ит принять знатных персов, прибывших издалека.
     Они просили передать владыке, что их привели в Сикайтавати  важные  и
не терпящие промедления обстоятельства.
     Прошло уже более получаса, как  страж  дверей  скрылся  за  окованной
медью высокой дверью, ведущей в прохладные покои  солнцеликого  владыки  и
его  супруги,  и  Гобрий  начинал   сомневаться   в   целесообразности   и
выполнимости всего того, что они  задумали  и  обговорили  в  доме  Отана,
услаждая себя золотистой хаомой. Он  видел,  как  яркий  румянец  сменялся
мертвенной бледностью на мужественном лице Дария, как сильно волнуется тот
кто вызвался убить Гаумату. Полководец уже не верил  Дарию,  сомневался  в
его решимости исполнить обещанное. Но, решив,  что  возьмет  инициативу  в
свои руки, если Дарий  струсит  в  решающую  минуту,  Гобрий,  успокоился.
Однако Дарий вовсе не трусил, название его  состоянию  было  совсем  иное.
Если он чего и боялся, то не за свою жизнь, - она  в  руках  богов,  -  он
боялся стать слепым орудием в руках Анхра-Майнью, страшился стать  убийцей
истинного Бардии.
     "А вдруг все мои умозаключения неверны, обманчивы, ложны? Все то,  не
что я опирался, когда делал свои далеко идущие выводы, случайное  стечение
обстоятельств? Разве не  могло  быть  такое,  что  Губар  решил  навестить
престарелого отца, по дороге к нему заехал к уединившемуся в глуши  брату,
и они вдвоем отправились в Пишияувади? - думал Дарий в волнении  сжимая  и
разжимая пальцы. - Нет, нет, мои  сомнения  напрасны!  Ведь  иначе  трудно
объяснить, каким  образом  оказался  там  и  в  то  же  время  царевич,  в
отдаленной крепости, в которой, насколько мне известно он никогда до этого
не был! И еще: куда мог исчезнуть Гаумата, более чем на полгода покинувший
храм огня?"
     "Гаумату могли растерзать хищные звери,  когда  он  один  возвращался
безлюдными тропами в храм огня! - слышал он чей-то голос рядом с собою.  -
На троне Бардия, а Губар как был смотрителем царского  дворца,  так  им  и
остался. Ведь для него ничего не изменилось!"
     -  Еще  изменится!  -  произнес  вслух  Дарий,  и,   встретившись   с
недоуменным взглядом Гидарна, улыбнулся ему виновато. "Губар не  настолько
глуп, чтобы спешить, если в этом нет необходимости, - шептал опять ему тот
же голос. - Хитрый  маг  еще  возьмет  свое!  Прежде  чем  приблизиться  к
приклеившейся птице, опытный птицелов выжидает, пока высохнет клей,  чтобы
последний, отчаянный взмах крыльев не принес ей утраченную свободу!"
     Как во сне увидел Дарий вернувшегося стража дверей, как во сне шел он
вместе с остальными персами длинными коридорами и  поднимался  на  верхние
этажи по винтовой лестнице. Но когда он вошел в просторную и светлую залу,
предназначенную  для  приема  послов  и  гостей  владыки,  спокойствие   и
решимость вернулись к нему, словно все его волнение, расслабляюшее  мышцы,
не посмело проникнуть в залу и осталось в прохладе коридора.
     Владыка сидел на троне в другом конце залы; шесть бактрийских  воинов
с короткими копьями стояли за его спиной,  устремив  взгляд  поверх  голов
персов. Приблизившись  к  трону  на  расстояние  в  пять  шагов,  вошедшие
остановились.
     - Владыка! - произнес Гобрий, оказавшийся впереди остальных. -  Дарий
просил нас сопровождать его до Сикайтавати. Оросанг  утверждает,  что  ему
удалось раскрыть преступный заговор, направленный против персидской знати.
Он не открыл нам имена  заговорщиков,  он  опасался  нападения  в  дороге,
поэтому просил нас сопровождать его до этой отдаленной крепости.
     - Говори! - повел глазами Гаумата в сторону Дария.
     - Владыка! - молодой вельможа сделал шаг вперед. -  Имя  предводителя
заговорщиков поразит и  удивит  тебя.  Может  быть,  ты  казнишь  его  при
истечении народа, а может быть, помилуешь - все в твоей воле! Поэтому  имя
его не должны слышать чужие уши.  Позволь  мне,  владыка,  приблизиться  к
тебе, чтобы только ты один мог слышать имя,  произнесенное  моими  устами.
Твой раб ждет, владыка.
