и смотрели.  Василий
Иванович,  так  звали  Костиного  отца,  рассказал  про  взаимодействие всех
агрегатов. Рассказывал он подробно и понятно, не то что по инструкции. Когда
мотор вновь был поставлен в угол прихожей, Василий Иванович сказал:
     - "Москва" -  сложный механизм.  Вам нужно было начинать с малосильного
мотора. Например, "Стрелы" или "Салюта".
     - Где  его  возьмешь-то?   -  вздохнул  Ваня.  -  Инструкцию  и  то  не
выпросить...
     - Вот что,  специалисты,  -  сказал Василий Иванович. - В субботу утром
приходите. Я как раз буду перебирать "Салют"...
     - Придем, - обрадовался Ваня.
     - Великое дело,  когда отец рыбак,  -  после того как  Василий Иванович
ушел, сказал Ваня. - Рыбак рыбака видит издалека...
     - Это ты рыбак?  -  усмехнулся Андрей.  -  Да ты еще ни одной рыбины не
поймал!
     - Моя рыба гуляет в Вял-озере, - мечтательно сказал Ваня. - Ждет.
     - Чего ждет? - спросил Костя.
     - Сяду я в лодку, запущу мотор и умчусь в голубую даль... Где-нибудь за
островом встану на якорь и  закину удочку...  Андрей,  а ведь у нас еще даже
удочек нет.
     - Удочки - это не проблема, - сказал Пирожков.
     - А я не люблю рыбу ловить,  -  сказал Костя.  - Она в воде красивая, а
вытащишь - становится синей.
     Андрей подошел к зеркалу.
     - А  твоя  бодяга  здорово помогает,  -  сказал он.  -  Даже  следа  не
осталось!
     - Верное средство, - кивнул Костя.
     Ему столько же лет,  сколько и его приятелям, и учится он тоже в шестом
классе.  Худощавый,  с  каштановыми  волосами,  как  у  матери,  и  большими
задумчивыми глазами, он был похож на девочку. Ваня и Андрей скоро убедились,
что Костя незлопамятный парень, у него мягкий и покладистый характер, и даже
было  удивительно,  что  ему  так  часто  приходится  драться.  Ваня  как-то
предложил изловить Мишку и проучить как следует, но Костя не согласился.
     - Я его в школе видел,  -  сказал он. - Скучный такой... Губа разбита и
тоже здоровенный синяк был под глазом...
     - Небось тоже бодяги дал? - спросил Ваня.
     - Жалко, что ли? Она и стоит-то всего пятачок.
     - Добрый ты человек,  - похлопал его по плечу Ваня. - Послушай, Андрей,
возьмем его в экспедицию? Правда, рыбу он не ловит, зато будет нас от разных
болезней лечить.
     Сказал это  Мельников таким уверенным тоном,  будто он  самолично ведал
набором кадров в экспедицию.
     - Я не возражаю, - сказал Андрей.
     - Ну как, едешь с нами?
     - Я подумаю, - сказал Костя. - Надо с родителями посоветоваться.
     - Вот уж это зря, - поморщился Ваня.
     - Уехать и ничего им не сказать? - удивился Костя.
     - Письмо можно написать, - сказал Андрей.
     - И обязательно положи его в суповую кастрюлю... - подковырнул Ваня.
     - А вы разве родителям ничего не говорите?
     - Мы... - начал было Андрей, но Ваня перебил:
     - Мы уже не первый раз. Наши родители привыкли... Верно, Андрей?
     - Привыкли, - кивнул тот.
     - Я от своих родителей ничего не скрываю, - сказал Костя.
     - У тебя отец рыбак, - вздохнул Ваня.
     - И мать у тебя здоровая, - прибавил Андрей. - А у моей сердце слабое.
     - Она принимает валокордин или капли Зеленина? - спросил Костя.
     - Принимает, - сказал Андрей.
     - А какое у нее давление?
