ее вдребезги. (Ваза принадлежала к числу очень редких. На ней
изображен был в три краски бой лапифа с кентавром (*34).)
   В течение  нескольких  часов  Сен-Клер  был  самым  смущенным  и  самым
счастливым из смертных.
   - Ну что? -  спросил  Рокантен,  встретив  полковника  Боже  вечером  в
кофейной Тортони (*35). - Неужели это правда?
   - К сожалению, да, - отвечал с грустным видом полковник.
   - Расскажите же, как все произошло.
   - Придраться не к чему. Сен-Клер сразу сказал мне, что он не  прав,  но
хочет принести свои извинения только после того, как Темин сделает  первый
выстрел. Я не мог не одобрить его. Темин предложил  бросить  жребий,  кому
первому стрелять. Но Сен-Клер  потребовал,  чтобы  первым  стрелял  Темин.
Темин выстрелил. Я увидел, как Сен-Клер повернулся и тут же упал  мертвым.
Мне часто приходилось наблюдать, как солдаты, раненные  насмерть,  так  же
странно поворачивались, перед тем как испустить последний вздох.
   - Это удивительно! - заметил Рокантен. - Что же сделал Темин?
   - То, что делают в подобных случаях. Он  с  видом  глубокого  сожаления
бросил на землю пистолет. Бросил с такой  силой,  что  собачка  сломалась.
Пистолет английской фабрики Ментона  (*36).  Не  думаю,  чтобы  нашелся  в
Париже оружейник, способный его исправить.


   В течение трех лет  графиня  никого  не  хотела  видеть.  Зиму  и  лето
проводила она в  своей  усадьбе,  редко  выходя  из  комнаты,  редко  даже
обмениваясь словами с горничной-мулаткой, знавшей о ее связи с Сен-Клером.
По  прошествии  этого  времени  ее  кузина  Жюли  вернулась  из   дальнего
путешествия. Она почти насильно  проникла  к  затворнице  и  нашла  бедную
Матильду страшно исхудавшей и бледной; ей показалось, что перед  ней  труп
женщины, которую она оставила такой прекрасной и полной жизни.  Ей  стоило
огромных усилий извлечь Матильду  из  ее  затвора  и  увезти  на  Гиерские
острова (*37). Там графиня протянула еще  три-четыре  месяца  и,  наконец,
скончалась от "грудной  болезни,  вызванной  семейными  огорчениями",  как
уверял лечивший ее доктор М.



   ПРИМЕЧАНИЯ

   1.  Зонтаг  Генриэтта  (1805-1854)  -  немецкая   певица,   с   успехом
выступавшая в Париже на сцене Итальянской оперы.
   2. Иезуиты были изгнаны из Франции еще в 1764  году.  Однако  в  период
Реставрации "Общество Иисуса" было восстановлено, и иезуиты  стали  играть
заметную роль в контрреволюционной политике последних Бурбонов. Сторонники
иезуитов были во всех слоях французского общества, но  тщательно  скрывали
свою принадлежность к организации.
   3. Парижская церковь  Сен-Сюльпис  и  находившаяся  при  ней  семинария
руководились в то время иезуитами.
   4. Экарте -  старинная  карточная  игра,  в  которой  обычно  принимают
участие два партнера.
   5. Дибич Иван Иванович  (1785-1831)  -  русский  фельдмаршал,  участник
войны  1812  года  и  ряда   других   кампаний;   особенно   отличился   в
русско-турецкую войну 1828-1829 годов.
   6. Паста Джудитта (1797-1865) - итальянская певица; с успехом выступала
в Париже и Лондоне. Приятельница Мериме и Стендаля.
   7.  Веллингтон  Артур  (1769-1852)  -  герцог,  английский  полководец,
командовавший войсками союзников в битве под Ватерлоо.
   8. Мерите намекает на басню Лафонтена, в  которой  рассказывается,  как
лисица, у которой отрубили хвост, убеждала зверей в  его  бесполезности  и
советовала всем также отрубить себе хвосты.
   9. Бреммель Джордж (1778-1840) -  английский  великосветский  щеголь  и
законодатель мод; его обычно считают "создателем" дендизма.
   10. Фонди - небольшой городок недалеко от Неаполя.
   11. Слова Гамлета о его матери (д. 1, явл. 2).
   12. Намек на французскую писательницу г-жу де Сталь (1766-1817).
   13.  Речь  идет  о  египетском  паше   Мехмеде-Али   (1769-1849).   Его
независимая  в  отношении  Турции  политика  создала  ему  популярность  в
европейском обществе.
   14. Альмеи - танцовщицы на Ближнем Востоке.
