а. Новые люди приподымали бревна и медленно волокли все дальше  вперед.
Туами кричал, а Куст дергал гнутую палку, стараясь сорвать ее с  плеча.  Лок
убежал прочь и остановился, только когда новые люди стали казаться малютками
у самого начала тропы.
     Бревна не возвращались в реку, а ползли вверх, к  горному  склону.  Лок
попытался вызвать внутри головы другое видение,  которое  проистекло  бы  из
этого, но не сумел; а потом голова его опять стала прежней головой Лока, и в
ней была. только пустота.
     Туами рубил дерево, рассекая не ствол у  комля,  а  тонкую  верхушку  с
густо торчащими ветками. Лок сразу понял это по звуку, который  услыхал  еще
издали. Услыхал он и крик старика:
     - Э-эх! Э-эх! Э-эх!
     Бревно высунулось на тропу. Оно ехало на других  бревнах,  катилось  по
ним, а они зарывались в мягкую землю, и люди пыхтели и кричали, изнемогая от
тяжких усилий и страха. Старик, хоть сам он даже не  прикасался  к  бревнам,
усердствовал  больше  всех.  Он  суетился,  бегал,  распоряжался,  увещевал,
подражал усилиям людей и пыхтел вместе  с  ними;  его  пронзительный  птичий
голос беспрерывно порхал в воздухе. Женщины и девочка Танакиль стояли рядами
по обе стороны долбленого бревна, и  даже  сытая  женщина  подталкивала  его
сзади. В самом бревне было только одно живое существо: новый человечек стоял
на дне, ухватившись за боковину и удивленно глазея на всю эту суету.
     Туами вышел из кустов на тропу, он волок здоровенный обрубок древесного
ствола. Он положил его на землю и покатил к  бревну.  Женщины  сгрудились  у
носа, откуда пристально  глядели  глаза,  потом  рванули  кверху  и  вперед,
обрубок завертелся под бревном, и оно легко  покатилось  на  нем  по  мягкой
земле. Глаза исчезли, а Куст и Туами уже заходили сзади с  катком  поменьше,
так что бревно ни разу не коснулось земли. Всюду были непрестанное  движение
и  круговорот,  будто  пчелы  роились  вокруг  трещины  в  скале,   какая-то
неистовая, но сосредоточенная спешка. Бревно катилось по тропе,  приближаясь
к Локу, а внутри новый человечек покачивался, скакал, иногда попискивал,  но
все время глядел не отрываясь на ближайшего к нему или же на самого  бойкого
из новых людей.  А  Лику  нигде  не  было;  но  Лок,  вдруг  обретя  на  миг
способность думать, как Мал, припомнил, что позади  осталось  еще  бревно  и
много мешков.
     Если новый человечек непрерывно глазел вокруг, то Лок был весь поглощен
приближением  новых  людей,  так,  наблюдая  приливную  волну,  порой  можно
позабыть, что надо отойти подальше, покуда вода  не  захлестнет  ноги.  Лишь
когда новые люди оказались так близко, что стало видно, как каток  подминает
траву,  Лок  вспомнил,  что  люди  эти  опасны,  и  проворно  удрал  в  лес.
Остановился он, когда они исчезли из виду, но голоса их все еще были слышны.
Женщины надрывно орали, с  тяжкими  усилиями  толкая  бревно  все  вперед  и
вперед, а в голосе старика уже слышалась хрипота. Лок ощущал в себе  столько
различных чувств, что был совершенно сбит с толку. Он боялся новых людей, но
и жалел их, как пожалел бы больную  женщину.  Он  блуждал  под  деревьями  и
подбирал еду, какую удавалось найти,  а  если  не  находил  совсем  никакой,
оставался к этому безразличен. Он опять уже ничего не видел внутри головы  и
превратился лишь в бездонный омут чувств, которые невозможно было понять или
отринуть. Сперва он подумал, что причиной всему голод, и  заталкивал  в  рот
все, что только попадалось. Но вдруг он обнаружил,  что  забивает  себе  рот
молодыми скользкими веточками с кислой и несытной сердцевиной. Он совал их в
рот и проглатывал, а потом упал на четвереньки и  выблевал  веточки  все  до
единой.
