зник человек в полувоенной форме без знаков различия: добротном френче защитного цвета, таких же бриджах, заправленных в щегольские хромовые сапожки. Это был Александр Кириллович Шахов собственной персоной.
     - Что тут за шум, Василий Иванович? - поинтересовался Шахов и с интересом взглянул на Всесвятского.
     - Веду допрос задержанного, - сообщил молодец с двумя кубарями в петлицах. - Весьма подозрительная личность. Скорее всего связной белогвардейской террористической организации. Все за это говорит...
     - Оставьте нас вдвоем, Василий Иванович.
     - То есть как?
     - Выполняйте, лейтенант!
     Молодец нехотя поднялся и направился к двери. У самого порога он оглянулся, словно хотел что-то сказать, но лишь странная двусмысленная улыбка скользнула по его губам.
     Шахов уселся на стул напротив Всесвятского, отодвинул в сторону лампу.
     - А я ведь сразу вас узнал, Николай Николаевич, - весело сообщил он.
     - Не имею чести...
     - Да как же!.. Ведь мы с вами встречались. Я, конечно, тогда был несколько моложе. Попробуйте вспомнить.
     Теперь свет лампы падал так, что лицо Шахова было освещено хоть и четко, но чересчур контрастно. Одна его половина выступала ярко и отчетливо, другая, наоборот, находилась в тени, так что черты лица выглядели несколько гротесково.
     - Лампу, пожалуйста, передвиньте, - попросил Всесвятский.
     Шахов исполнил пожелание и тотчас принял свой обычный вид.
     - Что-то такое припоминаю, - неуверенно произнес Всесвятский. - Крым, двадцатый год?
     - Нет.
     - Воронеж, двадцать шестой?
     - Опять не угадали. Не буду вас больше мучить. Помните гимназиста? Хутор Мертвячья балка... Археологическая экспедиция....
     - Саша?!
     - Именно, Николай Николаевич.
     - Не может быть! Я считал, что вы погибли. Наводил справки. Сказали: вся семья уничтожена.
     - Нет, во время бандитского налета убили только моих родителей.
     - Помню телеграмму. Но считал: вы сгинули в годы Гражданской войны. К счастью, нет. Я рад... Просто-таки очень...
     - И у меня такое же чувство. Но что вас привело в наш город? Вообще, довольно невероятная встреча. Допрос... Этот кабинет... Мой помощник обвиняет вас в контрреволюции. Как все понимать?
     - Недоразумение, исключительно недоразумение. Прибыл в Соцгород в командировку.
     - Но что делать здесь археологу?
     - Я нынче сотрудник краеведческого музея.
     - Ну да ладно. Не буду лезть в душу. Хотелось бы пообщаться в более располагающей обстановке, чем эта темница. Вы, собственно, где остановились?
     - У знакомых.
     - В каком районе?
     - Кажется, он называется Шанхаем.
     - На Шанхае?! Почему именно там?
     - Так сложились обстоятельства. Гостиница для меня дороговата... К тому же длительное время не видел друзей, приехал, они предложили остаться.
     - Но Шанхай пользуется дурной славой... А у нас как вы очутились?
     - Можете себе представить, вышел под вечер на улицу, решил, знаете ли, прогуляться. Тут два хлопца хвать меня под белы ручки...
     - Да, на Шанхае проводилась облава. Уголовный элемент совсем распоясался...
     - Возможно. Не понимаю только, меня-то арестовали на каком основании? Документы в порядке, на уголовника я как будто не похож. Да ведь меня и не в уголовщине обвиняют, а в гораздо более тяжком преступлении. Ваш подчиненный толковал про некую контрреволюционную организацию... Называл меня связным...
     - Это он, конечно, хватил. Приношу извинения.
     - И какова моя дальнейшая судьба?
     - Помилуйте, Николай Николаевич, мы же не гунны. Вы свободны. Сейчас я распоряжусь. - Шахов снял трубку внутреннего телефона. - Федотова ко мне. - Появился давешний молодец. - Вот что, Василий Иванович. Товарища Всесвятского я давно и хорошо знаю. Ему можно полностью доверять. Поэтому приказываю его немедленно освободить. Все ясно?
     - Но, товарищ майор...
     - Никаких "но"! Под мою личную ответственность.
