ва,
чтоб отыскать пещеру, где она  была.  Фа  подбиралась  к  пещере  справа  от
кострища. Лок взял левей, упал на четвереньки и  пополз  к  пещере,  которая
была за долблеными бревнами и кучей неразобранных мешков. Бревна лежали там,
где люди их оставили, будто и они  тоже  хлебнули  медового  зелья,  а  ноги
старика все торчали из ближнего бревна. Лок спрятался  за  ним  и  осторожно
понюхал свесившуюся ногу. На ней не было пальцев или,  вернее  -  теперь  он
подобрался совсем близко, - она была обернута шкурой, как бедра новых людей,
и от нее исходил острый запах бычьей кожи и пота. Лок поднял глаза и  глянул
за боковину бревна. Старик лежал внутри, вытянувшись во весь рост,  рот  его
был разинут, он храпел, выдувая воздух через тонкий длинный нос. Шкура  Лока
ощетинилась, он в испуге припал к земле, будто глаза старика  были  открыты.
Потом сжался в комок средь взрытой земли и  высокой  травы  возле  бревна  и
теперь, когда нос его привык к запаху старика, перестал обращать внимание на
этот запах и стал разбирать другие. Бревна были сродни морю. Белизна  на  их
боковинах  была  морской  белизной,  горькой  и  навевавшей  воспоминание  о
прибрежных песках и пенистом, неуемном прибое.  Был  тут  и  запах  сосновой
смолы - чего-то густого и липучего, запах, который нос Лока легко определил,
но сам он не знал слова, чтоб его назвать. А еще были запахи многих  мужчин,
и женщин, и детей, и, наконец, самый  смутный,  но  сильный  запах,  который
состоял из многих, только их уже нельзя было распознать, потому что все  они
давным-давно слились воедино.
     Лок унял свою дрожь, теперь шкура его больше не щетинилась, и он пополз
мимо бревна, покуда не добрался до того места, где неподалеку  от  горячего,
но уже мертвого кострища были разбросаны округлые камни. От них  по-прежнему
исходил стойкий, особенный дух, такой сильный, что Лок внутри  головы  видел
его как сияние или облако над дырами, в верхних концах  камней.  Запах  этот
был как у новых людей, он  отвращал  и  неудержимо  влек  к  себе,  пугал  и
соблазнял, он был как сытая женщина и  в  то  же  время  как  ужас,  который
исходил от оленя и от старика. Локу так живо вспомнился олень, что он  опять
сжался в комок; но он не мог припомнить,  куда  же  ушел  олень  или  откуда
пришел, он помнил только, что олень появился, выйдя из-за  мертвого  дерева.
Тут он повернулся, поднял глаза и увидал мертвое дерево,  оплетенное  густым
вьюнком, огромное, с лохматой кроной,  словно  нависающей  из  облаков,  как
вставший на дыбы пещерный медведь. Лок быстро пополз к шалашу,  который  был
слева. Страж у кустов терновника опять застонал.
     Лок, руководимый нюхом, таясь под склоненными  ветвями,  приблизился  к
пещере с задней стороны и обнаружил там мужчину, еще мужчину,  а  рядом  еще
одного. Запаха Лику он не учуял, разве только некий запах  вообще  проник  в
его ноздри, такой слабый, что его почти и не было вовсе,  но  Лок  сознавал,
что запах этот, вероятно, как-то связан с Лику. Где бы он ни принюхивался  к
земле, сознание это упорно оставалось, но выследить  источник  он  никак  не
мог. Он  осмелел.  Прекратив  бесплодные  поиски  наугад,  он  подобрался  к
открытому входу в пещеру. Делая ее, люди сперва поставили торчмя две толстые
палки, а сверху уложили поперек еще  одну,  длинную.  Потом  поверх  длинной
палки навалили наклонно бессчетное множество веток,  так  что  на  прогалине
возник отлог из зеленой листвы. Всего  таких  отлогов  оказалось  три,  один
слева, другой справа, а третий меж кострищем и кустами терновника,  где  был
страж. Обрубленные концы веток были вогнаны в землю  по  кривой  черте.  Лок
пополз к концу этой черты и с осторожностью просунул голову  внутрь.  Шумное
дыхание и храп,  которые  исходили  от  лежавших  внутри,  были  громкими  и
прерывистыми. Кто-то спал так близко от лица  Лока,  что  до  спящего  легко
можно было дотянуться рукой. Спящий заворчал, рыгнул, перевернулся на бок, и
рука его вскинулась так, что ладонь задела лицо Лока.  Он  отдернулся,  весь
дрожа, потом, пригнувшись, опять подался вперед и  обнюхал  руку.  Она  была
бледная и слегка поблескивала, немощная и безобидная, как рука Мала. Но  она
была уже и длинней и отличалась особенным цветом, белизной с мертвенным, как
у гриба, отливом.
