чтению на екатерининскую тему, показывает рост подсознательного
недовольства общества самим  собой  и тем  положением, в  котором  находится
страна.  Попытка найти  ответ  на вопрос,  на  чем  строились  сила  и блеск
царствования  Екатерины  II,  заставляет людей  браться за  книги о  далекой
эпохе,  которая в массовом  сознании превращается  не просто в "золотой  век
русского дворянства", а в "золотой век" российской государственности вообще.


ОТ НАЦИОНАЛ-НИГИЛИЗМА К НАЦИОНАЛ-РОМАНТИЗМУ

     "Сколько вам Кремля свесить?"
     Б. Пильняк
     Секрет обаяния  Екатерины  II  во  многом  определяется  обаянием  силы
Российской империи. Откуда  же взялось это обаяние  в обществе, которое  еще
совсем недавно буквально тошнило от слова "государство"?
     Более  10 лет назад,  перед  крушением  Советского  Союза,  подавляющей
тенденцией  культурного  развития  нашей  страны   стал  т.н.  "национальный
нигилизм".  Советское  общество  с  мазохистским  сладострастием  каялось  в
совершенных и  несовершенных грехах. При чем не скрывало своих язв, это было
не  модно,  а  выставляло  на  показ,  как  нищий  на  паперти.  Нищие   так
зарабатывают.   Мы  тоже,   вернее,   на  нас  тоже  зарабатывали.  Подобное
малопривлекательное  шоу было превращено в  профессию целой когортой пишущих
людей. Кстати, побочным эффектом этого доходного ремесла явилось подорванное
наконец вековое доверие в России к печатному слову.
     Характерно, что в роли "стыдителей" выступали в основном авторы, совсем
недавно  прекрасно  уживавшиеся  с  советской  властью  и  создававшие,  как
Радзинский, бессмертные творения  о дружбе русского и индийского народов еще
во времена Ивана  Грозного.  История же  с  поисками останков Николая II,  в
которой  Радзинскому  активно,   но  негласно  для  публики  помогали  самые
высокопоставленные  чиновники   тогдашнего  МВД,  погрязшие  в  коррупции  и
преступлениях,   только  порождала  вокруг  писателя  ореол   противостояния
государству, замалчивающему исторические факты.
     После падения Союза  прежняя культурная тенденция несколько лет еще  по
инерции  оставалась  главной.  Но постепенно всерьез  паразитировать на  ней
стало  трудновато,  поскольку  книжный  рынок уже  был  переполнен  подобной
печатной продукцией и интерес к ней угасал. Ее не раскупали. Зато все больше
возрастал   голод   на   литературу,   посвященную  отечественной   истории,
заглядывающей  за  железный  занавес  вчерашнего  дня  с  его  депортациями,
геноцидом, лагерями и тюрьмами. Хотя бы в день позавчерашний.
     Обращение к национальной  традиции государственного строительства  было
неслучайным, поскольку ни одно государство не растет из воздуха.  Российское
общество осознавало этот простейший факт гораздо медленнее, чем национальные
общества других новых  государственных образований,  возникших на территории
бывшего  СССР.  Еще  давала  себя  знать прививка  "стыда", сделанная  перед
крушением Союза.
     Однако  шаг  был  сделан,  и  постепенно стало  ясно,  что  в  культуре
посткоммунистического    общества   национал-нигилизм    заметно    потеснен
национал-романтизмом. Вышли из подполья исторические общества, весь криминал
которых состоял в том, что они шили себе форму русских полков времен 1812 г.
и  расхаживали  по улицам со старинными знаменами. Ожили  некоторые старые и
возникли новые  исторические  журналы;  открытие  художественной  выставки в
Москве,  посвященной Екатерине  II, почтили своим присутствием самые высокие
чины столичной  администрации (срок ее пришлось несколько раз  продлевать по
просьбам посетителей), а празднование 850-летия Москвы было окрашено в такие
самоварные,   купольные   и  пряничные  цвета,  что   самому   патриотически
настроенному попугаю хотелось  заговорить на идише. Жаль,  что по аналогии с
днем  города в  Санкт-Петербурге,  где  по  улицам прогуливается  Петр  I, в
столице не гулял Иван Грозный  с опричниками и  не  рубил картонным  топором
бутафорские головы ряженых бояр.
