отлог.
     - Что ты сказала? Конечно, Фа много видит внутри головы... Тут он умолк
и ждал, что будет ведено делать. Она заговорила очень серьезно:
     - Мы спустимся в лес. За едой. Будем следить за ними через воду.
     Они побежали вниз по склону прочь от реки, прячась от  новых  людей  за
скалами. На опушке леса было вдоволь  еды:  луковицы,  которые  едва  успели
выпустить зеленые ростки, личинки и побеги, грибы,  сочный  слой  под  корою
некоторых деревьев. Мясо козы все еще было у них внутри, и  они  не  ощущали
голода в том смысле, в каком люди понимали голод. Есть они могли всюду,  где
была еда, но и без  этого  они  могли  идти  весь  сегодняшний  день,  да  и
завтрашний, если это будет необходимо. Значит, не было срочности в  поисках,
так что вскоре чары новых людей привлекли их  за  кусты  к  краю  воды.  Они
стояли, напрягая пальцы ног, в трясине  и  прислушивались  к  голосам  новых
людей, доносившимся сквозь шум водопада. Весенняя ранняя  муха  зажужжала  у
Лока под самым носом. В воздухе веяло теплом, и  солнце  слегка  пригревало,
так что он опять  невольно  зевнул.  Потом  услыхал  птичьи  звуки,  которые
издавали новые люди, когда разговаривали меж собой, и еще разные  непонятные
шумы, стуки и скрипы. Фа прокралась на край прогалины у  мертвого  дерева  и
прилегла на землю.
     За водой ничего не было видно, но стуки и скрипы не умолкали.
     - Фа. Полезай на дерево и взгляни.
     Она обернула лицо и поглядела на него с сомнением. Вдруг он понял,  что
она уже совсем готова сказать "нет", готова настоять, чтоб они ушли от новых
людей, и тогда широкая пропасть времени отделит их от Лику;  это  перешло  в
уверенность, в знание, которое было невыносимо. Он быстро прополз вперед  на
четвереньках и спрятался за мертвым деревом. Мгновенно он вскарабкался вверх
и нырнул в густую, как копна волос, чащобу пыльных, темных,  кисло  пахнущих
листьев вьюнка. Он едва успел подтянуть вторую ногу  к  трухлявой  верхушке,
как голова Фа вынырнула рядом.
     Верхушка дерева изнутри была пустая, как крышечка огромного желудя. Она
была белесая, из прогнившего дерева, которое проминалось и крошилось под  их
тяжестью и на редкость изобиловало едой.  Вьюнок  тянулся  кверху  и  книзу,
образуя темное плетение веток, так что казалось, будто они  сидят  на  земле
средь кустарника. Другие деревья возвышались над ними, но  со  стороны  реки
проглядывало чистое небо  и  зеленые  струи  на  берегу  острова.  Осторожно
раздвигая листья, будто в поисках яиц, Лок обнаружил,  что  может  проделать
лишь дырочку чуть побольше собственного глаза;  и  хотя  края  этой  дырочки
слегка мельтешили, он мог видеть  реку  и  противоположные  берега,  которые
казались особенно ярко освещенными из-за окружавшей  дырочку  темной  зелени
листвы - будто он глядел в щелку сквозь сложенные ладони. Слева от  него  Фа
тоже проделывала себе отверстие для наблюдения, и на верхушке,  напоминавшей
огромную желудевую чашечку, для  нее  даже  нашлось  место,  куда  опереться
локтями. Тягостное чувство внутри Лока отхлынуло,  как  бывало  всякий  раз,
когда  ему  приходилось  наблюдать  за  новыми  людьми.  Он  с  наслаждением
расслабился. Потом вдруг оба позабыли обо всем и замерли в недвижимости.
     Бревно выскользнуло из кустов, что  росли  близ  острова.  Двое  мужчин
осторожно вскапывали воду, и бревно разворачивалось. Оно  нацелилось  не  на
Лока и Фа, а по течению, хотя и стало продвигаться к ним через реку. В  этом
долбленом бревне было много нового: штуки, похожие на камни, и набитые мешки
из шкур. А еще там были всевозможные  палки,  и  длинные  тонкие  ветки  без
листвы или сучьев, и мелкие побеги  с  увядающей  зеленью.  Бревно  подплыло
совсем близко.
