ставом).
     Среди  ветеранов выделялись сроками (27-28 лет  в зоне!) двое. Первый -
пан  Николай  Кончаковский,  мощный,  кряжистый  зэк,  в  прошлом   один  из
сотрудников СБ ("Службы безпеки") УПА. В украинскую армию он вступил в  1939
году, после разгрома первой армии в его жизни-  Польской. "Потом  тягались с
немцами, - рассказывал  он- , наших двенадцать тысяч активистов ОУН посадили
в Заксенхаузен..."  Пришла Советская армия,  и основной корпус УПА прорвался
через Чехословакию на Запад. А партизаны,  в их  числе Кончаковский, воевали
еще несколько  лет.  Пана Николая схватили в 1951 году. Приговор -  смертная
казнь. В  камере смертников  он  спал...  в  гробу.  Такие  были  у гебистов
театральные придумки!  Потом  в  тюрьме  появился хромоногий  еврей-адвокат,
написал кассационную жалобу,  и  Кончаковскому заменили "вышку"  25-ю годами
(примечание  1987  года: поразительно, но я  встретил  этого  адвоката...  в
Израиле! Опознал  по  хромоте... - М. Х.). На  тринадцатом  году  срока  ему
добавили  два  лагерных  года  -   "за  спекуляцию   чаем".  Чай   в   зону,
действительно,  подбрасывали  двум бытовичкам.  Попавшийся  с  поличным  при
передаче   "вольняшка"   назвал   получателем   Кончаковского...   По   чьей
рекомендации?   Главным  доказательством   преступления   служило   как  раз
отсутствие улик, т, е. то, что чая у Кончаковского вовсе не нашли.  Раз  нет
чаю, значит - что? Правильно,  успел  продать. По  спекулятивной  цене. А  в
нашем  пане  под этакой  медлительностью  высверкивает взрывной  темперамент
Тараса  Бульбы:  он-таки   плюнул  в  лицо  лжесвидетелю  на  допросе.  Срок
соответственно увеличился с 25 до 27лет! "Что я могу  для тебя сделать! - не
выдержал укора  старика земляк-прокурор.  - Мне приказали..."  Свои  27  лет
Кончаковский кончит через полгода после меня. Сидит  он за моим столом, пьет
за мое здоровье чай, и никому не  ведомо, что вернется  он в родную Рудню на
Львовщине ("как  Моисей, - напишет мне в ссылку Саранчук,  -  40 лет шел  на
Родину"),  и  на  13-й день увезут  его в  больницу, а через  18 дней  после
освобождения  станет  он,  как   Мартин  Лютер  Кинг,  "свободен,  свободен,
наконец-то свободен".
     - Як  жити пан Михаил, -  спрашивает. - Бо в зони я чоловик вильный,  а
там може  хто брехать на меня начнет... Где украинцу вильнее жити - в табори
але в Украини?
     Смеется, шутит, а, вижу, боится. Боится освобождения.
     ...На десять  минут  заскочил  к столу  с  дежурства  статный, величаво
красивый пан Константин Скрипчук. Месяц назад у него кончились первые 25 лет
срока, осталась  добавка -  еще четыре.  Когда-то за рост, красоту  и отвагу
взяли гуцульского паренька в гвардию румынского  короля! Потом  он  воевал в
УПА, "был  лихим пулеметчиком", как  рассказывал мне тот  же Саранчук, после
ухода  армии  на  Запад  вернулся  в  село,  женился,  родилось  трое  детей
(четвертая дочка родилась уже  после ареста),  крестьянствовал на земле, а в
1953-м году вспомнили и про него. Получил бандеровский мужской стандарт - 25
лет... Через  три  года Хрущев  объявил амнистию:  тех, кто воевал  рядом со
Скрипчуком и  успел  уже  отсидеть  10 лет,  их  отпустили  по домам,  а его
отправили  добивать  присужденный  "четвертак" полностью  - в Джезказганские
рудники. Жена прислал  туда письмо с  просьбой  -  разрешить  вторично выйти
замуж, и он ей разрешил: "Где ж ей с четырьмя детьми ждать такой сумасшедший
срок!", но  я вижу  -  и  сегодня,  через 20 лет он унижен разводом до живой
боли! Тогда и  "принял веру" - вступил  в Общину свидетелей Иеговы. Вопросов
веры  не  касаюсь  (не  моя,  как  говорится,  парафия),  но  по-человечески
обращение  - это  более чем естественный  акт:  он  получил  братьев  взамен
утерянных... И заплатил по счету. В 1958 году ЦК КПСС сделал новый прыжок на
верующих, а уж  где удобнее творить процессы над "религиозниками", как не  в
зонах?  С   "оперданными"  просто,  и  задержание  не  составляет  труда,  и
оформление на срок элементарно. Обыскали. Нашли  в тумбочке переписанную  от
руки статью из "Башни стражи" (органа иеговистов) и добавили к  25 годам еще
четыре. Итого сроку у Скрипчука - 29 лет. Как "рецидивиста"  его водворили в
камеры "особого режима": это высосало даже и его железное здоровье. Почки...
