрущевым, Черненко или Горбачевым... Говорю
об этом опять же не в оправдание Сталина.  Напротив, даже в рамках боль-
шевизма - власти страшной и деспотичной - диктатуры пролетариата он мно-
гое мог бы при желании изменить. Не все - этого ему бы не позволила Сис-
тема,  но - многое. Сталин же не только не тел на смягчение режима, но и
многие вещи сознательно обострял, используя большевистские догмы для по-
давления противников этого течения. Отсюда и массовые репрессии, и поли-
тические процессы.
   Я не  могу согласиться с тем,  что Сталин был человеком,  не ведавшим
жалости и сострадания, но не принимаю утверждения, что этими репрессиями
Сталин создал систему круговой поруки,  вовлекая в преступления тысячи и
тысячи людей. А разве не с этого начал другой большевистский вождь, Вла-
димир Ильич?  А разве не Троцкий с легкостью необыкновенной создал конц-
лагеря,  в которых большевики погубили миллионы людей,  не Троцкий ли, с
согласия Ленина,  ввел институт заложников? Позволю не согласиться с за-
щитниками Ленина и большевизма. Сталин лишь усовершенствовал то, что на-
чиналось  при  Ленине.  С моей точки зрения,  Ленин и Сталин не уступали
друг другу ни в уме, ни в коварстве, и я бы не спешил с выводами, кто из
двоих  вождей "самый человечный человек"...  Тут еще надо крепко,  очень
крепко подумать...
   Лукавили все последующие "вожди",  когда убеждали нас в том, что Ста-
лин  предал своего "великого учителя".  Ленинские работы и письма из так
называемого секретного фонда - а пока опубликована лишь часть их - впол-
не  позволяют  утверждать обратное.  "Арестовать...",  "Расстрелять...",
"Повесить...",  "Расстреливать на месте...", "Арестовать несколько сот и
без  объявления мотивов...".  Мы столько писали и говорили о животворном
наследии Владимира Ильича. Почему же стыдливо молчим об этом "наследии"?
Не было ведь у власти ни Сталина, ни НКВД с Ягодой и Ежовым во главе...
   А может,  дело даже не в Ленине, по крайней мере не только в нем, а в
той структуре власти,  которую он представлял, в той страшной и бесчело-
вечной Системе, порожденной большевизмом? Но и в Ленине, разумеется, то-
же.
   При жизни моего отца обо всем этом  в  силу  вполне  понятных  причин
нельзя было говорить, но я знаю, что отец был далек от обожествления Ле-
нина и Сталина.  Ему вообще претил культ любой личности,  а если учесть,
что  отец был человеком информированным,  то нетрудно догадаться,  сколь
многие грехи и того и другого были ему известны.
   Смешно отрицать роль Сталина в судьбе отца.  Глава партии и государс-
тва санкционировал и его назначение на пост руководителя Грузии,  и пос-
ледующий перевод в Москву.
   Отец был назначен на должность народного комиссара внутренних  дел  в
конце ноября 1938 года,  после Ежова. Чем же был обусловлен выбор Стали-
на?
   Когда Сталин утверждал перевод моего отца в Москву,  насколько  пони-
маю, рассуждал так. Этот сравнительно молодой человек - отцу не было со-
рока - имеет опыт работы в разведке.  Положительный или нет, но опыт ра-
боты в ЧК,  приобретенный в двадцатые, у отца действительно был. Возмож-
но, Сталин думал и так: будет беспрекословно выполнять все указания вож-
дя,  а проще говоря,  тихо под ним ходить.  Оказалось,  не так... Первый
серьезный конфликт между отцом, с одной стороны, и Сталиным и Политбюро,
с другой,  произошел уже в сороковом,  когда решалась судьба тысяч поль-
ских офицеров,  расстрелянных впоследствии в Катыни. Сталин этого не за-
был,  но неповиновение - случай редчайший!  - не привело даже к снятию с
должности моего отца. Скорей всего, считал, что еще не время менять нар-
кома. Система ведь здесь была отработанной до мелочей: из человека выжи-
мают все, что требуется, а когда он уже не нужен, убирают. Причем всегда
Сталин соблюдал и другое непременное условие: "проштрафившегося" заменял
равноценной фигурой и лишь тогда, когда позволяла обстановка. Любые кад-
ровые изменения не должны были вредить делу...
   Сталин объективно оценивал в тот период напряженную обстановку,  сло-
жившуюся вокруг партии и лично его,  как ее лидера. Недовольство его ли-
нией,  в  особенности массовыми репрессиями,  ощущалось даже в ближайшем
окружении.
