сделать все, что можно, для наилучшего обеспечения интересов России. Ис-
тинное дипломатическое искусство начинается там, где действуют  с  мини-
мальными шансами на успех. Это искусство кончается и превращается в  ка-
питуляцию, если такими шансами пренебрегают и отдаются на  волю  слепого
случая". Все это так. Но как же трудно бывает  использовать  этот  мини-
мальный шанс.

   ГЛАВА IV КОНЧЕН БАЛ

   Все, кончилась большая политика в Вене. Теперь Петр рвется в Венецию.
Ему, как ребенку, нужна любимая игрушка - море. Он мечтает жить там  уе-
диненно и снова с топором в руках строить,  строить,  узнавая  в  работе
секреты знаменитых венецианских галер, одержавших блестящие  победы  над
турецким флотом... Возможно, из Венеции он поедет в Рим. Об этом сообща-
ет папскому нунцию сам Леопольд I. Нунций доволен и  льстит  императору:
"Никогда еще при дворе его цесарского величества не появлялся столь  вы-
сокий государь, оказывающий такое уважение августейшему дому".
   Цесарь тоже  доволен  и  потому  принимает  комплимент  благосклонно.
Действительно, говорит он, в Вене еще не  появлялось  подобной  персоны.
Московский царь обладает здравым суждением и добрым  сердцем.  Он  более
цивилизован, чем выглядит.
   А Петр мечтал уехать из душной Вены - там нет ни моря, ни  доков,  ни
кораблей. Вот только послам его никак ехать нельзя до официальной  ауди-
енции у императора. Это было бы грубейшим нарушением протокола - оскорб-
лением императорскому дому. И как назло, нерасторопный Борзов с подарка-
ми для этой церемонии запропастился где-то на проселках Европы. Только 2
июля пришло сообщение, что он добрался наконец до Варшавы.  Это  значит,
что ждать придется еще две-три недели, как минимум.
   К тому же император пригласил Петра на "Виртшафт" -  бал-маскарад  во
дворце Фаворита. Это был любимый праздник венской знати. "Избранное  об-
щество, богатство одежд, пышное убранство, роскошь  угощения,  непринуж-
денная веселость, танцы до самого рассвета, наконец, любезность  венских
дам высшего круга, где немало было красавиц, - все придавало этим маска-
радам высшую прелесть" - так описывал этот бал известный русский историк
Устрялов.
   И давался он в честь Петра после двадцатилетнего перерыва из-за войны
с турками. Венских аристократов оповестили об этом событии в их  родовых
имениях, где они укрывались от летней жары, и они с восторгом  откликну-
лись.
   Что ж, Петру не оставалось ничего, как ждать. В Вене все было  перес-
мотрено, и Петр с Лефортом и Головиным отправились в Баден. К ним присо-
единился Алексашка Меншиков - веселая получиласъ компания. А Возницына в
Вене на хозяйстве оставили - пусть готовит визит в Венецию.
   * * *
   Чудный городок Баден.
   У самой кромки холмов Венского леса, там, где стройные  виноградники,
добежав, замерли у альпийских предгорий, притаилась маленькая деревушка.
Ее и не видно с дороги: она утонула в зеленых садах. Только красные  че-
репичные крыши на поверхности да белые в своей строгости шпили  церковок
с крестами золочеными. Тихо до изумления... Ударит задумчиво и как бы со
значением колокол с ближайшей кирхи. Не успеет смолкнуть, как откликнет-
ся ему другой, что подальше, и пойдет тихий перезвон по  всему  Венскому
лесу. И опять тишина.
   Городок, однако, хоть и мал, но знаменит. Из-под земли бьют ключи го-
рячие и тяжело пахнущие серой. Этими ключами знаменит, Еще римляне древ-
ние их приметили. С тех давних пор и известен Баден - Купальненск,  если
перевести на русский.
   Но русские все на свой лад переиначат. Такая уж у них манера. То ли в
шутку, то ли для простоты прозвали в Петровой компании этот город  "Теп-
лицы". Из-за этого большая путаница получилась. Дело в том,  что  попало
это название в походный журнал и расходную книгу посольства. А  это  уже
документ.  И  стали  потом  историки  эти  "Теплицы"  искать.  Однако  в
Австрийской империи оказалось два города с таким названием: один - в Че-
хии, а другой - в Венгрии. Но у Петра до них добираться времени не было.
