ные показания следователь дал Васе право на получение
внеочередной посылки в тюрьму.
     - Спасибо Аньке-сибирячке, сразу выслала.
     Анька-сибирячка - Васина сестра.  Далее следовал рассказ, как  когда-то
он ездил к сестре в гости.
     -  Муж  ейный  -  начальник  с портфелем. Вечером  говорит  мне: выпить
хочешь? Ясно, хочу, че я  не человек, что ли. Ну, говорит,  только  Аньке не
сболтни, щас  достанем.  Анна, идем  с  Василием  гулять,  город ему покажу.
Столовка.,  заходим  туда с  заднего  хода. Заведующая  сама  нам  навстречу
выскочила.  Во баба! Че вам надо? Сама не понимаешь?! Щас будет. Выносит нам
на подносе  графин  водки и  закусь. Хорошо угостила. Зять ее жарил, я сразу
допер, потому боялся, что я Анке сболтну. Ну, стоящая  у зятя баба. Сиськи -
во!
     ...Больше всего в этом месте опасаюсь, что читатель подумает,  будто  я
обличаю "военного преступника". Во-1-х,  как раз среди них я встречал совсем
иных людей (другая тема, я  уже писал о ней в  "Месте и  времени").  Во-2-х,
вчера таким же Васей выглядел обвинитель, прокурор на новгородском процессе,
успевший за три минуты эфирного времени солгать, по моим  подсчетам, минимум
два раза.  И  телекомментатор процесса - тоже.  Почему я  сравниваю  обычных
советских лжецов  на  должности  с сотрудником  гиммлеровской военно-полевой
полиции? Да  потому что у  лжецов на должностях никогда  не  хватило бы духу
сказать "нет" врагу  в лагере для военнопленных, где из  троих молодых людей
двое погибало от  голода и болезней (данные, имеющиеся у меня здесь: из пяти
миллионов семисот пятидесяти  тысяч советских военнопленных, преимущественно
солдат-новобранцев,  погибло  за  четыре  года  войны три  миллиона  семьсот
пятьдесят  тысяч). Кто  из  этих, "нынешних", мог  бы умереть за отечество в
безвестности, как собака за  хозяина, бесславно, не только без благодарности
Родины,  но  наоборот, оплеванным  ею, умереть  с  достоинством  ради  своих
внутренних принципов  - люди, которые и жить с достоинством не  научены! Все
обличители Коробкиных,  прокуроры и пропагандисты, следователи и писатели  -
доведись поменяться с ним местом в тех обстоятельствах - и никто  не заметил
бы сейчас разницы между нынешним судьей и  нынешним  подсудимым. Все простые
советские люди, воспитанные на лжи и потому бессильные перед Злом.
     Может быть, потому я так несдержанно об этом  говорю,  что узнал, слава
Богу, достаточно людей  в Союзе, способных с достоинством и жить,  и умереть
во имя принципов их  духовной  жизни. Но с годами безмысленная,  бездуховная
муть все шире  разливается  по этой стране. Греки когда-то определили  самый
могущественный  народ  своего  мира, персов,  как "людей,  которые  не умеют
говорить "нет"...  Сейчас здесь, в Ермаке, я кругом  вижу людей, которые "не
умеют говорить "нет"  - ни начальству, ни подлецу, ни -  что главное - самим
себе, своей внутренней пошлости  и  распущенности, что присуща человеку. Это
реальность, которая  окружила меня  после выхода из  зоны на волю, она-то  и
заставляет вспоминать Васю Коробкина...
     ...В  соседней  со мной комнате  живет  разливщик  стали  на  комбинате
ферросплавов  -  28-летний экс-милиционер, уволенный из  МВД  за алкоголизм.
Устроившись на завод,  из  первых четырех  дней  работы  пропьянствовал три,
снова пьянствует,  и уезжал  лечиться от  алкоголизма, и  после этого  опять
пьет. Троих внучат кормит его пожилая мать.
     ...Дом  напротив. Вдовец,  чиновник,  владелец  немалого  приусадебного
хозяйства.  К  слову,  в   прошлом  коллега   Васи  Коробкина  по  службе  в
гехаймефельдполицай, в  нынешнем -  мой "опекун" от ГБ по  месту жительства.
