покойствие.  Ночь  была  теплая,
светила полная луна.  С  незапамятных  времен  любовники  с  удовольствием
смотрят на спутницу нашей планеты. Леон и  его  подруга  растворили  окно,
выходившее в маленький садик, и наслаждались  свежим  воздухом,  напоенным
запахом клематисов. Но недолго  им  пришлось  посидеть  у  окна.  Какой-то
человек ходил по саду взад и вперед,  опустив  голову,  скрестив  руки,  с
сигарой во рту. Леону показалось, что это племянник англичанина,  любителя
портвейна.


   Я не люблю вдаваться в излишние подробности и не считаю себя  обязанным
рассказывать читателю то, что он легко может вообразить; не стану  поэтому
излагать час за часом все, что произошло  в  гостинице  городка  N.  Скажу
только, что свечка, поставленная на нетопленном камине в голубой  комнате,
наполовину выгорела, когда в комнате англичанина,  где  до  сих  пор  было
тихо, раздался странный звук, какой мог бы произвести тяжелый предмет  при
падении.  За  этим  звуком  последовал  не  менее  странный  треск,  затем
приглушенный крик и несколько неразборчивых слов,  похожих  на  проклятие.
Юные постояльцы голубой комнаты вздрогнули. Может быть,  это  их  внезапно
разбудило. На них обоих звук этот, который они не  могли  себе  объяснить,
произвел почти зловещее впечатление.
   - Это наш англичанин во сне, - сказал Леон, пытаясь улыбнуться.
   Он хотел успокоить свою спутницу, но  на  него  тоже  напала  невольная
дрожь. Через две или три минуты кто-то открыл дверь в коридор, казалось, с
большой осторожностью, потом она  тихонько  снова  закрылась.  Кто-то  шел
медленным, неуверенным шагом, словно хотел скрыться незамеченным.
   - Проклятая гостиница! - воскликнул Леон.
   - Здесь как в раю! - ответила молодая  женщина,  кладя  голову  на  его
плечо. - Я смертельно хочу спать!..
   Она вздохнула и почти сейчас же опять заснула.
   Один знаменитый моралист сказал, что люди перестают болтать,  когда  им
не о чем больше просить. Поэтому нет ничего  удивительного,  что  Леон  не
стал  делать  никаких  попыток   возобновить   разговор   или   рассуждать
относительно звуков в гостинице городка N. Но  помимо  воли  все  это  его
тревожило, а в памяти возникало многое такое, на что  в  другом  состоянии
духа он не обратил бы ни  малейшего  внимания.  Ему  вспомнилась  зловещая
фигура племянника англичанина. Какая ненависть была  у  него  во  взгляде,
когда  он  смотрел  на  дядю,  меж  тем  как   разговаривал   он   с   ним
подобострастно, вероятно потому, что просил денег!
   "Что может быть легче для молодого и крепкого человека,  доведенного  к
тому же до отчаяния, как влезть из сада в окно? К тому же он, видимо, тоже
остановился в этой  гостинице,  раз  ночью  прогуливался  по  саду.  Может
быть... даже  наверно...  несомненно  ему  было  известно,  что  в  черном
чемодане находится толстая пачка банковских билетов... А этот глухой удар,
похожий на удар дубины по лысому черепу!.. Этот  подавленный  крик!..  Это
ужасное проклятие! И затем шаги! У племянника  -  лицо  убийцы...  Но  как
можно совершить убийство в гостинице, полной офицеров?  Конечно,  дверь  у
этого англичанина, как у человека осторожного, была заперта  на  задвижку;
ведь он знал, что  этот  негодяй  находится  поблизости.  Он,  видимо,  не
доверял ему, если  не  хотел  разговаривать  с  ним,  имея  в  руках  свой
чемодан... Но зачем предаваться таким  ужасным  мыслям  в  минуту  полного
счастья?"
   Вот что проносилось у Леона в голове. Будучи во власти этих  мыслей,  в
которых я не стану разбираться подробнее,  -  для  него  самого  они  были
смутными, как сонные видения, - он машинально  остановил  свой  взгляд  на
двери, соединяющей голубую комнату с комнатой англичанина.
   Во Франции двери закрываются неплотно. В голубой комнате между дверью и
полом была щель, по крайней мере, в два сантиметра.  Вдруг  в  этой  щели,
едва освещенной отблеском  паркета,  показалось  что-то  темное,  плоское,
похожее на лезвие ножа, так как край, озаренный светом свечи,  представлял
собою тонкую, очень блестящую линию. Оно медленно ползло по направлению  к
голубой атласной туфельке, небрежно брошенной неподалеку  от  этой  двери.