     Андрей растерянно уставился на него. Про давление он ничего не слыхал.
     - Мы тебя доктором в экспедицию возьмем,  -  сказал Ваня.  -  Ты -  как
профессор: все болезни знаешь.
     - Прочитай медицинскую энциклопедию - и ты будешь знать.
     - Я засну сразу, - сказал Ваня.
     Костя задумчиво посмотрел на него. Ему нравились эти веселые ребята, но
слушать Ванино вранье надоело.
     - Какие вы специалисты по моторам,  я уже знаю,  -  сказал он. - Хватит
меня за дурачка считать...  Ну как ты меня возьмешь в экспедицию, когда тебя
самого-то еще никто не возьмет?
     - Нас с Андреем не возьмут?
     - Могут и не взять, - честно признался Пирожков.
     Ваня метнул на него презрительный взгляд и сказал:
     - Пусть я буду бароном Мюнхаузеном,  если мы во время каникул не улетим
на Север... А ты, Костик, будешь стоять на аэродроме и махать нам шапкой!
     - За этим дело не станет, - улыбнулся Костя.
     Возвращаясь от  Кости,  они  увидели  на  автобусной остановке  Виктора
Викторовича.  Практикант был  в  поношенной брезентовой куртке с  капюшоном,
таких же плотных штанах с  побелевшими наколенниками,  в  рыбацких сапогах с
завернутыми голенищами.  За плечами -  огромный раздутый, как воздушный шар,
рюкзак, в руке зачехленные удочки.
     - На Вял-озеро? - поздоровавшись, спросил Ваня.
     - Боюсь,   с  этим  рюкзаком  в  автобус  не  влезу,  -  сказал  Виктор
Викторович.
     - Мы вас подтолкнем, - сказал Андрей.
     Виктор Викторович улыбнулся:
     - Мне рассказывали, как вы хотели стать морскими волками... Нашли тоже,
куда  прятаться!  В  трюм...  Во  всех  книжках  искатели приключений всегда
прячутся в трюм.  На большее фантазии не хватает. Скажу вам по секрету: меня
когда-то тоже манили дальние горизонты... И я однажды... Впрочем, как-нибудь
расскажу в другой раз.
     - Куда же  нам  нужно было спрятаться?  -  спросил Андрей.  -  В  уголь
закопаться?
     - Это тоже в книжках вычитали?  Ну сами подумайте, как можно закопаться
в уголь?  А чем дышать будете? Допустим, вы решили на танкере удрать в море,
значит, погрузитесь в нефть? Ведь по логике вещей так получается?
     - Я  читал,  сейчас делают танкеры по  триста метров длиной,  -  сказал
Андрей. - Неужели на такой громадине укромного местечка не нашлось бы?
     - На танкере не был, - заметил Виктор Викторович.
     У  практиканта было  хорошее  настроение,  и  он  даже  пропустил  один
переполненный автобус, чтобы с ребятами поговорить.
     - Как же надо прятаться? - полюбопытствовал Андрей.
     - Научите нас, - сказал Ваня, до сих пор не проронивший ни слова.
     - Уж если прятаться, то так, чтобы не нашли, верно?
     Мальчишки кивнули. Куда уж верней! Для того и прячутся, чтобы не нашли.
     - Я  бы,   например,  спрятался  в  каюте  капитана,  -  сказал  Виктор
Викторович. - Тут уж никто не догадается тебя искать.
     - Можно еще забраться в котел с флотским борщом...  - пробурчал Ваня. -
Там тоже не будут искать,  если только кок половником зацепит... Разве можно
в крошечной каюте капитана рыболовного сейнера спрятаться вдвоем?
