Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
натную особу, только умную".
Пусть она объявит туркам, что "ты, государь, в миру быти с ними желаешь
и послов своих послати изволишь". Да заодно разведает, на каких условиях
турки будут мириться. Если условия подходящие установить с ними мир.
И, наконец, общий совет из собственного опыта. С турками надо дер-
жаться твердо и уверенно. "С ними надобно поступать смело и делно, и се-
бя смиренно знать не надобно давать. Я по премногу чаю, что они склонны
с тобою, государем, к миру и учинят его".
Почти месяц спустя, как бы подытоживая свои раздумья, Возницын пред-
ложил и другой способ заключения мира обратиться к посредничеству цеса-
ря.
Для этого нужно прислать в Вену умную и "легкую" особу, но не посла.
"От послов наших они в даче кормов, и подвод и иных стяжаниях зело ску-
чают". Правда, австрийцы перед ними во многом виноваты. Однакож, припом-
ня грехи свои, авось в том деле нам полезны будут. Во всяком случае от
попытки посредничества, если она даже не удастся, Москве убытка не бу-
дет. "За сим милостивому твоему государя по Бозе призрению предаются
убогий твой раб и последний сирота. Из Вены, Марта в 16 день".
И поехал в Москву Прокофий Богданович.
* * *
Трудной и долгой была дорога Возницына к дому. 16 марта у венских го-
родских ворот распрощался он со своим первым помощником и советником
"дохтуром" Пасниковым. Поскакал "дохтур" на север, в Амстердам, инстру-
менты править, а Прокофий Богданович повернул коней на восток,
Медленно двигался по разбитым дорогам Европы возницынский караван.
Необычное зрелище являл он изумленному путнику. Коляски, кареты, возки с
необьятным посольским скарбом. За ними - важные верблюды и мулы, пода-
ренные турками. А вокруг - всадники в долгополых кафтанах и щеголеватые
рейтеры. И все это нещадно вопило, ревело и ржало, неуклонно двигаясь
туда, где вставало солнце.
Через несколько дней в маленьком городке Опава этот караван разделил-
ся. Подьячий Михайло Волков и дворянин Владимир Борзов двинулись на Вар-
шаву, а оттуда в Смоленск и Москву. Им сбагрил Прокофий Богданович опос-
тылевших верблюдов и мулов, строго-на-строго наказав доставитъ их в це-
лости и лишь в крайнем случае продать. Причем даже цену указал*.
А сам Возницын взял курс на Бреславлъ - Кенигсберг - Мемель - Ригу -
Псков. Три месяца продолжалосъ путешествие. Ехал он в карете, плыл по
Висле на судах-шмаках. Встречался с разными людьми, смотрел, изучал,
приглядывался. Перед его глазами, не на бумаге - на яву разворачивалось,
как любят говорить дипломаты, "внутреннее положение" Австрии, Польши,
Бранденбурга, Курляндии, сложное переплетение их интересов и противоре-
чий. Скоро, очень скоро все эти вопросы станут главнейшими в русской по-
литике. Интересно, случайно или все-таки с умыслом проложил этот маршрут
Прокофий Богданович?
В его бумагах нет на это прямого ответа. Он лишь все жалуется на здо-
ровье да на худые подводы.
"С самой Сермии от тамошних злых ветров и стужи и большой нужи учи-
нился болен и доселе стражду скоробутикою и ныне лежу недвижим, токмо
терплю во всех своих костях и жилах великий лом и нестерпимое грызеиие и
веры иеймегпся, могу ль доехати жив до Москвы".
Вообще тон его записей унылый, не то что в Карловицах. В Бреславле он
получил известие, что в Варшаве "огневицаю умер" его соперник пан Мала-
ховский и к султану назначен другой посол. Прокофий Богданович не без
назидания замечает: "Говорят, что с печали, что договор его не зело за
благо почтен". Татары на Польшу набег учинили и 120 тысяч в полон увели.
И за то на него великое нарекание было, что, учиня вечный мир, не сумел
ту опасность отвести.
