под глазом,  меняя оттенки, долго не проходил. Лишь он и напоминал про
то утро, полное опасных приключений, на Глухой ламбине.
     Из  Умбы приезжал молодой веселый лейтенант на  мотоцикле с  коляской и
долго беседовал с Ваней и Андреем.  Все расспрашивал про тех, которые ушли с
рыбой. С Иваном Николаевичем тоже разговаривал. Ребята думали, что лейтенант
заберет его с  собой в  милицию,  но он не забрал.  Зато на прощанье подарил
Ване удивительный свисток.  В  такие Ваня еще  никогда в  жизни не  свистел.
Свистнешь на берегу, а на другом конце Вял-озера слышно. Первое время Ваня и
Андрей свистели в  лагере,  а  потом  стали уходить в  лес,  потому что  все
начинали ругаться.
     После этого происшествия Иван Николаевич пробыл в  лагере с неделю.  На
мальчишек он  не  смотрел и  больше с  ними не разговаривал.  Правда,  когда
проходил мимо или  они  на  него наталкивались,  замечали,  как зло сужаются
маленькие глаза  шофера.  Из  Умбы  прибыл  новый  шофер  и  принял у  Ивана
Николаевича машину.  А  уволенный из  экспедиции Иван  Николаевич нагрузился
мешками с  вяленой рыбой  и  на  попутных уехал  в  Умбу,  а  оттуда в  свой
подмосковный город Видово...
     Ни один человек в экспедиции не пожалел об этом.
     Когда из Ленинграда пришла длинная телеграмма,  в которой родители Вани
и  Андрея просили начальника немедленно отправить их детишек домой,  Назаров
даже расстроился: он не возражал, если бы ребята еще на месяц остались.
     Мальчишки тоже не  ожидали такой решительной ноты со стороны родителей.
Оба отправили в  Ленинград по письму,  рассказали в  спокойном тоне о  своем
житье-бытье.  О ледяном купании и прочих происшествиях, выпавших на их долю,
и словом не обмолвились.  Правда, Андрей очень жаловался на комаров и мошку,
но это не могло повлиять на решение родителей. Наверное, Валя написала...


x x x

     Ваня и Андрей ушли к вышке, где вялились окуни, сиги и щуки, и устроили
небольшой совет.  Сколоченная из молодых лесин вышка с навесом поскрипывала,
крепко пахло  соленой вяленой рыбой.  Негромко гудели мухи.  От  вышки  косо
падала  на  молодую  еловую  поросль  короткая тень.  Ярко  светило нежаркое
солнце.  Над головой шумели сосны и ели,  с шуршанием просыпались на зеленый
мох желтые иголки.
     - Это твои навели панику, - сказал Ваня. - Я своих родителей знаю: им и
в голову не пришло бы посылать такую телеграмму.
     Андрей  задумчиво почесал лоб,  поддал  носком резинового сапога черный
трухлявый пень.  Пень рассыпался на части, в коричневом крошеве зашевелились
белые с черными головками личинки.
     - На таких мы не пробовали ловить, - сказал Андрей.
     Ваня с подозрением посмотрел на него.
     - Не твоя это работа? Может, написал что-нибудь такое...
     - Мне здесь нравится,  -  сказал Андрей.  - И я еще раз с удовольствием
съездил бы в Белый город.
     - Может,  потолкуем с  Назаровым?  Поживем еще хоть недели две?  Виктор
Викторович обещал на дальний остров взять.
     - Бесполезно,  -  сказал Андрей. - Уже билеты на самолет заказаны. Вера
Хечекова говорила.
     - И чего им в голову стукнуло!  -  с досадой сказал Ваня. Ему совсем не
хотелось  уезжать.   Он  уже  предвкушал  вольную  и   беззаботную  жизнь  с
ихтиологами на необитаемом острове.  Рыбалка, костер, вечерние беседы, песни
под гитару...
     - И с Эллой не попрощаемся, - вздохнул Андрей.
     - Чего-то ты очень уж часто ее вспоминаешь...
