на этапах  и в
лагтюрьмах бить первыми, чтобы выжить, и, чтобы  выжить, никогда и никого не
бояться  -  когда  сотни  тысяч блатных  гвардейцев  Сталина  обрушились  на
вермахт, это сокрушало даже немецких солдат.
     Когда молодчики вошли в пределы  Германии, пахан лично отпустил пружину
воинской дисциплины. Грабежи и насилия в поверженной стране - доля  кодле от
пахана, положенная ей по воровскому закону. Он сам объяснил это распоряжение
наивному  югославу Джиласу: "Мы пустили  в  армию  уголовников... Я не  вижу
большой беды, если солдат побалуется с женщиной".
     Кодла  до сих  пор  чтит  память своего пахана. В  Ермаке, где я  живу,
десятки  шоферов  - бывшие  бытовики,  и  их  грузовики и  автобусы украшены
портретами вождя советских народов... Он их понимал, атаман!
     Молодцы, проклинающие в ГУЛАГе  власть, - это не угроза Советам,  а  их
единственный живой резерв на будущее.


"Химия" и "химики"

     "Так  думал молодой  повеса,  летя в пыли на почтовых..." Но через  час
выяснилось, что купе - это  лишь шлюз, куда партию рабочего скота загнали на
станции наспех. А по дороге конвой залез в дела и принялся сортировать гурты
- по режимам.
     Меня перевели в полукупе  в конце вагона  - там возят  "политиков".  На
этот раз, однако, со мной сидело еще трое бытовичков.
     Представляюсь: "Михаил, статья 70-я".
     Раньше,  когда  представлялся   таким  образом  через  стены  полукупе,
неизменно  спрашивали:  "А  что  это  такое?"  Сейчас  сосед,  лет  30-и,  с
приятными, закругленными чертами лица и соломенного цвета волосами, радостно
приветствовал: "О, какая редкая статья! Политик? Приятно познакомиться."
     Свои статьи  соседи назвали  мне  без  пояснений,  как  нечто известное
каждому.  "140-я",  -   если  не  ошибаюсь,  сказал  интеллигентный   знаток
"политики". "145-я",-  объявил  мордатый  вожак "бытовой"  компании. Решаюсь
обнаружить  свое  постыдное  невежество  в  общеизвестных  реалиях советской
жизни. "Что такое - 140-я?" - "Кража". "А ваша - 145?" - "Разбой", -  сказал
все-таки со вздохом.
     Оба москвичи  и  оба  "химики" ("лица,  условно  освобожденные  из мест
заключения  с  обязательным  привлечением  к  труду  на  стройках  народного
хозяйства"), а в этот вагонзак их поместили  как... беглецов с "химии". Были
пойманы в Москве, сейчас этапируют обратно в Мордовию. Потому и выглядят так
странно: в гражданских костюмах, с длинными волосами, с бородами, совершенно
запрещенными в зонах.
     Терминологическое отступление для  несведущего читателя:  что  такое  -
"химия и "химики" на здешнем специфическом жаргоне.
     Так хранит народная память один  из великих  починов  Никиты Сергеевича
Хрущева.  Забыты  "царица  полей  кукуруза"  и  "елочка"  в  животноводстве,
торфоперегнойные  горшочки  и органоминеральные компосты,  картинная галерея
имени  Ленина  (взамен Третьяковки)  и  Пантеон  (на месте  мавзолея)...  Но
"стройки   Большой  Химии",  видимо,   помнятся:  там  впервые  использовали
"условное освобождение с обязательным привлечением к труду". Отсюда -"химия"
и "химики".
     Вопреки, казалось бы очевидности, рабский труд при близком рассмотрении
не выгоден Хозяину. Месяцы рабочего времени бесполезно съедаются следствием,
судом, этапами  на  стройку,  переобучением на  нужную  здесь  специальность
(вопреки  инструкции,  никто не работает по прежней специальности). Качество
труда рабов справедливо оценивал еще Цицерон... МВД этого не замечает, как в
первой  половине   XIX  века  плантатор-южанин   не   замечал   общественной
убыточности  труда  негров  (сам-то   он  получал  прибыль).  Но  экономист,
способный видеть проблемы хозяйства шире счетовода, знает  громадные  минусы
рабской, т.  е. по определению консервативной системы. Вот черточки из  моей
родной зоны ЖХ 385-19: станки довоенных лет  выпуска (лишь несколько  - 40-х
гг.); на рельсах, по которым полупродукты перевозили из цеха в цех,  я нашел
товарное клеймо: "1889 г.". При мне все-таки смонтировали мостовой  кран для
выгрузки древесины из вагонов, но он так и стоял без работы - привычнее было
разгружать фанеру и бревна вручную по ночам... (Уже в Израиле я познакомился
с редактором  Краткой Еврейской  энциклопедии  Нафтали  Пратом (в  Украине -
Анатолием Парташниковым), сидевшим в той же зоне, но лет за 20 до меня. "Что
вы выпускали на 19-й?" - спрашиваю его. "ЧГ-11", - отвечает ("часы гиревые -
одиннадцатая  модель"). "И мы тоже."  Вот  что  такое  консерватизм  рабской
системы!).А  ведь  наша   зона   еще  и  нетипична  -  в  ней  исключительно
добросовестные рабочие.
     ...Первую забастовку на моей памяти организовал  на швейной фабрике  ЖХ