* * *
Первые слухи о заключении мира с турками поползли по Москве 31 янва-
ря. Скорее всего это были просто слухи, вызванные ожиданиями: после пе-
ремирия в Карловицах прошло всего 17 дней, и официальное сообщение в
Москву прийти никак не могло. Но радости они не вызвали. В столице в это
время проходил "съезд" созванного для похода служилого дворянства, кото-
рое, судя по всему, было настроено воинственно. Вот что записал в своем
дневнике секретарь австрийского посольства Корб:
"Распространившиеся слухи о мире вызывают общую печаль; даже скорбят
и те лица, которые до сих пор все вздыхали о мире, хотя наружно противи-
лись ему, не желая навлекать ни себя неудовольствие (царя)".
А вообще зима эта, несмотря на войну и стрелецкие казни, выдалась в
Москве на редкость веселой. Иностранные послы сообщали в свои столицы о
непрерывной веренице празднеств и гуляний. После рождественской литургии
в Успенском соборе одно угощение сменяло другое, свадьба следовала за
свадьбой.
Да и сама Москва после унылого шестинедельного поста преобразилась.
Корб писал:
"На всех площадях и перекрестках люжно было видеть огромное изобилие
мяса; здесь невероятное множество гусей, там такое громадное количество
уже битых поросят, что их, кажется, хватило бы на целый год; такое же
число было и зарезанных быков и разного рода птицы. Казалось, что они
слетелись в этот один город из целой Московии и всех ее частей. Напрасно
стану я называть различные сорта их: тут имелось все, что только можно
было пожелать".
С шумом и гамом необыкновенным пронеслись святочные увеселения при
деятельном участии самого царя и той развеселой, пока еще не оформившей-
ся компании, которая получит потом название всешутейшего и всепьянейшего
собора...
По заснеженным улицам всегда бродили на святки толпы ряженых, проно-
сились вереницы разукрашенных возков и карет. Но теперь московская знать
по выбору царя в шутовском обличье изображала патриарха, митрополитов,
архимандритов, попов и других чинов церковной иерархии. Сам царь высту-
пал в роли дьякона. Они разъезжали на 80 санях, и никто в Москве не был
застрахован, что к нему вдруг в одночасье не нагрянет эта веселая компа-
ния пропеть хвалу родившемуся Христу. Когда она прикатила к Лефорту, он
не ударил в грязь лицом: встретил приятной музыкой, устроил пир горой и
танцы до упаду. Но беда тому, кто поскупится на плату или угощение. Бо-
гатый московский купец Филатьев наградил славильщиков, среди которых был
Петр, всего двенадцатью рублями. Царь тотчас же послал к дому нерасто-
ропного купца сотню человек с требованием выдать каждому по рублю. Поп-
робуй ослушаться царского указа! Наученный этим горьким опытом, князь
Черкасский сразу вынес толпе 1000 рублей.
Необычным было и традиционное освяшение воды на Москве-реке 6 января
- Водосвятие. Красочная процессия двигалась к реке, скованной зимним хо-
лодом. Открывали ее солдаты полка Гордона в красных кафтанах. За ними
шли преображенцы в зеленых кафтанах во главе с самим царем, и тут выде-
лявшимся огромным ростом. Он, вместо того чтобы по традиции сидеть на
троне рядом с патриархом, бодро шагал вместе с солдатами. В конце же
следовал полк семеновцев в голубых кафтанах, где барабанщиками служили
карлики.
Потом появилось духовенство в богатых одеждах, украшенных золотом,
серебром и драгоценными камнями... Но пусть лучше об этом расскажет оче-
видец - австриец Корб:
"Невероятное количество людей толпилось со всех сторон, улицы были
полны, крыши бьыи заняты людьми, зрители стояли и на городских стенах,
тесно прижавшись друг к другу. Как только духовенство наполнило обширное
пространство ограды, началась свяуенная церемония, зажжено было множест-
во восковых свечей".
После призыва милости Божией митрополит стал ходить с кадилом вокруг
ограды, посередине которой была проделана полынья в Москве-реке в виде
колодца. А напротив ограды был воздвигнут высокий помост. На нем стоял
солдат с белым знаменем, на котором сиял вышитый золотом двуглавый орел.
Ему нужно было зорко наблюдать за церемонией благословения воды, склоняя
в нужный момент стяг.