   15. Мемнон - легендарный герой,  сын  богини  Авроры  (Зари).  Согласно
древнегреческим преданиям, находившаяся в  окрестностях  Фив  колоссальная
статуя была воздвигнута в честь Мемнона (в  действительности  сооружена  в
честь египетского фараона Аменхотепа).
   16.   Ибрагим-паша   (1792-1848)   -   сын   Мехмеда-Али,    египетский
военачальник.
   17. Мюнстерская башня имеет высоту 142 м.
   18. Джерид - небольшой дротик.
   19. Мурад-бей (1750-1801) - начальник египетских мамелюков; разбитый  в
1798 году наполеоновскими войсками, перешел на сторону французов.
   20. Ханджар (арабск.) - тонкий обоюдоострый кинжал.
   21. Мечла - плащ. Хаик - покрывало для защиты от солнца.
   22. Цитата из комедии Мольера "Мещанин во дворянстве" (д. V, явл. 1).
   23. Порта - официальное название султанской Турции.
   24. Шарле Никола-Тусен (1792-1845) -  французский  художник-баталист  и
рисовальщик, создавший большое число  литографий,  изображавших  солдат  и
офицеров наполеоновской армии.
   25. Отзвук ожесточенных литературных  споров,  которыми  были  отмечены
20-е годы XIX века. Все прогрессивные литераторы  объединились  тогда  под
флагом романтизма.
   26. Такого поэта не существовало.
   27. "Раздумья" - сборник стихов французского  поэта-романтика  Альфонса
де Ламартина (1790-1869) "Поэтические раздумья", вышедший в 1820 году.
   28. Лесли Чарльз-Роберт (1794-1859) - английский художник-портретист.
   29. Политехническая школа -  учебное  заведение  в  Париже,  среди  его
студентов было немало революционно настроенной  молодежи.  Школа  готовила
военных инженеров разных специальностей (артиллеристов, саперов и т.д.).
   30. Слова из трагедии Шекспира "Ромео и Джульетта" (д. III, явл. 5).
   31. Лес под Парижем, недалеко от Версаля.
   32.  Севинье  Мария  де  Рабютен-Шанталь  (1626-1696)   -   французская
писательница;  ее  многочисленные  письма  стали   значительным   явлением
французской прозы.
   33. Шрот - известный парижский торговец произведениями искусства.
   34. Речь идет об одном из эпизодов древнегреческой мифологии; кентавры,
полулюди-полулошади, приглашенные на свадьбу царя племени лапифов Пейритоя
с Гипподамией, вздумали похитить невесту, что послужило  поводом  к  битве
кентавров с лапифами.
   35. Тортони - кафе на Итальянском бульваре в Париже.
   36. В первой половине XIX  века  оружие,  изготовленное  на  английском
заводе в городе Ментоне (графство Рэтленд), считалось особенно хорошим.
   37. Гиерские острова - небольшой архипелаг  у  южных  берегов  Франции,
недалеко от Тулона. Эти острова  славятся  своей  живописностью  и  мягким
климатом.



    Проспер Мериме.
    Маттео Фальконе

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. фр. - Е.Лопырева. В кн.: "Проспер Мериме. Новеллы".
   М., "Художественная литература", 1978.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 5 March 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Если  пойти  на  северо-запад  от  Порто-Веккьо  [город   и   порт   на
юго-восточном побережье Корсики], в глубь  острова,  то  местность  начнет
довольно круто подниматься,  и  после  трехчасовой  ходьбы  по  извилистым
тропкам, загроможденным большими обломками  скал  и  кое-где  пересеченным
оврагами, выйдешь к обширным зарослям _маки. Маки_ -  родина  корсиканских
пастухов и  всех,  кто  не  в  ладах  с  правосудием.  Надо  сказать,  что
корсиканский земледелец, не желая брать  на  себя  труд  унавоживать  свое
поле, выжигает часть леса:  не  его  забота,  если  огонь  распространится
дальше, чем это нужно; что бы там ни было, он уверен, что получит  хороший
урожай на земле, удобренной  золой  сожженных  деревьев.  После  того  как
колосья собраны (солому оставляют,  так  как  ее  трудно  убирать),  корни
деревьев, оставшиеся в  земле  нетронутыми,  пускают  на  следующую  весну
частые побеги; через несколько лет  они  достигают  высоты  в  семь-восемь
футов. Вот эта-то густая поросль и называется _маки_. Она состоит из самых
разнообразных деревьев и кустарников, перепутанных как  попало.  Только  с
топором в руке человек может проложить в них путь; а бывают  _маки_  такие
густые и непроходимые, что  даже  муфлоны  [порода  диких  баранов,  более
крупных, чем домашние, и с  более  грубой  шерстью]  не  могут  пробраться
сквозь них.