     Наконец-то они увидали новых людей вблизи при свете  солнца.  Люди  эти
выглядели таинственно и странно. Волосы у них  были  черные  и  росли  самым
неожиданным образом. У мужчины с лицом прикрытым костяной пластиной, который
сидел на переднем конце бревна, волосы росли, как  хвощ,  вздымаясь  кверху,
так что голова его, и без того слишком длинная, была вытянута,  будто  нечто
тащило ее вверх безо всякой  пощады.  У  второго,  с  лицом  тоже  прикрытым
костяной пластиной, волосы росли густым кустом,  который  раскинулся  вширь,
как вьюнок на мертвом дереве.
     И тела их тоже поросли густыми волосами, на  бедрах,  на  животе  и  на
ляжках до самых колен, так что нижняя часть тела была толще верхней. Но  Лок
не сразу рассмотрел их тела: все его внимание привлекло то, что было  у  них
возле глаз. Под глазницами  был  приделан  кусок  белой  кости,  подогнанной
вплотную, и там, где должны бы виднеться широкие ноздри,  были  узкие  щели,
между которыми торчала тонкая белая кость. Пониже у каждого  была  еще  щель
надо ртом, и голоса их выпархивали через эти щели.  Под  щелями  пробивались
редкие черные волосы. Глаза, которые глядели сквозь  кость,  были  темные  и
пристальные. Повыше виднелись брови, тоньше, чем  рот  или  ноздри,  черные,
изогнутые вбок и кверху, так что мужчины  имели  грозный  вид  и,  казалось,
могли ужалить, как оса. Связки зубов  и  морских  раковин  висели  на  шеях,
поверх серой мохнатой шерсти. Над бровями костяные пластины имели выпуклость
и  отклонялись  назад,  где  их  прикрывали  густые  волосы.  Когда   бревно
приблизилось, Лок разглядел, что в действительности  цвет  был  не  белый  и
блестящий, как кость, а заметно более тусклый. Цветом эти пластины  походили
на крупные грибы или початки, которые люди употребляли в  пищу,  и  казались
такими же мягкими. Ноги и руки были тонкие, как палки,  так  что  сочленения
выглядели наподобие узлов на древесных сучьях.
     Теперь, когда Лок глядел  почти  прямо  внутрь  долбленого  бревна,  он
увидал, что оно гораздо шире, чем казалось прежде, или, верней, там было два
бревна, которые плыли бок о бок. В бревне было еще множество мешков и всяких
любопытных штук, и средь них лежал на боку мужчина. Тело его и костяное лицо
были такие же, как у всех остальных, но волосы на голове густо  топорщились,
а концы их блестели и казались острыми как колючки на  оболочке  каштанового
ореха. Он что-то делал с одним из заостренных прутьев, и  его  гнутая  палка
лежала рядом.
     Бревна подплыли вплотную к берегу.  Мужчина,  сидевший  впереди  -  Лок
мысленно  прозвал  его  Хвощом,  -  что-то  тихонько  сказал.  Куст  положил
деревянный лист и ухватился за траву, которая росла на берегу.  Каштан  взял
свою гнутую палку и заостренный прут и, крадучись, перебрался  с  бревен  на
сушу, где присел на корточки. Лок и Фа таились  почти  прямо  над  ним.  Они
улавливали его особенный запах, запах  моря  и  мясной  запах,  возбуждающий
страх и вместе с тем волнение. Он был теперь так близко, что всякий миг  мог
почуять их запах, хоть и был гораздо ниже, и Лок отринул собственный  запах,
внезапно охваченный страхом, хотя и сам  не  знал  толком,  что  делает.  Он
затаил дыхание, так что оно стало едва слышным ему самому и даже  трепетанье
листьев различалось явственней.
     Каштан стоял прямо под ними,  и  тело  его  поблескивало  под  солнцем.
Оперенный прут оказался поперек согнутой палки. Глядел Каштан  то  туда,  то
сюда, внимательно осмотрел мертвое дерево, потом взглянул на землю  и  опять
устремил глаза в сторону леса. Потом повернул голову и сквозь щель  в  кости
что-то сказал другим, которые оставались в лодке; голос у  него  был  тихий,
похожий на птичий щебет; белизна дрогнула.
     Лока охватил неодолимый ужас, будто он  повис  над  бездной,  понадеясь
ухватиться за ветку, которой  не  оказалось  на  месте.  Он  понял  каким-то
вывернутым чувством, что это не лицо Мала, и не лицо Фа,  и  не  лицо  Лока,
скрытое под костяной пластинкой. Это просто кожа.
     Куст и Хвощ что-то делали  с  узкими  полосами,  которыми  бревна  были
привязаны к прибрежным кустам. Они проворно  вылезли  из  бревна,  пустились
бежать и исчезли из виду. Вскоре раздался звук, который означал, что  кто-то
рубит дерево камнем. Каштан крадучись пошел за ними и вскоре тоже исчез.