     - Я имел в виду океанский теплоход...  - засмеялся Виктор Викторович. -
Во флотский борщ...  Это тоже не плохо.  А вообще чепуха все это! Вспомните,
когда убегали в море?  Сто лет назад,  когда еще были парусники. Уйдет такое
суденышко в  море,  выбирайся на  палубу -  и  здравствуйте,  ты  моряк.  Не
выбросит же  тебя капитан за  борт!  И  на  шлюпке обратно не отправит...  А
сейчас радист даст позывные и в два счета найдет на курсе встречный пароход,
на  который вас  как  миленьких посадят и  доставят прямым  ходом  в  родной
Ленинград...  Кончилось, мальчишки, то романтическое время, когда бригантины
поднимали паруса, а на мачтах развевались черные пиратские флаги...
     - Не кончилось, - сказал Ваня.
     - И пираты еще встречаются,  -  поддержал Андрей. - Правда, флаги у них
не черные...
     - Гляди, какие грамотные!
     - Потом море нас сейчас не интересует,  - сказал Ваня. - Озеро - другое
дело.
     - И  бежать тайком мы  не собираемся,  -  сказал Андрей.  -  Нас и  так
возьмут.
     - Желаю удачи, мальчишки.
     - Что у вас в рюкзаке? - спросил Андрей.
     - На Север еду, Пирожков! А вы знаете, что такое Север?
     - Проходили по географии, - сказал Андрей. - Вы нам и рассказывали.
     - Нам больше всего про Вял-озеро понравилось, - прибавил Ваня.
     - Мой автобус!  - заторопился Виктор Викторович, взглянув на часы. - На
поезд, братцы, опаздываю... Вял-озеро мне тоже снится.
     Последним вскочив  на  ступеньку,  он  с  трудом  развернулся со  своим
гигантским рюкзаком и, помахав рукой, сказал:
     - В рюкзаке у меня спальный мешок, теплая одежда... На север еду, не на
юг! До свиданья!
     Дверь  захлопнулась,   и  автобус  укатил,   а  мальчишки  остались  на
остановке.  Еще  солнце купалось в  желтых перистых облаках,  проходивших на
большой высоте над городом.  В стороне над Невой, разворачиваясь на посадку,
пролетали большие серебристые ТУ  и  ИЛы.  Глядя на  них  сбоку,  можно было
подумать,  что самолеты без крыльев.  Не самолеты, а ракеты, нацелившиеся на
землю.  С  Литейного моста со  звоном несся желто-красный трамвай.  На улице
Воинова   заскрипели  тормозами   автомашины.   Зашевелились  на   остановке
пассажиры.
     - Надо начинать и нам помаленьку собираться, - задумчиво сказал Ваня. -
Готовить рюкзаки...
     - Еще больше месяца до каникул, - возразил Андрей. - Куда спешить?
     - Видал,  какой у него рюкзак?  И нам надо все заранее приготовить.  На
север едем, не на юг.
     - Пока еще никуда, - сказал Андрей.
     - У вас есть дома чеснок?
     - Не знаю.
     - Обязательно чеснок  захвати.  Головок десяток.  Я  где-то  читал,  на
севере часто цингой болеют.
     - Сказанул! - засмеялся Андрей. - Это еще до революции болели.
     - Захвати, - сказал Ваня. - Чеснок не помешает.
     Андрей отвернулся и  стал  смотреть в  другую сторону.  Ваня  тоже туда
посмотрел, но ничего интересного не увидел.
     - Чего ты? - спросил он.
     - Гиревик со Светкой куда-то пошли, - сказал Андрей.
     - Я не заметил.
     - Значит, показалось, - сказал Андрей.
     Ваня взглянул на погрустневшего приятеля и только вздохнул:  не понимал
он Андрея. Ну чего переживает? Из-за девчонки! Как будто мало в жизни других
занятий,  поинтересней?  Можно изучать в  кружке юных техников автомобильное
дело,  заниматься спортом или,  как Костя,  авиамоделизмом,  на худой конец,
даже марки собирать,  но тратить время на хождение по улицам с  девчонками -
это безобразие.  Идут,  взявшись за  руки,  а  лица глупые...  Ваня презирал
мальчишек,  которые пишут записки своим одноклассницам,  а  тех,  кто в кино
ходит с  девчонками,  вообще считал погибшими людьми.  Единственный человек,
которому он прощал эту слабость, был Андрей. Прощать - прощал, но при случае
любил подтрунить над ним.