   Если вы убили человека, бегите в _маки_ Порто-Веккьо,  и  вы  проживете
там в безопасности, имея при себе доброе оружье, порох и пули; не забудьте
прихватить с собой коричневый плащ с капюшоном - он заменит вам и одеяло и
подстилку. Пастухи дадут вам молока, сыра и каштанов, и вам нечего бояться
правосудия  или   родственников   убитого,   если   только   не   появится
необходимость спуститься в город, чтобы пополнить запасы пороха.
   Когда в 18...  году  я  посетил  Корсику  [в  действительности  Мериме,
работая над новеллой, еще ни разу не  был  на  Корсике;  он  посетил  этот
остров лишь в сентябре 1839  года  (о  чем  он  рассказал  в  "Заметках  о
путешествии по Корсике", 1840)], дом Маттео Фальконе находился в  полумиле
от этого _маки_. Маттео Фальконе был довольно богатый человек по  тамошним
местам; он жил честно, то  есть  ничего  не  делая,  на  доходы  от  своих
многочисленных стад, которые пастухи-кочевники пасли в горах, перегоняя  с
места  на  место.  Когда  я  увидел  его  два  года  спустя   после   того
происшествия, о котором я намереваюсь рассказать,  ему  нельзя  было  дать
более пятидесяти лет.  Представьте  себе  человека  небольшого  роста,  но
крепкого, с вьющимися черными, как смоль, волосами, орлиным носом, тонкими
губами, большими живыми глазами и лицом цвета невыделанной кожи. Меткость,
с которой он стрелял из ружья, была необычной даже  для  этого  края,  где
столько хороших стрелков. Маттео, например, никогда не стрелял  в  муфлона
дробью, но на расстоянии ста двадцати шагов убивал его наповал выстрелом в
голову или в лопатку - по своему выбору. Ночью он владел  оружием  так  же
свободно, как и днем. Мне  рассказывали  о  таком  примере  его  ловкости,
который мог бы показаться неправдоподобным тому, кто не бывал на  Корсике.
В восьмидесяти шагах от него ставили зажженную свечу за листом  прозрачной
бумаги величиной с тарелку. Он прицеливался, затем свечу тушили, и  спустя
минуту в полной темноте он стрелял и три раза из четырех пробивал бумагу.
   Такое необыкновенно высокое искусство доставило Маттео Фальконе большую
известность. Его считали таким же хорошим другом, как  и  опасным  врагом;
впрочем, услужливый для друзей и щедрый к бедным, он жил в мире со всеми в
округе Порто-Веккьо. Но о нем рассказывали, что в Корте,  откуда  он  взял
себе жену, он жестоко расправился с соперником, который слыл  за  человека
опасного, как на войне, так и в любви; по крайней мере, Маттео приписывали
выстрел из ружья, который настиг соперника в ту минуту, когда  тот  брился
перед зеркальцем, висевшим  у  окна.  Когда  эту  историю  замяли,  Маттео
женился. Его жена Джузеппа родила ему сначала трех дочерей (что  приводило
его в ярость) и наконец сына, которому он дал  имя  Фортунато,  -  надежду
семьи и продолжателя рода. Дочери были удачно выданы замуж: в случае  чего
отец мог рассчитывать на  кинжалы  и  карабины  зятьев.  Сыну  исполнилось
только десять лет, но он подавал уже большие надежды.
   Однажды ранним осенним  утром  Маттео  с  женой  отправились  в  _маки_
поглядеть на свои стада, которые паслись на прогалине. Маленький Фортунато
хотел идти с ними, но пастбище было слишком далеко, кому-нибудь надо  было
остаться стеречь дом, и отец не взял его с  собой.  Из  дальнейшего  будет
видно, как ему пришлось в том раскаяться.
   Прошло уже несколько часов, как они ушли; маленький Фортунато  спокойно
лежал на самом солнцепеке и, глядя на голубые горы, думал, что  в  будущее
воскресенье он пойдет обедать в город к своему дяде  caporale,  как  вдруг
его размышления были прерваны ружейным выстрелом. Он вскочил и  повернулся
в  сторону  равнины,  откуда  донесся  этот  звук.  Снова  через  неравные
промежутки времени послышались выстрелы, все ближе  и  ближе;  наконец  на
тропинке, ведущей от равнины к дому Маттео,  показался  человек,  покрытый
лохмотьями, обросший бородой, в остроконечной шапке, какие носят горцы. Он
с трудом передвигал ноги, опираясь на  ружье.  Его  только  что  ранили  в
бедро.