     Оставалось узкое пространство меж этой рукой и тем  местом,  где  ветки
косо вонзались в  землю.  Лок  увидал  внутри  головы  Лику,  она  была  так
ошеломительно близко  и  притом  так  далеко  спрятана,  что  он,  повинуясь
властному чувству, решительно двинулся вперед.  Он  не  знал,  каких  именно
действий это  чувство  от  него  требует,  но  знал  наверняка,  что  должен
немедленно  что-то  сделать.  Он  бесшумно   пополз   вперед   через   узкое
пространство, как змея вползает в нору. Там дыхание повеяло прямо на него, и
он окаменел. Чье-то лицо оказалось так близко от его  лица,  что  он  мог  с
легкостью дотянуться рукой. Он почувствовал  касание  необыкновенных  волос,
увидал бессмысленно удлиненную голову, похожую  на  костяной  утес,  которая
высоко вздымалась над бровями. Увидал он и тускло  поблескивающий  глаз  под
узким прищуром век, неровные волчьи зубы и почуял на своей  щеке  дыхание  с
медово-кислым  запахом.  Лок-внутренний  теперь  сопереживал  вместе  с   Фа
видение, полное ужаса, но Док-внешний был спокоен, безоглядно смел и холоден
как лед.
     Он протянул руку над спящим мужчиной и нашарил свободное  пространство,
а потом листву и землю по другую сторону. Он уверенно оперся ладонью об  это
пространство и изготовился  перемахнуть  через  спящего.  Но  мужчина  вдруг
заговорил. Слова исходили из самой глубины горла, будто языка у  него  вовсе
не было, и затрудняли дыхание. Грудь стала бурно вздыматься и  опадать.  Лок
отдернул руку и опять припал к земле. Мужчина стал колотить по листьям;  его
кулак нанес удар, и у Лока из глаз посыпались искры. Он отпрянул, а  мужчина
весь изогнулся, так что брюхо его оказалось выше  головы.  Безъязыкие  слова
извергались безостановочно, а руки лупили, путаясь средь наклоненных ветвей.
Голова мужчины повернулась к Локу, и он увидал, что  широко  открытые  глаза
глядят на него в упор, поворачиваясь вместе  с  головою,  совсем  как  глаза
старухи, когда она плавала в воде. Глаза эти глядели куда-то сквозь Лока,  и
шкура его съежилась от леденящего страха. Мужчина выгибался все круче, слова
превратились в отрывистое карканье, которое звучало все громче и  громче.  В
одном из соседних шалашей поднялся шум, раздался пронзительный женский голос
и  сразу  вопль  ужаса.  Мужчина  возле  Лока  повалился  на   бок,   потом,
пошатываясь, встал на ноги и ударил кулаком по веткам с такой силой, что они
рухнули и свалились в  кучу.  Мужчина,  все  так  же  пошатываясь,  двинулся
вперед, и его карканье перешло в крик, на который  сразу  кто-то  отозвался.
Другие мужчины ломились из пещеры с  оглушительными  воплями,  сшибая  ветки
наземь ударами кулаков. Страж из кустов  терновника,  спотыкаясь,  бродил  в
темноте и махал кулаками, пытаясь сразить неуловимую  тень.  Рядом  с  Локом
кто-то выскочил из кучи переломанных веток, смутным  взглядом  всмотрелся  в
первого из мужчин и занес над ним тяжелую палку. Внезапно прогалина, объятая
темнотой, закишела людьми, которые с пронзительными криками затеяли  свалку.
Кто-то выворачивал ногами дернины и, пиная, отшвыривал их прочь с  кострища,
после чего тусклое  зарево,  а  потом  огненные  языки  взметнулись  кверху,
осветив землю, где столпились люди, окруженные тесным кольцом деревьев.  Там
же стоял вскочивший на ноги старик,  седые  волосы  развевались  вокруг  его
головы и лица. Лок увидал и Фа, она убегала с пустыми руками.  Она  заметила
старика и круто свернула в сторону. Смутно  видный  человек  рядом  с  Локом
замахнулся толстенной палкой так устрашающе, что Лок невольно перехватил ее.