385-17-А Гуннар  Родэ.  15  апреля 1975 года  он  сформулировал  требования:
"Протест против  невыполнимых  норм". Когда впоследствии я сам, очень плохой
швей-моторист, научился шить  "белые рукавицы с одним пальцем",  то спокойно
завершал  "невыполнимую"  норму  за  два  часа  до конца смены. А  настоящие
мастера  пошива,  Зорян Попадюк  или  Валерий Граур, спокойно  могли сделать
"невыполнимую" норму до обеда. Но Гуннар Родэ не лгал и не преувеличивал: он
не отрывался  от машинки с утра и до конца рабочего  дня и норму выполнить -
не  мог.  Ибо  он  делал  качественную  продукцию.  По-советски тяп-ляп  наш
аккуратный  прибалт  работать  не выучился... Земляк Гуннара, Фрицис  Клява,
чтоб выполнить норму, приходил в цех по особому разрешению начальника на час
раньше развода и вечером подрабатывал на нее  же... Зато рукавицы выходили -
"хоть  сейчас  в  Монреаль  посылай",  как  шутил  бригадир.  Правда,  кроме
прибалтов, мучеников качества, так  не работал  никто.  Мы, "политики",  еще
считались образцовыми  мастерами. Но  когда администрация  соседней, бытовой
зоны,  где  "бытовички"  давали  по  три  нормы,  попробовала  их  продукцию
продавать  в  единственном магазине  страны  (кажется,  в  Костроме), оттуда
пришло такое  количество  рекламаций и возмущенных  писем  от  привычных  ко
всякому   провинциальных   потребителей,   что  идею  "товарной   продукции"
начальство абортировало. Рукавицы, перчатки, робы -  все по прежнему уходило
в соседние и дальние лагеря и приносило  "прибыль", и зона ЖХ  385-17 всегда
числилась  среди  передовиков  производства.  Боюсь,  что  на  этом  примере
раскрываются успехи не только гулаговских отраслей советской экономики.
     Должен оговорить: создание зон  рабского  труда не являлось  следствием
чьей-то   недальновидной  тупости.  Когда  зоны  создавали,  в   них  имелся
определенный  общественный  смысл.   Главная  задача,   поставленная   перед
администрацией  зон.  -  не  экономическая выгода,  это  побочный  эффект, а
уничтожение,  но с некоторой социальной отдачей  идеологически сомнительного
человеческого материала.  И с  этой  задачей  - справились.  Второе: хозяину
требовался   в   огромных  количествах   ручной,  неквалифицированный   труд
(землекопы,  лесорубы,  горняки  и пр.), чтобы добытое кайлом и  пилой сырье
экспортировать  в   Европу,  а  ввозить  оттуда  оборудование  и   продукцию
высокоразвитой техники для создания  базы промышленности в  стране.  Третье:
основную  массу зэков  составляли тогда не  уголовники, а крестьяне -люди, в
силу   жизненной   привычки   трудившиеся  всегда  добросовестно  (вспомните
солженицынского Ивана  Денисовича, вкалывающего на лагерной стройке изо всех
сил  - втайне  от  товарищей... Иначе не умеет, иначе ему невозможно жить...
Мое знакомство с Родэ, Клявой и другими "осколками эпох минувших" заставляют
верить в жизненность этого, внешне неправдоподобного эпизода.)
     Четвертое. Рабские зоны дали возможность Хозяину быстро сосредоточивать
нужные массы тружеников  в  запланированных, хотя непригодных для нормальной
жизни,  в  отдаленных точках запустевшего или  неосвоенного,  громадного  по
площади материка.
     Но  прошли  годы,  в  СССР  появились  сложные станки,  компьютеры -  и
первостепенное  значение  неквалифицированного труда  незаметно  испарилось.
Падение общественной нравственности в ходе "раскрестьянивания" страны  дает,
оказывается,  непредусмотренный побочный эффект - продукция ГУЛАГа  потеряла
последние  признаки  качества. Неуемные аппетиты силовых  структур истощили,
казалось   бы,   неисчерпаемые   людские   ресурсы:  к   четырем   миллионам
военнослужащих мужчин приплюсуйте как минимум два с лишним миллиона мужиков,
обитателей ГУЛАГа (ныне ГУИТУ): такая перекачка огромных людских резервов из
производительной сферы  в армии  (пусть  в "трудармии") чувствительна даже в
СССР,
     По подсчетам демографов  (их я  читал в "Литгазете"),  в 1977 г. на 170
невест  приходилось  примерно 100 женихов.  Как после  страшной войны... Где
женихи? Видимо, в  армии  и  ГУЛАГе.  "И вот  вам результат":  на заводах  и
фабриках во многих областях  не хватает рабочих рук, а в ГУЛАГе напротив  не
знают, чем занять  уже посаженную МВД публику. Не хватает на  воле, конечно,
рабочих на трудоемких и мало оплачиваемых работах.
     Так и  возникла идея  "условного освобождения"...  на  стройки  Большой
химии.  Зэков  отвозят в нужные  Хозяину пункты,  освобождают из-под стражи,
поселяют в общежитиях (по сути - в те же лагерные бараки) и в направляют  на
вольнонаемные  должности,  которые отказываются  заполнять обычные работяги.