     У Андрея на круглом лице возле носа вылупились веснушки. Не много, этак
штук пять-шесть,  но зато крупные,  как родимые пятна.  С  этими веснушками,
оттопыренными ушами да  маленьким курносым носом Андрей совсем не  был похож
на  кавалера.  Сидеть бы  ему на заборе с  рогаткой в  руках или за гаражами
драться,   а  не  об  девчонках  вздыхать.   Когда  Пирожков  был  расстроен
чем-нибудь,  он  имел  привычку быстро-быстро мигать своими темными глазами,
будто  плакать собрался.  Хотя,  сколько Ваня  знает Андрея,  он  никогда не
плакал.  У Мельникова тоже невозможно было выжать слезу даже мощным прессом.
А  вот  Пирамида при случае мог совершенно натурально расплакаться.  Правда,
потом всем говорил, что это он якобы нарочно, чтобы обмануть старших.
     - Ты знаешь,  -  сказал Андрей, - я тут как-то заговорил с сестренкой о
нашей поездке...
     - Ну и что она сказала? - живо обернулся к нему Ваня.
     - В общем,  она сказала,  что ничего не выйдет.  Начальник экспедиции и
слышать про  нас  не  хочет.  Говорит,  на  его  веку  был  случай,  когда в
экспедиции один парнишка утонул...  С  тех пор с  несовершеннолетними он  не
желает иметь дела.
     - Про моторы говорил? Ведь мы уже две штуки изучили!
     - Да что толку-то?  Она ведь не начальник. Слушай, Валя сказала, что ее
на будущий год назначат начальником другой экспедиции...
     - Ну и что? - взглянул на приятеля Ваня.
     - Может, подождем, а потом без всяких хлопот...
     - Жди,  -  сказал Ваня.  -  Я  и  без  твоей сестры через месяц буду на
Вял-озере.
     - Смотришь на меня, будто я в чем-то виноват!
     - Завтра идем к начальнику,  -  сказал Ваня.  -  Нет,  не завтра...  Мы
изучим все эти моторы, возьмем его на Неву и покажем...
     - Так и пойдет он!
     - Пойдет, - сказал Ваня.
     Он не мигая уставился на приятеля. Андрей стоически попытался выдержать
его пронзительный взгляд, потом глаза сами стали мигать, и он отвернулся.
     - Мне Вял-озеро каждую ночь снится,  -  сказал Мельников. - Если бы мне
предложили на каникулы поехать на Черное море,  в  Артек,  я  и то поехал бы
только на Вял-озеро.  Сказали бы:  "Иди пешком" -  и я пошел бы. На этот раз
получится,  вот увидишь.  Иначе я не буду себя считать за человека...  -  И,
немного помолчав, докончил: - И тебя тоже.
     - Что я? Разве против?
     - Почему же тогда все время сомневаешься?
     - Человек я такой, - вздохнул Андрей. - Сомневающийся...
     Андрей,  хотя и был,  как он сказал,  человеком сомневающимся,  во всех
серьезных  делах  привык  доверяться  Ване.   Конечно,  сначала  он  пытался
возражать,  спорить, отговаривать, но всегда в конце концов победу одерживал
Мельников.  Его упорству и убежденности можно было только удивляться. Андрей
тоже не был слабохарактерным,  но с  Ваней тягаться ему не под силу.  Все те
препятствия,  которые Андрей подчас считал непреодолимыми, его друг запросто
отметал.  Даже наоборот,  чем больше возникало трудностей,  тем убежденнее и
упорнее Ваня действовал.