Потом он перекатывался средь беспорядочного  сплетения  рук,  ног,  зубов  и
клыков. Наконец он вырвался, а в этом сплетенье  не  прекращались  свалка  и
злобные  рыки.  Он  увидал,  как  Фа  проворно  прыгнула,  нырнула  в  кусты
терновника и скрылась за ними, увидал, как старик, являвший собою  кошмарный
вид, одни только волосы и сверкающие глаза, ударил палкой  с  утолщением  на
конце прямо по  сгрудившимся  людям.  Лок,  перепрыгивая  кусты  терновника,
увидал, как страж лезет через них напролом. Лок  упал  на  руки  и  пустился
бежать, но, когда кусты надежно укрыли его, остановился. Он видел, как страж
промчался мимо, держа наготове гнутую палку и прут, нырнул под низкую  ветку
бука и скрылся в лесу.
     Костер на прогалине теперь ярко  пылал.  Старик  стоял  возле  него,  а
остальные мужчины медленно  подымались  на  ноги.  Старик  кричал,  указывая
рукой, и тогда один из мужчин,  пошатываясь,  добрел  до  терновника,  потом
взбодрился и побежал вслед за стражем. Женщины тесно  обступили  старика,  и
средь них была девочка Танакиль, она прикрывала глаза тыльной стороной руки.
Двое мужчин прибежали  назад,  что-то  крикнули  старику  и  напролом  через
терновник ворвались на прогалину. Теперь Лок увидал, что  женщины  валят  на
костер ветки, те самые, из которых была сделала одна из пещер. Сытая женщина
тоже оказалась там, она ломала руки и вопила, а новый человечек висел у  нее
на плече. Туами что-то встревоженно втолковывал старику, указывая на лес,  а
потом на землю, где лежала голова оленя. Костер полыхал все сильней; большие
ветви вместе с листвой занимались и вспыхивали с оглушительным треском,  так
что деревья,  обступавшие  прогалину,  стали  видны  ясно,  как  днем.  Люди
сомкнулись вокруг костра, поворотясь к нему спинами и  вглядываясь  во  тьму
леса. Потом они разбежались по пещерам и проворно возвратились  назад,  неся
ветки, которые стали подкидывать в костер, и огонь  всякий  раз  разбрасывал
вокруг все больше света. Потом  люди  стали  притаскивать  цельные  звериные
шкуры и облекать в них свои тела. Сытая женщина  перестала  выть  и  кормила
грудью  нового  человечка.  Лок  видел,  как  другие   женщины   робко   его
поглаживали, что-то приговаривая, протягивали ему раковины, которые висели у
них вокруг шей, но все время оглядывались  на  темные  деревья,  обступавшие
костер. Туами и старик возбужденно переговаривались, то и  дело  кивая.  Лок
чувствовал себя в безопасности под покровом тьмы и  все  же  понимал,  каким
неодолимым могуществом обладают люди, освещенные костром. Он крикнул:
     - Где Лику? Он увидал, как люди замерли, и сжался в комок. Одна только
     девочка Танакиль завизжала и притихла, лишь  когда  сморщенная  женщина
схватила ее за руку, встряхнула и заставила смолкнуть.
     - Отдайте Лику!
     Каштан, освещенный  костром,  прислушивался,  склонив  голову  набок  и
стараясь поймать ухом, откуда донесся голос, а тем временем  подымал  гнутую
палку.
     - Где Фа?
     Палка изогнулась круче и резко распрямилась.  Через  краткое  мгновенье
что-то порхнуло в воздухе  мимо  Лока,  как  птичье  крыло;  раздался  сухой
щелчок, потом деревянный треск и  хруст.  Одна  из  женщин  ринулась  к  той
пещере, куда недавно заползал Лок, и приволокла целую охапку веток,  которую
всю сразу швырнула в костер. Темные лица людей  бесстрастно  вглядывались  в
глубь леса.
     Лок повернулся и доверился  своему  нюху.  Он  проскочил  через  тропу,
отыскал запах Фа и запах двоих мужчин, которые ее  преследовали.  Он  рысцой
побежал вперед, опустив нос к самой земле, улавливая запах,  который  должен
был помочь ему отыскать Фа. Он ощущал нестерпимое желание опять услышать  ее
голос и  прильнуть  к  ней  всем  телом.  Ускорив  бег,  он  ринулся  сквозь
предрассветную темноту, и запахи рассказывали ему, что и как произошло.  Вот
следы Фа, далеко отстоящие друг от друга, такие длинные скачки  она  делала,
пальцы ее ног оставили на земле отпечатки в форме маленьких полумесяцев.  Он
обнаружил, что теперь, вдали от костра, видит гораздо ясней, потому  что  за
деревьями уже брезжил рассвет. И опять он вспомнил  про  Лику.  Он  повернул
назад, взлетел на развилину бука  и  сквозь  ветки  поглядел  на  прогалину.