     Гаумата внимательно оглядел Дария, затем сделал  мягкий  жест  правой
рукой, позволяя ему приблизиться.
     - Подойди к своему господину! - ровным голосом,  без  тени  волнения,
произнес он.
     Гаумата верил и не верил услышанному. "В руках оросанга нет оружия, -
размышлял он перед тем,  как  подпустить  к  себе  Дария.  -  Быть  может,
остроотточенный кинжал спрятался у него под складками одежды. Если я  велю
обыскать его, то этим самым громогласно объявлю на всю Персиду, что боюсь,
страшусь покушения. Но если перс  рискнет  выхватить  кинжал,  находясь  в
отдалении от меня, то копьеносцы, стоящие  за  моей  спиной,  пронзят  его
раньше, чем он успеет поднять руку. Если же  оросанг  полезет  за  пазуху,
находясь рядом со мной, то я смогу опередить его удар,  повалив  на  ковер
ударом кулака в висок".
     Дарий  приблизился.   Гаумата   насторожился,   словно   приготовился
спрыгнуть с трона.
     Тысячу раз Дарий представлял мысленно эту  решительную  минуту,  миг,
когда он окажется один на  один  с  самозванцем,  посягнувшим  на  престол
Персиды. Тысячу раз пытался он предугадать все неожиданности, но пока  все
шло именно так, как рисовалась в его воображении эта встреча со  смелым  и
умным врагом.  Опустив  руки,  стараясь  держаться  как  можно  увереннее,
приблизился он к трону, поднявшись по ступенькам возвышения.
     -  Владыка!  -  шепнул  он  с  придыханием  и  посмотрел  в   сторону
телохранителей -  пальцы  копьеносцев  побелели  от  напряжения.  В  любую
секунду они готовы были поднять копья  и  сбросить  его,  бездыханного,  с
возвышения, на котором стоял трон. - Владыка! - еще  раз  повторил  Дарий.
Руки его взмыли вверх, как у  танцовщицы.  -  Клянусь  Ахурамаздой  и  его
хрустальным одеянием - небесным сводом, ты - маг! - вельможа обеими руками
сорвал с головы Гауматы царскую тиару. - Бейте его в спину,  воины!  Перед
вами маг!
     Только на растерянности, которая  неминуемо  охватит  телохранителей,
был построен расчет Дария и остальных заговорщиков. Жизни владыки пока еще
ничто не угрожало, и телохранители, выходцы из далекой Бактрии, не знающие
персидского языка, не  понимающие,  что  именно  произошло  сейчас  на  их
глазах, не знали, что им предпринять. Прибывшие с Дарием  оросанги  стояли
на своих местах, не проявляя никакого желания  вмешаться  в  происходящее,
сам же Дарий, сорвавший с головы владыки сверкающую тиару, мог действовать
так по требованию какого-то неизвестного им обряда или обычая. К  тому  же
Гаумата служил как бы живым щитом для оросанга, и это обстоятельство  учел
Дарий, когда в доме Отана пытался представить себе  во  всех  деталях  эту
минуту.
     Успей  Гаумата  проявить  неодобрение   поступку   оросанга,   гневно
вскрикнуть или оттолкнуть молодого вельможу, и все могло кончиться  совсем
по-другому и для него, и для семерых персов. Но громко произнесенная фраза
"Бейте его в спину" подействовала магически.  Совершивший  противозаконный
поступок всегда чувствует вину перед  людьми  и  богами,  и  как  раз  это
сознание собственной вины, живущее в нем подспудно, зачастую и губит  его.
Возглас  Дария  "Бейте  его  в  спину"  вызвал  в  воображении  самозванца
представление о шести направленных на  него  наконечниках  копий.  Гаумата
напрягся и немного ссутулился,  словно  чувствуя,  как  холодные  граненые
наконечники рвут парадное  одеяние,  вонзаются  в  его  спину.  Только  на
секунду забыл он про  Дария,  ожидая  смертельного  удара  сзади,  и  этой
секунды оказалось оросангу достаточно,  чтобы  выхватить  припрятанный  на
груди, под складками одежды,  кинжал  и  поразить  восседавшего  на  троне
Гаумату в обнаженную шею.  Узкий  клинок  прошел  ее  насквозь,  перерезав
аорту. Оставив свое оружие в безжизненном теле поверженного мага,  молодой
вельможа отскочил назад.
     Вслед за ним, потрясая копьями,  бросились  вышедшие  из  оцепенения,
разъяренные телохранители Гауматы.