     - Хорошая  девчонка,  -  Андрей  нагнулся и  стал  сучком  выковыривать
толстую личинку.  Он  это  сделал специально,  чтобы не  смотреть в  светлые
пронзительные глаза приятеля.
     - И  там,  в  Вильмаламбине,  смотрел  на  нее  крокодильими глазами...
Помнишь, она еще сказала, что ты ее проглотить собираешься?
     - Не помню, - сказал Андрей.
     - Неужели влюбился?
     - Глупости ты говоришь... - смутился Андрей. - Просто она какая-то...
     - Какая же? - улыбнулся Ваня.
     - Хорошая девчонка, - убежденно сказал Андрей. Щеки его порозовели.
     - Это ты уже говорил,  -  перестал улыбаться Ваня. - Хорошая девчонка и
отчаянная... Ты знаешь, она ведь меня спасла...
     Андрей -  он сидел на корточках -  вскочил и,  глядя в  глаза приятелю,
горячо сказал:
     - С такой девчонкой я бы хотел дружить!
     - Дружи, кто тебе мешает?
     - Ты адрес ее записал?
     - Это зачем еще? - удивился Ваня.
     - Человек тебе жизнь спас, а ты адреса не знаешь.
     - Как-то не подумал об этом, - сказал Ваня.
     - Обязательно узнай. И Восьмого марта пришли поздравление.
     - Я книжку обещал прислать, - сказал Ваня.
     Провожали Ваню и Андрея все. Был ветер, с утра заморосил дождь, и в это
промозглое утро не вышла ни одна лодка.  Высокие волны разгуливали по ламбе,
тяжело били в  берега,  а  уж про Вял-озеро и  говорить нечего:  над зеленой
перемычкой от разбушевавшейся воды образовалось большое туманное облако.
     Проводили мальчишек до  лесной дороги.  До той самой сосны,  на которой
красовалась дощечка с исправленной надписью:  "Экспедиция". Уезжали ребята с
дядей Кузьмой.  Конечно,  их  мог бы отвезти и  новый шофер,  но тут как раз
подвернулся лесовоз.  Дядя  Кузьма  накануне  заглянул в  лагерь  -  у  него
какое-то дело было к  Назарову -  и  ребята договорились с ним,  что сегодня
утром по пути в Умбу он заедет за ними.
     Вера  Хечекова ежилась в  ватнике,  на  пушистом платке  блестели капли
дождя,  круглое лицо ее было грустно.  Она привязалась к мальчишкам,  и жаль
было с  ними расставаться.  Виктор Викторович то  и  дело отбрасывал капюшон
штормовки.  А  ветер будто нарочно норовил его снова и снова нахлобучить ему
на голову.  Борода у  него стала длинной,  остроконечной и смешно загибалась
внизу  крючком,  как  у  дьячка  из  кинофильма  "Черевички".  Он  рассеянно
накручивал кончик бороды на  указательный палец,  прищуривал от удовольствия
глаза и подтрунивал над добродушной и необидчивой Верой Хечековой, но стоило
появиться студентке Лене,  как  Виктор  Викторович сразу  умолк  и  перестал
терзать свою бороду.  Лена даже не взглянула на него.  Прислонилась спиной к
седой ели  и  чуть приметно улыбнулась.  Так просто,  в  пространство.  Даже
нудный дождик не отразился на ее хорошем настроении.
     Среди провожающих не было Валентины Гавриловны, несколько дней назад ее
срочно вызвали в Ленинград на конференцию микробиологов. Вместе с ней уехала
и Галя Летанская. Не было и начальника экспедиции Назарова. Правда, он скоро
появился с  длинным,  сколоченным из реек ящиком на плече.  Поставив ношу на
землю и глядя на ребят, сказал:
     - Я  был  не  очень  приветлив,  когда вы  впервые появились здесь,  но
потом...
     - Потом Георгий Васильевич круто изменил свое мнение о вас, - продолжил
Виктор Викторович. - Особенно после успешного завершения полного цикла работ
гидробиологов и микробиологов. И спасения ценного имущества.