     Теперь не осталось ничего интересного, кроме  бревен.  Они  были  очень
гладкие  и  блестящие  изнутри,  где  обнаруживалась  древесина,  а  снаружи
виднелись продолговатые потеки, как на скале, после того как море  отступило
и солнце ее высушило. Края плавно закруглялись, и там, где их касались  руки
мужчин с костяными  лицами,  остались  впадинки.  Вещи  внутри  бревен  были
слишком разнообразны и многочисленны, чтоб  сразу  в  них  разобраться.  Там
лежали округлые камни, палки, шкуры, мешки  величиной  больше  самого  Лока,
какие-то алые сплетения, кости, которые обрели  очертания  живых  тварей,  а
концы тех бурых листьев, где мужчины их держали, походили на  бурых  рыб,  и
еще были запахи, содержавшие в себе вопросы, на которые не найти ответа. Лок
глядел не видя, и вскоре видение рассеялось, но  потом  возникло  опять.  За
водой, на острове, все замерло.
     Фа тронула его за руку. Она медленно поворачивалась на  ветке  мертвого
дерева. Лок осторожно пополз за нею, потом  они  проделали  для  себя  новые
отверстия, чтоб видеть, и поглядели вниз, на прогалину.
     Там все давно  уже  такое  знакомое  переменилось.  Плетение  кустов  и
застоялая вода по левую сторону прогалины остались прежними, как и  коварная
трясина справа. Но там, где тропа, которая вела через лес, проходила по краю
прогалины, терновник теперь встал непролазной  чащобой.  В  терновнике  была
брешь, и у них на глазах Хвощ прошел через эту брешь со срубленным  терновым
кустом на плече. Ствол был оструган до белизны и заострен с конца. В лесу  у
него за спиной, судя по звукам, продолжали рубить.
     Фа  источала  страх.  Это  было  не  сопереживаемое  видение,  а  некое
всеобъемлющее  чувство,  горький  запах,  мертвое  молчание  и   мучительная
внимательность, недвижимое и напряженное сознание, которое вызывало такой же
отклик. Теперь гораздо ощутимей, чем прежде,  существовали  два  Лока,  один
снаружи, а другой внутри. Внутренний Лок мог только глядеть  и  глядеть  без
конца.  Но  внешний,  тот,  который  дышал,  и  слышал,  и  чуял,  и  всегда
бодрствовал, настоятельно стягивал и окутывал его собою, как  вторая  шкура.
Он вселял в него свой страх, свое предчувствие опасности  задолго  до  того,
как мозг успевал осознать смысл того, что Лок видел внутри головы. Никогда в
жизни не бывал он еще так напуган, теперь он боялся даже больше, чем  в  тот
миг, когда прильнул к скале вместе с Ха,  а  большой  кот  разгуливал  подле
своей  добычи,  из  которой  уже  высосал  всю  кровь,  поглядывая  вверх  и
раздумывая, стоит ли их подстерегать.
     Губы Фа украдкой приблизились к уху Лока:
     - Мы в ловушке.
     Кустов терновника стало еще больше. Они росли очень густо в тех местах,
где было удобней всего проникать  на  прогалину,  но  теперь  там  появились
новые, в два ряда у стоячей воды и у топи. Прогалина открывалась полукружьем
только в сторону реки. Трое с костяными лицами прошли через последнюю брешь,
и каждый нес еще по кусту. Ими они и закрыли путь.
     Фа шепнула Локу на ухо:
     - Они знают, что мы здесь. И не  хотят  нас  отпускать.  Но  мужчины  с
костяными лицами не обращали на них никакого внимания. Куст и Хвощ вернулись
к реке, где бревна бились одно  о  другое.  Каштан  стал  медленно  обходить
полукружье из кустов терновника, оборотив лицо к лесу. И все время он держал
прут поперек гнутой палки. Терновник скрывал его по грудь, и,  когда  вдали,
на равнине, заревел бык, он застыл на месте, вскинув голову, и палка  слегка
разогнулась. Лесные голуби опять ворковали, а солнце заглядывало с  неба  на
верхушку мертвого дерева и овевало двоих людей своим теплым дыханием.