   А вот австрийские источники однозначно  указывают:  ездил  Московский
царь в Баден, а не в какое другое место.
   В баденской городской хронике отыскал я упоминание, что Петр  приехал
в Баден 3 июля, чтобы принимать ванны Герцогбад, и пробыл в городе  пять
дней. Жил он в доме 1 8 по нынешнему переулку Фрауенгассе.  Мы  с  сыном
нашли это место. В самом центре Бадена, где стоит обязательный для  всех
австрийских городов нарядный памятник чуме, спускается к реке Швехат из-
вилистая улочка Фрауенгассе. Но дом, где жил Петр, не сохранился*.  Сго-
рел, наверное, во время пожара 1814 года, как и многие другие  баденские
дома. Но чуть дальше, на соседней улице, еще стоят  дома  того  далекого
времени.
   Нетрудно представить, как потешался Петр, когда въехала его карета  в
узенькую улочку. Дома-то были маленькие, хоть и двухэтажные,  как  игру-
шечные. Петр при его росте рукой до второго этажа достать мог. И комнаты
крохотные, но зато уютные, где душно пахнет яблоками и далеким детством.
Петр любил такие комнатки с низкими потолками. Это известно.
   И еще, наверное, веселились русские потому, что напротив их  игрушеч-
ного домика стоял маленький женский монастырь, отгороженный  от  мирской
суеты невысокой желтой стеной. Хорошее соседство для  развеселой  компа-
нии.
   Впрочем, в той же баденакой хронике отмечсно, что Петр приехал в  Ба-
ден в сопровождении иезуитского свяшенника отца Вольфа и  шести  человек
свиты. В русских же источниках нигде не значится, что вместе с Петром  в
Бадене был отец Вольф. А это придает иное значение Петровой поездке, чем
просто отдых молодых людей на водах.
   * * *
   Кто же такой отец Вольф, который не раз встречается нам на  страницах
этой повести? Зачем он так и липнет к Петру?
   Вольф фон Людингзгаузен, как его называли в миру, был человеком неза-
урядным. Его нельзя было отнести к  категории  фанатов,  какими  нередко
изображают иезуитов. Скорее наоборот - это был человек из высшего  венс-
кого света, приятный в общении и безупречного поведения. Лоск  дворянина
сочетался в нем с жаром миссионера - так отзывались о нем  современники.
Выходец из знатного вестфальского рода, он получил блестящее образование
при польском дворе. Там, кстати, отец Вольф приобрел и знание славянских
языков.
   У Леопольда он был в фаворе и, не будучи духовником  императора,  яв-
лялся самым влиятельным советником, сопровождая его во всех  путешестви-
ях. Как писал о нем австрийский посланник в Москве Корб, это был  оракул
императора не только в религиозных, но и в светских делах.
   Петр довольно часто встречался с ним в Вене и, судя по всему,  оказы-
вал ему благосклонное внимание. Об этом  не  без  похвальбы  рассказывал
отец Вольф в одном из писем кардиналу Паулучи в 1703 году. По  его  сло-
вам, русские послы настаивали, чтобы Петр не оставался наедине с  иезуи-
том, но царь будто бы ответил: этому человеку он во всем верит.  Доверие
царя, по рассказам Вольфа, распространялось настолько далеко, что он об-
ратился к нему с просьбой быть переводчиком при тайных переговорах с им-
ператором, Однако, пишет иезуит, он отказался, так как, с одной стороны,
это дело было чисто политическим и могло вызвать немалую зависть  у  его
противников, а с другой - у него не было уверенности, что  сможет  точно
переводить суть таких важных переговоров.
   Но как бы там ни было, отец Вольф действительно снискал  расположение
Петра и беседами, и подношсниями каких-то "инженерных инструментов".  3а
это при отъезде из Вены он получил от прижимистаго  царя  весьма  щедрый
дар - два сорока соболей и четыре косяка камки - больше, чем кто-либо из
министров императора.
   Но вот каких-либо источников, свидетельствующих, о  чем  разговаривал
этот человек с Петром в Бадене, не существует - во всяком случае, не на-
шел. Но думаю, что восстановить их несложно, если проследить  дальнейшую
цепь событий.