Что  выигрывал зэк?  Сам  себя  кормил.  То  есть мог наесться  досыта.  Мог
встречаться с  семьей,  с  девушками.  Мог  переписываться  без  ограничения
количества  писем.  Мог  ходить  по  округе   без  охранника.  Что  выиграло
начальство? Получало нужные ему кадры, в  нужных количествах, в нужной точке
СССР, и  вроде заинтересованные в  заработке (для  покрытия своих нормальных
нужд)   и   соответственно   в  предоставляемой   работе.   Был  у   системы
дополнительный  "побочный"  эффект:  "химией"  можно было  соблазнять  зэков
хорошо поработать в зонах тоже. Деньги-то в зоне никого особо не интересуют,
карцер никого особо не пугает (дашь сто процентов при низком качестве - и ты
спасен!), а вот  если посулить приз за хорошую работу -  свободу, пусть даже
неполную...
     В вагонзаке у меня  возникла возможность понаблюдать за  эффективностью
новой  системы  (до  сих  пор  только  слышал о ней). "Политики"  мечтают  о
"химии", где можно поесть до сыта, наговориться со своими вволю. (но с наших
зон за  три  с  лишним  моих года освобождено на  "химию" восемь  человек  -
шестеро  военных преступников, один  неудачливый беглец  за  границу  и один
"бытовик-политик").Тем сильнее поразило,  что  те бытовики., что  пользуются
"благами химии", ценят их так низко.
     Что  мне объяснили? "Полуволя  хуже неволи". Да,  доступны еда и водка,
да, есть девки и ножи,  но живут-то блатные совместно, в общежитиях, и  не в
силах  в команде удержаться от  свершения новых преступлений.  Кто не  хочет
пить и орудовать ножами - тех вынудит атмосфера "хазы", "малины" или как там
ее "по  фене ботают"? Типичный бытовик совершал новое преступление,  попадал
на зону, и проведенный на "химии" срок не шел ему в зачет!
     Возникла  неожиданная  зэковская реакция: попав  в общежитие,  "химики"
сразу  уходили в побег.  Как беглецы мне объяснили в  купе, "все равно снова
посадят, так хоть успеем  погулять". Рассказывали, якобы, побывав на "югах",
бытовики иногда  сами возвращались к воротам  бывшей зоны: спасибо,  мол, за
отпуск, начальник, а теперь с легкой душой можно законный срок досидеть.
     И все-таки, видимо, "химия" настолько выгоднее  зон для начальства, что
МВД пошло на уступки...
     Теперь так, - объяснял мне "разбойник", неформальный  лидер компании, -
выполнил  на "химии" норму - день твой,  в  срок считают,  даже если в побег
ушел Все  в зачет приговора идет.. Да потерпи немного, - успокоил он соседа,
совсем юного грабителя, умиравшего от желания  помочиться (прошу прощения за
физиологию, но ехали-то живые люди в клетке).  -. В Рузаевке из общаги сразу
машину за нами пришлют...
     А вдруг в пересылку?
     Должны бы в общагу.
     И тут я "врубился",  что  они уверенно ждут не возвращения в зону после
побега, но к себе, в общежитие "условников".
     С "химии" сбежал -  на "химию" возвращают. Погуляем  пару  деньков  - и
можно на Первое мая снова в Москву дернуть...
     Вор, оказавшийся  в миру парикмахером,  только  вздохнул: побаивался он
неистребимой  решительности  шефа-"разбойника",   но  противостоять   напору
грудастого спутника не умел. Что ж, в побег, значит, в побег...
     Разговор  переключился  на прописку, единственный,  кроме  "помочиться"
вопрос, волновавший простых советских людей.
     Ленинград с этого года  открыл прописку для зэков,  - деликатно включил
меня  в  общую  беседу  вор-парикмахер  (я не стал объяснять  разницу  между
обычным  зэком  и  "особо  опасным  государственным"), - а  нам,  москвичам,
трудно. После зоны  отправляют в Енисейск, поживи, говорят, там  год -  два,
тогда в Москву вернешься. Это если кто холостой, то можно, а у меня в Москве
семья...
     Тут я сумел вклинить вопрос, меня все же волновавший:
     Почему отменили возврат в зону после побега с "химии"...
     Так  не  всем  же...  В  Мордовии,  например,  только  для  иногородних
отменили.  А если ты  местный, мордовский, то  коли  ушел  в побег - опять в
зону.  Наши  так думают, что  это  заселяют мужиками Мордовию. Кто поживет в
общежитии  в Саранске несколько лет,  привыкнет  к городу,  девушку  найдет,
работу  по душе -  и  вот, глядишь, и остался в Мордовии. Если  ты женился в
Мордовии, то разрешают уйти  из общежития на квартиру.  Мне  вот жена пишет:
ты, небось, блядуешь  в  Саранске! Да на фига  мне  саранские  девицы, я без
Москвы жить не могу...
     А, пожалуй,  верно рассуждают "наши" - "химиками"  заселяют  российскую
провинцию. Причем есть тут есть и национальный ракурс проблемы - в Мордовии,
например,  национальную   область   разбавляют   жителями   центра   России.
Традиционная форма колонизации дальнего края - преступниками.