Все  равно  обязан  "вкалывать"  в кочегарке,  однако как инвалид  II группы
получил право раз в год полечиться на "больничке".

x x x

     Через три месяца, в ссылке  я услышал  западные радиоголоса.  Например,
как французская  коммунистка Жанетта Вермерш на вопрос  телекорреспондента о
судьбах диссидентов ответила: "Но у них, в России, такие законы".
     Проблема в том, что  и советские законы в  СССР не исполнялись.  Судьба
Скрипчука  -  тому  живой  пример. СССР  подписал (и  ратифицировал)  Пакт о
гражданских правах,  согласно которому в  Союзе  считалась действующей такая
элементарная норма: если  после совершения правонарушения  принят закон,  по
которому предусматривается меньшая норма наказания, чем  раньше, то приговор
пересматривается  по  новому  закону.  Логика  простая  и  понятная  -  даже
коммунистке:  вот  мы  вдвоем  совершили  правонарушение,  я  попал  в  руки
правосудия и получаю срок, скажем, десять лет (по  моей статье 58-10), а мой
подельник скрылся от правосудия и его достали  только после 1958 года, когда
за  то же деяние  (по  статье 70-й)  дают не более  семи лет  чистой зоны...
Неужели подельнику положен приз в три года срока по сравнению со мной за то,
что  он скрывался  от правосудия? А  ведь в казусе тех  же  Кончаковского  и
Скрипчука (после 1958  года максимальный срок  наказание в СССР считался  15
лет) разница достигала целых десяти лет!
     Я несколько  раз  писал про них  обоих  во всевозможные инстанции, г-жа
Вермерш. И - никакого ответа.
     Или  вот  - чемпион мира  по боксу Мохаммед Али, целовавшийся с главным
патроном  наших зон,  с Леонидом  Брежневым. Он посмел сказать, что наблюдал
"свободу совести"  в церквах  Москвы,  он,  отказавшийся  идти  на фронт  во
Вьетнам по религиозным соображениям (что бы с ним  сделали за это в Союзе!).
А  я  в  это время вспоминал старушек-"религиозниц", и "истинно православных
Надю  Усоеву и Таню Соколову (пять лет  за веру), и, конечно, Скрипчука, при
мне кончавшего свой 27-й год  заключения, господин Мохаммед  Али, кончавшего
их в кочегарке жилой зоны ЖХ 385-19.


Шпионы

     Отдельно за столом сидели шпионы. Их у нас немного.
     Первый    -   это    капитан-лейтенант    Виталий   Лысенко,    штурман
разведывательного  корабля. О сути дела знаю  немного - Виталий осторожен на
язык, как  и подобает  профессионалу  спецслужбы.  Родом он с  Полтавы,  сын
погибшего на фронте солдата. Собственно, в зону Виталий попал не за шпионаж,
а, как сам  выразился, - "по  дружбе". Его приятель, тоже капитан-лейтенант,
Константиновский  ("если  бы  вы знали,  ребята, в каком  месте он служил!")
задумал  стать агентом "Интеллидженс сервис" (этой  детали я не знал в зоне,
рассказали в Израиле товарищи, знавшие в тюрьме этого Константиновского - М.
Х.)  и  поделился  идеей  с  Лысенко. Тот  отказался. Через некоторое  время
Константиновский попал под  арест  (как именно  провалился, Виталий  сам  не
знал).  На допросе дал  показания,  что Виталий  отказался работать в паре с
ним. Лысенко был немедленно арестован по статье "недонесение" (до трех лет).