Может быть, это какое-нибудь насекомое вроде сороконожки?..  Нет,  это  не
насекомое. Оно не имело  определенной  формы...  Две-три  темные  полоски,
каждая с блестящей  линией  по  краю,  проникли  в  комнату.  Движение  их
ускоряется вследствие  покатости  пола...  Они  подвигаются  все  быстрее,
сейчас они доберутся до туфельки. Сомнений быть не может! Это -  жидкость,
и жидкость эта (теперь при свечке ясно виден ее цвет)  не  что  иное,  как
кровь. И покуда Леон  с  ужасом,  не  шевелясь,  смотрел  на  эти  ужасные
струйки, молодая женщина продолжала спокойно спать, и  ровное  дыхание  ее
согревало шею и плечо ее любовника.
   Из  того,  что  Леон  сейчас  же  по  приезде  в  гостиницу  города  N.
позаботился  заказать  обед,  можно  заключить,  что  он  был   достаточно
рассудителен,  умен  и  даже  предусмотрителен.  И  на  этот  раз  он   не
опровергнул представления, которое можно было бы о нем  составить.  Он  не
пошевелился, но напряг все силы своего ума,  чтобы  предотвратить  ужасное
несчастье, которое ему угрожало.
   Боюсь,  что  большинство  моих  читателей   и   особенно   читательниц,
исполненных героических чувств, осудят такое поведение, такое  бездействие
Леона при данных обстоятельствах. Мне скажут, что он должен был  броситься
в комнату англичанина и задержать убийцу или,  по  крайней  мере,  поднять
трезвон, чтобы разбудить прислугу гостиницы. На это я прежде всего отвечу,
что во французских гостиницах шнурок от звонка  служит  исключительно  для
украшения  комнаты  и  не  связан  ни  с  каким  металлическим  аппаратом.
Почтительно, но твердо добавлю, что если нехорошо предоставить англичанину
умирать по соседству с вами, то не особенно  похвально  и  жертвовать  для
него  женщиной,  которая  спит,  положив  голову  вам  на  плечо.  Что  бы
произошло, если бы Леон поднял шум и разбудил  всю  гостиницу?  Сейчас  же
появились бы жандармы и прокурор  со  своим  писцом.  Люди  эти  по  своей
профессии настолько любопытны, что, прежде чем приступить к  расследованию
дела, они задали бы Леону ряд вопросов: "Как ваша фамилия? Ваши документы?
Кто эта женщина? Почему вы оказались с нею в голубой  комнате?  Вы  должны
явиться в суд, чтобы показать, что  такого-то  числа  такого-то  месяца  в
такой-то час ночи вы были свидетелем такого-то происшествия".
   Именно эта мысль о прокуроре и жандармах прежде всего пришла  в  голову
Леону. В жизни бывают иногда случаи, когда не  знаешь,  как  тебе  следует
поступить.  Что  лучше:  оставить   ли   без   помощи   незнакомого   тебе
путешественника, которого режут, или покрыть позором  и  потерять  любимую
женщину? Неприятно, когда приходится разрешать подобную задачу.  Бьюсь  об
заклад, что она любого поставит в тупик.
   Леон поступил так, как, вероятно, большинство людей поступило бы на его
месте: он не шевельнулся. Не отводя  глаз  от  голубой  туфли  и  красного
ручейка,  который  почти  касался  ее,  он  долго  пребывал   в   каком-то
оцепенении, его виски  покрылись  холодным  потом,  а  сердце  билось  так
сильно, что готово было разорваться.  Вихрь  мыслей,  образов  странных  и
ужасных преследовал его, а внутренний голос  твердил  непрестанно:  "Через
час все откроется, и это - твоя вина".
   Но, неотступно повторяя: "Как выйти из этой переделки?", в конце концов
находишь луч надежды. Леон подумал:  "Если  мы  уедем  из  этой  проклятой
гостиницы до того, как станет известно, что произошло в соседней  комнате,
мы можем, пожалуй, замести наш след. Здесь нас никто не знает; меня видели
только в синих очках, а ее -  только  под  вуалью.  Мы  в  двух  шагах  от
вокзала, и  через  час  мы  будем  очень  далеко  от  N."  Перед  тем  как
предпринять эту поездку, он внимательно изучил расписание поездов и теперь
вспомнил,  что  есть  восьмичасовой  поезд  на  Париж.  А  там  они  сразу
затеряются в этом огромном городе, где  скрывается  столько  преступников.