Как только кончилось богослужение, знаменосцы всех полков приблизи-
лись к ограде и их стяги были окроплены благословенной водой. Затем пат-
риарх кропит святой водой царя и всех солдат. Завершая праздничное тор-
жество, производится залп из орудий всех полков. За ним следуют троек-
ратные ружейные залпы.
"Перед началом этой церемонии на шести белых царских лошадях привози-
ли покрытый красным сукном сосуд, напоминавший своей фигурой саркофаг. В
этом сосуде надлежало затем отвезти благословенную воду во дворец его
царского величества. Точно так же клирики отнесли некий сосуд для патри-
арха и очень много других для бояр и вельмож московских".
Но из этих описаний Корба было бы неправильно делать вывод, что
только увеселениями и была занята Москва той зимой. Государственный ап-
парат, хоть и с напряжением, работал четко. Розыск и казни стрельцов шли
своим чередом. Царь крепко держал бразды правления и умудрялся самолично
принимать решения по всем сколько-нибудь значимым делам. Кстати, именно
в эти дни - 1 и 6 января им были направлены личные указания Возницыну
уступить приднепровские города.
Как это ему удавалось? Петр работал все время - даже во время пиров.
Нередко на балу, где-нибудь в соседней комнате, он давал аудиенции
иностранным представителям, принимал верительные грамоты, отпускал пос-
лов. Иногда поздней ночью в разгар пира он устраивал своего рода госу-
дарственный совет для обсуждения важных вопросов, порой даже не считаясь
с присутствием иностранцев или других гостей, которые в немом изумлении
следили за происходящим.
Один из таких деловых пиров описан все тем же вездесущим Корбом.
На пиршество к Лефорту царь запоздал, задержанный какими-то важными
делами. "Впрочем, и во время самого стола, не обращая внимания на при-
сутствие иностранных представителей, он рассуждал о некоторых предметах
с боярами, но это совещание было очень близко к спору: не щадили ни
слов, ни рук, потому что все были увлечены чрезмерно, а в присутствии
государя и опасным пылом при упорной защите своего мнения. Они так спо-
рили друг с другом, что дело доходило по"ти до обвинения. Негодуя, что к
царским обедам допускается столько разного рода сумасбродов, боярин Ар-
тамонов, обращаясь к Винниусу, воскликнул по латыни "stultorum plena
sunt omina!"*"
По окончании пира, пишет далее Корб, следовали танцы и затем отпуск
польского посла. Царь с неожиданной быстротой вырвался из толпы веселя-
щихся гостей в находившуюся рядом столовую, отдав приказ польскому послу
следовать за ним. Туда же устремилась и вся толпа пировавших, желая уз-
нать, в чем дело.
"И не успели еще все задержанные собствеиной торопливостью проникнуть
туда, кик его царское величество уже выдал польскому послу отзывную (т.
е. отпускную) грамоту и вышел из комнаты, заставив покраснеть всех еще
желавших и пытавшихся туда ворваться".
ГЛАВА XV УПРЯМАЯ ГОЛОВА
В тот самый день, 14 января, когда Прокофий Богданович заключил в
Карловицах перемирие, в Москву через Тверские ворота въезжал бранден-
бургский посланник фон Принцен. Закутанный в тулупчик, робко выглщывал
он из позолоченных царских саней, запряженных парой белых лошадей. Кру-
гом слуги в красных кафтанах, скороходы в голубых платьях. И все не свое
- ни слуги, ни скороходы, ни лошади, ни сани. Тулупчик и тот с плеча
царского. А вокруг снега белые, бескрайние...
Посланник молодой - всего 24 года. Хорош собой, образован, любезен.
Но главное - он понравился царю, когда сопровождал Петра во всех его по-
хождениях в Кенигсберге - Коромавице, как перетолмачили его на свой лад
русские. Вот и решил хитрый курфюрст невзрачного Бранденбурга направить
его в Москву, чтобы поддержатъ завязавшуюся в Кенигсберге дружбу с царем
великой страны.
Дивились московские люди, что за страна такая Бранденбург и почему
посланнику почет великий оказывают?