     И вот сейчас Андрей Пирожков чувствовал, что друг ему не верит. Если бы
Ваня слышал, как он, Андрей, спорил с сестрой! Как убеждал ее поговорить как
следует с этим Назаренко или Чепуренко.
     - Если они нас не  возьмут,  то мы...  -  Андрей быстро-быстро замигал,
веснушки его побледнели. - Мы тогда опять убежим!
     - Вот это другой разговор, - сразу повеселел Мельников. - Давай пять!
     Они торжественно пожали друг другу руки, как бы клятвенно скрепляя свой
новый договор. Андрей перестал мигать и улыбнулся.
     - Только уж в бочку ты меня больше ни за какие коврижки не упрячешь...
     Ваня не обратил внимания на его слова.
     - Ты родителям говорил про экспедицию?
     - Раза два намекнул, но они пропустили мимо ушей.
     - Вот что, Андрюха, давай немедленно начнем их подготавливать...
     - Тебе хорошо,  - сказал Андрей. - Скажешь, что зачисляют в экспедицию,
и все, а мне как? Каждый шаг наш будет сестре известен!
     Ваня с сожалением посмотрел на него.
     - Это  ведь здорово!  -  сказал он.  -  Раз твои родители знают,  что в
экспедиции ты будешь рядом с сестрой,  да они сами станут просить ее,  чтобы
тебя  взяла...  Надо  лишь  немножко и  умело подтолкнуть их...  Этим  ты  и
займись.
     - Ладно, подтолкну, - сказал Андрей.
     - Я повторяю: умело. Не в лоб сразу: пусть, мол, берет меня с собой - и
баста...  Загни что-нибудь про малокровие...  Нет,  этот номер не пройдет...
Хилым тебя не назовешь... Ну, что надоело в городе, а там воздух, вода...
     - А ты своим что скажешь?
     - За меня не беспокойся, - уклончиво ответил Ваня.


6. ДВЕ АТАКИ

     Отец с матерью только что вернулись из кино. Смеясь, вспоминали эпизоды
из "Брильянтовой руки".  Ваня тоже включился в  разговор.  Этот фильм он еще
неделю назад посмотрел.  Отец был  в  хорошем настроении,  да  и  мать тоже.
Лучшего момента для серьезного разговора не придумаешь.
     Книжки и  тетради были разложены на  столе.  Сразу видно,  что  человек
корпел над домашним заданием.  Как говорится,  не  за страх,  а  за совесть.
Родители любят,  когда  дети  учат  уроки.  Многие  даже  помогают.  Ваня  к
родительской  помощи  редко  прибегал.  Отец  кипятился,  выходил  из  себя,
объясняя  трудную  задачку  по  геометрии,   а   мать  в   математике  слабо
разбиралась. По остальным предметам Ване консультации не требовались.
     После ужина мать уложила спать младшую сестренку и, подождав, когда она
заснула,  включила телевизор.  Отец на тахте листал "Неделю", изредка бросая
взгляды на экран.
     Хотя уроки были сделаны, Ваня еще немного посидел за столом, обдумывая,
с чего лучше начать разговор, потом сложил учебники в портфель, взял дневник
и хотел было попросить отца подписать, но, вспомнив про тройку по литературе
и двойку по алгебре,  снова спрятал в портфель:  сегодня такой дневник лучше
не показывать.
     - Как успехи? - глядя в еженедельник, спросил отец.
     - Скоро будут годовые оценки выводить, - ответил Ваня, усаживаясь рядом
с отцом. Мать сидела в кресле, у окна.
     - Какими же отметками ты нас в этом году порадуешь?
     - Известно какими: тройками, - сказала мать.
     - Четверки тоже будут, - заметил Ваня. - И одна пятерка.
     - По пению, - усмехнулся отец.
     - По физкультуре, - сказал Ваня.