Далее  разворачивался  обычный  сюжет  с  использованием  паразитирования на
юридической  безграмотности обвиняемого...  "Вы говорите, что не соглашались
шпионить,  да? Почему?" - " Я  сказал:  подумай  о  жене и  детях. Если тебя
возьмут, что с ними будет!" - "А он?" - "Он ответил: ты-то хоть позаботишься
тогда  о  них". - "А  вы?" - "Я ответил нормально: ты мой  друг,  конечно, я
твоих не оставлю". Статью переквалифицировали по статье "укрывательство" (до
пяти лет. "Если бы вы не обещали  позаботиться о  его семье, может, он бы не
пошел на измену родине"...). "Но  неужели вы не пробовали его отговорить?" -
"Конечно, пробовал. Я ему сказал: вот  ты собираешься связаться с резидентом
через  машину  с  дипломатическим  номером.  Ты  сумасшедший, тебя  ж  сразу
схватят". Обвинение переквалифицировали по статье "соучастие в шпионаже" (до
десяти лет:  "Вы дали  ему совет, как  не надо  ошибочно действовать").  Наш
Виталик  получил  меньше  наименьшего  -  всего  восемь  лет  зоны  строгого
режима...  Жена его  оставила  ("Как ты  мог ничего  мне  о  своих делах  не
рассказывать!").  От  него я, кстати,  довольно  много  узнал  об украинских
проблемах  -   информация  оказалась  ценной,  поскольку   исходила  не   от
националиста,  напротив,  от  человека,  полностью  руссифицированного... "В
детстве мы с ребятами договаривались: с сегодняшнего дня ни слова не говорим
по-украински.  Так  я и  позабыл  родной язык". Недавно  вдруг  сказал  мне:
"Сегодня  ночью  мне  сон  приснился  на  украинском  языке.   Значит,  язык
вспомнил..."
     Еще шпион, Миша Конкин. Этот заслуживает уже не абзаца, а целого этюда.
     Лет ему  30 с гаком,  роста  выше  среднего.  Черняв, смугл, черноглаз,
широкий  лоб,  впалые,  будто  втянутые  в  полость  рта  щеки,  между  ними
вырвавшийся вперед нос с  горбинкой. Бытовички  на зоне уверены, что  Миша -
еврей, "похож очень" (я  и  сам так  же  поначалу думал, но сам Миша  упорно
отрицал, уверяя меня, что он чистокровный  русак.  Может быть...). Товаровед
по  образованию,  инспектор  какого-то  торга,  потом  попал  на  работу  по
специальности в  Министерство  обороны  СССР.  Курировал снабжение  крупного
оптического  завода. Работником был отличным,  не сомневаюсь. Но кормил Мишу
не маршал Гречко:  при Мишиных-то привычках это было бы  непросто и министру
обороны.  Ибо помимо основной семьи,  о  которой будущий  шпион заботился со
вкусом, размахом и удовольствием (детали в  его рассказах:  какие обои сумел
для  кухни  достать,  как  коридор  покрасил,  какой  редкостный  сервиз  из
конфиската сумел для  дома раздобыть), он  заимел еще холостую квартирку - с
какой-то  "сирийской"  (?),  по  его  словам,  мебелью,   с  баром,  забитым
импортными бутылками ("больше всего я любил  коктейль "Мартини"),  и  гнездо
посещала  некая  красотка-стюардесса,  украшенная алмазным колье  и  прочими
подобными  Мишиными дарами.  Иногда  они  путешествовали,  снимая по  дороге
номера  в  "Интуристе" ("каждую минуту  у  меня  в  кармане лежало не меньше
двухсот рублей": среднемесячная зарплата по стране составляла тогда примерно
150 рублей брутто).
     Свои  тысячи  Миша  добывал  подпольным бизнесом: его  сферой  считался
антиквариат. С ориентацией, видимо, на иностранных покупателей.
     ...Сейчас  модны  стоны  в  российских  масс-медиа  про  "утрату  наших
национальных ценностей" из-за Конкиных: ".Мы все стали беднее  после продажи
за рубеж произведений  нашей  старины  и  искусства". Но  ведь Конкины  были
блохами в шерсти  русского медведя  - верховного хозяина всех этих  стонущих
газет.  Казна,  прежде  всего,  торговала награбленными в  церквах иконами и
иными конфискованными  (и "реституированными",  т. е. награбленными в  чужих
музеях)  произведениями  искусства,  выручала  за  них  валютные  резервы  и
оплачивала ими гебистских затейников  в ста пятидесяти странах! Естественно,
громадная мафиозная монополия  была недовольна,  что в ногах путаются мелкие
конкуренты-конкины,  сбивая цены,  и  потому  обличала их мощью "Человека  и
закона". Но эту  несчастную жертву  подпольного  бизнеса пусть жалеет  более
доверчивый литератор...
     Миша Конкин  мне нравился. Прежде всего, поразительным  трудолюбием.  В
зоне  у  станка давал  170-180%  нормы  (ему  полагалось  выплачивать  казне
огромный   иск),  а   любую  свободную  минуту   тратил  на  "хобби"  -   на
художественную   резьбу  по   дереву.  Я  был  изначально  уверен,   что  он
профессионал - и изумился, узнав  что рисовать он впервые в жизни попробовал
в тюрьме,  а делать скульптуры из дерева - только в зоне. У него был и вкус,
и самоотверженная любовь к тому, что он делал.
