же было дальше,  чем  все  это  кончилось?  -  поторопил  брата
Гаумата.
     - Спокойным голосом, стараясь не  выдать  охватившее  меня  волнение,
принялся я убеждать его, будто персы  восстали,  одолели  нас  в  решающем
сражении, и даже взяли в плен Астиага. К чему  я  выдумал  это?  Я  считал
тогда, так же как и сейчас считаю,  что  рабство  в  результате  поражения
из-за переменчивого  военного  счастья  менее  позорно,  чем  добровольное
рабство, на которое мы сами себя обрекли. Ведь издавна, со дня  сотворения
первого человека, благочестивого Йимы,  все  захваченное  во  время  войны
становилось собственностью победителя...
     -  Вряд  ли  уже  в  то  время  создания  богов  вели   между   собой
опустошительные войны ради добычи, - проронил Гаумата.
     - Веком раньше, веком позже - не в  этом  суть,  -  не  стал  спорить
Губар. - Но дай мне высказаться!  Халдей  слушал  меня  с  открытым  ртом,
изредка задавая вопросы: когда восстали персы, когда они  одержали  победу
над нами и взяли в плен Астиага, и так далее. Он был  несказанно  поражен,
но, кажется, поверил всему, что я сочинил тогда,  пытаясь  защитить  честь
мидийцев. И как он мог меня проверить, если северные и  восточные  границы
халдейского царства были закрыты, ни один халдей не допускался  в  пределы
Персиды, а в шестидесятивратном Вавилоне со дня на день ждали  со  страхом
наступления объединенных персидских и мидийских полчищ? Вельможи,  так  же
как и жрецы многочисленных храмов, уже успели  упрятать  свои  накопленные
веками сокровища и продавали за бесценок рабов иноземным тамкарам. Да, вот
еще что,  -  добавил  Губар,  рассмеявшись.  -  Он  побежал  тогда,  после
разговора со мной, во дворец Валтасара, словно ужаленный  скорпионом.  Вот
будет смешно, если он велел таки своим  писцам  записать  все  то,  что  я
наплел ему тогда в порыве гнева и охватившей меня обиды! - заключил Губар,
засмеявшись еще громче. Он не был пьян,  вино  лишь  слегка  окрасило  его
щеки. - Но вернемся к нашему разговору. Теперь у  нас  с  тобой  появилась
возможность возродить былую мощь Мидии, вернуть  на  свое  место  кичливых
персов, так неужели мы пренебрежем ею? Ты  можешь  сейчас  занять  высокий
трон Астиага, так согласен ли ты рискнуть, брат мой?
     Гаумата, слушавший рассеяно  старшего  брата,  поднял  на  него  свои
черные умные глаза. Будь Губар немного внимательнее, он смог бы  прочитать
в них сожаление, если не насмешку.
     -  Ты  хорошо  знаешь,  мой  убеленный  сединами  брат,  что   я   не
военачальник, и даже не старейшина племени - нет в моем подчинении храбрых
воинов, привыкших держать в сильных руках разящее оружие. Я не властен над
соплеменниками, которые готовы пойти за мной в огонь и воду. Я маг, и могу
повести за собой только несколько моих слабосильных прислужников из  этого
храма огня, в котором я священнодействую уже четыре года. Но какой прок от
этих людей, которые страшатся вида человеческой крови больше самой смерти!
     - Все это так, но ты не учел других факторов... - попытался возразить
ему Губар, но Гаумата остановил его коротким жестом правой руки.
     - Да, я могу повести и пастухов из соседних поселений, которые хотя и
верят каждому моему слову и слепо пойдут за мною в пасть  демонов,  но  не
обучены ни военному строю,  ни  командам  старших,  которые  должен  знать
каждый воин и своевременно выполнять в сражении. Брат мой,  кто  последует
за магом, у которого нет ничего за душой?! Я  не  владею  ни  золотом,  ни
серебром, ни вздымающими пыль стадами баранов и коров. На какие же  деньги
я вооружу приверженцев, чем буду кормить их во время похода?
     - Если  ты  решишься,  -  золота  хватит  в  сокровищницах  Суз  и  в
Экбатанах, а как их прибрать к нашим рукам - моя забота!