     Голоса мало-помалу отдалялись, и теперь Лок слышал уже только  старика,
когда тот распоряжался или бушевал. Здесь, где лес переходил  в  болотину  и
над кустами, редкими ивами и водой открывалось небо, не было никаких  других
признаков новых людей. Лесные голуби ворковали, поглощенные любовной  игрой;
вокруг ничто не изменилось, на прежнем месте была  даже  толстая  ветка,  на
которой так недавно качалась  и  хохотала  девочка,  сплошь  покрытая  рыжей
шерстью. Все вокруг нежилось и процветало в теплом безветрии. Лок  встал  на
ноги и побрел вдоль края трясины к болотине, где  прервался  след  Фа.  Быть
Малом оказалось сладостно и тяжко. Новая голова знала, что многое  ушло  без
возврата, как уходит морская волна. Она знала,  что  страдание  приемлемо  и
переносимо, если быть терпеливым, как  терпелив  мужчина  к  язвящим  уколам
терниев, и еще она искала возможности постичь новых людей, которые совершили
все эти перемены.
     Лок обнаружил "Сходство". Сам того не ведая, он  замечал  вокруг  некое
сходство всю свою жизнь. Грибы на стволе дерева были совсем как уши, и  само
слово было то же самое, однако различалось в зависимости  от  обстоятельств,
когда его никак нельзя было приложить к слуховым отверстиям по бокам головы.
Теперь, мгновенно постигая  столь  многое,  Лок  обнаружил,  что  пользуется
сходством в качестве орудия так же  уверенно,  как  раньше  разрубал  камнем
сучья  или  мясо.  Сходство  будто  даже  могло  зажать  в  кулак  белолицых
охотников, могло перенести их в гот мир, где они были уже чем-то мыслимым, а
не произвольным, инородным и непонятным.
     Лок увидал внутри головы, как эти охотники выходят с  гнутыми  палками,
всемогущие и грозные.
     "Эти люди как голодный волк в дупле дерева". Лок  вспомнил,  как  сытая
женщина защищала нового человечка от старика, вспомнил ее смех,  вспомнил  и
мужчин, которые все дружно подымали тяжесть  и  притом  еще  улыбались  друг
другу. "Эти люди как мед, что сочится из щели в скале".
     Он вспомнил играющую Танакиль, ее ловкие пальцы, ее  смех  и  ее  удары
палкой.
     "Эти люди как мед в округлых камнях, новый мед, который пахнет  смертью
и жгучим огнем костра".
     Стоило этим  людям  только  шевельнуть  руками,  и  они  заполнили  всю
пустоту, какая образовалась после исчезновения прежних людей.
     "Они как река и водопад, они люди, которые вышли  из  водопада:  против
них не устоит никто и ничто".
     Лок вспомнил, как бесконечно велико было их терпение,  вспомнил  Туами,
который сделал оленя из цветной земли.
     "Они как Оа".
     В голове у Лока возникла путаница и наступила темнота; а лотом он опять
стал прежним Локом и бесцельно бродил близ болотин, и к нему вернулся голод,
утолить который не могла никакая еда. Он слышал, как новые люди пробежали по
тропе на прогалину, где лежало второе бревно, теперь они  не  разговаривали,
но выдали себя стуком и шорохом шагов. Видение, яркое, как проблеск  зимнего
солнца, вспыхнуло в голове у Лока, но ушло, прежде чем он успел как  следует
его разглядеть. Он остановился, вскинув голову и раздувая  ноздри.  Уши  его
уловили звуки хлопотливой жизни, отторгли шум  новых  людей,  и  тогда  ясно
стали слышны болотные куропатки, которые  яростно  рассекали  воду  гладкими
грудками. Они приближались  с  разных  сторон,  потом  увидали  Лока,  круто
свернули и дружно устремились вправо.  Вслед  за  ними  прошмыгнула  водяная
крыса, задрав нос и рывками рассекая воду. Из вересковых  зарослей,  которые
островками были разбросаны по болотинам, донеслись плеск, шелест и хлюпанье.
Лок отбежал подальше, но сразу же вернулся. Он пробрался по трясине и  начал
осторожно раздвигать густое плетение веток,  которые  мешали  видеть.  Плеск
смолк, и лишь поднятая недавно рябь лизала кустарник, затопляя  следы  Лока.
Он принюхался, втягивая носом воздух, и полез напролом  через  кусты.  Потом
прошел по воде три шага и стал увязать в трясине. Опять  раздался  плеск,  и
Лок, смеясь и что-то приговаривая, как во  хмелю,  пошел  туда.  Лок-внешний
ощетинился от холодного  прикосновения  к  его  бедрам  и  невидимой  хватки
трясины, в которой все глубже увязали ноги. Ощущение тяжести и голода росло,
превратилось  в  густое  облако  и  окутало  его  целиком,  облако,  которое
пламенело под солнцем. А потом тяжесть исчезла,  появилась  легкость,  и  он
начал смеяться и приговаривать, как медовые люди, смеялся и смаргивал с глаз
воду. И вспыхнуло яркое видение.