Кто же там найдет двух невинных?  Но,  может  быть,  кто-нибудь  войдет  в
комнату англичанина раньше восьми часов? Вот в чем вопрос.
   Убедившись, что другого выхода нет, он сделал отчаянное  усилие,  чтобы
сбросить с себя оцепенение, в котором он так долго уже находился;  но  как
только он  пошевелился,  его  юная  спутница  проснулась  и  страстно  его
поцеловала. Прикоснувшись к его ледяной щеке, она вскрикнула:
   - Что с вами? Ваш лоб холоден, как мрамор!
   - Ничего, - ответил он неуверенно, - мне  показалось,  что  в  соседней
комнате какой-то шум...
   Он высвободился из ее объятий и прежде всего отодвинул голубую туфлю  и
заставил креслом дверь в соседнюю комнату, чтобы скрыть от  своей  подруги
ужасную жидкость, которая перестала течь  и  образовала  довольно  большую
лужу на полу. Потом приоткрыл дверь в коридор, прислушался,  решился  даже
подойти к двери англичанина. Она была заперта. В  гостинице  уже  началось
движение. Рассветало. Конюхи на дворе чистили лошадей; с третьего этажа по
лестнице спускался какой-то офицер, звеня шпорами:  он  шел  наблюдать  за
интересной операцией, которую лошади любят больше, чем люди и для  которой
существует специальное название: "засыпать корм".
   Леон вернулся в голубую комнату и со всеми предосторожностями,  которые
может подсказать любовь, прибегая к массе обиняков и смягченных выражений,
изложил своей спутнице положение, в каком они очутились.
   Опасно оставаться, опасно и слишком поспешно уезжать.  Но  еще  опаснее
дожидаться в гостинице, пока раскроется  катастрофа  в  соседней  комнате.
Нечего и говорить, что сообщение это произвело ужасное впечатление. Слезы,
нелепейшие планы; сколько раз несчастные бросались друг другу в объятия со
словами:  "Прости  меня,  прости  меня!"  Каждый   считал   себя   главным
виновником. Они поклялись  умереть-вместе,  так  как  молодой  человек  не
сомневался, что правосудие признает их виновными в убийстве англичанина. И
так как они не были уверены, что им позволят поцеловаться на эшафоте,  они
стали целоваться  наперед,  сжимая  друг  друга  в  объятиях  и  заливаясь
слезами.
   Наконец, наговорив множество бессмыслиц,  нежных  и  душераздирательных
слов, они признали, среди тысяч поцелуев, что план, придуманный Леоном, то
есть  отъезд  восьмичасовым   поездом,   действительно   был   единственно
выполнимым и наилучшим. Но оставалось еще переждать два томительных  часа.
При каждом звуке шагов по коридору они дрожали всем  телом.  Каждый  скрип
сапог, казалось, возвещал прибытие имперского прокурора.
   Свой легкий багаж они уложили во мгновение ока. Молодая женщина  хотела
сжечь в камине голубую туфлю,  но  Леон  поднял  ее,  вытер  о  постельный
коврик, поцеловал и спрятал себе в карман. Он удивился, что от нее  пахнет
ванилью; его спутница душилась "букетом императрицы Евгении".
   В гостинице уже все проснулись. Слышно было, как  смеются  лакеи,  поют
служанки, солдаты чистят мундиры своих офицеров. Леон хотел заставить свою
подругу выпить чашку кофе с молоком,  но  она  объявила,  что  у  нее  так
сдавило горло, что если она сделает хоть глоток, то умрет.
   Леон вооружился своими синими очками и  пошел  вниз  расплачиваться  по
счету. Хозяин извинился перед ним за вчерашний шум, который он до сих  пор
не мог себе объяснить, так как господа офицеры  обыкновенно  бывают  очень
тихие. Леон стал уверять, что он ничего не слышал и превосходно выспался.
   - Зато ваш сосед с другой стороны, - продолжал хозяин, -  едва  ли  вас
беспокоил. Он никогда не шумит. Бьюсь об заклад, что он и теперь еще  спит
как святой.
   Леон оперся на конторку, чтобы не упасть, а  молодая  женщина,  которая
пришла вместе с ним, судорожно уцепилась  за  его  руку  и  туже  затянула
вуаль.