     - Но и золото сейчас не столь важно, гораздо важнее поддержка великих
Мидии. Неужели ты рассчитываешь на помощь мидийских вельмож? Напрасно!  Да
будь я не магом, рядовым священнослужителем  заброшенного  храма  огня,  а
грозным военачальником, знатным вельможей, наконец, и в этом случае я  был
бы наивным ребенком, если бы рассчитывал на искреннюю поддержку  тех,  кто
распылил силу мидийских племен, собранных в один кулак Дейокой.  Никто  из
них никогда не поможет своему соотечественнику, видя в  нем  прежде  всего
своего соперника, завидуя ему, боясь  его  усиления  больше,  чем  засилья
персов... Ведь любой из великих Мидии мнит себя достойным высокого трона и
считает себя обделенным  судьбой  только  потому,  что  не  ему  подчинены
остальные вельможи, хотя бы в пределах все той же Мидии. Ты уже, наверное,
слышал эту шутку, которая могла бы вызвать смех, если  бы  не  была  такой
горькой: "Купи мидийского вельможу за  ту  цену,  которой  он  достоин,  и
продай его за ту цену, которую он сам себе назначит, и ты  станешь  богаче
самого Креза!" И хоть все они переполнены чванством  и  высокомерием,  как
болезненный нарыв переполнен зловонным гноем,  никто  из  них  не  решится
поднять знамя восстания против персов, а если и решится, то другие  тотчас
предадут его, помогут персам изничтожить его и искоренить его род. В  этом
беда, в этом проклятие, которое тяжким бременем повисло над Мидией!
     - Не все так мрачно, как это выглядит в твоих глазах!
     - Все так и есть на самом деле,  ты  сам  предложил  мне  не  кривить
душою, - слегка повысил голос Гаумата. - Но я не вельможа, я  маг,  и  тем
более не могу рассчитывать на помощь тех,  кто  распоряжается  воинами,  в
чьих руках и оружие, и деньги. Или, может быть, ты рассчитываешь на помощь
магов, ослеплен надеждой, что они помогут поднять народ и вооружить его?
     Только  сейчас  почувствовал  Губар,  что  ускользнувшая  было   нить
разговора вновь в его руках, и совершенно успокоился.
     - И я был бы наивным ребенком, если б думал  так,  Гаумата,  ведь  от
добра добра не ищут. У  магов  сейчас  такие  привилегии,  какими  они  не
пользовались даже при Астиаге!  Мидийские  маги  главенствуют  сейчас  над
всеми жрецами Азии, и ждать большего они уже не могут.  Они  могут  только
растерять достигнутое! Благодаря походам Кира и сына  его  Камбиза  учение
Спитамы Заратуштры распространилось в  такие  уголки  Азии,  проникнуть  в
которые самостоятельно наши  священнослужители  никогда  не  решились  бы.
Вслед за Вавилоном они рассчитывают прибрать к рукам  и  Черную  землю  на
берегах Пиравы, разрушив местные жрамы и заменив их  храмами  огия.  Затем
очередь дойдет до Иерусалима, Сидона и Тира... Ни о чем  другом  в  данную
минуту  они  и  думать  не  хотят.   Собственное   благополучие,   -   вот
первостепенная забота всех священнослужителей, всех времен и всех народов.
А то,  что  любимая  Мидия  превращается  постепенно  в  обычную  сатрапию
Персиды, "благословенной" Персиды,  их  не  волнует  и  никогда  не  будет
волновать. В этом я с тобой  согласен  целиком  и  полностью.  Нет,  я  не
расчитываю на поддержку магов, не настолько я глуп!
     - Тогда на чью  помощь  ты  рассчитываешь?!  Или  ты  полагаешь,  что
Ахурамазда спустится с хрустальных небес, вручит мне,  своему  избраннику,
власть  над  народами  и  племенами  Азии,   заставит   всех   завистников
подчиниться моей воле и оградит меня от их неприкрытой  зависти  и  от  их
направленных в спину акинаков?
     - Не кощунствуй,  брат  мой,  не  подобает  твоим  устам  произносить
подобное. Я уже говорил, что Ахурамазда  никогда  не  приходит  на  помощь
тому, кто губит свои дни в праздном бездействии... Но ты забыл  о  персах,
недовольных необузданным Камбизом, а число их велико  -  вот  кто  поможет
тебе взойти на престол Дейокидов  и  удержаться  на  нем  вопреки  зависти
великих Мидии!
     - Твои надежды смешны, брат мой, прости меня за вольные  слова.  Перс
никогда не поддержит мидийца, тем более  мага.  Они  давно  поняли,  какие
преимущества  и  привилегии  дает  им  безраздельная  власть  над  другими
народами, и никогда добровольно не уступят ее другому народу. Ведь они еще
не успели развратиться огромным богатством и  безраздельной  властью,  как
успели это сделать мы за каких-то неполных сто пятьдесят лет...