Из Мордовии делают русскую Австралию?


Рузаевский киномонтаж

     Хейфец, на выход, с вещами!
     Вызова не ожидал, думал  промчат быстро до Казани. Но  прошло несколько
часов - и вечером 22 апреля меня уже высаживают в Рузаевке.
     Станция  Рузаевка  -  распределительное зэкдепо  Мордовских зон, ее  не
миновать. Предупреждали же еще опытные зэки в зоне...
     Вечер. Юный грабитель не выдержал,  умолил купе  и  стыдливо  мочится в
углу. Нам что, нам на выход. А как тем, кого погрузят в Рузаевке?
     На платформе ночной автозак. Арестанты за решеткой напоминают карандаши
в  связке.  Удивительна  игра  тьмы  и   какого-то  зловещего  электросвета,
просачивающегося через боковое стекло от ворот тюрьмы.
     Здесь остались  только  мы -  зэки.  "Химиков", действительно, увезли в
общежитие.

x x x

     Длинный, метров на пятьдесят коридор рузаевской  тюрьмы. Десятки солдат
и прапорщиков. Перед  каждым  стоит, повернувшись  к нему  задом, совершенно
голый зэк. Феерическое все же зрелище.

     Ночной обыск.

x x x

     Рузаевская камера. Живу я, как  испанский гранд, - один в восьмиместном
трюме.  Есть  туалет! Есть  кран! Неслыханная  роскошь.  Кто-то  даже  забыл
обмылок. Кто-то  забыл обрывок тряпки, могущий служить полотенцем. Это воля,
это уже "Хилтон"!

x x x

     И бюрократизм на что-нибудь полезен.

     Каждый  вечер на камеру положена порция чая. Сколько конкретно в камере
сидит  зэков - того "баландерам" (зэкам из хозяйственной  обслуги) знать  не
положено. Тайна следствия!  "Баландер" открыл "кормушку" моей камеры, всунул
в  нее коленчатую трубу,  я  подставил  бачок -  и он бухнул в него  чуть не
полведра чаю. На восемь обитателей такой камеры!
     Господи, какое наслаждение,  наконец, одеть на  тело отмытое в  горячей
воде белье! Как славно я постирался тогда в Рузаевке... Вы, бедняги на воле,
давно позабыли про такие вот внезапные радости жизни.