     - На прошлом родительском собрании я разговаривала с Ниной Васильевной,
- сказала мама.  - Она говорит, что ты мог бы гораздо лучше заниматься... По
геометрии у тебя ведь дела хуже всех!
     - Что  же  это  ты,  а?  -  отец отложил "Неделю" в  сторону и,  слегка
нахмурив брови, посмотрел на сына.
     Отец  у  Вани высокий и  широкоплечий.  Руки большие,  сильные.  Волосы
зачесаны назад,  на  лбу  глубокая поперечная складка.  Когда  отец  сердито
хмурит широкие светлые брови,  на  переносице обозначается еще одна складка.
Если на широком,  с выпуклыми скулами лице отца появляются две складки, дела
плохи.
     - Хуже всех дела по геометрии у Толика Григорьева,  -  сказал Ваня. - У
него три двойки подряд.
     - С каких это пор мой сын стал равняться на худших?
     Да,  зря,  пожалуй,  Толика приплел...  Толик Григорьев живет в этом же
доме,  на другой лестнице,  и  частенько заходит к  ним.  Отец у  Григорьева
военный,  капитан.  В  комендатуре работает.  Где  бы  он  ни  увидел  сына,
обязательно остановится и,  мрачно глядя на него,  скажет.  "Иди,  учи!". Он
даже Первого мая,  увидев Толика в сквере, напротив дома, скомандовал: "Иди,
учи!". И бедный Толик поплелся домой, учить. Его так и звали во дворе: "Иди,
учи!"
     - Подтянусь я по математике,  - пообещал Ваня, мучительно думая, как бы
поудачнее перевести разговор на другое.
     - Мне  надоело  каждый  раз  краснеть  на   родительском  собрании,   -
продолжала мама.  -  Другие мамы радуются за своих детей,  а  я  сижу как на
иголках...  Ладно был бы  какой-нибудь тупица,  так нет ведь,  все учителя в
один  голос говорят,  что  парень способный,  но  голова занята чем  угодно,
только не учебой.
     Мама  продолжала бы  и  дальше -  отчитывать сына за  школьные дела она
любила, - но тут на экране появился подтянутый, во фраке Муслим Магомаев - и
она замолчала.
     - Насколько я  помню,  тупиц в  нашем роду не было,  -  сказал отец.  -
Возьми Нину, твою сестренку - одни пятерки, да и я...
     Тут Магомаев запел, и мама как нельзя кстати попросила:
     - Помолчи, пожалуйста.
     Отец замолчал,  но  его Муслим Магомаев совершенно не  волновал,  и  он
снова принялся листать еженедельник.  Пока Магомаев пел,  Ваня тщательно все
обдумал и,  когда певец,  эффектно закончив арию, словно призрак, растаял на
мерцающем экране, он начал издалека:
     - Нина Васильевна вчера задала нам сочинение на вольную тему, так вот я
хочу написать про тебя,  папа... Помнишь, ты рассказывал, как во время войны
в  мои годы уже вовсю работал на Уральском металлургическом заводе?  Сначала
убирал  мусор  в  цехе,  потом  тебя  допустили  к  мартеновской печи  уголь
кидать...
     - На  долю  моего поколения столько выпало...  -  оживился отец и  даже
газету отложил.  Складка с переносицы исчезла.  - Такие вот сопляки, как ты,
автоматы собирали,  самолеты, снаряды и патроны делали... В тринадцать лет я
уже стоял у прокатного стана. А ты знаешь, что такое блюминг? Не знаешь? А я
в  твои годы весь его  облазил вдоль и  поперек!  Да  что говорить,  у  меня
настоящего детства-то и не было.  Не цените вы,  разбойники,  хорошей жизни,
которую завоевали вам  деды и  отцы...  Все  вам дано.  Все для вас.  Одеты,
обуты, сыты, разные там кружки, спортплощадки, викторины...
     - Какие еще викторины? - удивился Ваня.
     - Учитесь, живите и радуйтесь, - продолжал отец. -