     - Слушаюсь. - Лейтенант исподлобья взглянул на Всесвятского, и во взгляде этом, кроме неприкрытой насмешки, тот прочитал явственное удовлетворение, словно некая намеченная цель была достигнута.
     Шахов и Всесвятский вышли из здания управления и остановились во дворике. Стояла глубокая ночь.
     -Тишина-то какая! - с мечтательными интонациями в голосе заметил Шахов.
     - Какая же это тишина? - отозвался Всесвятский, прислушиваясь к ровному гулу от тысяч работающих механизмов, узлов, агрегатов. Гул этот переходил в некий ритм, сродни музыкальному. Словно громадный оркестр исполнял современную индустриальную мелодию, протяжную и монотонную, но одновременно завораживающую своей мощью и глубиной.
     - А мы и внимания не обращаем, - задумчиво произнес Шахов - Привыкли.
     С горы был хорошо виден весь промышленный гигант, сверкающий миллионами огней, мерцающий вспышками электросварки, озаряющий полнеба всполохами огня от разливаемого в ковши расплавленного металла.
     - Грандиозно! - воскликнул Всесвятский, и непонятно было, чего в голосе больше: восторга или иронии. - Триумф индустриализации!
     - Да, впечатляет, - отозвался Шахов. - Такое ощущение, словно завод стоит на этом месте века, а ведь всего несколько лет назад здесь была голая степь и почти полное безлюдье. Все это содеяно руками людей... Наших советских людей! - с пафосом добавил он.
     Всесвятский промолчал.
     - Вы как будто не согласны? - В голосе Шахова послышалась чуть заметная настороженность.
     - Отчего же? Согласен. Но какой ценой воздвигнут этот молох и какими методами? Насилием и рабским трудом
     - Неправда, - запальчиво сказал Шахов. - Энтузиазм тоже имеет место. Трудовой порыв...
     Он оборвал свою речь, достал из кармана расстегнутого френча пачку дорогих папирос "Герцеговина Флор".
     - Угощайтесь, Николай Николаевич. Оба закурили.
     - Куда сейчас? - поинтересовался Шахов.
     - Не знаю. Наверное, на Шанхай.
     - Далековато. Общественный транспорт уже не работает. А пешком заблудитесь с непривычки. Да и не советую ходить по ночам. Народишко здесь тертый, а ваш саквояж привлекает внимание. Может, переночуете у меня?
     - А не стесню?
     - Нисколько. Я сейчас живу один. Жена с сыном уехали к теще в Курск. Да и потом, очень интересно узнать о вашей жизни. Как-никак не виделись... Это сколько же получается? Ба, восемнадцать лет! Почти день в день. Сколько воды утекло! А я сразу же вас узнал. Даже не изменились. Удивительно! Весь мир перевернулся, а вы все такой же. Садитесь в машину, поедем ко мне. Там и перекусите. Вы, наверное, проголодались?
     В двухэтажном щитовом доме Шахов занимал две отдельные комнаты. Обстановка квартиры была добротной: ковер на стене, большой кожаный диван с полочкой, на которой стояли разные фарфоровые безделушки, письменный стол, комод с круглым зеркалом посередине и двумя высокими, синего стекла, вазами по бокам, этажерка с книгами. Имелось здесь и пианино. На окнах - плюшевые портьеры с бомбончиками.
     - Располагайтесь, - сказал хозяин, кивнув на диван. - Я сейчас...
     - Мне бы... э-э...
     - В туалет? - понял Шахов. - Удобства, к сожалению, на улице. Выйдете из подъезда и налево. Увидите побеленную будку.
     Когда Всесвятский вернулся, на письменном столе стояла нехитрая закуска: банка консервов "Язь в томатном соусе", тушенка на тарелке, нарезанное ломтиками копченое сало, хлеб, несколько мятных пряников. Над снедью возвышалась едва початая бутылка коньяка.
     - Уж извините, Николай Николаевич, - стал оправдываться Шахов, - хозяйки дома нет, питаюсь исключительно в столовой, поэтому, сами видите, закуска довольно скудная. Коньяк сохранился после майских праздников. Вполне приемлемый. Правда, я не большой любитель.
     - А чай у вас есть?
     - Сейчас будет. Поставил чайник на примус. Давайте по рюмочке за встречу.
     Они чокнулись и дружно выпили.