   - Это милорд, - продолжал безжалостный хозяин. - Ему подавай все  самое
лучшее. Да, это очень достойный человек.  Но  не  все  англичане  на  него
похожи. У нас тут остановился один, прямо скаред. Все ему слишком  дорого:
и комната и стол... За билет английского банка в пять футов стерлингов  он
захотел  сто  двадцать  пять  франков...  Хорошо  еще,  если  бумажка   не
фальшивая!.. Да вот, вы должны понимать в этом  толк:  я  слышал,  как  вы
говорили по-английски... Хорошая бумажка?
   С этими словами он протянул ему пятифунтовый  банкнот.  На  одном  углу
было маленькое красное пятнышко, происхождение которого Леону стало  сразу
ясно.
   - Я думаю, он вполне хорош, - ответил он сдавленным голосом.
   - О, у вас времени много, - продолжал хозяин. - Поезд отходит только  в
восемь, да еще всегда  опаздывает.  Присядьте,  пожалуйста,  сударыня.  Вы
утомились, как видно...
   В эту минуту вошла толстая служанка.
   - Скорее горячей воды, - сказала она, - для чая милорда! Подайте  также
губку! У него разбилась бутылка с вином и залила всю комнату.
   При этих словах Леон упал на стул; спутница его - также. Им  обоим  так
хотелось расхохотаться, что они едва сдержались.
   Молодая женщина радостно пожала руку своему спутнику.
   - Знаете что, - обратился Леон  к  хозяину,  -  мы  поедем  двухчасовым
поездом. Приготовьте нам к двенадцати завтрак поплотнее.



   ПРИМЕЧАНИЯ

   1. Так Мериме в письмах к друзьям  называл  императрицу  Евгению,  жену
Наполеона III. Происхождение  этого  прозвища  таково:  Ларюн  -  название
небольшой горы в предгорьях  Пиренеев,  недалеко  от  курортного  местечка
Сен-Жан-де-Люс; обитатели императорской  виллы  в  Биаррице,  где  не  раз
гостил Мериме, часто совершали прогулки к этой, горе.
   2. Пирам и Фисба - молодые влюбленные, герои одного из  древних  мифов.
Когда на Фисбу напала львица, ей удалось спастись, но  она  потеряла  свое
покрывало; Пирам, найдя  это  покрывало  и  думая,  что  его  возлюбленная
погибла, кончает с собой; Фисба, обнаружив труп Пирама, также лишает  себя
жизни.
   3. Жюли и Сен-Пре -  герои  романа  Жан-Жака  Руссо  "Юлия,  или  Новая
Элоиза" (1761).
   4. Дюбюф Эдуард (1820-1883) - модный в то  время  французский  художник
академически-салонного направления.
   5. Джонсон Сэмюэль (1709-1784) - английский критик и писатель-моралист,
один из видных деятелей английского Просвещения.



    Проспер Мериме.
    Этрусская ваза

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. фр. - Д.Григорович. В кн.: "Проспер Мериме. Новеллы".
   М., "Художественная литература", 1978.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 5 March 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Огюста Сен-Клера не любили в так называемом  "большом  свете";  главная
причина заключалась в том, что  он  старался  нравиться  только  тем,  кто
приходился ему по сердцу. Он  шел  навстречу  одним  и  тщательно  избегал
других. К тому же он был беспечен и рассеян. Однажды вечером при выходе из
итальянской оперы маркиза А. обратилась  к  нему  с  вопросом:  "Как  пела
Зонтаг?" (*1) - "Да, маркиза", - отвечал Сен-Клер, приятно улыбнувшись, но
думая о другом. Такой  странный  ответ  ни  в  каком  случае  нельзя  было
приписать робости с его стороны; и с знатным вельможей, и с знаменитостью,
и даже с самой модной красавицей он обращался так же свободно, как если бы
говорил с равным себе. Маркиза объявила, что Сен-Клер заносчив и дерзок до
невероятия.
   Однажды в понедельник г-жа Б. пригласила его на обед; она долго  с  ним
разговаривала, и, уходя, он сказал, что  никогда  еще  не  встречал  более
очаровательной женщины. Г-жа Б. набиралась ума в  течение  месяца,  с  тем
чтобы потом израсходовать этот ум у  себя  дома  в  один  вечер.  Сен-Клер
встретился с ней в четверг на той же неделе. На этот  раз  она  показалась
ему скучноватой. Результат  следующего  за  тем  посещения  был  тот,  что
Сен-Клер решил не появляться больше  в  ее  гостиной.  Г-жа  Б.  поспешила
объявить всем и каждому, что Сен-Клер - человек совершенно невоспитанный и
притом самого дурного тона.