     Словом, в  новых  условиях  на  книжном  рынке  остро  встал  вопрос  о
трудоустройстве вчерашних "стыдителей".  Необходимо было либо подстраиваться
под волну,  либо сидеть без денег.  Истории о том, как Сталин  в первые  дни
войны  прятался  под   кроватью,   которыми  еще  недавно  угощал  читателей
Радзинский,  не  то  чтобы  вызывали  критику  исследователей  (кто  же  нас
слушает?);  они больше  не интересовали публику -- наскучили, а ведь публика
платит. Или не платит.
     Поэтому  на  свет  Божий  оказались   извлечены  потускневшие  страницы
исчезнувших  в  подвалах  Лубянки  (а  как  без  нее?)  дневников Моцарта  и
восхитительный   шандал  с  экраном,  на   котором  была  изображена  княжна
Тараканова  за  старинным  венецианским  гаданием. Что-то  вроде  волшебного
фонаря,  где в  трепетном  свете язычка  пламени  оживает изящная головка  с
нежным профилем и плавают в тазу игрушечные кораблики со  вставленными в них
свечками.  Жаль  только, что  нигде  в  интерьерах  дворцов  XVIII  в. такой
оригинальной конструкции не найти. Там много каминных экранов -- и ни одного
"шандального". Но это так, мелочи...
     В данном случае важно  другое. Сменить  тему -- далеко не всегда значит
сменить содержание. Строго говоря, внутреннее  содержание, духовный подтекст
вообще сменить невозможно, поскольку о чем бы ни говорил автор, он все равно
говорит  о   самом  себе.   И  если  изначальная  историософская   установка
Радзинского  заставляла  его  помещать  умирающего  от  страха  Сталина  под
кровать, даже если он там и не был, то конечная установка заставит Екатерину
II  негласно приказать убить Петра III, а затем  младенца  Ивана Антоновича,
даже если  она этого  не  делала.  Любые  же конкретно-исторические  данные,
противоречащие подобной схеме, просто не будут замечены.
     Для того чтобы  развиваться дальше, любое общество должно иметь опорные
точки  в  своем   прошлом.  После  крушения  советской  идеологии,   которое
непосредственно предшествовало крушению советского государства, старые точки
опоры  на  революционные  традиции и  революционный  романтизм были снесены.
Исторические   герои,   еще   недавно   воспринимавшиеся    как   безусловно
положительные,  приобретали  отталкивающий,  почти   людоедский  облик.  Это
относилось  в  первую  очередь  к  деятелям  революционного  движения,   вне
зависимости  от  времени  их  жизни:  будь  то  Ленин  или  "первый  русский
революционер" Радищев. Слабые попытки  заявить, что Радищев не революционер,
а масон не изменили ситуацию.
     Притяжение  исторических  полюсов  стремительно  менялось. Буквально  в
одночасье страшный вешатель Столыпин превратился в талантливого реформатора,
честного и благородного человека,  пытавшегося  спасти Россию от катастрофы.
Новые точки опоры  всплывали сами собой из-под тонущих  айсбергов советского
исторического мировоззрения. Сила и слава екатерининского царствования могли
стать одной из них. Для этого требовалось появление положительных персонажей
пьесы о "Золотом веке российского дворянства".  Их выход  на сцену готовился
давно, не одно  десятилетие советской исторической  науки,  трудом не одного
добросовестного исследователя.


ДРУГИЕ ЛЮДИ

     Там карла с хвостиком, а вот
     Полу-журавль и полу-кот...
     А.С. Пушкин. "Евгений Онегин"
     "Другие  люди. Вы  понимаете,  другие люди! -- Мой  друг, замечательный
русский  историк  В.С.  Лопатин,  отложил   в  сторону  толстый  переплет  с
пожелтевшими листами грубой, на  современный вкус, бумаги и потер красные от
напряжения глаза. -- Совсем другие люди, -- повторил он. -- Вы согласны?"
     Я  была  согласна.  На моем  столе  в  архиве  тоже  высились  подшивки
документов  Екатерины II  и Г.А. Потемкина, и с каждой прочитанной страницей
мне становилось  все яснее,  что  реальные  люди  той  далекой эпохи  сильно
отличаются от традиционных представлений о них.
     Схема   изображения   героев   екатерининского   времени  в   советской
историографии, полностью  унаследованная  Радзинским, была довольно  проста.
Она воспроизводилась в школьных и вузовских учебниках, была обязательной для
монографий и статей. Остановимся на ней.