     Кто-то с шумом вскапывал воду, и бревна стучали. Слышались удары дерева
о дерево, что-то волокли по земле, раздавалась щебечущая, птичья речь; потом
еще двое мужчин вышли из-за дерева на прогалину. Первый ничем  не  отличался
от всех остальных. Волосы у него на темени  торчали  пучком  и  разрастались
вокруг, причем пук этот колыхался, когда мужчина  двигался.  Пук  направился
прямо к кустам терновника и стал пристально оглядывать лес. У него тоже были
гнутая палка и прут.
     Второй совсем не походил на  всех  прочих.  Он  был  шире  в  плечах  и
коренастый. Тело его покрывала густая шерсть, а волосы на голове  лоснились,
будто смазанные жиром. Волосы эти на затылке были стянуты в узел. Спереди на
голове и вовсе волос не было, так что изгиб костяной кожи, поражавшей  своей
грибной бледностью, пролегал как раз над ушами. Только теперь, в первый раз,
Лок увидал уши новых людей. Они были маленькие и тесно прилегали к головам.
     Пук и Каштан сидели на корточках. Они раздвигали  листья  и  травы  над
следами, которые оставили Фа и Лок. Пук поднял голову и сказал:
     - Туами.
     Каштан указал на следы. Пук обратился к широкоплечему мужчине:
     - Туами!
     Широкоплечий повернулся к ним от кучи камней и палок, которыми деловито
орудовал. Он издал короткий птичий звук, неожиданно тонкий, и  они  ответили
такими же звуками.
     Фа шепнула Локу на ухо:
     - Это его имя...
     Туами и оба других нагнулись и покачивали головами  над  следом.  Подле
дерева, где земля твердела, следы были уже неразличимы, и  Лок  ожидал,  что
новые люди станут принюхиваться, но они вдруг выпрямились. Туами  засмеялся.
Он указывал на водопад, смеялся и щебетал. Потом он умолк, громко хлопнул  в
ладони, произнес какое-то слово и вернулся к куче.
     Это единственное слово совершенно  преобразило  прогалину,  новые  люди
стали успокаиваться. Правда, Каштан и Пук все  еще  внимательно  следили  за
лесом, они стояли по краям прогалины, глядя поверх терновника, но палки свои
разогнули. Хвощ не сразу взялся за мешки, он поднял  руку  к  плечу,  дернул
полоску кожи и вдруг вылез из своей шкуры. При этом Лок  почувствовал  такую
боль, будто у него на глазах под ноготь человеку вонзился терний;  но  потом
он увидал, что Хвощу это нипочем, он даже рад, ему стало прохладно и  удобно
в белой коже. Теперь он был совсем голый,  как  Лок,  только  кусок  оленьей
шкуры плотно облегал его поясницу и бедра.
     Потом Лок увидал еще две вещи. Новые люди двигались  не  так,  как  все
твари, которых ему довелось видеть в  жизни.  Они  сохраняли  равновесие  на
выпрямленных ногах, туловища над бедрами были тонкие, как  у  осы,  так  что
люди эти покачивались на ходу взад и вперед. Глядели они не в землю, а прямо
перед собой. И еще они были  не  просто  голодны.  Лок  знал,  как  выглядит
человек, умирающий от голода. Новые люди умирали. Сквозь плоть их проступали
кости, как у Мала  в  его  последние  дни.  Движенья  их,  хотя  и  обладали
изяществом согнутой молодой ветки, были медленны, будто они ходили  во  сне.
Ходили они выпрямившись, и  всех  их  ждала  близкая  смерть.  Казалось,  их
поддерживало что-то не видимое Локу, они высоко держали головы,  медленно  и
непреклонно несли их вперед. Лок знал, что, стань он сам  таким  тощим,  как
они, он давно уж был бы мертв.
     Пук бросил свою шкуру на землю под мертвым  деревом  и  теперь  подымал
большой мешок. Каштан спешно подоспел к нему на подмогу,  и  они  справились
вдвоем. Лок видел, как лица их  сморщились,  будто  они  смеялись  друг  над
другом,  и  внезапный  порыв  нежности  к  ним  захлестнул  его  и  вытеснил
обуревавшее его тягостное чувство. Он видел, как они, подсобляя друг  другу,
изнемогают под тяжестью, и сам ощутил невыносимое  бремя  и  свои  отчаянные
усилия. Вернулся Туами. Он сбросил с себя шкуру, расправил члены,  почесался
и встал на колени. Потом начал разгребать палую листву, покуда не обнажилась
буроватая земля. В правой руке у него была короткая палка,  и  при  этом  он
что-то говорил остальным. Те часто кивали. Бревна бились друг о друга, и  от
воды тоже долетали голоса. Люди на прогалине замолчали. Пук и  Каштан  опять
стали обходить терновник.