     Назаров бросил на него недовольный взгляд и продолжал:
     - Признаться,  я  думал,  вы  будете обузой,  а  вышло  наоборот.  Я  с
удовольствием оставил бы вас до конца, но...
     - Оставьте, - сказал Ваня.
     - Я  не  хочу  ссориться с  вашими родителями...  В  общем,  вы  крепко
выручили нас. Большое спасибо. Золотые вы ребята!
     А про этот случай в Глухой ламбине я обязательно напишу в газету, когда
вернемся в Ленинград. Если не вы, мы остались бы без сетей.
     - И подлеца разоблачили, - заметил кто-то.
     Назаров взглянул на ящик, потом на ребят.
     - Это вам за все хорошее подарок от всей нашей экспедиции.
     Виктор Викторович улыбнулся и подмигнул, мол, радуйтесь!
     Георгий Васильевич торжественно пожал застеснявшимся мальчишкам руки  и
вручил конверт.
     - На этот раз оба полетите с билетами,  -  сказал он. - Передадите этот
конверт начальнику аэропорта. Билеты вам уже заказаны.
     Ваня  и  Андрей с  любопытством посматривали на  деревянный ящик.  Что,
интересно, там? Однако спросить было неудобно.
     Послышался завывающий гул  мотора,  и  немного погодя  из-за  песчаного
бугра выполз нагруженный неотесанными бревнами лесовоз.  "Дворники" суетливо
сгребали лапами  мелкие капли.  Лесовоз остановился,  из  кабины вылез  дядя
Кузьма.  А  вслед за  ним спрыгнула (кто бы мог подумать!)  Элла.  Ничуть не
смущаясь -  кругом было  много народу -  девочка со  всеми поздоровалась,  а
мальчишкам пожала руки. Андрей молча таращил на нее глаза. Элле опять это не
понравилось.
     - У тебя что-то с глазами, - тихонько сказала она. - Ты очки не носишь?
     - Какие еще очки? - промямлил Андрей.
     - Мы сегодня о тебе говорили, - сказал Ваня.
     - Я тоже вас вспоминала... Если бы не вы, бедная тетя Катя скучала бы в
пруду.
     - Ее звать Элла, - сказал Ваня. - Забудь про тетю Катю.
     Дядя  Кузьма степенно,  не  торопясь пожал всем руки.  Он  был  заметно
озадачен: на глухой лесной дороге не часто увидишь сразу столько людей.
     - Погодка-то нынче - насморк, - сказал он. - И дорогу развезло.
     Дождь все  прибавлял и  прибавлял.  С  плащей и  ватников стекала вода.
Когда  вверху шумел  ветер,  с  деревьев вразнобой летели на  головы крупные
капли.
     - Что у вас тут - митинг? - шутливо спросил дядя Кузьма.
     - Все  речи  сказаны,  можно  прощаться,  -  сказал Виктор Викторович и
первым пожал крепко ребятам руки. Вера Хечекова расцеловала мальчишек.
     Наконец ребята и дядя Кузьма забрались в просторную кабину.  Узкий ящик
шофер сунул им под ноги.
     - Что там такое? - спросила Элла.
     - Сами не знаем,  -  сказал Андрей.  Получилось так, что он сел рядом с
девочкой.
     Только   сейчас   мальчишкам  стало   по-настоящему  грустно   и   жаль
расставаться  со  всеми  этими  хорошими  и  добрыми  людьми.  Когда  машина
тронулась,  Ване показалось,  что в глазах Веры Хечековой блеснули слезы,  а
может  быть,  это  просто  дождь...  Вера  Хечекова  помогла  им  собраться,
притащила  ящик  вяленой  рыбы  и  напихала  в  рюкзаки,  так  что  едва  их
застегнули.
     - С вешала поснимала? - спросил Ваня.
     - Хватит нам,  -  сказала Вера Хечекова. - Вы ведь тоже много на удочку
наловили.