Княжество небольшое. Таких в Германии считать пальцев на обеих руках
не хватит. Да к тому же еще и захудалое, попросту говоря - нищее. Кто
бывал - видел: крестьян там почище, чем в России, обирают. А двор кур-
фюрста куражится, с Версалем в балах и приемах соревнуется. Бутафория
какая-то, а не княжество.
Но люди, в политике сведущие, говорили: нет, княжество хоть и мелкое,
но нужное. В европейском политическом рлскладе для России союзник ес-
тественный. Потому что у обеих стран один и тот же неспокойный сосед -
Швеция. Значит, и интерес общий есть.
Курфюрст Фридрих Вильгельм свои виды на дружбу с Москвой имеет. Но
разгадать-то их нетрудно. Дрожит, ох дрожит Фридрих за свои прусские
владения. Потому как косит на них глаз не только Польша, но и такой во-
енный гигант, как Швеция, где, как на зло, молодой воинственный монарх
обьявился.
Еще весной прошлого года, как только пересекли границу Бранденбурга,
Петр и его послы (а среди них был наш Возницын) сразу заметили: обхажи-
вает их курфюрст. Особенно после Риги это было видно. Там шведы встрети-
ли их более чем холодно. А в Кенигсберге Фридрих Вильгельм устроил Петру
наилюбезнейший прием по самым строгим меркам Версаля, который и тогда
был законодателем дипломатического этикета. Он не скупился на пушечные
салюты, обильные обеды, объятия, поцелуи, балы, охоты и фейерверки,
рассчитывая сыграть на тщеславии молодого рчсского царя, впервые попав-
шего из медвежьей глухомани в "просвещенную Европу".
В общем, правы были сведущие люди. Уже первым шагом Великого по-
сольства было заключение в Кенигсберге договора о дружбе. Сам по себе
договор этот не содержал ничего особенного и ни от кого не скрывался. Но
при его заключении устно, не на бумаге, договорились о союзе против Шве-
ции. Тогда эта договоренность показалась Петру не очень-то и нужной,
так, скорее жест в ответ на любезное гостеприимство бранденбургского
курфюрста. Олнако планы Петра менялись, и соглашение в Кенигсберге ста-
новилось куда как важным.
Дело в том, что зтой зимой Петр твердо решил развернуть русскую внеш-
нюю политику на север - против Швеции. Это было нелегкое и даже риско-
ванное решение. Швеция тогда считалась великой европейской державой -
хозяйкой Севера, причем весьма воинственной и жестокой. Если взглянуть
на карту того времени, то нетрудно увидеть, что даже своими очертаниями
она походила на гигантскую рыбью пасть, распахнутую над Центральной Ев-
ропой. Она уже поглотила Финляндию, Карелию, Ингрию, Эстонию, Ливонию,
Штральзунд, Штетин и часть датской территории. Желто-голубой шведский
флаг закупорил устья северных рек Европы - Невы, Западной Двины, Одера.
Под немигающим ледяным взором этой хищницы ежились слабенькие европейс-
кие княжества - кто следующий?
Но Петр хорошо усвоил уроки европейской дипломатической школы - евро-
пейские балансы сил, можно сказать, собственными руками взвешивал.
Вена, Лондон, Париж и Амстердам хотели изолировать Москву, оставить
ее воевать с Турцией, а сами заняться дележом испанского наследства.
Петр использует их же прием: пусть увязают в этой борьбе, да поглубже.
Тогда Россия, если сумеет заключить мир с Турцией, развяжет себе руки,
чтобы вернуть захваченные шведами земли и выйти наконец к морю.
Кто может помешать этому? Сами же шведы немало глупостей наделали. С
французами - своими союзниками - отношения умудрились разладить, а с
морскими державами не сблизились. Да и не до Швеции им будет в этой об-
щеевропейской свалке. Значит, серьезной поддержки им никто не окажет.
Можно сказать, они в изоляции.
А княжества и государства Центральной Европы так натерпелись от во-
инственных шведов, что руки им не протянут. Скорее наоборот - ногой
пнут. Вот, к примеру, Бранденбург - так к России и жмется. Или Дания...