Страж, который гнался за Фа, теперь выплясывал перед новыми людьми. Потом он
начал пресмыкаться, как змея, и подполз к порушенным пещерам; там  он  встал
на ноги; потом вернулся к костру, по-волчьи щелкая зубами, так что  люди  от
него отшатнулись. Он указал рукой;  потом  изобразил  бегущее,  пригнувшееся
существо,  хлопая  руками,  как  птица  крыльями.   Он   остановился   подле
терновника, провел рукою поверх него черту в воздухе,  потом  стал  подымать
эту черту выше и выше до крон деревьев и завершил штрихом,  который  означал
недоумение. Туами что-то скороговоркой втолковывал старику. Лок  видел,  как
он опустился на колени возле самого костра, расчистил кусочек земли  и  стал
чертить по ней палкой. Лику там и в помине не было, а сытая женщина сидела в
одном из долбленых бревен, и новый человечек цеплялся за ее плечо.
     Лок спрыгнул на землю, опять отыскал след Фа и побежал по этому  следу.
Отпечатки ее стоп источали ужас, и от сострадания шкура Лока ощетинилась. Он
добежал до того места, где преследователи остановились, и сразу увидал,  как
один из них шагнул в сторону, где его ступни, лишенные пальцев, оставили  на
земле глубокие отпечатки. Увидал он и разрыв меж скачками там,
     где Фа подпрыгнула высоко вверх, а  дальше  ее  кровь,  которая  падала
крупными каплями, вела по неровной кривой от леса назад  к  болотине,  через
которую прежде было перекинуто бревно. Он пробежал  по  следу  через  густые
колючие заросли, истоптанные преследователями. Он миновал то место, где  они
остановились и повернули назад, причем не замечал терниев, которые рвали его
шкуру.  Потом  он  увидал  место,  где  ее  ноги,  совсем  как  теперь   его
собственные, погрязли в жадной трясине и  оставили  провал,  который  теперь
заливала гнилая, застоявшаяся вода. Прямо  перед  ним  расстилалось  болото,
поблескивающее  и  жуткое.  Пузыри  уже  не  всплывали  со   дна,   и   весь
взбаламученный  ил,  который   бурыми   загогулинами   поднялся   тогда   на
поверхность, уже осел, будто ничего не  случилось.  Даже  пена,  и  тина,  и
липучая лягушачья слизь отплыли поодаль и неподвижно лежали на  безжизненной
воде под грязными, нависающими ветками. Здесь  следы  и  кровь  прерывались;
здесь был запах Фа и витал ее ужас; а дальше не было ничего.

ДЕСЯТЬ


     Серый свет побелел, засеребрился, и черная вода в болотинах заблестела.
Средь тростниковых и вересковых островков заклекотала  птица.  Где-то  вдали
олень из оленей трубил и трубил. Трясина все глубже  засасывала  ноги  Лока,
погруженные уже по щиколотки, и ему пришлось махать руками,  чтоб  сохранить
равновесие. В голове у  него  было  недоумение,  а  под  недоумением  таился
глухой, тягостный голод,  который  странным  образом  спускался  по  телу  и
подступал к сердцу. Нос Лока сам собой втягивал воздух, чтоб разведать,  нет
ли поблизости какой еды, и глаза  устремлялись  то  в  одну  сторону,  то  в
другую, на трясину и густое плетение вереска. Он извернулся, подогнул пальцы
ног, вызволил ступни из трясины и шатаясь добрел до берега, где  земля  была
уже твердой. Воздух потеплел, и крошечные насекомые  трепетали  крыльцами  и
тоненько пели, издавая звук, похожий на звон в  ушах  после  сокрушительного
удара по голове. Лок встряхнулся, но тонкий, пронзительный звон не умолкал и
мучительная тяжесть угнетала сердце.
     На опушке под деревьями прятались в земле луковицы, и зеленые их ростки
лишь недавно выглянули на свет. Лок выворачивал их ногами, подносил к руке и
отправлял  в  рот.  Лок-внешний  как  бы  вовсе  и  не   хотел   этого,   но
Лок-внутренний побуждал зубы  грызть,  а  горло  вздуваться  и  глотать.  Он
вспомнил, что ему очень хочется пить, и побежал назад к болотине,  но  хлябь
изменилась неузнаваемо: теперь она устрашала, чего не было, когда  он  искал
Фа по ее запаху. Ноги его противились туда ступить.