     - Они будут помогать  тебе  не  как  мидийцу,  а  как  персу,  своему
соотечественнику, - вот в чем суть! Гаумата, неужели ты забыл, что ни один
смертный не мог отличить тебя от ушедшего в страну молчания  царевича?  Ты
двойник Бардии и обязан сейчас воспользоваться  этим  обстоятельством.  Ты
будешь действовать от имени царевича по крайней мере в первое время,  пока
мидийские  вельможи  не  осознают,  насколько  выгоднее  быть  первыми   у
престола, чем вторыми. Остальное  я  беру  на  себя,  я  хорошо  знаком  с
принципами  управления  государством,  и  буду  твоим  верным  помощником.
Подумай хорошо, Гаумата, прежде чем ответить - такой возможности ни у нас,
ни у других мидийцев больше не будет. Вспомни о судьбе Мидии! К  тому  же,
только так ты сможешь отомстить вероломному  Камбизу.  Только  ради  этого
стоит рискнуть, ведь недаром утверждали мудрецы, у которых  мы  учились  в
свое время, что нет ничего на свете сладостнее  мести...  И  что  такое  в
конце концов наша недолгая жизнь перед лицом вечности?
     - Не думал я, что ты можешь  быть  таким  сладкоречивым,  -  произнес
Гаумата, выпив еще один рог кисловатого вина.
     - Значит, ты согласен рискнуть? - вскинулся Губар. - Да тут  и  риска
никакого нет, поскольку тебя не отличить от Бардии!
     - Я давно понял, на что ты рассчитываешь,  но  хотел,  чтобы  ты  сам
сказал об этом. Да, я поразительно похож на ушедшего в страну, откуда  нет
возврата, царевича. Кое-кто уже в этом увидел бы перст судьбы. Допустим, я
соглашусь  перевоплотиться  в  Бардию  и  выступлю  от  его   имени.   Ты,
естественно,  поможешь  мне  и   подтвердишь,   если   появится   в   этом
необходимость, что я не кто иной, как младший сын Кира. Допустим даже, что
в первое время не будет сомневающихся в  этом.  И  как  сомневаться,  если
некому будет оспаривать у  меня  свое  имя?!  Но  ведь  стоящий  во  главе
многотысячного войска Камбиз, почувствовав,  что  трон  ускользает  из-под
него, не будет молчать, на него  это  не  похоже.  Камбиз  раскроет  глаза
персам, он поспешит признаться им, что сам велел  убить  царевича,  и  его
оросанг Прексасп подтвердит, что истинный Бардия уже  в  стране  молчания.
Но, допустим, хоть это и  мало  вероятно,  нам  удастся  схватить  Камбиза
прежде, чем он успеет раскрыть  перед  своими  царедворцами  тайну  смерти
Бардии, и с этой стороны нас не будет поджидать опасность.  Но  существует
другая, не менее грозная, и я не вижу, как мы сможем ее  обойти.  Ведь  по
обычаю, который установлен не  нами,  я,  взойдя  на  престол  и  умертвив
Камбиза, должен буду жениться  на  обеих  дочерях  Кира,  моих  "сестрах",
которые в настоящее время являются женами царя. Уверен ли ты, что ни  одна
из них не уличит меня перед персами во время пышного свадебного обряда или
даже несколько позже? Я уверен в обратном, и тогда конец - ты знаешь,  как
поступают с наглыми самозванцами не только у нас в стране, но и повсюду  в
цивилизованном мире. Нас  обоих  предадут  самой  лютой  казни,  долгой  и
мучительной, и мы будем ждать смерти, как избавительницы от мук.
     - Сколько раз ты рисковал своей  жизнью,  когда  охотился  на  дикого
зверя в окрестных лесах, Гаумата? Мне ли говорить, что ждет нас  в  случае
неудачи?  Но  выслушай  меня!  За  годы  своего   недолгого   царствования
злокозненный Камбиз  успел  натворить  столько  злодеяний,  что  никто  не
придаст значения его словам, когда он примется уличать тебя  перед  своими
оросангами и остальными персами. Великие  решат,  что  он  хочет  очернить
Бардию, чтобы столкнуть его с трона. Это не  страшно,  лишь  бы  ты  успел
укрепиться на престоле к его возвращению с берегов Пиравы!
     - Допустим, но остаются еще дочери Кира!