     Кухарка тетя Поля принесла в промасленной бумаге жареных окуней и целый
кулек вкусных пирожков...
     - Тоже с нами в Ленинград? - в шутку спросил Ваня Эллу.
     - Я к тете Дуне, - коротко ответила она.
     Ваня совсем забыл, что у Эллы в Умбе родственники. Сын Евдокии Ивановны
Рожковой -  Санька - ее двоюродный брат. И еще там, на острове у ихтиологов,
Санька сказал,  что мать просила Эллу обязательно приехать к  ним.  Но тогда
девочка не могла...


x x x

     Лесовоз  потряхивает,  резко  наклоняет из  стороны в  сторону.  Андрея
прижимает то  к  девочке,  то  к  Ване.  Дядя  Кузьма внимательно смотрит на
ухабистую дорогу.  Баранка  в  его  ладонях  то  вертится  как  бешеная,  то
неподвижна.
     Андрей  косится  на  пушистую  прядь,  спустившуюся на  плечо  Эллы,  и
испытывает острую тоску,  больше он  никогда не увидит эту девчонку с  озера
Вял.
     Элла  отводит рукой волосы и  тоже бросает невеселый взгляд на  Андрея.
Мальчишка тотчас отворачивается и начинает сосредоточенно смотреть на мокрую
унылую дорогу. Он боится, что Элла опять скажет, что у него странный взгляд.
Видит-то его,  Андрея,  всего третий раз, а все время проезжается насчет его
глаз. Ведь он не видит свои глаза. Тут, на Севере, даже в зеркало ни разу не
посмотрелся...
     Но  Элла  сейчас не  придирается:  глаза  у  нее  грустные,  уголки губ
опущены. Андрей не слышит, но чувствует, как она вздыхает.
     - Вы уже там... - говорит она. - Дома в Ленинграде.
     - Приезжай к нам? - оборачивается к ней Андрей. - Можно даже сейчас, а?
     - Втроем-то мы запросто на два билета улетим,  -  говорит Ваня. - Это я
гарантирую.
     - Пошли отцу телеграмму -  и через два часа в Ленинграде, - уговаривает
Андрей.
     Элла улыбается и качает головой:
     - Отец ждет меня на озере. Я должна магнето к мотору купить в Умбе.
     Дядя Кузьма завертел большую баранку -  машину резко повело в  сторону.
Но  вот  она  снова выровнялась.  "Дворники" едва успевали сгребать дождевые
капли,  как на стекле появлялись новые,  превращались в струйки и текли вниз
по  извилистым дорожкам.  На  красноватой глинистой  дороге  блестели  лужи.
Взъерошенные  мохнатые  ели   и   сосны  размахивали  своими  остроконечными
вершинами.  Над деревьями огромным бездонным ведром опрокинулось темно-серое
лохматое небо. Из ведра лило и лило.
     - Чего доброго, сегодня не улетим, - вслух подумал Ваня.
     - Переночуете у тети Дуни, - сказала Элла.
     - Для самолета такая погода -  ерунда,  - сказал Андрей. - Он заберется
выше облаков, а там всегда солнце.
     - Я в Умбе три дня буду, - ни к кому не обращаясь, сообщила Элла.
     Машину сильно тряхнуло.  Все,  как по  команде,  подскочили на сиденье.
Дядя Кузьма еще ниже наклонился вперед.
     - Ну,  держитесь,  ребятки,  -  усмехнулся он.  -  Начинается та  самая
дорожка, на которой черти горох молотили!
     Машину зашвыряло из стороны в  сторону,  дробно застучали в днище комья
грязи.  Иногда  мутная вода  из  лужи  окатывала радиатор и  стекло.  Андрей
вцепился в  сиденье,  боясь оказаться на коленях у  Эллы.  Ваня что-то хотел
сказать и чуть не прикусил язык. Ящик ожил под ногами, задвигался, затрещал.
От него отскочила одна рейка. Держась рукой за сиденье, Ваня другую запустил
в образовавшуюся щель. Покопавшись, вытащил сверток.