     Потом появился еще один человек. Он  был  высокого  роста  и  не  такой
тощий, как остальные. Волосы у него подо ртом совсем поседели, как  у  Мала.
Они кудрявились, подобно облаку, а по бокам с ушей свисали  длинные  кошачьи
клыки. Лицо его видеть было нельзя, потому что он стоял спиной к дереву. Про
себя Фа и Лок прозвали его стариком. Он стоял, глядя с высоты  своего  роста
на Туами, и его резкий голос прерывался и рокотал.
     Туами сделал на земле еще какие-то отметины.  Они  слились  воедино,  и
вдруг Лок и Фа оба увидали внутри головы, как старуха проводит черту  вокруг
мертвого Мала. Глаза Фа скосились вбок, мигнули Локу, и  она  резко  указала
пальцем вниз, пронзив им воздух. Те  люди,  которые  не  стояли  на  страже,
собрались вокруг Туами и переговаривались меж собой и со стариком. Они почти
не размахивали руками и не приплясывали, чтоб выразить смысл, как сделали бы
Лок и Фа, но их тонкие губы беспрерывно шевелились и шлепали.  Старик  повел
рукой в воздухе, потом наклонился над Туами. И что-то ему сказал.
     Туами качнул головой. Люди отошли от него и сели на землю  в  ряд  чуть
поодаль, только Пук все стоял на страже. Фа и Лок следили за тем, что  делал
Туами, поверх ряда рыжих голов. Туами теперь торопливо  орудовал  по  другую
сторону оголенной земли, и они видели его лицо. Меж  бровями  его  пролегали
отвесные морщины, а кончик  языка  двигался  вслед  за  чертой,  которую  он
проводил. Головы опять защебетали. Один мужчина подобрал с  "емли  несколько
коротких палок и переломил их все до единой.
     Он зажал их в кулаке, и каждый вытащил один из обломков.
     Туами встал, подошел к мешку и вынул кожаный сверток. Там были камни, и
деревяшки, и еще какие-то вещи, которые он  разложил  у  отметин  на  земле.
Потом он присел перед мужчинами, усевшимися в ряд, меж ними  и  землей,  где
были отметины. Мужчины стали издавать какие-то звуки. При этом они ударяли в
ладони, и звуки сплелись с отрывистым хлопаньем. Они взмывали, и  падали,  и
сливались воедино, хотя при этом ничуть не менялись, как  струи  у  подножия
водопада, где вода стремительно текла  и  при  этом  всегда  была  та  же  и
оставалась на том же месте. В голову Лока  хлынул  водопад,  захлестывая  ее
целиком, будто он глядел на водопад слишком долго и от  этого  его  одолевал
сон. Тесно облегавшая шкура слегка ослабла, поскольку он  видел,  что  новые
люди любят друг друга. Теперь стая птиц влетала в его голову, потому что  он
опять слышал голоса и хлоп! хлоп! - эти неумолчные звуки.
     Оглушительный  рев  оленя,  призывающего  самку,  раздался  под   самым
деревом. Стая упорхнула из головы Лока. Люди пригнулись так  низко,  что  их
разновидные головы мели  волосами  землю.  Олень  из  оленей  выплясывал  на
прогалине. Он миновал  ряд  голов,  беспрерывно  выплясывая,  приблизился  к
отметинам с другой стороны, оборотился, застыл на месте.  И  опять  испустил
свой громовой зов. Потом на  прогалине  наступило  молчание,  только  лесные
голуби ворковали меж собой.
     Туами вдруг засуетился. Он стал швырять какие-то комья поверх  отметин.
Он протянул руки и с важностью  делал  непонятное.  Оголенная  земля  обрела
новые цвета, это были цвета осенних листьев, алых ягод, белого инея и темной
копоти, которую огонь оставляет на камне. Волосы мужчин все еще ниспадали на
землю, и все молчали.
     Туами сидя откинулся назад. Тесно облегающая шкура Лока похолодела, как
в зимнюю стужу. На прогалине теперь был еще  один  олень.  Он  лежал  поверх
отметин, распластанный на земле; при этом он бежал во всю прыть  и  все  же,
как голоса людей и шум водопада, оставался на месте. У  него  была  окраска,
какую олени обычно обретают в брачную пору, только он был слишком упитан,  а
его маленький черный глаз украдкой разглядывал Лока  сквозь  густой  вьюнок.
Лок чувствовал, что он пойман и  пленен  на  трухлявом  дереве,  где  вокруг
беспрерывно бегала и сочилась изобильная еда. Ему не хот