x x x

     И еще наслаждение  зэка, которого "вольняшки" лишены. Рузаевская тюрьма
расположена в котловане между холмов. И каждое утро, когда меня выводили  на
прогулку,  на склонах  этих холмов паслись коровы.  Господи, зрелище, как на
Марсе!  Вот и грузовик пыхтит по дороге. Грузовики-то я не раз видел  за эти
годы, но чтоб вот так, просто по дороге, пыля... Матросы Магеллана, наверно,
вот так глядели на кастильские соборы после трехлетней кругосветки.

x x x

     Вообще -  какая  у  них теперь жизнь  на воле? Что изменилось за четыре
года?
     Пока  гуляю   по   прогулочной  камере,  часовой  на   стене,  наверху,
отвернувшись, болтает с кем-то невидимым:
     В шесть  утра поехали в Саранск. За мясом. Ну  че  тут, двадцать  кэмэ,
успели. В двенадцать  я  уже с  мясом -  будет  что  на Май  пожрать. А она?
Ворчит, ей, суке, костей много. Да где я ей мясо без костей достану!
     Долго в очереди стояли?
     Долго. Все инвалиды войны, сволота е...я.  То  один  участник войны без
очереди лезет, то другой.  Им положено... И бабы  беременные, суки, тоже все
вперед...  Стоишь, дрожишь, хватит ли,  а она с пузом -вперед! Я ведь и  сам
из-за костей  там поругался, так продавцы  вовсе отпускать  товар перестали.
Ушли от прилавка, и все. Уж так очередь просила вернуться, не обижаться...
     Вернувшись в камеру, записал их разговор для памяти.

x x x

     24 апреля - вызов на этап.

     На станции колонну зэков ведут  куда-то  далеко  -  через пути. Солдаты
держатся за кобуры.
     Я не  выдерживаю: по нервозности  могут  ударить  отставшего, а  у меня
вещи,  мне тяжелее, чем другим: " Перестаньте психовать. Никто же не убежит,
неужели сами не видите."
     Побежит - так пуля догонит.
     Дурак, разуй глаза: все в гражданском платье,  в робах никого нет. Люди
едут на освобождение - кто ж побежит?
     Он поднял на меня глаза, которые ничего не видели: выпуклые пуговицы.

x x x

     К слову - о солдатских  глазах. Товарищ по зоне,  бывший  солдатик Миша
Карпенок,   убежавший  в   Турцию  через   южную   "неприступную"   границу,
рассказывал:
     Начали турки допрашивать меня про армию. Я отвечаю: про это говорить не
буду. Я не изменник, а  беглец. Родину  люблю, только  плохих людей в ней не
люблю, оттого ушел. Они поставили меня спиной  к  стене, приклепали руки над
головой (показал - как именно), вроде ничего  особого, а постоишь  несколько
часов - выключаешься. Они  обольют  водой,  и  снова стоишь, пока  голова на
сторону  не упадет.  Опять  отольют. Глаза  жестокие,  посверкивают.  Видно,
веками народ пытками занимался и  с удовольствием, Ну, не выдержал я  пытки,
сказал, что буду говорить. В Советской  армии, рассказываю, солдаты питаются
кашей, вооружены автоматами Калашникова - а  что я еще  знаю, всего 17  дней
служил, даже присяги еще не принял.
     Турецкое правительство выдало  честного и упрямого Мишу своим  коллегам
из КГБ,  причем в  довесок передало заявление о предоставлении политического
убежища,  адресованное в  турецкий МИД - чтоб легче было судить. Он  получил
свои семь лет.
     Когда  выдавали нашим,  я глянул в глаза солдатам-пограничникам - и все
понял.  Эти завезут  сейчас в темный лес и расстреляют... Глаза-то мне давно
знакомые - не глаза, а дырки. Ими, кроме водки, ничего не увидеть. Я от этих
глаз и убегал-то... Турки, они пытают - и ненавидят тебя, потому и пытают, а
кончили пытать, - могут пожалеть, накормить... Ты для них человек,  и к тебе
относятся ,  как к человеку - или плохо, или хорошо, но все по глазам видно.
А наши - это ж нелюдь какая-то, вроде к рыбам попал.
     Вот такие  рыбьи  глаза я в тот день и видел у  солдат на этапе. И тоже
думал: вдруг споткнусь о какую-то рельсу - ведь стрельнет, ненормальный!

x x x

     В вагонзак нас не принимают - нет мест. Вообще нет.
     Выводят меня одного - к общей зависти.
     Хоть этого одного возьми. Особо опасный государственный.
     -Пятьдесят шестая?
     Шестьд