     ЕКАТЕРИНА  II  --  немка,  притворяющаяся  русской.  Умная,  энергичная
лицемерка, умело прикрывающая просветительскими фразами свои крепостнические
устремления  и  всемерно  укрепляющая  диктатуру   дворянства.  Честолюбива,
развратна, падка на лесть.
     ПЕТР III -- немец душой и телом, не понятно как  попавший на российский
престол  и от  этого страдавший.  Презрительно относился ко  всему русскому.
Поклонник  Фридриха  II и  прусской военной  муштры. Свергнут  с трона своей
женой  Екатериной  II  и   убит  Алексеем  Орловым  по  молчаливому  приказу
императрицы. Не  понимал  объективных  законов  исторического  развития,  но
субъективно  способствовал  им,  издав  в   1762  г.  Манифест  о  вольности
дворянства. Жертва кровожадных наклонностей Екатерины II.
     ЦЕСАРЕВИЧ  ПАВЕЛ  ПЕТРОВИЧ  --  сын  Екатерины II и Петра III. Законный
наследник  престола.   Отстранен   матерью  от  власти,   "русский  Гамлет".
Притесняем  и оскорбляем  всеми  фаворитами императрицы. Из-за этого у  него
развивается  жестокий  мстительный характер, что в конечном счете приводит к
цареубийству 11 марта 1801 г. Жертва материнской черствости.
     ОРЛОВЫ  --  невежды,  бездельники,  цареубийцы,  погрязшие  в разврате.
Любители  кулачных боев  и рысаков. Фавориты Екатерины II, возведшие  ее  на
престол. Жертвы личной неблагодарности царицы.
     Е.Р.   ДАШКОВА  --   светлый  луч  в   темном  царстве  екатерининского
самодержавия. Единственная просвещенная  дама  (умеющая  читать и  писать) в
России  XVIII в.  Первая (и последняя)  женщина -- директор  Академии  Наук.
Несколько преувеличила свою роль в перевороте 1762 г., искренне исповедывала
идеи  французских  просветителей, стремилась  к  отмене  крепостного  права,
поэтому  ее  конфликт  с  властолюбивой  императрицей  был неизбежен. Жертва
личной неблагодарности Екатерины II.
     Н.И. ПАНИН -- талантливый глава внешнеполитического ведомства, либерал,
вынашивающий планы установления в России конституционной монархии.  Вынужден
терпеть абсолютистские замашки  Екатерины II. Жертва  стремления императрицы
не до конца осуществлять его прогрессивные проекты.
     Г.А.  ПОТЕМКИН  --  темная   личность.   Сибарит,  развратник  с  явной
склонностью  к  авантюризму.  Вечно валяется  нечесаным  на  диване и грызет
ногти.  В  промежутках  между   бездельем  и  капризами  присоединяет  Крым,
осваивает Северное Причерноморье, строит флот, реформирует армию, притесняет
гениального русского  полководца  А.В.  Суворова  и  присваивает его победы.
Жертва неустойчивого сердечного расположения Екатерины II.
     А.В.  СУВОРОВ   --  светлое   пятно   среди   мерзости  екатерининского
запустения.  Великий  полководец,  символ  русского национального  воинского
духа. Добр к солдатам, сочувствует народу. По чистой случайности участвует в
разделах  Польши  и  в подавлении Пугачевщины.  А вот если бы он поговорил с
вождем народной  войны  и  повернул  оружие  против  самодержавия...  Жертва
зависти бездарного временщика Потемкина, фаворита Екатерины II.
     Е.И. ПУГАЧЕВ --  народный герой, вождь крестьяноюй войны. В силу личной
несознательности  присвоил  себе  имя  убитого императора  Петра  III, в чем
выразились  отсталость  и  царистские иллюзии  широких народных  масс. После
поражения восстания казнен в Москве. Жертва кровожадных инстинктов Екатерины
II.
     КНЯЖНА ТАРАКАНОВА -- авантюристка, выдававшая себя за  дочь императрицы
Елизаветы  Петровны от тайного брака с... варианты:  А.Г. Разумовским,  И.И.
Шуваловым.  Поймана за  границей...  варианты: Алексеем  Орловым,  Григорием
Орловым. Посажена... варианты: в Петропавловскую  крепость, в  Шлиссельбург,
где...  варианты:  утонула,  умерла  от  чахотки. (Правильное  подчеркнуть.)