     - Так рассказывайте, что вы, как вы?.. Я часто вспоминаю палатку в овражке, заросли боярышника и шиповника, костерок, на котором варился кулеш. Незабываемое время. И эта гробница... Что, кстати, с ней стало? Как прошли для вас все эти годы?
     - По-разному, - отозвался Всесвятский. Он вкратце обрисовал свою дальнейшую- судьбу, о многом, правда, умолчав, об ином не договаривая.
     Хозяин вел себя примерно так же. И тот и другой чувствовали: разговор не получается. Не помогал даже коньяк.
     Шахов быстро опьянел. Он скинул френч, оставшись, в не совсем свежей сорочке, перехваченной широкими подтяжками. Лицо его раскраснелось, лоб покрылся бисером пота, глаза ярко блестели. Все выдавало чрезмерное возбуждение. Наконец он не выдержал:
     - Скажите, только честно, зачем вы сюда приехали?
     - Честно? - Всесвятский с легкой улыбкой взглянул на Шахова. - Ну, если честно, бороться со злом, как ни высокопарно это звучит.
     - Со злом?! Что вы имеете в виду? - В глазах Шахова мелькнул ужас.
     - Не волнуйтесь, не с нынешней властью. Я не Дон-Кихот, чтобы сражаться с ветряными мельницами. Да в общем-то не думаю, что данная власть лучше или хуже всех остальных, когда-либо господствовавших на Руси. По сути, народ сам выбирает себе правителей. Не зря говорили римляне: "Vox populi, vox dei". Что хотели, то и получили. Но сейчас не время дискутировать. Помните то существо, которое находилось в гробнице? Так вот, нынче оно находится в вашем городе.
     - Как вас понимать?! - изумленно воскликнул Шахов.
     - Однозначно. Это существо - вампир. Шахов засмеялся:
     - В последние дни я то и дело слышу про вампиров. Значит, это вы распускаете подобные слухи? - Он тут же посерьезнел. - Но зачем?
     - Понимаю, звучит более чем странно, однако факт остается фактом, верите ли вы этому или нет. Более того, вампир представляет несомненную угрозу для вашего города. Несколько человек уже погибли...
     - Как же он попал в наши Палестины? - иронически поинтересовался Шахов. - Пешком дошел или, может быть, по воздуху перелетел? И почему вампира привлекают именно гиганты народного хозяйства?
     - Его доставили сюда
     - Конечно же, в черном гробу?
     - Возможно, что и в гробу, а скорее всего, в ногу со временем, в обычном сосновом ящике с надписью: "Оборудование. Осторожно! Не кантовать!"
     - Ха-ха-ха! Прямо анекдот! А вы, часом, того, не сбрендили?
     - Думайте, что хотите. Но моя цель - отыскать это существо и уничтожить его.
     - Николай Николаевич, - с мягкой интонацией заговорил Шахов. - Вы, возможно, не понимаете, где находитесь, да и вообще, в какое время живете. Возьмем, к примеру, хоть сегодняшний случай. Забрали вас во время проверки документов. Мой помощник заподозрил, причем вполне обоснованно, что вы не тот, за кого себя выдаете. И не появись я, "Deux ex machina", с вами могли обойтись очень круто. Вам просто повезло.
     - А не будь вас, что случилось бы тогда?
     - Скорее всего вы ночевали бы в камере. Но это только начало. Дальше расследование: кто таков, откуда, зачем приехал, у кого остановился? А это время. Значит, вы продолжаете оставаться под арестом. Вас допрашивают и, услышав странные речи, в лучшем случае отправляют в психиатрическую лечебницу, а в худшем - обвиняют в контрреволюции, терроризме, организации подпольной антисоветской группы...
     - Но ведь я ни в чем не виноват?!
     - Очень возможно. Но это еще нужно доказать. Время сейчас очень тревожное. Империалистические силы во что бы то ни стало хотят помешать нам строить социализм. А тут вы со своими вампирами... Где остановились? На Шанхае - рассаднике мелкособственнической и уголовной заразы. У кого? У так называемых "бывших" - парочки, в прошлом белогвардейцев.
     Всесвятский удивленно взглянул на Шахова:
     - Значит, вы знали о моем появлении?