   По возвращении из Бадена, утром 13 июля, Петр вновь присутствовал  на
католической мессе в кирхе иезуитов в Вене. Об этом  визите  сохранились
некоторые подробности. Папский нунций, например, докладывал в Рим:
   "С величайшим вниманием царь выслушал мессу его преосвященства, и го-
ворят, что по внешнему поведению не отличался от присутствовавших  като-
ликов; затем имел удовольствие беседовать с господином кардиналом  Коло-
ницем, который пошел к нему на трибуну... И  г.  кардинал  сказал  царю,
что, зная его добрые намерения - разбить турок на море,  молит  бога  об
удаче его предприятий и чтобы он дал ему хорошо разуметь, что необходимо
для его спасения, что принято было царем довольно благосклонно".
   Намек на спасение ясен. Но это только намек. Зато  молитва  о  победе
над турками - это как раз то, что Петру нужно больше всего.
   Далее царь переходит в "рефекторию" (трапезную) отцов иезуитов и там


   ГЛАВА V ВОЗНИЦЫН И ЗАКОН ПУШКИ

   Отстучали копыта, улеглась пыль из-под возков, стремительно уносивших
Петра в Россию, и остался Возницын в Вене один исполнять  нежданно-нега-
данно свалившееся на него поручение. Царь буквально оглушил  его,  когда
повелел быть чрезвычайным и полномочным послом в Вене. Это еще ладно. Но
он поручил ему вести на предстоящем конгрессе мирные переговоры с турка-
ми. А это дело хлопотное. Недаром в Посольском приказе в Москве  говари-
вали: нет должности более окаянной, чем быть послом российским на  пере-
говорах с иноземными послами.
   А что делать? Помолиться имсполнять. Другого не дано.
   Тут, наверное, самое время представить нашего нового героя, на  плечи
которого свалилась столь нелегкая доля.
   Великий и полномочный посол, наместник Болховский, думный дьяк Проко-
фий Богданович Возницын, по свидетельству современников,  был  человеком
высокого роста, грузным, с важной осанкой и неприятным цветом  лица.  На
Карловицком конгрессе появился в длинной одежде, подбитой серыми соболя-
ми. На шее у него красовалось шесть или семь золотых ожерелий, на  шапке
- драгоценное украшение из довольно хороших алмазов. Пальцы были унизаны
сверкающими перстнями. Говорил  он  только  на  родном  языке,  то  есть
по-русски, и всегда держал при себе переводчика.  Его  сопровождал  паж,
который держал в руках пару перчаток посла с красивым узором из жемчуга.
   Из этого описания Возницын выглядит человеком  малопривлекательным  и
уж во всяком случае не европейского склада. Портрет его, если  и  сохра-
нился в наших многочисленных запасниках, то пока не  обнаружен.  Но  что
портрет или описание внешности... Разве разглядишь за  ними  человека  с
его страстями, борениями, муками? Нет, даже не скажешь, умный он или ду-
рак, хороший или плохой. Хотя именно это, а не шляпа характеризует чело-
века.
   Но приходится довольствоваться тем, что есть.  Итак,  родом  Прокофий
Богданович из дворян Владимирского уезда. Предки его были видными новго-
родцами, которых Иван Грозный после  разорения  Новгорода  переселил  во
Владимир. Известно даже колоритное имя родоначальника владимирских  Воз-
ницыных - Путила. Он служил еще при Грозном. Однако с тех пор зачах  род
Возницыных, и, кроме Прокофия Богдановича, не встретишь в  словарях  или
жизнеописаниях российских упоминания о других представителях этого рода.
   Всего сам достиг Прокофий Богданович - своим умом, своими  руками  да
своей смекалкой. Не было у него знатной родни, которая хоть волоком,  но
протащит по ступенькам карьеры, Не было и богатства, чтобы ублажить кого
надо, а так бы, глядишь, и перепрыгнул через ступеньку. В общем  принад-
лежал Возницын к мелкому служилому люду России, Именно из него да из по-
повичей  и  еще  "простого  всенародства",  как  называл  его   мятежный
Курбский, черпзлись кадры польячих для московских приказов. Поэтому гор-
бил Прокофий Богданович спину с малолетства над бумагами, которые подпи-
сывались потом другими, сочинял речи, которые сам не произносил.