     - Я здесь! Я иду!
     - Лок! Лок!
     Руки Фа были воздеты, кулаки стиснуты, зубы сжаты, она пригнулась  и  с
отчаянными усилиями брела через воду. Вода все еще  доходила  им  до  бедер,
когда они прильнули друг к другу и неуклюже поплелись к берегу. Еще до того,
как они вывязили ноги из чавкающей трясины, Лок уже смеялся и говорил:
     - Плохо быть одному. Очень плохо быть одному.  Фа,  опираясь  на  него,
едва тащилась.
     - Мне больно. Это сделал тот мужчина своей палкой с камнем на конце.
     Лок осторожно коснулся ее ляжки. Рана  уже  не  кровоточила,  и  только
черная корка лежала поверху, как пересохший язык.
     - Плохо быть одному...
     - Когда тот мужчина ударил меня, я убежала в воду.
     - Вода страшная.
     - Лучше вода, чем новые люди.
     Фа убрала руку с его плеча, и они присели под большим буком. Новые люди
возвращались с прогалины и тащили  второе  долбленое  бревно.  На  ходу  они
пыхтели и всхлипывали. Двое охотников, которые ушли вперед, теперь встречали
остальных криками с каменистого склона горы.
     Фа вытянула раненую ногу.
     - Я ела яйца, и тростник, и лягушачью слизь. Лок заметил, что руки  его
невольно тянутся к ней и касаются ее тела. Она взглянула на него  с  мрачной
усмешкой. Он вспомнил ту  мгновенную  связь,  благодаря  которой  отрывочные
видения становились ясными как день.
     - Теперь Мал - это я. Тяжко быть Малом.
     - Тяжко быть женщиной.
     - Новые люди как волк и как мед, как прокисший мед и как река.
     - Они как огонь в лесу.
     Вдруг в голове у  Лока  появилось  видение,  оно  всплыло  из  каких-то
неведомых ему глубин. На миг ему показалось, будто  видение  существует  вне
его и весь мир вдруг изменился. Сам он нисколько не вырос, остался таким же,
каким был всегда, но  все  вокруг  внезапно  и  резко  увеличилось.  Деревья
сделались высотой с гору. И он уже не стоял на земле, а  скакал,  вцепившись
руками и ногами в гнедую, с рыжиной, шерсть, покрывавшую чью-то спину. Перед
ним была голова, и хотя он не мог видеть лица, но  это  было  лицо  Мала,  а
впереди бежала Фа небывалого роста.  Деревья  над  ними  взметывали  к  небу
огненные языки и грозно овевали Лока жгучим  дыханием.  Надо  было  отчаянно
спешить, и шкура опять стала тесной - от ужаса.
     - Теперь все совсем как  в  ту  пору,  когда  огонь  убежал  и  пожирал
деревья.
     Звуки, которые издавали люди и толкаемые ими бревна,
     слышались в отдалении. Убежавшие вперед с громким топотом  возвратились
по тропе на прогалину.. Потом на мгновение зазвучала  птичья  речь  и  сразу
смолкла. Шаги протопотали вспять по тропе и затихли. Фа и Лок встали на ноги
и пошли к тропе. Они не обмолвились ни  единым  словом,  но  в  их  кружной,
осторожной побежке содержался тот смысл, что нельзя так вот просто  оставить
новых людей. Пусть они были ужасны, как огонь или река, но они  влекли,  как
мед или мясо. Тропа тоже изменилась, как и все, к  чему  прикоснулись  новые
люди. Земля была истерзана и разбросана, катки  выдавили,  а  потом  укатали
достаточно широкий путь для Лока и Фа да и еще для кого-нибудь, чтоб  пройти
в ряд плечом к плечу.
     - Они катили свои  долбленые  бревна  поверх  толстых  сучьев,  которые
крутились. Новый человечек был внутри одного бревна.
     А Лику будет внутри другого.
     Фа скорбно поглядела ему в лицо. Потом указала на след,  тянувшийся  по
гладко у катанной земле.
     - Они прошли через нас, как долбленое бревно. Они как зима.
     Прежнее щемящее чувство опять переполнило Лока:  но  сейчас,  когда  Фа
стояла перед ним, эту тяжесть можно было вынести.
     - Теперь остались только Фа, и Лок, и новый, и Лику.
     Потом она стала молча глядеть на него. Она протянула  ему  руку,  и  он
взял. Она открыла рот, намереваясь заговорить, но не издала ни звука. Только
дернулась всем телом, а потом ее  стала  бить  дрожь.  Лок  видел,  как  она
совладала с дрожью, будто вьюжным утром уходила из  уютной  пещеры.  Наконец
она отдернула руку. - Пойдем!