   Это был бандит, который, отправившись ночью в город за порохом, попал в
засаду корсиканских вольтижеров. Он яростно отстреливался и в конце концов
сумел спастись от погони,  прячась  за  уступы  скал.  Но  он  не  намного
опередил солдат: рана не позволила ему добежать до _маки_.
   Он подошел к Фортунато и спросил:
   - Ты сын Маттео Фальконе?
   - Да.
   - Я Джаннетто Санпьеро. За мной гонятся желтые воротники. Спрячь  меня,
я не могу больше идти.
   - А что скажет отец, если я спрячу тебя без его разрешения?
   - Он скажет, что ты хорошо сделал.
   - Как знать!
   - Спрячь меня скорей, они идут сюда!
   - Подожди, пока вернется отец.
   - Ждать? Проклятье! Да они будут здесь через пять минут. Ну же,  спрячь
меня скорей, а не то я убью тебя!
   Фортунато ответил ему с полным хладнокровием:
   - Ружье твое разряжено, а в твоей carchera нет больше патронов.
   - При мне кинжал.
   - Где тебе угнаться за мной!
   Одним прыжком он очутился вне опасности.
   - Нет, ты не сын Маттео Фальконе!  Неужели  ты  позволишь,  чтобы  меня
схватили возле твоего дома?
   Это, видимо, подействовало на мальчика.
   - А что ты мне дашь, если я спрячу тебя? - спросил он, приближаясь.
   Бандит пошарил в кожаной сумке, висевшей  у  него  на  поясе,  и  вынул
оттуда пятифранковую монету, которую он, вероятно, припрятал, чтобы купить
пороху. Фортунато улыбнулся при виде серебряной монеты; он  схватил  ее  и
сказал Джаннетто:
   - Не бойся ничего.
   Тотчас же он сделал большое углубление в  копне  сена,  стоявшей  возле
дома. Джаннетто свернулся в нем клубком, и мальчик прикрыл его сеном  так,
чтобы воздух проникал туда и ему было чем дышать. Никому бы и в голову  не
пришло, что в копне кто-то спрятан. Кроме  того,  с  хитростью  дикаря  он
придумал еще одну уловку. Он притащил кошку с котятами  и  положил  ее  на
сено, чтобы казалось, будто его давно  уже  не  ворошили.  Потом,  заметив
следы крови на тропинке у дома, он тщательно засыпал их землей и снова как
ни в чем не бывало растянулся на солнцепеке.
   Несколько минут спустя шестеро стрелков в коричневой  форме  с  желтыми
воротниками под командой сержанта уже  стояли  перед  домом  Маттео.  Этот
сержант приходился  дальним  родственником  Фальконе.  (Известно,  что  на
Корсике более чем где-либо считаются родством.) Его звали  Теодоро  Гамба.
Это был очень деятельный человек, гроза  бандитов,  которых  он  переловил
немало.
   - Здорово, племянничек! - сказал он, подходя  к  Фортунато.  -  Как  ты
вырос! Не проходил ли тут кто-нибудь сейчас?
   - Ну, дядя, я еще не  такой  большой,  как  вы!  -  ответил  мальчик  с
простодушным видом.
   - Подрастешь! Ну, говори же: тут никто не проходил?
   - Проходил ли здесь кто-нибудь?
   - Да, человек в остроконечной бархатной  шапке  и  в  куртке,  расшитой
красным и желтым.
   - Человек в остроконечной бархатной шапке и куртке, расшитой красным  и
желтым?
   - Да. Отвечай скорей и не повторяй моих вопросов.
   - Сегодня утром мимо нас проехал священник на своей  лошади  Пьеро.  Он
спросил, как поживает отец, и я ответил ему...
   - Ах, шельмец! Ты хитришь! Отвечай скорей, куда девался  Джаннетто,  мы
его ищем. Он прошел по этой тропинке, я в этом уверен.
   - Почем я знаю?
   - Почем ты знаешь? А я вот знаю, что ты его видел.
   - Разве видишь прохожих, когда спишь?
   - Ты не спал, плут! Выстрелы разбудили тебя.
   - Вы думаете, дядюшка, что ваши ружья так  громко  стреляют?  Отцовский
карабин стреляет куда громче.
   - Черт бы тебя побрал,  проклятое  отродье!  Я  уверен,  что  ты  видел
Джаннетто. Может быть, даже спрятал его. Ребята! Входите  в  дом,  поищите
там нашего беглеца. Он ковылял на одной лапе, а у этого  мерзавца  слишком
много здравого смысла, чтобы попытаться дойти до _маки_ хромая. Да и следы
крови кончаются здесь.