     - Естественно, знал. Такая уж у меня служба. Правда, ни сном ни духом не ведал, что речь идет именно о вас. Агентура сообщила: на Шанхае появилась весьма подозрительная личность... и описание вашей внешности. Так вот. Совсем недавно нами раскрыта антисоветская группа, занимавшаяся вредительством. В группе - бывшие офицеры царской армии, недобитые колчаковцы, кулаки и подкулачники. Всеми силами они пытались устроиться на промышленный гигант. Кое-кому это удалось. Почему их так тянуло на производство? Вовсе не из желания реабилитироваться, а как раз наоборот. Вредить! И вредили. На домне неожиданно сломалась газовая турбина. За которую, между прочим, плачено валютой. В искореженных лопастях найден здоровенный гаечный ключ. Налицо вредительство. Стали разбираться. Бдительные рабочие сообщили: некий мастер по пьяному делу ругал советскую власть, хвастался, что устроит аварию. Мастера арестовали и с пристрастием допросили. Сознался, гад, что это его рук дело. Или на строительстве второй очереди электростанции в подшипниках монтируемых турбин обнаружили толченое стекло. Кто же, спрашивается, его подсыпал? Да репрессированное кулачье, работавшее на строительстве электростанции в качестве подсобников. Естественно, мы находимся в постоянном напряжении, поскольку и враг не дремлет. И тут вы...
     - Но я не вредитель. Напротив, хочу помочь. Вы даже не представляете, какая всем грозит беда. Это посерьезней, чем стекло в подшипнике.
     - Извините, Николай Николаевич, но нам виднее, что главное и что второстепенное. - В голосе Шахова послышались металлические нотки. Однако он тут же переменил тон. - Давайте-ка лучше еще выпьем
     - Н-да, - заметил Всесвятский, - как все-таки время меняет людей.
     - Вы о чем?
     - Вспоминаю вас шестнадцатилетнего. Волнистая шевелюра, мечтательные глаза... Я думал, вы станете поэтом, писателем, учителем, в конце концов, но уж никак не ожидал увидеть... - Всесвятский не договорил, взял папиросу и закурил.
     - Опричника, хотите вы сказать? - закончил за него Шахов.
     Всесвятский развел руками.
     - Ладно, пусть будет опричник. Но я, простите, не виноват. Выбирать не приходилось. Приехал тогда в семнадцатом в Питер. Сообщают: родители убиты во время бандитского налета. Кто убил? За что? Голова кругом идет. На уме одно - найти злодеев. Подвернулся один "братишка". Отыщем, говорит. Шагай за мной. Привел сначала в Центробалт, потом в Смольный. Стал я при нем вроде адъютанта. И такая жизнь интересная началась, что я про все на свете забыл, каюсь, и про убиенных родителей в том числе. И, понимаете, если до сих пор в голове моей был полный сумбур, то тут вдруг все стало просто и ясно. Всю предыдущую жизнь я слышал лишь одни высокие слова: про вековое угнетение народа, про царскую камарилью, про сатрапов... И хотя мой отец и большинство его друзей как будто ненавидели существующий строй, но существовали они от щедрот этого строя и сами отнюдь не бедствовали. Свергли царя, к власти пришли люди, подобные моему отцу. И ничего не изменилось. Голод, разруха, а они произносили речи о войне до победного конца И, кстати, вы тоже были одним из таких людей. Я же помню наши разговоры возле костра. Вы прекрасно разбирались в происходящем, однако предпочитали сидеть анахоретом в степи и ни во что не вмешиваться. А те, другие, к которым я примкнул, возможно, и не разбирались в политических тонкостях, однако точно знали, кто друг и кто враг.
     И неудивительно, что они вскоре скинули болтливых присяжных поверенных.
     - А вы не думали в тот момент, что кто-то из субъектов, подобных вашим новым друзьям, расправился с вашими же родителями?
     - Думал, еще как думал. Даже знал почти наверняка. Всякое пришлось повидать, а мои, как вы выразились, "новые друзья" были скоры на расправу.
     - Так вы их оправдываете? - изумленно спросил Всесвятский.
     - Что вы такое говорите? Как можно!..
     - Но из ваших слов вытекает...
     - Рушилась связь времен. Отец шел на сына, брат на брата... Допустим, с ними бы ничего не случилось. Как бы в таком случае повернулась моя судьба? Особо гадать не приходится. Бегство на юг, участие в белом движении... Потом эмиграция...
