лаю,   если  заблаговременно   придумаю
какое-нибудь  приличное оправдание, так как вряд  ли  можно надеяться, чтобы
бешеный гнев его утих без побоев...

CXXXX.

     Матрона,  одна  из  первых  в городе, по имени Филомела, в молодые годы
успела уже урвать не малое количество наследств, а когда цвет юности  поблек
и  она  обратилась  в  старуху,  стала навязывать бездетным богатым старикам
своего сына и  дочку  -  и  так,  с  помощью  своего  потомства,  продолжала
заниматься прежним ремеслом.
     Так вот, теперь она пришла к Эвмолпу  с тем, чтобы поручить его опыту и
доброте самое заветное - детей своих... Кроме него, никто во всей  вселенной
не  может  ежедневно давать молодежи душеполезные  наставления. Словом,  она
заявила,  что  оставляет  детей  своих  в  доме Эвмолпа для того, чтобы  они
наслушались его речей: а другого наследства молодым людям и нельзя оставить.
     Сказано  - сделано. Притворившись, будто  уходит в храм принести  богам
обеты, она прелестнейшую дочку и юного сына оставила в опочивальне.

     Эвмолп, который на этот счет был до того падок, что даже  я ему казался
мальчиком,  разумеется, немедленно же предложил девице посвятить ее в  некие
таинства.  Но он всем говорил, что у него и подагра, и поясница расслаблена;
так  что,  не  выдержи он роли до конца, рисковал бы испортить нам всю игру.
Поэтому,  чтобы  не  подорвать веры в  нашу ложь, он  попросил девицу  сесть
верхом на его столь хорошо рекомендованную  ей  добродетель, а Кораксу велел
забраться  под  кровать,  на  которой  лежал,  и,  упершись  руками  в  пол,
покачивать его снизу взмахами чресел.
     Услышав  спокойное приказание  господина  начинать,  Коракс  немедленно
приступил к делу и стал отвечать в такт на искусные движения девицы.
     Как  только Эвмолп почувствовал,  что  дело  уже подходит к  концу,  он
принялся поощрять слугу громким голосом, прося его ускорить работу.
     Так забавлялся  наш старец, точно в качелях раскачиваясь между слугой и
подружкой.
     Два раза подряд проделал это Эвмолп под всеобщий и собственный хохот. Я
же, дабы от бездействия не потерять навыка, подошел к дверям, через скважину
коих братец следил  за  покачиванием сестрицы, желая испытать, не согласится
ли и он претерпеть кое-что.
     Мальчик,  который уже давно успел  постичь  всю эту  науку, и не  думал
уклоняться от моих  ласк,  но и на этот  раз враждебное  божество встало мне
поперек дороги...
     -  Великие  боги, восстановившие все  мои силы! Да,  Меркурий,  который
сопровождает  в Аид и  выводит оттуда души людей, по милости своей возвратил
мне то,  что  было  отнято  у  меня  гневной рукой.  Теперь ты  легко можешь
убедиться, что я взыскан щедрее Протесилая и любого из героев древности.
     С  этими словами  я  задрал  кверху  тупику и показал  себя Эвмолпу  во
всеоружии.
     Сначала  он  даже  ужаснулся, а потом,  желая  окончательно  убедиться,
обеими руками ощупал дар благодати...
     - Сократ, который  и у богов и у людей...  гордился тем, что ни разу не
заглянул в  кабак  и  не  позволял своим  глазам  засматриваться ни на  одно
многолюдное сборище. Да, нет ничего лучше, как говорить подумавши.
     - Все это истинная правда, - сказал я. - Никто так не рискует попасть в
беду, как тот, кто  зарится на  чужое добро. Но на какие  средства стали  бы
жить  плуты и мошенники всякого  рода, если бы они не швыряли хоть изредка в
толпу в  виде  приманки кошельков  или  мешков, звенящих монетами?  Как корм
служит приманкой для бессловесной скотины,  так же точно людей не словишь на
одну только надежду, пока они не клюнут на что-нибудь посущественнее...

CXXXXI.

     -  Но  ведь  обещанный  тобою корабль с деньгами и челядью из Африки не
пришел, и ловцы наследства, уже истощенные, урезали свою щедрость.   Словом,
если я не ошибаюсь, Фортуна и в самом деле начинает уже раскаиваться...
     - За исключением  моих вольноотпущенников, все  остальные наследники, о
которых говорится  в этом  завещании,  могут вступить во  владение того, что
каждому  из них мною назначено, только при соблюдении одного условия, именно
- если они, разрубив мое тело на части, съедят его при народе...
     У некоторых народов,  как нам известно, до сих пор еще в силе закон, по
которому  тело покойника  должно  быть  съедено его  родственниками,  причем
нередко  они  ругательски  ругают  умирающего за  то, что  он слишком  долго
хворает  и  портит  свое  мясо.  Пусть  это  убедит друзей  моих  безотказно
исполнить мою волю и поможет им съесть мое тело с таким же усердием, с каким
они препоручат богам мою душу...

     Громкая слава о богатствах ослепляла глаза и души этих несчастных...
     Горгий готов был исполнить...
     - Мне нечего  опасаться противодействия твоего чрева: стоит тебе только
пообещать за этот  единственный час отвращения вознаградить его впоследствии
многими прекрасными вещами, - и оно  тотчас же  подчинится  любому  приказу.
Закрой  только  глаза  и  постарайся   представить  себе,  что  ты  ешь   не
человеческие внутренности,  а миллион сестерциев. Кроме  того,  мы, конечно,
придумаем еще и приправу какую-нибудь, с которой мясо мое станет вкуснее. Да
и нет  такого  мяса, которое само по  себе могло бы понравиться; но искусное
приготовление    лишает   его   природного   вкуса   и   примиряет   с   ним
противодействующий  желудок. Если  тебе угодно  будет,  чтобы я  доказал это
примером, то вот он: человеческим мясом  питались сагунтинцы, когда Ганнибал
держал их в осаде, и при  этом никакого наследства не ожидали. С петелийцами
во время крайнего голода было  то же  самое: и, поедая такую трапезу, они не
гнались ни за чем, кроме насыщения.  После взятия Сципионом Нумантии  в  ней
нашли несколько матерей, которые держали  у  себя  на  груди полуобглоданные
трупы собственных детей...