   - А что скажет отец? - спросил Фортунато насмешливо. - Что  он  скажет,
когда узнает, что без него входили в наш дом?
   - Мошенник! - сказал Гамба, хватая его  за  ухо.  -  Стоит  мне  только
захотеть, и ты запоешь по-иному! Следует, пожалуй, дать тебе  десятка  два
ударов саблей плашмя, чтобы ты наконец заговорил.
   А Фортунато продолжал посмеиваться.
   - Мой отец - Маттео Фальконе! - сказал он значительно.
   - Знаешь ли ты, плутишка, что я могу  увезти  тебя  в  Корте  [город  в
центре Корсики] или в Бастию [город и порт на  северо-восточном  побережье
Корсики], бросить в тюрьму  на  солому,  заковать  в  кандалы  и  отрубить
голову, если ты не скажешь, где Джаннетто Санпьеро?
   Мальчик расхохотался, услышав такую смешную угрозу. Он повторил:
   - Мой отец - Маттео Фальконе.
   - Сержант! - тихо сказал один из вольтижеров. -  Не  надо  ссориться  с
Маттео.
   Гамба  был  явно  в  затруднении.  Он  вполголоса   переговаривался   с
солдатами, которые успели уже осмотреть весь дом. Это заняло не так  много
времени, потому что жилище корсиканца состоит из одной квадратной комнаты.
Стол, скамейки, сундук, домашняя утварь и охотничьи принадлежности - вот и
вся его обстановка. Маленький  Фортунато  гладил  тем  временем  кошку  и,
казалось, ехидствовал над замешательством вольтижеров и дядюшки.
   Один из солдат подошел к копне сена. Он увидел кошку и, небрежно  ткнув
штыком в сено, пожал плечами, как бы сознавая, что такая  предосторожность
нелепа. Ничто не пошевелилось, лицо  мальчика  не  выразило  ни  малейшего
волнения.
   Сержант и его отряд теряли терпение; они уже  поглядывали  на  равнину,
как бы собираясь вернуться туда,  откуда  пришли,  но  тут  их  начальник,
убедившись,  что  угрозы  не  производят  никакого  впечатления  на   сына
Фальконе, решил сделать последнюю попытку и испытать силу ласки и подкупа.
   - Племянник! - проговорил  он.  -  Ты,  кажется,  славный  мальчик.  Ты
пойдешь далеко. Но, черт побери, ты ведешь со мной дурную игру, и, если  б
не боязнь огорчить моего брата Маттео, я увел бы тебя с собой.
   - Еще чего!
   - Но когда Маттео вернется, я расскажу ему все, как  было,  и  за  твою
ложь он хорошенько выпорет тебя.
   - Посмотрим!
   - Вот увидишь... Но слушай: будь умником, и я тебе что-то дам.
   - А я, дядюшка, дам вам совет: если вы будете медлить, Джаннетто  уйдет
в _маки_, и тогда потребуется еще  несколько  таких  молодчиков,  как  вы,
чтобы его догнать.
   Сержант вытащил из  кармана  серебряные  часы,  которые  стоили  добрых
десять экю, и, заметив, что глаза маленького Фортунато загорелись при виде
их, сказал ему, держа часы на весу за конец стальной цепочки:
   - Плутишка! Тебе бы, наверно, хотелось носить на груди такие  часы,  ты
прогуливался бы по улицам Порто-Веккьо гордо, как павлин, и когда прохожие
спрашивали бы у тебя: "Который час?" - ты отвечал бы:  "Поглядите  на  мой
часы".
   - Когда я вырасту, мой дядя капрал подарит мне часы.
   - Да, но у сына твоего дяди уже есть часы... правда, не такие красивые,
как эти... а ведь он моложе тебя.
   Мальчик вздохнул.
   - Ну что ж, хочешь ты получить эти часы, племянничек?
   Фортунато, искоса поглядывавший на  часы,  походил  на  кота,  которому
подносят целого цыпленка.  Чувствуя,  что  его  дразнят,  он  не  решается
запустить в него когти, время от  времени  отводит  глаза,  чтобы  устоять
против соблазна, поминутно облизывается и всем своим видом словно  говорит
хозяину: "Как жестока ваша шутка!"
   Однако сержант Гамба, казалось,  и  впрямь  решил  подарить  ему  часы.
Фортунато не протянул руки за ними, но сказал ему с горькой усмешкой:
   - Зачем вы смеетесь надо мной?
   - Ей-богу, не смею