     Лагерное начальство брало себе  за бесценок (простая обслуга, та просто
крала  у него по ночам, когда зэков выводили в жилую зону) Мишины статуэтки,
горельефы, шахматные фигурки. Платили ему в лучшем случае пачкой-другой чая,
но   чаще   -   административной   поблажкой.   Например,  "разрешением   на
"неположенную"    посылку    из   дому    (право   на   первую   продуктовую
пятикилограммовую  посылку  зэк  получает  после полсрока: для  Конкина  это
означало  -  через  пять  лет  после  посадки). Ему завидовали в  зоне! Ведь
отдавая  свои  чашки, кружки, фигурки ментам, он  получал  соизволение, чтоб
семья,  оставшаяся без  кормильца,  получила право  потратить на  него часть
своих заработков. Экая милость!
     По  натуре  Миша  человек  мягкий и деликатный.  Эти  качества,  видно,
помогали ему устанавливать на воле контакты с клиентурой, где его надежность
и порядочность в делах ценились. Он - преуспевал.
     Как его взяло  "под колпак"  ГБ? Что ж, люди бизнеса сравнительно легко
колются  на  допросах  -  Бог  им  судья.  Видимо,  кто-то  назвал...  Когда
выяснилось, что "большие обороты" крутит не  рядовой фарцовцщик, а уважаемый
сотрудник  Министерства   обороны,  у  ГБ  возник   нормальный  соблазн:  не
ограничиться  "спекуляцией",  но  прокрутить дело по  64-й  статье  ("измена
родине"). Это сулило конторе хороший дивиденд.
     Операцию  "Конкин"  разработали  Большие  Интеллектуалы  Контрразведки!
Сначала Мише  поступило предложение  -  купить  картину  одного из  учеников
Леонардо (небось, из "реституций"?). Цена  - 13  тысяч рублей. А параллельно
появился  покупатель-иностранец,  готовый выложить за нее  50 тысяч! За один
оборот Мишин оборотный капитал  учетверялся. Он  пустил его в дело. Но когда
"иностранец"  пришел  с  паролем  в условленный  сквер,  он  вдруг  объявил:
"Картина нужна, мы  ее  возьмем  -  позже  (представляю, с  какой  злорадной
иронией это говорилось! Кино - и только), но  сначала мы должны купить у вас
некие  служебные данные".  Его взяли, говоря  шахматным  языком, в  "вилку":
отказав, оставался без денег и с картиной школы Леонардо  в утешение. Слабое
для Миши утешение! Он  капитулировал. Какие сведения  представил  - не знаю,
сам  Миша  считал  их  важными  (по-моему,  самым  важным было  расположение
бомбоубежища  Министерства  обороны).  К слову: важность передаваемых  врагу
сведений не обязательно учитывалась в деле, следователь объяснял Мише: "Если
даже вы передали информацию только о количестве мест  в кинотеатре "Россия",
это уже считается шпионажем. Раз  эту информацию у  вас  запросили, значит ,
она кому-то  нужна. Хотя не  засекречена!". Когда  Конкин  явился  на  новую
встречу - последовал арест, "иностранец" оказался оперативником, словом, все
по киносхеме.  Орлы-соколы-контрразведчики сами себе шпиона придумали,  сами
его обезвредили, сами себя наградили - и надеюсь, прославят в нужном фильме!
Забавно,  однако, что в итоге на суде  что-то выиграл сам Конкин... Дела  по
нелегальному бизнесу подпадают под такие кровавые статьи закона,  что он мог
если и не расстрел получить, то,  по крайней мере, лет  13-15! А шпионаж ему
вынуждены были  сформулировать так:  "Приготовления  к покушению на шпионаж"
(он  ведь  в этой ситуации с настоящим иностранцем  в обычный, не  то  что в
шпионский контакт не вступал) - и это потянуло на минимум по 64-й, на десять
лет строгого режима.
     Правда, в  его приговоре было  три года "дополнительной меры" - ссылки,
но тут ГБ  не  было  виновато:  прокурор  ссылки  не просил. Ее добавила  по
собственной  бабьей  сути судья,  просто  надрывавшаяся от зависти  при виде
вещественных доказательств преступления - драгоценностей, которые Миша дарил
своей стюардессе. Что  поделаешь!  Когда  имеем карателя  в колготках (этому
праву  наших  женщин  завидуют  феминистки  на  пяти материках),  приходится
мириться с общественными убытками: пылкость, страсть приятны мужчинам, но не
за судейским столом, где требуется наоборот объективное спокойствие.