     Костер еще тлел, окруженный широкой каймой золы. Ветки с  шалашей  были
сорваны,  хотя  опорные  палки  еще  торчали.  А  земля  на  прогалине  была
разворочена, будто здесь промчалось ; целое стадо рогатых  тварей,  спасаясь
от хищников. Лок подобрался к краю прогалины,  а  Фа  держалась  позади.  Он
медленно обошел прогалину. Посередине были рисунки и приношения.
     Фа увидала их и вслед за Локом приблизилась с опаской, они  обошли  это
место вокруг, озираясь, насторожив уши, чтоб издалека заслышать новых людей,
если они вернутся. Рисунки были испорчены огнем, а оленья голова все так  же
непроницаемо, в упор глядела на Лока. Это был уже  новый  олень,  гладкий  и
нарядный по весне, а сверху поперек  лежал  кто-то  еще.  Этот  верхний  был
красного цвета, он широко раскинул огромные руки и  ноги,  а  лицо  смотрело
вверх на Лока.  свирепое  и  бессмысленное,  потому  что  вместо  глаз  были
скатанные белые камни. Волосы на голове, вставшие дыбом,  торчали  в  разные
стороны, будто этот человек совершал какую-то зверскую  жестокость,  а  тело
было проткнуто насквозь длинной палкой, и ее острый  конец,  расщепленный  и
обмотанный куском меха, глубоко загнан в  оленью  тушу.  Люди  попятились  в
благоговейном ужасе, ведь они сроду такого не видали. Потом они вернулись  и
робко  подступили  к  приношениям.   Цельная   оленья   ляжка,   сырая,   но
обескровленная, висела на палке, и камень с  медовым  напитком  стоял  возле
глазеющей головы. Изнутри исторгался запах меда, как дым и огонь из  костра.
Фа дотронулась до мяса, оно резко качнулось, и она  быстро  отдернула  руку.
Лок еще раз обошел тело, лежавшее поверх оленя,  стараясь  не  наступить  на
раскинутые руки и ноги, и медленно протянул руку. Еще мгновенье, и оба стали
терзать приношение, раздирая мышцы в лохмотья и заталкивая сырое мясо в рот.
Остановились они, только когда насытились настолько,  что  их  туго  набитые
животы готовы были лопнуть, а с  палки  теперь  свисала  на  кожаной  полосе
блестящая, добела обглоданная кость.
     Наконец Лок отвалился и вытер руки о ляжки. Все так  же  не  сказав  ни
слова, двое повернулись друг к другу и присели  на  корточки  возле  сосуда.
Вдали, на склоне, который подымался к уступу, они заслышали голос старика:
     - Э-эх! Э-эх! Э-эх!
     Из открытой горловины сосуда шел густой дух. На закраине  сидела  муха,
неподвижно, как  бы  в  задумчивости,  но,  едва  Лок  приблизил  губы,  она
почувствовала его дыхание, затрепетала крылышками, взлетела и сразу же  села
опять.
     Фа взяла Лока за руку:
     - Не трогай этого.
     Но Лок уже почти коснулся  сосуда  губами,  ноздри  его  раздувались  и
трепетали. Он сказал хрипло:
     - Мед.
     И тут же припал к горловине, погрузил туда губы и стал пить.
     Прокисший мед опалил ему рот и язык, так что он опрокинулся назад, а Фа
пустилась бежать прочь мимо кострища. Потом она остановилась, глядя на  Лока
со страхом, а он отплевался и опять пополз  к  желанному  сосуду  с  медовым
духом. Там он опять осторожно припал к горловине и  потянул  напиток.  Потом
причмокнул губами и хлебнул еще. Блаженствуя, сел на землю и засмеялся ей  в
лицо:
     - Пей.
     Нерешительно наклонилась она над горловиной и  сунула  язык  в  жгучее,
сладостное зелье. Вдруг Лок рухнул  на  колени,  подался  вперед  и,  что-то
приговаривая, оттолкнул ее  так  грубо,  что  она  удивилась  и  присела  на
корточки, облизывая губы и отплевываясь. Лок уткнулся в сосуд и глотнул  три
раза кряду; но на третий раз он уже не добрался до поверхности меда, напиток
ускользнул от него, так что  он  всосал  только  воздух,  поперхнулся  им  и
оглушительно,  взахлеб,  закашлялся.  Потом  он  стал  кататься  по   земле,
мучительно пытаясь отдышаться. Фа  тщетно  попробовала  добыть  мед  языком,
после чего стала горько попрекать Лока. Умолкнув,  она  постояла  мгновение,
потом взяла сосуд и поднесла ко рту, в точности как это делали  новые  люди.