Иногда, налакавшись,  дядя Вася выходит на  промысел - ворует у соседей мясо
из кладовок и охапки сена из стогов.
     ...Еще сосед  по  квартире  - молодой казах.  "Условник", получивший за
взятку в милиции право жить не  в общежитии, а на частной квартире. Укладчик
бетона, пропивает приличную получку  за два дня ("вмажем флакон, Михаил?") и
до  следующей получки ходит вечно голодным, ненавидя и  завидуя  тем, у кого
имеются  тарелка с едой. Особая примета - склонность ко лжи не для получения
выгод, это бы нормально, а исключительно из какого-то  своеобразного чувства
самоутверждения ("Здорово я ему лапши на уши навешал, Михаил?")
     ...Другой   объект    наблюдения   -   пышнотелая   супруга    крупного
инженера-металлурга. Собирает деньги у подруг на покупку импортных изделий у
неких  "торгашек",  но  вещи подругам не  отдает, деньги  тоже. Коли  совсем
припрут,  всучивает  подругам  под  видом  "фирмы" какой-нибудь  кемеровский
промкомбинат, неаккуратно срезая с него советские наклейки.
     Все эти "объекты" и напомнили про Коробкина  из гехаймефельдполицай. Не
злодеи  -  злодейство  ведь  предполагает  духовность,  только  сатанинскую,
враждебную добру. Здесь - ничего похожего. На  месте совести пустота, как  у
майора Ковалева на месте носа.  Ну, может,  у  кого-то  бугорок остался,  не
знаю.
     Винить  ли  Советскую власть  с ее  безрелигиозностью, тотальной ложью,
пьянством и пр.?
     Но ведь она все-таки  насаждает - даже  той же ложью! -  мораль (хотя и
советскую  мораль).   Для  того  и  коробкиных  судит  ("вот  что  бывает  с
изменниками! Все равно найдем  и покараем!"), и снимает все эти бесчисленные
фильмы,  телепередачи  о  войне.  Победа  в  войне  над  гитлеризмом  -  это
единственное  чистое  дело  Советской  власти,  и  она инстинктивно  за  нее
цепляется...  Но  это  -  стремление  насадить  в  обществе  мораль,   а  не
аморальность!
     Да и объективно: рядом со мной живут люди,  воспитанные Соввластью,  но
не лишившиеся совести. Рядом с моим экс-милиционером иногда  вижу его брата,
старательного  рабочего,  поступившего  в   вечерний  институт,  увлеченного
коллекционированием марок (здесь и это - признак определенной духовности). В
конце  концов, я сам воспитан на  "Антидюринге" и "Государстве и революции",
безо религии - и не стал же я "коробкиным"...
     Думается, обширное  сословие  возникло  в  процессе  ломки  сложившихся
обществ (не только  в  России) -  из  выломившихся со своих  мест людей. Как
горьковские  босяки,  они  перемещаются  в  пространствах., не  имеют  круга
жизненных привязанностей.  Вчерашний  крестьянин -  потом горожанин-рабочий,
вчерашняя  доярка  - секретарша  в конторе,  модница,  вчерашний  хулиган  -
инженер, а  инженер  наоборот -  сегодня рабочий  (это  не  "художественный"
перечень, упоминаю их всех без фамилий, но перед глазами  реальные соседи по
Ермаку).  Каждое перемещение из слоя в слой, из региона в регион, из семьи в
зону, из  лесов  в степи (и наоборот)  - разрушает  стереотипы общественного
поведения,   выработанного  в   месте   воспитания  человека  -  стереотипы,
выработанные общиной, классом, нацией - и усвоенные под названием совести.
     Конечно, это "совесть для  людей", а не тайный голос души, направляющий
наши  поступки,  который  принято обозначать  сим  словом.  Но  суть-  не  в
терминологии. Выламываясь из  своего общественного слоя, миллионы коробкиных
теряют  какую-никакую,  а  все  же  свойственную им  культурную  традицию  и
превращаются  в  "перекати-поля",  заполняющие   советские  города,  поселки
и...лагеря.
     СССР  все-таки  превратился в современное индустриальное общество  и  -
платит положенную цену.