     А  все-таки  как  точно  рассчитали  гебисты  "вилку"   для  сотрудника
Минобороны... Нет, мы, зэки, их мастерство недооцениваем. С людьми советской
массы   они  отлично  умеют   работать.   Как  высказался  Виталий  Лысенко:
"Правильно, что они  глаз с  посольств  не спускают, не то офицеры все  окна
забросают информацией".


Беглецы за границу

     Рядом со шпионами усадили беглецов за границу.
     Недавно  прибыл  в  зону  18-летний  Саша  Загирняк.  Вместе  со  своим
24-летним  "подельником" Геной Шелудько  он  угонял летом 1977  года самолет
"Аэрофлота" в Стокгольм. Компаньоны-угонщики угрожали экипажу учебной, т. е.
просверленной  гранатой  (дыру  в  ней  залили асфальтом). Летчики оказались
хитрее  воздушных  пиратов: приземлились  не в  Стокгольме,  а  в Хельсинки,
откуда    беглецов   выдают   обратно   в   Союз.    На   аэродроме   пилоты
забаррикадировались  в  кабине  и..   уползли  через  нижний  люк,   оставив
пассажиров на произвол "захватчиков".  Не герои... Хорошо хоть пираты вообще
оружия  не  имели, да и в принципе оказались  славными  от  природы парнями.
Обыкновенные молодые искатели приключений, наш Саша, если и имел  о политике
понятие чуть больше  овцы, но  не намного. Бежал от скуки обыденной  жизни и
работы. Как делают "хиппи" на Западе. Получил всего восемь лет зоны и уж так
был  благодарен доброму дяде-следователю... А его неосторожный напарник Гена
Шелудько  схлопотал  себе  почти  вдвое больше (15 лет),  потому  что  когда
прокурор  Пономарев,   уважаемый  "Шкаф"  (не  шутка  по  Чехову,  настоящее
зэковское  прозвище),  редкостный,  по правде  сказать,  болван,  завопил на
процессе: "Советская власть дала им все. Она уничтожила  безработицу" - Гена
неосторожно  "венькнул":  "Ну  и  что? Гитлер  тоже  уничтожил безработицу".
Приумножая знания, приумножаешь скорбь свою, Гена!
     Забавные детали  из рассказов Загирняка. По его словам,  пассажиры были
довольны   приключением:   за   границей   побывали,   кока-колу   попили...
Протестовали  двое.  Одна  - симпатичная  девушка  с  комсомольским  значком
внушала Саше: "Зачем ты глупостями занимаешься?  Пойдем  лучше вдвоем вон  в
тот лесок" (самолет  уже стоял на полосе в  Хельсинки). Правда, ее решимость
пожертвовать  своей  женской  честью  ради спасения  его комсомольской  души
снизилась, когда он предложил вместо лесочка использовать свободный отсек  в
этом же  самолете...  Вторым героем  оказался пожилой человек, кричавший  на
"угонщиков": "Я не позволю собой распоряжаться. Я  - офицер-десантник". Саша
удовлетворенно  вспоминал,  как  усмиряла офицера  молодежь  с  авиалайнера:
"Папаша, заткни  пасть! Ты уже  жизнью попользовался, а мы еще жить  хотим!"
Кончилось  пререкание  грустно.  Чтобы  пассажиры  не  страдали  от  духоты,
угонщики открыли задний люк, и герой-десантник  выпрыгнул в него и,  видимо,
сломал или вывихнул ногу.
     "Хожу я возле  самолета с гранатой,  а  он  в  пяти шагах  от меня  еле
отползает, старый пердун! А если б у меня на самом деле было оружие?.."
     Саша  Загирняк  высок,  светловолос, голубоглаз  -  типичный  славянин,
только нос с горбинкой. Когда я обратил на эту деталь, он пояснил:
     - В милиции сломали. Я приехал  к сестре  в Ленинград - в ПТУ поступил.
Хлопцы из класса попросили: Сашко, подержи на квартире  магнитофон, в общаге
держать  не  положено.  А  на   самом  деле  они  маг  у  какого-то  пьяницы
позаимствовали на бульваре. Он  сделал заявление. Вызвали меня в  отделение,
завели в  пустую комнату вчетвером, стали "пятый  угол" показывать. Я упал -
они ж здоровущие, мент саданул меня ногой по лицу, вот нос и сломался. Потом
на следствии выяснили, что я ни в  чем не  виноват, отпустили без никаких, -
вдруг оживился.  - Когда  нас из Хельсинки  этапировали, я