   И не по этой ли причине так скупа на детали о  нем  русская  история?
Неизвестно даже, когда родился и когда умер Прокофий  Богданович.  Знаем
только, что в Вене он был уже в летах и опыт у него был преизрядный, так
как службу начинал в Посольском приказе еще в далекие времена Ордина-На-
щокина. Способности молодого дипломата тогда, видимо, были сразу же  за-
мечены, и ему стали давать ответственные поручения. Так, в 1668  году  в
чине подьячем Возницын был послан с иноземцем Томасом Келлерманом в Вену
и Венецию в связи с предстоящим заключением Андрусовского договора.  По-
том ему стали доверять хотя и небольшие,  но  самостоятельные  дела.  Он
трижды побывал в Варшаве, и каждый раз его приглашали к королю.
   И с турками как обращаться хорошо знал. В 1681 году, когда он был уже
дьяком, его направили с окольничим Чириковым в Константинополь для рати-
фикации Бахчисарайского перемирия. По дороге Чириков умер,  и  Возницыну
пришлось ислолнятъ обязанности посла. Из-за бури высадился он на  турец-
ком берегу и двинулся в Константинополь по суше. Но в Кадикее  для  него
была приготовлена галера, посредине которой возвышалось особое место для
посла, под балдахином из красного бархата, вышитого  золотом,  и  богато
убранное коврами. Под пушечную стрельбу уселся на это место молодой Про-
кофий Богданович, а кругом него разместились важные султанские  чиновни-
ки. Когда же подплыли к Царьграду, послу на  этой  галере  торжественный
обед дали. Турки ели яства мясные, а Возницыну -  постные  поставили.  И
этот знак уважения русские особенно отметили, так как в эти дни  правос-
лавный пост стоял, Во время обеда была на галере забава в  честь  посла:
"корабельщики многим худобеством, спускаясь сверху по  веревкам,  чинили
потехи".
   Миссия в Константинополь прошла успешно.  Возницыну  удалось  убедить
колеблющегося султана ратифицировать перемирие, по которому  он  отказы-
вался от притязаний на Украину. Это не осталось в Москве незамеченным, и
через несколько лет он едет резидентом в Варшаву, именуясь уже  стольни-
ком. Чин этот, однако, по возвращении в Москву уже удержатъ не удалось.
   Петровский переворот 1689 года и отстранение Софьи заметно отразились
на карьере Прокофия Богдановичз. Вместо князя В. В.  Голицына  во  главе
Посольского приказа стал дядя Петра Лев Кириллович  Нарышкин  -  человск
умный, но ленивый. При нем фактически управляющим приказа  стал  Емельян
Игнатьевич Украинцек который к тому же получил и чин думного дьяка.  Для
Возницына это был удар. Они вместе начинали службу в Посольском приказе,
но отношения этих двух молодых и способных людей явно не сложились.  Те-
перь Возницын оказался под началом Украинцева.
   С таким положением Возницын мириться не захотел и  стал  хлопотать  о
переходе на другую службу. Это ему удалось. В 1690 году Возницын  назна-
чается членом Казанского приказа, ведавшего всем Поволжьем,  и  произво-
дится в думные дьяки. И на новом месте Прокофий Богданович сразу обраща-
ет на себя благосклонное внимание начальника приказа князя Б. А. Голицы-
на, который, по свидетельству современников, правил Поволжьем  так,  как
будто был государем, и весь этот край разорил. Видимо, к этому  Возницын
тоже большое старание приложил, потому что князь вскоре полностью  пере-
доверяет ему дела. Прокофий Богданович становится известен самому  Петру
и добивается его расположения. Не забыты и дипломатические успехи,  поэ-
тому, когда возник вопрос о поездке Петра за границу, Возницын  назнача-
ется третьим великим послом.
   * * *
   В те далекие времена все европейские правители привыкли решать возни-
кающие между ними проблемы путем войны. Война была главным арбитром в их
спорах. Шла ли речь о соперничестве династий или пограничных конфликтах,
о территориальных претензиях или торговых путях - самым веским  аргумен-
том было оружие. Один молодой французский офицер из  окружения  Людовика
XIV так сформулировал этот закон: нет более беспристрастного судьи,  чем
пушка. Она бьет точно в цель, и ее нельзя подкупить.