Лок,  глядя  на  ее  лицо,  прильнувшее  к  камню,  засмеялся  и  попробовал
втолковать ей, какой смешной у нее вид. Все ж он вовремя вспомнил  про  мед,
вскочил на ноги и хотел оторвать от ее лица каменный сосуд.  Но  сосуд  этот
будто застрял, прилип, и, когда Лок рванул его вниз, ее лицо  тоже  поникло.
Потом они тягали сосуд, каждый в свою сторону, и орали друг  на  друга.  Лок
услыхал свой собственный  голос,  пронзительный,  громкий  и  неистовый.  Он
отпустил  камень,  прислушиваясь  к  этому  новому  своему  голосу,   и   Фа
откачнулась вместе с сосудом. Тут Лок увидал, что деревья  плывут  медленно,
очень медленно, в сторону и кверху. Внутри его головы возникло  великолепное
видение, которое все поставило на свое место, и он попытался рассказать  про
это Фа, но она даже и слушать не желала. Потом  пришла  полная  пустота,  он
только видел внутри головы, что уже глядел на это  прежде,  и  его  охватила
неистовая злоба. Он настиг это видение голосом и услыхал себя,  отторженного
от Лока-внутреннего, услыхал, что смеется  и  крякает,  как  утка.  Но  одно
главное слово было изначальным истоком  видения,  хотя  само  видение  ушло,
мгновенно исчезло. Лок  постарался  удержать  хотя  бы  слово.  Он  перестал
смеяться и с особенной торжественностью обратился к Фа, которая все  стояла,
припав лицом к каменному сосуду.
     - Бревно! - сказал он. - Бревно!
     Потом он вспомнил про мед и в негодовании рванул сосуд из рук  Фа.  Над
горловиной сразу же всплыл ее багровый лик" она засмеялась и заговорила. Лок
держал сосуд в точности так, как его совсем недавно держали  новые  люди,  и
мед тек ему на грудь. Он откинулся назад, изогнулся,  и  вот  уже  его  лицо
оказалось под сосудом и он исхитрился подставить рот  прямо  под  струю.  Фа
заливалась  звонким  смехом.  Она  упала  на  землю,  перекатилась  и  легла
навзничь, взбрыкивая ногами. Лок и медовый огонь, который пылал в его нутре,
неуклюже откликнулись на этот зов. Потом оба вспомнили  про  сосуд  и  опять
тянули каждый к себе и ссорились. Фа удалось отхлебнуть глоток, но мед,  как
оказалось, загустел и уже никак не хотел течь. Лок  выхватил  у  нее  сосуд,
тряхнул его, стукнул по нему кулаком, закричал, но меду внутри  не  осталось
ни капли. Тогда Лок в ярости грохнул сосуд оземь, и  он  раскололся  надвое,
будто в издевательской ухмылке. Лок и Фа набросились на черепки, прильнули к
ним, вылизывали и переворачивали, отыскивая,  куда  же  подевался  мед.  Рев
водопада захлестывал прогалину у Лока внутри головы. А деревья все  ускоряли
бег. Он проворно вскочил на ноги и сразу обнаружил, что земля так же опасна,
как бревно. Он стукнул по пробегавшему дереву, чтоб его остановить, но через
миг  уже  лежал  на  спине,  и  небо  стремительно  вращалось  над  ним.  Он
перевернулся и встал, сперва оторвав от земли  крестец  и  покачиваясь,  как
новый человечек. А Фа,' как бабочка с  опаленными  крылышками,  все  ползала
вокруг кострища, густо усеянного золой. Она бормотала что-то  невнятное  про
гиен. Лок вдруг почувствовал, что сила новых людей влилась в него.  Он  стал
одним из них и был теперь всемогущ. На прогалине оставалось еще много  веток
и несгоревших бревен. Лок подбежал к бревну, которое лежало сбоку,  и  велел
ему ползти. Он закричал:
     - Э-эх! Э-эх! Э-эх!
     Бревно скользило, как и деревья, только  уж  очень  медленно.  Лок  все
кричал, но бревно не убыстряло движения. Тогда он схватил ветку и стал  бить
ею бревно, еще и еще, как Танакиль била Лику. Внутри головы он увидал  людей
по бокам бревна, они волокли его, разинув  рты.  Он  закричал  на  них,  как
кричал старик.
     Фа проползла мимо. Двигалась  она  медленно,  неспешно,  как  бревно  и
деревья.  Лок  с  неистовым  воплем