Жертва властолюбия Екатерины II.
     КУЧА  ФАВОРИТОВ  --  без  имен.   Красивые,  глупые  мальчики.   Жертвы
сладострастия Екатерины II.
     ФРАНЦУЗСКИЕ ФИЛОСОФЫ ПРОСВЕТИТЕЛИ -- Вольтер, Дидро, Руссо, Гельвеций и
др. Переписывались  с  русской императрицей  и искренне верили  в ее желание
просветить  народ.  Создали ей  в Европе  имидж "мудреца на  троне".  Жертвы
лицемерия Екатерины II.
     Н.И. НОВИКОВ -- русский  просветитель,  издатель журналов, пользующихся
огромной  популярностью у читателей. Враг крепостного права. Вел полемику  с
Екатериной II  и ее "улыбательной" сатирой в  журнале  "Всякая всячина".  За
свои  прогрессивные  воззрения  арестован  и  посажен   в  крепость.  Жертва
реакционных настроений Екатерины  II,  возникших  после  Великой французской
революции.
     А.Н.  РАДИЩЕВ --  первый русский революционер. Написал гениальную книгу
"Путешествие  из  Петербурга   в   Москву",  в   которой  заклеймил  царское
самодержавие  и  крепостное  право. Предтеча декабристов. Сослан  в  Сибирь.
Вскрыл себе вены после встречи с  Александром I. Жертва реакционных взглядов
Екатерины II.
     П.А.  ЗУБОВ -- Последний  и  самый  злой фаворит императрицы, почти  не
уступает ей в коварстве, но  бездарен как  государственный  деятель.  Жертва
несвоевременной кончины Екатерины II.
     Вот, пожалуй,  и  весь  перечень  имен,  которые выскакивали  в  голове
студента  исторического вуза  при упоминании  Екатерининской эпохи.  Как  ни
странно,   подобная   схема  начала  размываться  уже   в  советское  время.
Невозможность  прямо поставить  темой исследования царствование Екатерины II
или  биографии героев  эпохи  не  исключала  интенсивного  изучения  данного
периода  по целому ряду смежных направлений: истории экономики,  социального
развития, классовой борьбы,  внешней  политики,  государственных учреждений,
истории  армии  и  т.д.  Что  естественно  влекло  за собой  новые  архивные
разыскания, издание  источников. И наконец,  как говорил  Остап Бендер, "лед
тронулся,  господа  присяжные  заседатели,  лед  тронулся".  Картина  начала
меняться.
     Всякий,  кто  ближе  учебника  соприкасался  с  екатерининской  эпохой,
знакомился  с  массой   деталей,  не  укладывавшихся  в  заданную  трактовку
"золотого  века  российского  дворянства".  Вы  вдруг узнавали,  что  именно
Екатерина II думала о крепостном праве и какие мероприятия предпринимала для
его ограничения. Сколько стоило в русских червонцах  восхваление "мудреца на
троне"  французскими просветителями. Оказывалось, что  Новиков был арестован
вовсе не  за просветительскую деятельность, а  за тайные сношения с Пруссией
во время второй русско-турецкой войны и за попытки привлечь к этим контактам
наследника престола Павла Петровича, т.е.  за  то,  что на современном языке
называется  "шпионаж" и "вербовка". Вы с отвращением обнаруживали, что вождь
народной  войны  мог  изнасиловать  жену  коменданта  крепости  на глазах  у
связанного мужа, а затем  повесить его на глазах у поруганной женщины. Что в
"Конституции" Н.И. Панина ни  слова не говорилось  ни о  чьих  правах, кроме
прав  высшего  дворянства;   что  просвещенная  Е.Р.  Дашкова  была  суровой
помещицей,  а  "пьяницы  и дебоширы"  Орловы  строили  для  своих крепостных
больницы и школы.
     Ох уж эти подробности! Если их не замечать, то все в  порядке.  Если же
позволить  себе заметить гору  фактов, ни  при  каких условиях не лезущих  в
рамки традиционной схемы,  то  придется менять  отношение  к  Екатерининской
эпохе  в  целом  и  к  ее отдельным представителям  в  частности.  Еще  одна
историко-психологическая  опора  для  развивающегося  сознания  современного
российского   общества  начала  заметно  формироваться.   Проявлением  этого
процесса и стал "екатерининский бум" последних лет.