     - И дочери Кира не повредят нашим замыслам! Младшей уже нет в  живых,
Камбиз и ее лишил жизни.  Ты  еще  не  мог  слышать  об  этом,  а  я  знаю
достоверно, из самых надежных источников. Говорят, что  Камбиз  застал  ее
темной ночью в объятиях одного  из  своих  "бессмертных"...  Что  касается
Атоссы, старшей дочери Кира, то я думаю, что нет у владыки более  злого  и
непримиримого врага, чем его первая жена. Ты ни разу с нею не  встречался,
ты не можешь знать ее так, как знаю я ее - это гордая и властная  женщина,
умная и своенравная, настоящая царица, призванная повелевать народами. При
виде ее приходит на ум легендарная  Семирамида,  ассирийская  воительница,
или Томирис, царица саков, разгромившая полчища Кира. Превыше всего ставит
Атосса почет, который ей оказывают окружающие, и безраздельную власть  над
ними. Но до сих пор, как нелюбимая и покинутая,  подвергнутая  опале  жена
владыки,  Атосса  не  видела  ни  почета,  ни  власти...  Камбиз   открыто
пренебрегает ею, предпочитая ей младшую сестру, и вот уже  три  года,  как
она мечется разъяренной тигрицей, запертая  в  стенах  царского  гарема  в
Сузах, покинутая и терзаемая глухой ревностью; но ее глухие стоны  утопают
в мягких складках роскошных ковров,  ниспадающих  с  высокого  потолка  на
пол...
     - Я слышал, что, отправляясь в поход на египтян, Камбиз взял с  собой
только младшую сестру.
     - Представь  себе,  сколько  яда  накопилось  в  сердце  Атоссы,  как
ненавидит  она  своего  венценосного  брата,  того,  кому   она   в   день
бракосочетания принесла в приданое Мидию! Пообещай ей власть, пообещай ей,
что она всегда будет твоей первой женой и ты всегда будешь  прислушиваться
к ее советам, пообещай Атоссе, что ее сын, зачатый от  тебя,  наследует  в
будущем высокий трон Персиды, и можешь быть уверен, что она  никогда  тебя
не выдаст. Тем более если узнает, что  истинный  Бардия  убит  по  приказу
Камбиза одним из его оросангов. Всегда и всюду она подтвердит, что  ты,  и
только ты - сын Кира, ее брат и достойный муж.
     - Если родной брат пренебрег ею, значит,  она  этого  заслуживает,  -
молвил Гаумата. - По крайней мере передо мной возник образ волчицы,  а  не
хрупкой женщины, созданной для наслаждения.
     - Какой бы она ни была, ты должен жениться на ней, потому что  Атосса
принесет в приданое Мидию, эта формальность должна быть соблюдена хотя  бы
ради того, чтобы персы ничего не заподозрили на первых порах. Но  если  ты
сомневаешься, что все будет именно так, как я  сейчас  предсказываю,  тебе
нет нужды раскрываться перед дочерью  Кира.  Ты,  я  вижу,  не  имеешь  ни
малейшего представления о супружеской жизни знатных персов...
     - А какую роль может сыграть это обстоятельство в  задуманном  тобою,
Губар? - спросил Гаумата.
     - Что может выдать тебя, навести ее на  мысль,  что  ты  не  истинный
Бардия? Только твое увечье, ведь иначе вас  не  отличила  бы  даже  родная
мать. Но, брат мой, под царской тиарой никто и никогда  не  увидит  своего
увечья. Никогда не увидит его и  гордая  Атосса,  даже  если  ты  захочешь
сойтись с нею в своей опочивальне: супруги-персы никогда не предстают друг
перед другом обнаженными  при  свете  дня  или  ярких  светильниках.  Жена
приходит в покои мужа и ложится на его ложе лишь  по  его  зову  и  только
тогда, когда все предметы исчезают, поглощенные кромешной темнотой. К тому
же, брат мой, кто может помешать тебе поступить с  Атоссой  после  свадьбы
обряда так же, как поступил с нею Камбиз: запереть ее в  гареме  и  забыть
навсегда, что она вообще существует на свете, наказав евнухам,  чтобы  они
следили неукоснительно за царицей  и  не  позволяли  ей  общаться  даже  с
обитателями гарема?! И все-таки я больше склонен  к  первому  варианту.  Я
уверен, что она никогда не выдаст тебя персам - она  предпочтет  отомстить
вероломному Камбизу как за себя, так и за своего брата Бардию.
     - Допустим, все это так, но что ты скажешь о Прексаспе?