     - Андрюха!  -  расплылся он в улыбке,  вмиг забыв про трясучку.  -  Нам
мотор подарили... "Салют"! Новенький. Вот инструкция и паспорт!
     Андрей не  рискнул свой  восторг выражать вслух,  лишь  пожал  приятелю
руку.
     - Царский подарок, - сказала Элла, сбоку взглянув на инструкцию.
     - Хороший мужик Назаров,  -  улыбнулся дядя  Кузьма.  -  Шутка сказать,
мотор отвалил не за здорово живешь!
     - Мы в экспедиции баклуши не били, - сказал Ваня.
     Позади  громыхал прицеп,  со  скрипом терлись друг  о  дружку связанные
цепями толстые стволы.  Лил дождь,  завывал в ветровом стекле ветер, лесовоз
полз,  как  гусеница,  по  разбитой дороге,  небо  опустилось на  мотающиеся
вершины деревьев,  но на душе у  мальчишек радостно и  светло.  Если самолет
сегодня вовремя оторвется в  Умбе от  земли,  то через четыре часа они будут
дома.  В  родном Ленинграде,  где тепло и нет осточертевших комаров и мошки,
где  мама и  папа,  по  которым оба  успели соскучиться.  Теперь у  них свой
собственный мотор.  А удостоверения на право вождения плавсредств по рекам и
озерам  лежат  в  кармане.  К  радости примешивалась и  легкая  грусть:  оба
привыкли к Северу,  полюбили дикое синее Вял-озеро.  Оба знали, что потом, в
Ленинграде, будут вспоминать этот край, берег ламбы, деревянную баню, Саньку
и девочку Эллу...


     Ребята,  подставив мелкому дождю лица,  всматриваются в серую мглу. Уже
давно с неба слышится добродушное ворчание мотора, но самолета не видно.
     - Бывает,  покрутится-покрутится и улетит обратно,  - говорит Санька. -
Низкая облачность.
     - Смотрите,  идет на посадку, - показывает Элла в сторону мокрого леса.
В  облаках мелькает темно-серебристое крыло и  пропадает.  Затем царапают по
молочному клубящемуся облаку выпущенные шасси,  и вот над лесом показывается
АН-24.  Он  весь блестит,  от  крыльев и  стабилизатора отскакивают дымчатые
клубки.  Самолет плавно снижается,  прицеливаясь на  самый край травянистого
поля.  Вот он проходит над макушками деревьев,  касается земли, подпрыгивает
и, заметно тормозя, катится по аэродрому.
     Ваня и  Андрей взваливают рюкзаки на  плечи.  Санька помогает просунуть
руки в заплечные ремни, потом ставит на попа ящик с мотором.
     - Вас не пустят, - говорит Элла. - Еще посадка не скоро.
     Андрей первым снимает рюкзак,  за ним Ваня.  Отчего это в аэропорту, на
вокзале люди всегда спешат поскорее занять свое место, а потом долгие минуты
томятся в тягостном ожидании отправления?..
     - Зимой на каникулы ждем вас,  -  говорит Андрей,  глядя на Эллу.  - Вы
должны приехать.
     - Я  приеду,  -  говорит Элла  и  дотрагивается ладонью до  кармашка на
брезентовой куртке, где лежит бумажка с адресами Андрея и Вани.
     - А ты? - спрашивает Саньку Ваня. - Приедешь?
     - Сказано - сделано, - мотает мокрой всклокоченной головой Санька. - Мы
вместе с Элкой приедем. Мне до смерти хочется глянуть на крейсер "Аврора".
     - А я все музеи обойду, - говорит Элла.
     Ваня,   улыбаясь,  отстегивает  на  рюкзаке  клапан  и  достает  смятую
коричневую шляпу.
     - Носи, Саня, - говорит он. - Отличная шляпа.
     - Это же Володина? - удивляется Андрей. - Как она к тебе попала?