   Он родился с сердцем нежным и любящим: но в молодости,  когда  так  еще
легко воспринимаются впечатления - впечатления, отражающиеся потом на всей
жизни, - его слишком пылкая натура навлекла на него насмешки товарищей. Он
был горд и самолюбив. Он, как ребенок, дорожил чужим мнением.  Он  призвал
все свои силы, стараясь научиться скрывать все то, что, по  его  тогдашним
понятиям, считалось унизительною слабостью. Цель была достигнута; но такая
победа над собой обошлась  ему  дорого.  Перед  людьми  ему  действительно
удавалось скрывать ощущения нежной души своей; однако ж  терзался  он  ими
тем сильнее, чем больше замыкался в самом себе. В свете приобрел он вскоре
печальную известность человека  равнодушного  и  неотзывчивого;  когда  он
оставался  наедине  с  самим   собою,   его   встревоженному   воображению
представлялись страдания, тем более жгучие, что он ни  с  кем  никогда  не
хотел делить их.
   Сказать по  правде,  найти  друга  нелегко!  Нелегко?  Вернее  сказать,
невозможно. Существовали ли когда-нибудь два человека,  не  имевшие  тайны
один от другого? Сен-Клер не верил в дружбу, и это замечено было всеми. Он
был холоден и сдержан в обществе с молодыми людьми. Он никогда ни о чем не
расспрашивал; все его мысли и большая часть его  действий  оставались  для
них загадкой. Французы вообще любят говорить о себе; Сен-Клеру приходилось
иногда против воли выслушивать задушевную исповедь знакомых. Его друзья  -
под этим названием надо разуметь тех, кого мы видим раза два в  неделю,  -
законно жаловались на его недоверчивость; и в самой  деле,  тот,  кто  без
повода с нашей  стороны  разоблачает  перед  нами  свои  тайны,  обижается
обыкновенно,  если  мы  не  платим  ему  тою  же  монетой.  Взаимность   в
разоблачении сердечных тайн считается как бы общим правилом.
   - Он всегда застегнут  на  все  пуговицы,  -  говорил  о  нем  красивый
эскадронный командир Альфонс де Темин.  -  К  этому  проклятому  Сен-Клеру
нельзя питать ни малейшего доверия.
   - Я думаю, что он близок к иезуитам (*2), -  возразил  Жюль  Ламбер.  -
Один знакомый клятвенно уверял меня, что дважды видел, как он  выходил  из
церкви Сен-Сюльпис (*3). Никто  не  знает  его  настоящих  мыслей.  Я,  по
крайней мере, в его обществе чувствую себя связанным.
   Разговаривающие расстались. На Итальянском бульваре  Альфонс  де  Темин
встретил Сен-Клера, шедшего с поникшей головой и смотревшего в  землю.  Он
остановил его, взял под руку и тут же  выложил  перед  ним  свои  любовные
похождения с г-жой ***, муж которой был груб и ревнив.
   В тот же вечер Жюль Ламбер проиграл в экарте (*4) все свои  деньги.  Он
стал  танцевать.  Танцуя,  он  неумышленно  толкнул  какого-то  господина,
который, проиграв в тот вечер значительную сумму денег, был  сильно  не  в
духе. Последовал обмен резкими словами; результатом был  вызов  на  дуэль.
Жюль Ламбер попросил Сен-Клера быть его секундантом и в то же время  занял
у него денег, которые так потом и не возвратил.
   Сен Клер, несмотря на все о  нем  сказанное,  был,  однако  ж,  человек
приятный в общении. Его  недостатки  вредили  только  ему  лично.  Он  был
услужлив,  часто  приветлив,  и  редко  бывало  с  ним  скучно.  Он  много
путешествовал, много читал, но говорил о своих путешествиях и читанных  им
книгах не иначе, как когда настоятельно его  к  тому  принуждали.  Он  был
высок ростом, приятной наружности; черты его отличались  благородством;  в
них отражался ум; лицо его.  всегда,  однако  ж,  дышало  спокойствием;  в
улыбке его было что-то привлекательное.
   Я  забыл  одно  важное  обстоятельство.  Сен-Клер   отличался   большой
внимательностью к женщинам; он предпочитал их беседу мужской. Любил ли он?
Вопрос разрешить  было  трудно.  Во  всяком  случае,  если  такой  наружно
холодный человек любил  кого-нибудь,  предметом  его  страсти  мо