"Хейфецу на день народження"

     Уже перед  этапом  Коробкин  стал  мне доказывать, что  он невиновен  в
позорной  истории,  когда   на  пересылке  рецидивисты  пытались  "опустить"
подброшенного  на растерзание  украинского  национал-демократа  Осадчего,  а
Коробкин, по рассказам, им помогал... Я не успел дослушать защитительной его
речи - Васю увели на этап.
     Оставшись один,  занялся детальной ревизией  "обысканных" бумаг: "Тогда
считать мы стали раны, товарищей считать..." Что у меня конкретно слямзили?
     Выписанные афоризмы  Шамфора - ну, афоризмы для Зиненко, что червяк для
иртышского  чебака  (еще в зоне  он  слямзил у  меня  афоризмы Ключевского).
Капитан думает, что эти  "мудрые мысли" написал я, что это - конспекты  моих
лагерных  заметок  (не так я прост, пан  капитан!).  А почему удалили первую
страницу  (!)  из  конспекта  книги  о  Кромвеле   или  конспект  статьи   о
"негритюде"? Потому что  национальная  тема  - она и в  Африке  национальная
тема?..  Изъяты  все  переводы  с  украинского  языка(вообще все  украинское
вызывает у Зиненко хрюкающую ненависть). Еще на 17-й зоне  он конфисковал  с
мотивировкой   "Антисоветское   стихотворение,   содержащее   клеветнические
измышления против советского строя" перевод на украинский язык классического
стихотворения  Киплинга "If", сделанный Василем Стусом  (так  точно  и  было
записано - изымали-то  у  меня...)  Впрочем  "клеветнической антисоветской",
согласно   протоколу,  была  книга   Владимира  Короленко   "История   моего
современника"  -  видимо, нестерпимым  показался  капитану абзац  классика о
недопустимости  подачи  прошений  о  помиловании на Высочайшее  имя в  среде
узников 19 века.
     По-настоящему из потерянного  я  жалел только открытку - стихотворение,
подаренное Миколой Руденко на день рождения. Конечно, я помнил его наизусть,
а все ж жалко... Ну, стерпим. В привычке терять - наша сила.


Айрикян versus "Дубовлаг"

     22 апреля, когда кончился мой официальный лагерный срок, объявляют:
     - Хейфец на этап.
     На выходе, на внешней стене, ловлю глазом надпись:  "Айрикян. Увезли  в
Ереван 31.III". Значит, Паруйр выиграл совместную партию!
     Айрикян  -молод, горяч,  красив:  и  ему скучно долго  сидеть на  одном
лагерном месте.(Из  его рассказов о  первом сроке: "Отсидел на тройке -  там
вся  зона сто метров на пятьдесят. Кончил  срок,  вышел -  не могу  смотреть
вдаль. Разучился"). Время от времени он устраивает для себя  развлекательные
перерывы в виде поездок на допросы и "беседы" в Саранское, а то и Ереванское
ГБ, а на этапах постоянно  ищет "дырки в заборе", чтоб  отправить послания и
инструкции своей Национальной Объединенной партии.
     Месяца  три назад его привезли в  нашу  зону в лагтюрьму и...неожиданно
перевели   оттуда   в   лагерную   амбулаторию  -   "подлечиться".  Подобная
"гуманность" настолько не в духе "товарищей", что все понимали  - в прихожей
амбулатории  установлен  "клоп". Что-то им важно узнать (тогда  мы ничего не
знали о  взрыве в  московском метро,  устроенном армянскими националистами).
Посему  по  сценарию  Паруйра  я  провел  с  ним   возле  "клопа"  несколько
"исповедных" бесед. Долго и нудно упрекал армянских гебистов  за их ошибки в
предыдущем  раунде переговоров  с Айрикяном, объясняя,  как  бы им правильно
требовалось проводить беседы. "И вот вам результат" - он едет в Ереван...
     (Уже в Ермаке получил письмо от ссыльного члена НОП Размика  Маркосяна:
"Паруйра в тот раз увезли не в Ереван, а в Москву. Предлагали освободить, но
с обязательным выездом за границу, что, как ты знаешь,  его не  устраивает".
Действительно, Паруйр  мне говорил: "Человек должен жить на  родине: евреи в
Израиле, а армяне в Армении. И я - тоже").


Финита ля "Дубровлаг"