     - Выиграл на спор, - отвечает Ваня. - Перед самым отъездом торжественно
вручил.
     Санька вертит шляпу в руках, нюхает, наконец надевает на свои лохмы.
     - Сойдет, - ухмыляется он. - Для рыбалки.
     К  самолету  из  аэропорта потянулись пассажиры.  И  снова  Саня  помог
приятелям надеть рюкзаки, ящик с мотором взвалил себе на плечо.
     - Элла... - говорит Андрей и запинается. - Элла, ты приедешь?
     - Я уже сказала.
     - До свиданья, Элла, - Андрей, краснея, протягивает руку.
     - Я не пойду к самолету,  - говорит девочка. - Сколько можно прощаться?
Сань, я тебя здесь подожду.
     - Как  прилечу,  сразу  вышлю  книжку,  -  говорит  Ваня.  -  Она  тебе
понравится, вот увидишь!
     - Спасибо, - улыбается Элла, и улыбка у нее грустная-грустная.


 * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *

БЫТЬ МУЖЧИНОЙ


19. СОЧИНЕНИЕ НА ВОЛЬНУЮ ТЕМУ

     Тихо в  седьмом "В".  Слышно,  как  шуршат ручки по  бумаге,  нет-нет -
заскрипит парта,  послышится тяжелый вздох.  Весь  класс  пишет сочинение на
свободную тему.  Хотя тема и  вольная,  почти все пишут о  том,  как провели
нынешнее лето.
     Нина Васильевна сидит за столом и  читает книжку.  Она могла бы и уйти,
потому что сочинение на  свободную тему не  спишешь,  но в  этот первый день
занятий ей приятно быть вместе с ребятами.
     - А  я  летом  видел  летающее  блюдце,  -  говорит  Пирамида.  -  Нина
Васильевна, об этом можно написать?
     - Напиши!  -  усмехается Леня Бойцов. - И пошли на конкурс в "Технику -
молодежи".
     - Оно летело-летело,  село и исчезло, - продолжает Пирамида. - Это было
за городом, стояла жара, может, мне приснилось?
     - Сны  свои  расскажешь на  перемене.  -  Отложив  книжку,  учительница
обводит взглядом свой класс. Каких-то три месяца прошло, как они расстались,
а мальчики и девочки заметно изменились: подросли, окрепли, многие загорели,
вроде бы  стали серьезнее...  Правда,  не  все:  Слава Бабочкин все такой же
вертлявый и  болтливый.  И  совсем не загорел.  Наверное,  все лето в городе
пробыл.  Ну,  чего, спрашивается, мешает своему соседу Толе Григорьеву? Нина
Васильевна уже хотела было сделать Бабочкину замечание,  но  Толик (смирный,
тихий  Толик  Григорьев!)  вдруг  ощетинился и  толкнул под  партой  кулаком
Пирамиду в бок...
     Другими стали  Ваня  Мельников и  Андрей  Пирожков.  Лица  обветренные,
движения  уверенные.  Пожалуй,  больше  всех  возмужали закадычные приятели.
Посадить их  снова вместе?  Помнится,  весной ни за что не хотели садиться с
девочками за одну парту,  а сейчас привыкли и,  кажется, подружились... Мила
Спицына еще больше похорошела:  стала немного полнее,  прическа короткая,  в
глазах солнечный блеск...  Где же она была этим летом? Да, на озере Селигер.
Вон как загорела.  Надя Краснопевцева - соседка Андрея Пирожкова - наоборот,
стала  мягче,  задумчивее.  И  это  только ей  на  пользу.  Уж  слишком была
высокомерна и суха.
     Леня Бойцов растет не  по  дням,  а  по часам.  Волосы выгорели добела.
Загорелая грудь распирает рубашку.  В росте он уже перегнал многих учителей.
А  вот  Света  Козловская похудела и  бледная.  Видно,  не  отдыхала совсем.
Девочка упорно готовится к  зимним соревнованиям фигуристок.  Ей в этом году
повезло:  побывала  с  пи