   Второе немаловажное обстоятельство.  Приближение большой войны.  Жда-
нов, когда произошло столкновение отца со Сталиным по поводу Катыни, тут
же предложил:
   - НКВД готов возглавить я!
   Сталин на это не пошел.  В любом деле он хотел все же видеть  специа-
листов.  Жданов, партийный аппаратчик до мозга костей и активный сторон-
ник массовых репрессий,  в такой должности уже был не нужен -  репрессии
прекратились, а возобновлять их Сталин не собирался. Напротив, в тот мо-
мент в должности наркома внутренних  дел  необходим  был  человек  иного
склада. Сталин был жестоким, но умным человеком и прекрасно понимал, что
дальнейшие репрессии могут привести в итоге к краху его  личной  власти.
Наверное,  он решил,  что все это делается уже специально,  чтобы убрать
его самого.  Необходим был человек,  который, под контролем, конечно, но
затормозит тот каток,  который создала коммунистическая Система. А таким
человеком и был мой отец,  "забрасывавший" Москву письмами в защиту гру-
зинской интеллигенции. Словом, в тот период он Сталина вполне устраивал.
К тому же существовал еще внешний раздражитель -  Троцкий,  не  дававший
покоя  большевистскому лидеру еще с тридцатых,  а добрый десяток попыток
убрать его провалились.  Пройдет время,  и начнется война.  И вновь отец
окажется  на  своем месте.  Впоследствии,  когда на базе спецлабораторий
НКВД будет создано атомное управление,  ему поручат  заниматься  и  этой
проблемой.  А еще - ракеты,  самолеты, промышленность, проект водородной
бомбы...  Видимо, исходя из этих соображений, Сталин и не спешил убирать
моего отца. Оснований считать именно так у меня предостаточно, и главное
из них то, что Сталин всегда учитывал ситуацию. В конце жизни, когда бы-
ли созданы зенитные ракеты и почти готовы межконтинентальные, когда бли-
зились к завершению работы по водородному проекту, Сталин, очевидно, был
готов  к  тому,  чтобы  заменить и отца,  и остальных членов руководства
страны, но не успел...
   Наивно думать, что кто-то мог в тех условиях чтолибо изменить. Конеч-
но,  это всего лишь мои предположения, но я абсолютно уверен, что, убрав
моего отца,  Сталин нашел бы у многих из своего окружения  поддержку.  В
первую  очередь  был бы удовлетворен партийный аппарат,  видевший в отце
угрозу собственному благополучию. Он ведь никогда не скрывал, что высту-
пает против диктатуры партийного аппарата над государством.  А партийная
верхушка,  да и вообще партийные структуры,  к таким вещам  всегда  были
очень чувствительны...
   Вообще партийная верхушка сослужила плохую службу и Сталину. Отец еще
при жизни Сталина говорил о вреде культа личности. И, кстати, Сталин сам
об этом говорил.  Я уверен, что в последние годы жизни Сталина партийная
верхушка умышленно пропагандировала этот культ и не только из свойствен-
ного ей во все времена подхалимажа.  Тут, вне всяких сомнений, был даль-
ний прицел.  Что, мол, нам всем оставалось делать. "И Бог, и царь, и во-
инский начальник..." Он,  мол,  во всем виноват.  Известно ведь, что эту
карту потом партия довольно умело разыграет на XX съезде,  все свалив на
ушедшего из жизни лидера. Остальные, как всегда, предстали невинными яг-
нятами.  Отца к тому времени уже не было в живых, а никто другой из быв-
ших  соратников  Сталина  не нашел в себе мужества честно сказать о роли
сталинского окружения в преступлениях режима.
   Примерно так произошло и в Германии.  Там ведь тоже  все  свалили  на
Гитлера. Удобно, что и говорить. Но диктатура диктатурой, а ведь не одна
личность все это проделала... Помню, отец говорил не раз:
   - Сталин допустил вещи,  не простительные никому. По его прямому ука-
занию  или с его согласия были действительно совершены страшные преступ-
ления,  и не следует искать оправдания Сталину,  как это порой делали  и
делают.  Не искал их и мой отец, хотя и не был сторонником дискредитации
Сталина как личности.  Так по крайней мере было весной пятьдесят  треть-
его.  Он считал,  что надо раскрыть прежде всего линию партии,  во главе
которой стоял Сталин. Именно партия и, в первую очередь, ее высшее руко-
водство должны ответить перед народам за все, что случилось.
   - Я не знаю,  - говорил отец Хрущеву,  Маленкову и остальным, - оста-
немся ли мы на своих постах.  Мы отчитаемся,  а там пусть решает  съезд.