     На  этапе из  тюрьмы на  станцию - натурально  еду в "стакане". В общей
камере разместили  женщин,  даже  в  "караулке"  сидит  хорошенькая  молодая
женщина с грудным ребенком на руках (потом выяснил - младенец чужой, она его
взяла  подержать  на  руках). Разговариваем сними  через  "жалюзи",  молодух
интересуют  "короли" политических  зон, и  я  выступаю  агентом  по  "паблик
рилейшнс" Эдуарда Кузнецова  (тем успешнее,  что никогда  его не  видел).  В
караулке москвичка с ребенком держится "королевой" блатных зон, и  конвой ею
покорен. Когда на станции конвой открыл дверь  "караулки", она  произнесла с
интонацией интеллигентки из анекдотов:
     - Извините, пожалуйста, будьте так добры, закройте, еще раз пожалуйста,
дверь, нам дует.
     Ошеломленный конвой ретировался без звука.
     Узнав, что я - "политический", молоденький часовой стал  расспрашивать:
"Чего  вы хотите?" Изложил ему "12 пунктов" Сергея Солдатова и впервые понял
правоту теоретиков, разрабатывающих  программы. Сам я не верю в исполнимость
любых,    до    жизненного   опыта    намеченных    схем,    и   по   натуре
-импровизатор-прагматик,  но теперь  - из того  же жизненного опыта - понял:
для пропаганды  в массах четкая, логичная, короткая программа незаменима. Ее
действительно хочет услышать рядовой человек, утомленный в быту рысканьем за
"флаконами" и  "пузырями", а  в политике рысканьем от  Сомали к Эфиопии,  от
Китая к США, от Хрущева к Брежневу... За полчаса стоянки в ожидании поезда я
успел завоевать в солдате конвоя МВД вполне доброжелательного слушателя.
     Наконец,  прибыл состав  со  "столыпиным". Нас  вывели из  автозака  на
перрон.  Дальнейшее   -  сфера  видеоряда,  а  не  словесного   изображения.
Представьте группу в семь женщин, одна с грудным младенцем на руках, поодаль
от них  небритый  немолодой  интеллигент с зэковским деревянным  чемоданом и
грязным рыжим рюкзаком. Напротив  полукругом цепочка из одиннадцати солдат с
автоматами  "Калашников" наизготовку и...десять  (sic! - я сосчитал)  собак:
две   свирепые   на   вид   кавказские   овчарки,   остальные   -    обычные
восточноевропейские...
     А на заднем плане видеоряда - бредут еле волочащие ноги  нищенки, будто
спрыгнувшие с картин Сурикова.
     Команда: "Пошел!"
     Тяжело  взбираться с  моими  вещами  в  вагон.  Обычно зэки  -  с малым
мешочком, чтоб  удобнее  взбираться в  автозаки или вагонзаки:  едут либо из
дома в тюрьму,  либо из тюрьмы домой. Ни там-  ни там  ничего привезенного с
собой не требуется (в тюрьме все домашнее "не положено",  дома тюремное - не
нужно). А я и не домой, и не в тюрьму - потому багажа много.
     Ну,  вот  сейчас  почувствовал:  лагерь  как таковой кончился. "Прощай,
любимый лагерь", - как пели мы в пионерах.
     Или - до свиданья, "Дубровлаг"?