   Применительно к этому закону роль дипломатии была весьма специфичной.
Она занималась не столько предотвращением конфликтов, сколько  созданием
коалиций. Дипломатическое искусство заключалось не в том,  чтобы  разре-
шить возникший неожиданно спор, а в том, чтобы найти приманку для нового
союзника. Ну и, конечно, заключить мир после хорошей войны.
   Многосторонние дипломатические переговоры, или, как их называли  тог-
да, конгрессы, представляли собой довольно сложный процесс. Причем  про-
цесс скорее ритуальный, чем рабочий, но который необходимо  было  хорошо
знать и неукоснительно соблюдать.
   Главное - не уронить, а возвеличить достоинство государя или  страны,
которых посол представлял. Эту школу русские дипломаты  освоили  еще  до
Петра и кому хочешь могли дать здесь фору. Но даже Петр и  его  послы  с
изумлением наблюдали, какие "пируэты" выделывали западные  дипломаты  на
конгрессе в Рисвике, где проходили переговоры между Францией и коалицией
европейских государств во главе с Австрией. Встреча за встречей проводи-
лисъ в жарких спорах о том, сколько лакеев и сколько пажей  посол  может
взять с собой на заседание, могут ли пажи иметь при себе  трости,  могут
ли они носить шпаги или иметь пистолеты. На  самом  же  конгрессе  очень
важно было следить за ногами друг друга. Каждый посол считал несовмести-
мым с достоинством своей державы идти навстречу быстрее другого. Поэтому
если один из них замечал за собой, что в забывчивости пошел недостаточно
медленно, то возвра- щался к двери и величественный  "минуэт"  начинался
снова. "В этом торжественном делании пустяков, - писал английский  исто-
рик Маколей, - проходила неделя за неделей. Существенное дело не продви-
галось ни на шаг".
   Опыта в конференционной дипломатии Россия вообще не имела, и Прокофию
Богдановичу первому из русских людей выпала доля представлять страну  на
международном конгрессе.
   * * *
   Конечно, уже в Рисвике Петр и его дипломаты поняли, что  протокольная
сторона дела, хотя ей и придают столь большое значение, - это всем  лишь
антураж. Сколь изящно ни приседай или ни семени важно мелким шагом, дела
делаются не этим.
   Разумеется, когда за спиной военные победы или экономическая мощь го-
сударства, переговоры вести легко. К примеру, сто лет спустя послы Напо-
леона, надменные и заносчивые, будут диктовать ем волю  Австрии  и  гер-
манским князькам. А те, покорно склонив головы, будут соглашаться, пото-
му что знают: за послами стоит "великая армия французском императора".
   Но одной силой только договоры о полной капитуляции делаются. А  если
перетворы на равных? Тут уже нужны умение, знание обстановки, а  главное
- чувствовать ту неуловимую грань, которая отделяет возможное от  невоз-
можном. И нередко в дипломатической практике успех доставался тому,  кто
обладал именно этими качествами. Но это, как говорится, прописные  исти-
ны.
   Труднее сказать, что важнее всем для переговорщика. Наверное, главное
- ясно представлять, чего от него хотят те, кто посылает вести перегово-
ры.
   Если стране нужно соглашение - это одно дело. Хотя и здесь необходимо
четко понимать, где же тот предел, за которым это соглашение  будет  для
страны уже невыгодным, а значит - ненужным. И совсем другое  дело,  если
соглашение тсударю вовсе и не нужно, а на переговоры он идет так, по не-
обходимости, или для отвода глаз. Но ведь не всегда  об  этом  дипломату
говорят прямо. Нередко тут сталкиваются противоположные интересы различ-
ных и очень влиятельных сил. Одни бояре в одну сторону тянут, другие - в
другую. Посольский приказ, к примеру, одно государю присоветует, а Стре-
лецкий - совсем противоположное. И неизвестно еще, на чью сторону  вста-
нет Федор Ромодановский - мастер сыскного дела.  Вот  поди  и  разберись
попробуй. Недаром самый ловкий австрийский дипломат Меттерних учил начи-
нающих дипломатов: не знаешь, что делать, - ничего не делай.
   Другая сторона переговорной медали -