     - Стоит задуматься, как обезвредить его, ведь  Прексасп  единственный
из всех вельмож Персиды будет знать, что ты Гаумата, а не  Бардия.  Я  уже
обдумал все, брат мой. Что он может предпринять? Я  думаю,  он  попытается
уговорить самых мужественных и решительных вельмож.  Но  когда  у  тебя  в
руках  будут  все  силы  огромного  государства,  открытый   мятеж   кучки
заговорщиков не будет иметь никаких шансов на успех. Думаю, это  поймет  и
Прексасп. И тогда... Я наведу его на мысль убить тебя так же, как он  убил
настоящего Бардию:  ты  будешь  все  время,  пока  заговорщики  не  начнут
действовать, находиться в Сикайтавати, в крепости, где так любил пребывать
в жаркое время года наш царевич.  В  этой  крепости  есть  подземный  ход,
который ведет в спальню Бардии. Им и воспользовался Прексасп и им же вынес
остывший труп. Вельможа захочет воспользоваться им и во второй раз, но там
Прексаспа и заговорщиков будут ждать верные нам люди. Их схватят, и  таким
образом к нам в руки попадут самые решительные персы. Твои судьи лишат  их
всего имущества и присудят к казни  как  посягнувших  на  бесценную  жизнь
солнцеликого владыки. И кто из остальных персов не оправдает тебя  и  твою
вынужденную жестокость, брат мой? Могу ли  я  надеяться,  что  мои  доводы
убедили тебя и вселили в твое сердце уверенность  в  благоприятном  исходе
задуманного?
     - Ты не поропишься, брат мой? - еще  никогда  не  видел  Губар  таким
серьезным Гаумату, и  понял,  какая  борьба  идет  сейчас  в  его  сердце.
Торопить его сейчас было бы непростительной ошибкой.  -  Тогда  не  торопи
меня. Но не позже, как сегодняшним вечером, я дам тебе ответ...
     - Располагай мною и моим временем так, как тебе заблагорассудится!  -
ответил непринужденно царедворец.


     Вечером, перед тем как сесть за стол, накрытый для  ужина,  совершили
братья омовение.  Давно  уже  Губар  не  придерживался  этого  предписания
Спитамы Заратуштры, обходясь перед принятием пищи обычным мытьем  рук,  но
сейчас он скрупулезно точно и в должной  последовательности  выполнял  все
необходимые процедуры, - благодаря им быстрее истекало  время,  оставшееся
до новой встречи с братом. Гаумата появился  в  трапезной  все  в  том  же
одеянии, в котором предстал перед Губаром в винном подвале.
     -  Сколько  воинов  под  рукой  отца  в  Пишияувади?  -  спросил  он,
усаживаясь за стол.
     -  Семьдесят  меченосцев,  пятьдесят  стрелков  из  лука  и  двадцать
всадников, - ответил Губар. - Но как мне понимать твой вопрос? Означает ли
он, что ты готов выступить против Камбиза?
     - Я сделаю это,  если  даже  мне  придется  заключить  союз  с  самим
Анхра-Майнью [злой дух, антипод Ахурамазды], -  Гаумата  приложил  руку  к
тому месту, прикрытому митрой, где было правое  ухо.  -  Я  тщательно  все
обдумал, и мне кажется, что больше свего  нам  следует  опасаться  Атоссы,
хоть ты и пытался успокоить меня на ее  счет.  Не  следует  полагаться  на
женщин, тем более в таком серьезном деле, как задуманное нами.
     - Но если царица даст слово поддержать тебя, поверишь ли ты ей?
     - А это ты решишь сам, так как именно ты будешь разговаривать с  нею.
Если у тебя появится хоть малейшее сомнение в ее искренности, то... Но  не
мне тебя учить, не правда ли, брат мой?
     - Да, я знаю, как поступают в подобных случаях! Или царица признает в
тебе своего брата, или отправится в след за Бардией!
     - Прекрасно... Я сегодня же еду в Пишияувади, к отцу - сто сорок  его
воинов совсем неплохо для начала. А ты торопись в Сузы, именно там  сейчас
твое место. Находясь в столице, ты сможешь с легкостью  помешать  замыслам
приверженцев Камбиза, если они  решатся  на  противодействие  поднявшемуся
против брата сыну Кира. И будешь слать мне ежедневно донесения  обо  всем,
что творится в столице, особенно - о настроении оросангов.
     - Не думаю, что у  Камбиза  сейчас  слишком  много  приверженцев.  Ты
только выступи, и все побегут от него, как от прокаженного. Слишком спесив
и злонравен был он с приближенными.
     - Не знаю, четыре год