Глава 3. 22 апреля - 6  мая 1978 г. Рузаевская пересыльная тюрьма

     - перекресток мордовских зон


Нехорошие мысли о хулиганах

     В вагонзаке меня сунули в купе с "бытовиками".
     По уставу это  делать запрещено, причем  сразу по двум пунктам:  нельзя
соединять  особо  опасных политиков с  идейно  неиспорченными  грабителями и
вдобавок  нельзя соединять заключенных и ссыльных. С точки  зрения  властей,
вполне  разумная  мера:  потенциально  агитаторов  отсекают  от обиженной  и
решительной массы, преимущественно - "пролетарской". Но мест в вагонзаках не
хватает, и конвой запихивает политиков в любые свободные ячейки.
     Если  правозащитник  протестует,  ему   доступно   ехать   отдельно  от
уголовников.  Неутомимый  правозащитник  Вячеслав  Чорновил  протестовал  на
каждом этапе, требовал, чтоб  его  нигде не держали  больше  десяти суток на
этапном  перегоне - и  добился  своего.  Доехал  до  Чаппанды без уголовного
соседства (только  в Якутии  его продержали в  тюрьме дольше  десяти суток -
никак не могли  качественно установить в его квартире "клопа". Он "обнаружил
его мгновенно и  устроил жуткий хай ленинским гебистам" (из письма ко  мне в
ссылку).  Но я не  правозащитник, а  литератор, мне интересны  не законы,  а
живые люди,  новые впечатления  - и борьбой за чистоту советского уголовного
права я на этапах  пренебрегал. Если уж честно  признаться, была еще причина
сдержанности: я  физически не  могу просить у  властей  ничего, что способно
показаться  им "поблажкой", пусть  вполне законной. Враг  и  насильник  есть
только враг  и  только насильник.  Когда добиваюсь от него "прав",  невольно
признаю его причастным к понятию права,  т. е. признаю пусть  неприятным, но
государственным  мужем,  а  не обыкновенным пиратом,  исхитрившимся  украсть
Большую казенную  печать.  Словом, на жалобы  в защиту своих личных  прав  я
жалел истратить  пасту из шариковой ручки (протесты, конечно, шли по  другой
графе, их я писал - было дело).
     ...Все  купе в вагонзаке отделены от  коридора, где  находится  охрана,
косой  металлической решеткой  (солдатам мы, наверно, напоминаем  зверюшек в
зоопарке).  Купе обычные  вагонные,  но  второй  ряд  полок  складной доской
превращается  в  сплошную,  от  стены  до стены полку -  этакий  потолок над
нижними  сиденьями. На  самых  верхних, багажных  полках тоже,  естественно,
лежат люди  -  и  в  обычное  "купе  на  четверых" вмещается  иной раз до 15
человек!
     Как зэк с опытом, я, едва  вступив в  клетку, сунул  чемодан вниз,  под
сиденья  и  мартышкой взлетел под потолок. Багажная полка  - самая  удобная:
узкая, делить ни  с кем  не придется, рюкзак - готовая подушка,  спать можно
лежа - это большая роскошь на этапе!
     Через минуту багажную  полку напротив занял  сосед, парень лет 20-и,  с
физиономией напористого хулигана.  Бывают лица, ясные  с  первого взгляда. В
тот момент ,  однако, он дергался на полке от бессильной ярости, от  желания
врезать  от  бедра  в   челюсть...  А  уголках  глаз   подозрительно  что-то
посверкивало... Только что его ограбил конвой.
     Он  ехал  на  пресловутое  "условное   освобождение"  и   вез  фигурные
авторучки-самоделки,  по  его  словам,   сувениры  родителям.  Отобрали  их,
разумеется, без акта -авторучки просто  перешли в карманы  тех, кто в данную
минуту сильнее.
     ...По  российской   традиции,   наверно,   я   должен   посочувствовать
ограбленному - тем более, что материл он всех,  начиная с лысого пидора (так
почему-то  обозначал В.  И. Ленина) или  Героя Малой земли  и кончая "е....м
прапором", что ходил  возле  клеток (нижний  ряд как  раз  и уговаривал  его
купить пронесенный через  обыск изящный  медальон-самоделку: "Да ты не п...и
офицера, он свою долю получит! Всего пачка чая,  посмотри сам, какая вещь! А
нам зажувать надо" и пр.) Как говорил Дон-Кихот: "Дело странствующих рыцарей
помогать обездоленным, принимая  в соображение их страдания, а не мерзости".
Нормальные писатели в России так поступали.
     Но я хорошо помню, о чем размышлял на багажной полке. Вот рядом со мной
типичный   представитель   трудовых  масс,   миллионами   проходящих   через
гулаговские воспитательные  курсы.  Каких доказательств  искать  насчет  его
антисоветской настроенности?
     Но  думалось  мне,  что подобный  вывод явится типичной  арифметической
ошибкой.
     Да, если  власть ослабеет,  хулиган-молодец себя покажет. Станет первым
революционистом,   обнаружив    для   мести   и   агрессивности   подходящую
идеологическую  курточку.  Уж  он-то  обдерет  бывших  угнетателей  -  и  не
машинально, как  его самого сегодня  солдатики,  а с ретивостью установителя
правопорядка. Но это - если... А пока советская жизнь твердо впечатала в его
вечно "поддатое" сознание: сила сделает что угодно, с кем  угодно, когда  ей
угодно. Власть - прежде всего, сила. И если такая кодла, как власть, захочет
принять  его,  распустеху  и  алкаша,  себе  на  службу -  он  с  рвением  и
инициативой кинется ее обслуживать.
     По  странной  ассоциации сосед  хулиган вызвал  в памяти размышления  о
Сталине. Уникальный  ведь был негодяй,  но  большой политик...  В частности,
никогда  не  забывал  реалии  этого  мира -  моих  соседей по вагонзакам.  И
использовал  масштабно для  решения  вопросов  не  только внутренней,  но  и
мировой  политики. Вот к началу войны молодые идеалисты России  и всего мира
(кроме  самой  Германии и немногих ее искренних союзников) встали  плечом  к
плечу со  Сталиным - фюрер не оставлял иного выбора.  Но идеалистов всегда и
всюду  не  хватает  для  победы.  И  тогда  Сталин  мобилизовал  гулаговскую
уголовную вольницу. Построил мобилизацию по  законам их  мира,  по-блатному:
кто не хотел работать на пахана, тех мочили! Кто отступал - тех тоже мочили.
Пахан  есть пахан,  и сила  есть  сила.  И  когда  озверевшие в  зонах урки,
прошедшие отбор на выносливость голодом, холодом, научившиеся