     Лок стал медленно пригибаться. Его колени коснулись  земли,  он  уперся
руками и постепенно перенес на них тяжесть своего тела, вцепившись в землю и
напрягая все силы. Он рванулся вперед  по  палой  листве  и  сучьям,  причем
голова его вскинулась, повернулась,  глаза  боязливо  озирались,  удивленные
глаза над широко разинутым ртом. Из  этого  рта  вырвался  горестный  вопль,
протяжный и хриплый, в нем звучали боль и человечье страдание. Тонкое  пение
летучих тварей не умолкало, и водопад все так же грохотал у  подножья  горы.
Где-то вдали опять затрубил олень.
     Небо порозовело, а на вершинах деревьев нежно зеленела молодая  листва.
Почки, которые до сих пор были всего лишь зародышами, лопнули, из них  будто
высунулись пальцы, и теперь скопище  их  было  очень  густым,  если  глядеть
против света, так что можно было различить лишь толстые  ветки.  Сама  земля
содрогалась, словно напрягая все силы, чтоб выплеснуть свои  соки  вверх  по
древесным стволам. Горестный вопль Лока затих, теперь он  внимал  содроганью
земли и на время успокоился. Он упал на четвереньки, пополз, потом  принялся
выковыривать пальцами луковицы  и  жевать  их,  и  горло  его  вздувалось  и
проталкивало еду в брюхо. Жажда  опять  напомнила  о  себе,  Лок  присел  на
корточки и стал шарить вокруг себя в поисках твердой почвы у закраины  воды.
Он повис вниз головой на ветке, склоненной почти  до  самой  поверхности,  и
стал пить из темной, как агат, глади.
     Со стороны леса донеслись шаги. Лок выбрался на сушу и увидал двоих  из
новых людей, которые стремглав пробежали меж стволов, держа в  руках  гнутые
палки. Слышно было, как на прогалине громко шумят остальные;  как  стукаются
друг об друга долбленые бревна, как рубят деревья. Лок вспомнил про  Лику  и
ринулся к прогалине, добежал до кустов, поверх которых он  уже  мог  видеть,
что делают новые люди.
     - Э-эх! Э-эх! Э-эх!
     Вдруг Лок увидал внутри головы, как долбленое бревно надвинулось  носом
на берег, а потом неподвижно  замерло  на  прогалине.  Он  пополз  вперед  и
прилег. На реке уже не было больше бревен, а стало быть, они  уже  не  могли
оттуда выползти. Теперь  он  увидал  внутри  головы,  как  бревна  удаляются
обратно в реку, и это было непостижимо, но так очевидно связано с предыдущим
видением и со звуками, которые  раздавались  на  прогалине,  что  он  понял,
почему именно первое видение породило второе. Это  был  какой-то  поворот  в
мозгу, и Лок испытал гордость и скорбь и преобразился в Мала. Он тихо сказал
зарослям вереска, унизанного молодыми почками:
     - Теперь я стал Малом.
     Вдруг ему почудилось,  будто  у  него  совсем  новая  голова  и  в  ней
множество видений, средь которых он с легкостью  сможет  разобраться,  когда
только захочет. Видения слагались из серого дневного света.  Они  охватывали
ту единую нить жизни, которая неразрывно связывала его  с  Лику  и  с  новым
человечком; видения охватывали  и  новых  людей,  к  которым  Лок-внешний  и
Лок-внутренний оба безудержно стремились по зову любви, пронизанной страхом,
потому что эти люди убьют его, если смогут.
     Он увидал внутри головы, как Лику глядит нежными,  влюбленными  глазами
на Танакиль, и догадался,  как  Ха,  преодолевая  страх,  ринулся  навстречу
внезапной смерти. Он отчаянно вцепился в кустарник, а волны бурного  чувства
захлестывали и переполняли его, и тогда он вдруг завопил во всю глотку:
     - Лику! Лику!
     Люди на прогалине сразу же перестали валить  деревья,  и  вместо  стука
рубил раздался грозный протяжный треск. Прямо перед собой Лок увидал  голову
и плечи Туами, а потом это видение стремительно  сместилось  вбок,  и  целое
дерево, подминая под  себя  все  вокруг  густой  зеленой  кроной  и  кривыми
сучьями, рухнуло наземь. Когда зелень наконец  улеглась,  Лок  опять  увидал
прогалину, потому что в терновнике была брешь и через нее  ползли  долбленые
бревн