     - Возможно, у белых вам бы тоже понравилось, - иронически заметил Всесвятский. - Они были весьма прямолинейны и опять-таки долго не разговаривали. Помню в Джанкое возле станции целую вереницу повешенных на телеграфных столбах...
     - Подобные предположения меня оскорбляют! - запальчиво выкрикнул Шахов.
     - Но вы только что сами попытались спрогнозировать возможные повороты собственной судьбы. Я просто развил ваши взгляды. Ведь, в принципе, вам было безразлично, кому служить. Главное, чтобы кто-то решал за вас. Вот и сейчас, следуя персту указующему, видите в каждом потенциального вредителя или шпиона. Поскольку вы человек образованный и способный логически размышлять, то понимаете, что всю страну в прокрустово ложе идеологии вместить невозможно. Подчиненный ваш, допрашивавший меня, либо дурак, преисполненный служебного рвения, либо очень хитрый пройдоха. Он прекрасно видел - документы мои в порядке, тем не менее набросился на меня "аки лев рыкающий". Но ведь вы - человек иного уровня и воспитания, однако полностью оправдываете его действия. Будь на моем месте другой, как вы справедливо заметили, он бы ночевал в камере. Вот вы насмешливо выразились в отношении русской интеллигенции. Мол, только болтали. Однако у тех людей имелись принципы.
     - А у меня, значит, их нет?
     - Выходит, что так.
     - Ошибаетесь, Николай Николаевич. Я - коммунист и горжусь этим. Генеральная линия партии - вот мой главный принцип. Стрелка компаса всегда указывает в одном направлении, сколько ни верти саму коробку компаса. И генеральная линия партии не подвержена колебаниям, как бы разные троцкисты-зиновьевцы не пытались извратить ее.
     - Стрелка компаса действительно указывает на север. Не заведет ли она вас в вечную мерзлоту? - насмешливо заметил Всесвятский.
     - Попрошу не вести в моем присутствии антисоветские разговоры! Только в память о нашем знакомстве...
     - Вы не арестовываете меня? За чем же дело стало? Вот телефон. Звоните.
     - Арестовывать вас я, конечно, не буду, но попрошу выбирать выражения!
     - В таком случае, чтобы не нарушать ваше идеологическое девство, я лучше откланяюсь. На дворе уже светает.
     - Вы меня обижаете. - Шахов явно выглядел смущенным. - Несмотря на различие во взглядах, ведь мы остаемся друзьями?
     Всесвятский пожал плечами. Потом взглянул на хозяина.
     - Знаете, в чем ваша проблема? В душевном одиночестве. И семья имеется, и служба, и как будто убеждения, а по сути вокруг вас пустота, вакуум. В идеале вы бы желали иметь спокойную, необременительную должность, вроде почтмейстерской. Ни от кого не зависеть и ни за что не отвечать. Но нынче так невозможно. Поэтому, как мне кажется, вас ожидают крупные неприятности. За сим позвольте откланяться.
     - В таком случае разрешите на прощание дать вам совет, - сказал Шахов. Он, казалось, испытывал явное облегчение от того, что встреча старых друзей подошла к концу. - Немедленно уезжайте из города.

ГЛАВА 17

     В ту самую ночь, когда охотник за вампирами опрометчиво попал в поле зрения НКВД, а позже пытался, опять же необдуманно, пристыдить руководителя столь серьезного ведомства, американский подданный Джон Смит, известный среди знакомых как Джоник, вновь отправился на поиски приключений. И не куда-нибудь, а именно на Шанхай.
     Если помнит читатель, давеча он покинул странный поселок, абсолютно уверенный, что его мистифицируют.
     Джоник вернулся в свою комнату в одном из бараков Кировского района. Сосед Коля Попов отсутствовал - видно, был на работе. Джоник улегся на койку и задумался. Как понимать все произошедшее? Он так и этак перебирал все события, случившиеся с ним намедни, и постепенно все больше склонялся к мысли: морочить ему голову просто не имеет смысла. Провокация? Но для чего?! Всесвятский вовсе не похож на агента НКВД. Он вел весьма двусмысленные разговоры... А что в этом такого? Джоник не раз сталкивался с подобными высказываниями. Тем более не похожи на провокаторов те два старорежимных старика. И уж вовсе не лезут ни в какие ворота, как говорят русские, ночные события в доме благообразного татарина Валитова. Допустим, непонят