     В  рамках современной российской культуры действуют по крайней мере две
прямо  противоположные  друг  другу  традиции.  Согласно  первой  --  поиски
исторической  опоры  в  российском прошлом  и государственное  строительство
воспринимаются   как  явления   положительные.   Согласно   второй  --   как
отрицательные.  Обращаясь  к  эпохе  Екатерины II,  разные  писатели  решают
принципиально разные задачи, кристаллизуя опору в прошлом или размывая ее.
     В  небольшом  художественном  эссе  "Казанова",  не  имеющем   никакого
отношения   к   российской   истории,   Радзинский  позволяет   себе   очень
примечательный  пассаж: "В  "Опасных связях" --  этой  любовной энциклопедии
XVIII  в.,  когда шевалье де  Вальмон  решил развратить невинную девицу,  он
начинает  ей  рассказывать  о  выдуманных  им самим  грязных  похождениях ее
матери... Путь к падению  девушки лежит через попрание матери. Свергнув мать
с  пьедестала,  легко   добиться  радостного  разврата  от   дочери.  Пороча
авторитеты, они  (люди "галантного" века. -- О.Е.)  подсознательно убивали в
себе страх перед распутством".
     Нет, речь всего лишь о сюжете старинного романа. Но как похоже! Недаром
"Опасные  связи"  --   плод  культуры  эпохи  Просвещения,   непосредственно
предшествовавшей и готовившей умы к Французской революции
     Сказать  о  екатерининском  времени и его  героях всю  известную сейчас
правду, значит  предоставить читателям право самостоятельного выбора, а судя
по  наметившейся  общественной тенденции,  не  трудно предсказать,  каким он
будет. Это значит, что в  конечном  счете  общество получит свою точку опоры
там, где ее интуитивно ищет.
     Сознательно  или  подсознательно  писатели  "размывающей"  традиции,  а
именно к ним мы относим Радзинского, даже погружаясь в прошлое  и  развлекая
жаждущую  интересного  исторического  чтива   публику,  создают   портретные
характеристики героев  так,  чтобы  они не допускали  саму идею нравственной
опоры на подобных персонажей. Для этого  нужные факты тщательно отбираются и
процеживаются.  В  результате  читатель  получает  строго  определенную дозу
информации  и ни  ложкой  больше. Немного реальных  исторических  документов
призваны  сделать  художественные  пассажи  Радзинского правдоподобными.  Но
повторяем: часть правды -- это еще не правда.
     Мне хотелось бы показать читателям,  как "делается история" в подобного
рода  литературе, и по  мере возможности вставить  на  пропущенные места  те
факты из повествования о княжне Таракановой, о которых умолчал Радзинский.


ВРЕМЯ И МЕСТО ДЕЙСТВИЯ

     Другая галактика
     Другое время
     Дж. Лукас. "Звездные войны"
     Для начала  зададим нашему Летучему  Голландцу,  путешествующему сквозь
века, точные  характеристики  места и  времени  действия. Дело в  том, что в
книге Радзинского  они  присутствуют только как внешний антураж, своего рода
пышная декорация, на фоне которой, а не в которой развивается действие. Идет
очередная  русско-турецкая  война,  где-то  гремит Пугачевщина,  сплетают  и
расплетают интриги Франция  и Польша;  прямого давления на судьбы персонажей
эти важнейшие явления европейской истории того времени не  оказывают. Они ни
в коей мере не мотивируют поступки героев, действующих и принимающих решения
с  необычайной легкостью, точно их не  связывает реальное положение вещей на
внутреннем  и  внешнем фронте,  ожесточенная борьба  придворных группировок,
тяжелое внешнеполитическое противостояние. Все происходит по воле сердца, по
личной прихоти  или не желанию Екатерины  II, Алексея  Орлова,  самозванки и
согласуется только с их нравственным обликом и душевными качествами.
     Одним словом,  пышно цветет "субъективный фактор"  в ущерб "объективным
предпосылкам".  А между  тем  незнание  законов  исторического  развития  не
освобождает от ответственности.
     Итак, первая русско-турецкая  война  1768-1774 гг.  В книге Радзинского
есть   восхитительный   пассаж,  посвященный  ее   началу,  лишить  читателя
знакомства с которым мы считаем себя не вправе.  Буквально в  предшествующей
строке речь идет  о  попытке  Орловых