Давно уже датский посол Гейнс с предложением о союзе вокруг Петра
кругами ходит. То запрутся в дальние комнаты в доме датского резидента в
Москве. То у князя Голицына, отдыхая после казней, как бы случайно
встретятся. А в феврале 1699 года и проект союзного доювора на столе по-
явился.
Но Петр твердо решил не брать никаких обязательств воевать на Севере,
пока не будет мира с Турцией. Борьба на два фронта невозможна. Надо сна-
чала помириться с Турцией и только потом уже иачинать войну со Швецией.
Поэтому Петр тянул с ответом на предложение датского посла о союзе,
ожидая вестей от Возницына. Потом уехал в Воронеж. Датский и бранден-
бургский послы потянулись за ним.
Но и в Воронеже Петр не спешил, хотя известие о "мирке" Возницына по-
лучил. Взвешивал, очевидно, прикидывал. Двухлетнее перемирие, которое
преподнес Возницын, было весьма кстати. Но оно не могло обезопасить тыл.
А Петру нужен был надежный мир на Юге.
Только после долгих колебаний, уезжая из Воронежа в Азов, Петр нако-
нец решается заключить союз с Данией. Но с одной оговоркой: пока не бу-
дет мира с Турцией, этот трактат не может быть принят к исполнению. Нау-
чился-таки осторожности русский царь, общаясь с европейскими государями.
* * *
До Москвы Возницын добрался только к середине лета. Там его встретили
без почета и похвалы. Скорее с холодком. Только и сказали: поезжай в
Азов, там царь, он разберется.
Не знал Прокофий Богданович, что в эти же дни в Москву из Вены пришла
на него жалоба - вел, дескать, себя не так на Карловицком конгрессе.
Что ж, кляуза - это испытанный прием цесарской дипломатии, когда надо
вышибить из седла партнера, который твердо, а главное - успешно ведет
дело. Не от них ли перешел к нам этот прием? Или на отчей почве сами
дошли до этого? Трудно сказать...
Господин Прокофий, вкрадчиво жаловались австрийцы, заключил свое пе-
ремирие с турками ранее союзников, действуя в полной тайне от них и от
посредников. Цесарские министры всегда были отягчены его недоверчивым
отношением. Их сердечному и верному увещанию он не внимал, но всегда
своей упрямой голове следовал, а союзников за мало и даже ни за что не
почитал...
Видно, сильно невзлюбили Прокофия Богдановича в Вене за его неуступ-
чивость и самостоятельные суждения. Эта нелюбовь перешла потом и в
австрийское посольство в Москве. Каждое упоминание имени Возницына в
дневнике Корба сопровождалось обычно каким-либо нелестным отзывом. Даже
когда получили известие, что умер Возницын в Кенигсберге, австрийский
посланник и тут не удержался от злословия: "У худой травы плод всего ху-
же".
* * *
Не знал обо всем этом Возницын, но почувствовал: что-то не так. Поэ-
тому быстренько собрался в новую дорогу и 18 июня был уже в Азове.
Царь принял его без задержки, и Прокофий Богданович понял, что зла на
него он не держит. Больше того, Петр принял практически все его советы,
как вести дело с турками.
Писал, например, Возницын, что для заключения мира надо направить в
Константинополь человека незнатного, но умного. Петр так и поступил. Его
выбор пал на думного дьяка Емельяна Игнатьевича Украинцева. Как и Возни-
цын, он был из служилых провинциальных людей. До всего сам доходил. Всю
дипломатическую службу снизу вверх прошел и десять лет Посольским прика-
зом управлял.
Понравился Петру и другой совет Возницына - отправить посла в Конс-
тантинополь на русском военном корабле. А проводить посла всем флотом до
Керчи! Это уже Петр сам придумал и был очень доволен этим планом. Он да-
вал возможность использовать воронежский флот если не для похода против
Турции, то хотя бы в дипломатических целях - показать русский флаг на
Черном море.
Царь с неистовством отдался осуществлению этого плана. Он занимался
буквально всем: и снаряжением флота, и составлением директив для по-
сольства. А в промежутках успевал еще руководить внутренними и внешними
делами страны. На несколько месяцев Азов, а затем Таганрог стали столи-
цей России.
Петра снова можно было увидеть с топором или с ведром деггя. Работал
с азарто