     - Стойте! - обратился к ним Гобрий на их родном языке, в то время как
Интафрен  и  Мегабиз  делали  вид,  будто,  схватив  Дария,  не  дают  ему
вырваться.  Только  авторитет  Гобрия,  убеленного  сединами   полководца,
которого знал в лицо каждый воин, мог спасти сейчас персов. -  Перед  вами
не сын великого Кира,  а  подлый  самозванец,  маг,  и  он  убит  по  воле
Ахурамазды. Посмотрите - у  него  отрезаны  уши,  как  у  государственного
преступника! Позовите сюда царицу, дочь Кира, и  они  подтвердят  вам  мои
слова! Если в наших словах  ложь,  вы  еще  успеете  пронзить  нас  своими
копьями!
     И в этот решающий миг, когда жизнь семерых персов висела на  волоске,
в залу стремительно вошла  с  распущенными  волосами  Атосса.  Она  тотчас
поняла, что произошло в зале для приемов послов и гостей владыки.
     - Кто убил Гаумату?  -  громко  и  властно,  словно  обращаясь  к  не
поднимающим глаз, спросила она.
     - Я, справедливая царица! - Дарий  освободился  из  рук  Интафрена  и
Мегабиза, и тотчас же телохранители, окружившие  было  царицу,  навели  на
него смертоносные жала своих  копий,  но  нетерпеливым  жестом  дочь  Кира
остановила их.
     - Ты Ахеменид, мужественный перс? -  глаза  Атоссы  сверкнули  то  ли
гневно, то ли ободряюще. Ожидание было написано на ее лице.
     - Ты не ошиблась, справедливая царица, я Ахеменид!
     - Как тебя зовут?
     - Дарий, справедливая царица.
     - Вы решились на мужественный шаг, достойные  персы,  но  ты,  Дарий,
отличился  более  всех.  Поэтому,  согласно  предсмертной  воле   Камбиза,
завещавшего свой  трон  тому,  кто  будет  решительнее  всех  в  борьбе  с
самозванцем, ты должен стать владыкой Персии. Род Кира  прервался,  но  не
прервался древний род Ахеменидов! Царствуй, и  я  уверена,  что  все  твои
друзья окажут тебе поддержку. А вы, - обратилась Атосса к  телохранителям,
по-прежнему окружавшим ее живым кольцом, - повесьте смердящее  тело  этого
нечестивого священнослужителя с обрезанными ушами на крепостной стене! Или
нет, отправьте его в Сузы, пусть  его  повесят  над  городскими  воротами,
чтобы  все  знали,  как  поступают  в  Персиде  с  наглыми   самозванцами!
Исполняйте волю дочери Кира!


     Дарий стал царем Персии.
     Слух о событиях  в  Сикайтавати  прокатился  по  огромной  державе  и
заставил сердца наиболее смелых и  решительных  забиться  верой  в  скорое
освобождение. Первыми поднялись на  борьбу  эламиты,  потесненные  некогда
персами с насиженных мест, затем  огни  восстаний  вспыхнули  в  Вавилоне,
Мидии,  Урарту,  Ассирии,  Магиане,  в  далекой  Бактрии...   Девятнадцать
кровопролитных сражений выиграли Дарий и его полководцы  в  течении  года,
прежде чем им удалось утихомирить  страну,  и  в  этом  новому  владыке  в
немалой степени помогли предавшие свои народы вельможи  из  числа  местной
знати.
     "Один человек, по имени Фравартиш, мидянин, восстал в Мидии. Он  стал
царем в Мидии. Персидское и мидийское войско, которое было при  мне,  было
незначительно. Тогда я отправил войско. Перса Видарну, моего подчиненного,
я сделал над ним начальником... По  воле  Ахурамазды  мое  войско  разбило
наголову мятежное войско", - гласит  дошедшая  до  нас  из  глубины  веков
надпись на Бехистунской скале.
     Восстания в Вавилоне, в Эламе, в Ассирии и Маргиане персы подавили  с
помощью все  тех  же  мидийских  и  урартских  мечей.  Руководимые  своими
великими, мидийские и урартские воины несли тяжелые  цепи  рабства  другим
народам,  и  этим  самым  обрекали   себя   на   унизительное   и   долгое
пресмыкательство перед персами...
     Не в силах обрести свободу из-за  предательства  великих,  Мидия  еще
двести  лет  оставалась  сатрапией  Персии.  До  тех  пор,  пока   гоплиты
Александра Македонского не появились на необозримых просторах  Азии  и  не
разрушили  до  основания  государство,  основанное  Киром.  И   тогда   на
территории, которая была  сердцевиной  державы  Астиага,  возникло  новое,
молодое государство под названием Атропатена.
     Но это произойдет только через двести лет...