Сочтут нужным заменить нас,  пусть так и будет.  Тогда вместо нас придут
молодые люди и наверняка не повторят тех  ошибок,  которых  не  избежало
прежнее руководство. Хрущев и Маленков, знаю, с ним соглашались:
   - Да, мы тоже были молодыми и возмущались, что старики нам мешают де-
лать дело. Надо, конечно, собирать съезд и идти на такой разговор...
   Были, правда,  сомнения,  как быть с именем Сталина.  Так или  иначе,
считали члены Президиума ЦК,  откровенный разговор на съезде больно уда-
рит по авторитету бывшего Генерального секретаря. Отец возражал:
   - Без откровенного разговора нам не обойтись.  Задача не в том, чтобы
сразу  же публично сокрушить культ личности Сталина или дискредитировать
его в глазах народа. Начинать надо со всех нас, членов Президиума ЦК. Мы
отчитаемся, вскроем ошибочность курса партии и послушаем, что скажет съ-
езд.
   И здесь члены Президиума соглашались с отцом.  Соглашались, зная, что
никогда не пойдут на такой рискованный шаг. В глазах тогдашних руководи-
телей страны это конечно же было верхом безрассудства.
   Рассказывая о Сталине,  невольно вспоминаю наш переезд в Москву. Отец
не хотел возвращаться на чекистскую работу и просил перевести его на хо-
зяйственную.  Так в его жизни бывало уже не раз. Но даже когда решение о
переводе отца в Москву состоялось,  мама никак не хотела уезжать из Тби-
лиси.  Сталина это очень рассердило,  и в течение суток всю  нашу  семью
привезли в столицу.  Второй конфликт возник, когда мама отказалась всту-
пать в партию.  Сталин даже сделал ей замечание. Мол, вы не домохозяйка,
а  советский  ученый,  к тому же жена наркома и не можете находиться вне
рядов партии.
   За те пятнадцать лет,  которые отец проработал в Москве,  случалось в
их отношениях со Сталиным всякое,  но близкими людьми, как принято поче-
му-то считать,  они никогда не были.  По-грузински Сталин говорил  очень
редко,  да и тогда непременно извинялся перед остальными. И на "ты", как
пишут,  они никогда не были. Сталин всегда обращался к отцу по имени-от-
честву.
   Отец был единственным человеком в Президиуме ЦК, который позволял се-
бе дискутировать со Сталиным.  Тот,  кстати,  позволял это и  остальным.
Второй вопрос,  что ни Хрущев, ни Маленков, ни другие никогда не спорили
и не пытались возражать Хозяину,  как они его называли.  Слепое подчине-
ние, готовность исполнить любую волю Хозяина объяснялись, на мой взгляд,
довольно просто: сковывал страх за собственную карьеру.
   Сталин же на откровенность вызывал часто,  и я не думаю, что ему дос-
тавляло  особое  удовольствие видеть в собеседниках всего лишь послушных
исполнителей.  Напротив, я знаю, что он очень любил - и умел, надо приз-
нать - переубеждать оппонента. Но это случалось конечно же крайне редко:
с ним просто-напросто предпочитали не дискутировать.  Кроме  отца,  нас-
колько знаю, иногда мог в чем-то не соглашаться с ним Молотов. Возможно,
в более ранний период таких людей было несколько больше. По всей вероят-
ности, таким человеком был Троцкий. В остальных не уверен. Возьмите ран-
ние речи Бухарина, Каменева, Зиновьева и других. Там ведь сплошное восх-
валение  Сталина.  Культ личности создавали именно они,  причем сразу же
после смерти Ленина. От отца знаю, что из военных без боязни вызвать не-
довольство  диктатора  отстаивал  свою точку зрения,  причем решительно,
лишь один-единственный человек - Георгий Константинович Жуков.  Так было
и в сорок первом,  и в сорок втором, и в последующие годы. Это был чело-
век, которого нельзя было не уважать. Видимо, так считал и Сталин.
   На "ты" Сталин был лишь с единственным человеком - Молотовым.  Это не
значит, что я стремлюсь таким образом дистанцировать своего отца от Ста-
лина. Но так было. Сталин действительно не позволял себе в отношении мо-
его отца и Молотова того, что позволял себе в отношении, например, Мико-
яна и Ворошилова. С последними он просто не считался.
   Пожалуй, самой одиозной фигурой в сталинском окружении был Жданов. Он
ревновал любого человека,  который в тот или иной момент был близок Ста-
лину.  Как никто другой, он буквально рвался в наследники диктатора. Се-
рый кардинал в окружении Сталина - так, наверное, будет точно. Именно он
идеолог массовых репрессий в стране.  Когда будут  рассекречены  архивы,
наверняка  обнаружатся  телеграммы и письма,  подписанные им и Сталиным.
Зачасту