сно, оттуда белые не могут идти, это уже наши, красноармейцы.
  Вся степь была окутана густым черным дымом и пылью. Это рвались
белогвардейские снаряды.
  Порфирий отошел от окошка, взял свой пулемет за ручку и повел его, как
живого, к площадке лестницы.
  Потом он огляделся, прилег и направил дуло своего пулемета туда, где не
умолкая щебетали неприятельские пулеметы.
  Скоро в их щебет ворвался ровный и четкий разговор нашего пулемета. Из
поднятого дула вырывался клочками огонь.
  - Эх, эх! - подпрыгивал Васька в такт пулемету. - Здорово машинка работает!
  - Вот что, ребята, - сказал нам Порфирий. Ступайте-ка вы лучше на станцию.
  - Зачем? - спросили мы.
  - Может, вы деповским поможете. А здесь вам оставаться не стоит. Меня с
пулеметом, того и гляди, кадеты нащупают. Чего вам зря пропадать? Ступайте!
  Нам очень не хотелось оставлять Порфирия одного.
  - Слушай, Порфирий, - сказал Андрей. - Пускай они идут, а я с тобой
останусь. Помогать буду. Может, тебе патроны подать или что...
  - И я останусь! И я! - закричали Сенька, Гаврик и Васька.
  - Ну, один, пожалуй, пусть останется, - сказал Порфирий. - Вот ты, Семен,
оставайся. А остальные - уходите, да осторожней спускайтесь, чтоб вас не
заприметили.
  Мы почти на четвереньках сползли с лестницы и что есть духу помчались на
станцию.
  У стрелок мы остановились и прислушались. Несколько пулеметов строчили в
разных местах, но наш можно было сразу узнать по голосу: он тараторил
ровно, густо - сильнее всех других.
  На путях у станции все еще бегали люди с чемоданами. Формировался какой-то
состав. Скакали на конях, спотыкаясь о рельсы, казаки.
  Какие-то военные в шинелях и черкесках все еще стучали кулаками в дверь
начальника станции. Один казак, с седлом на плече, - верно, у него только
что убили лошадь, - так саданул кулаком в окно конторы, что стекла
посыпались дождем.
  - Хамлюга! Черт! Чего не отправляешь? - орал казак, топча осколки стекла.
  - Давай поезд, а то я тебя самого оседлаю и поеду!
  Начальника станции в конторе не было, он оказался на другом конце
платформы, на втором пути.
  Мы нашли его там на ступеньках классного вагона. С ним вместе были его
жена и сыновья-гимназисты. Дружными усилиями они грузили в вагон домашние
вещи. Жена держала в руках керосинку.
  - Ну, этот состав, я думаю, без задержки отправят, - сказал Андрей. -
Смотри, и паровоз стоит уже. Эх, придержать бы его до красных!
  В вагон рядом грузились Хаустовы и семья атамана. У вагона стоял часовой с
винтовкой.
  Всего вагонов было штук сорок. Из всех окон и дверей выглядывали военные.
  - Отправляй! - покрикивали они в сторону паровоза. - Чего задерживаешь?
  А выстрелы гремели уже совсем близко - где-то за пакгаузами и у водокачки.
Женщины в окне первого вагона то и дело вздрагивали и закрывали глаза.
  - Отправляйте же! Что вы с нами делаете? - кричали они машинисту.
  Паровоз все громче и громче пыхтел. Наконец толстый кондуктор протянул
машинисту путевку и приложил к губам свисток.
  Вдруг откуда-то выскочил Илья Федорович и схватил его за руку.
  - Стой! Кого отправляешь?
  Кондуктор не успел разинуть рот, как паровоз оторвался от поезда и покатил.
  Несколько военных с маузерами в руках бросились догонять паровоз, другие
окружили Илью Федоровича.
  - Не подходи! - заорал Илья Федорович. - Бомбу брошу!
  Военные далеко отскочили. А один из них, высокий, в черкеске, выхватил из
кобуры наган и наставил на Илью Федоровича.
  - Отойди! - еще раз крикнул Илья Федорович и кинул на платформу блестящую
бутылочку-бомбу.
  Сильный удар оглушил меня, и в ту же минуту что-то резануло по руке. В
суматохе и крике ничего нельзя было разобрать. Я слышал только
револьверные выстрелы, видел, как бегут по платформе какие-то люди -
военные, вольные, мужчины, женщины.
  Я оказался в самой гуще убегающей толпы. На ходу я споткнулся о какой-то
сундук, упал и потерял ребят.
  Теперь уже нельзя было понять, кто в кого стреляет. Палили и сзади и
спереди - из вагонов, из окон вокзала и даже, кажется, с крыш.
  Ильи Федоровича нигде не было видно.
  У товарного вагона я заметил Репко. Всей грудью навалился он на вагонную
дверь, стараясь ее задвинуть. Пассажиры этого вагона, какие-то господа в
шляпах и дамы, придерживали руками дверь изнутри и кричали:
  - Что ты делаешь, мерзавец? Не смей нас закрывать! Мы не лошади!
  Но Репко был сильней целого десятка пассажиров. Он задвинул тяжелую дверь,
запер ее на засов и сказал:
  - Посидите тут, покуда большевики придут, они вас выпустят.
  Запертые пассажиры забарабанили в дверь.
  А Репко бежал уже к другому вагону.
  Я бросился ему помогать. Рядом с нами, будто из земли, выросли Гаврик,
Васька, Иван Васильевич и другие наши товарищи.
  Мы разбежались по вагонам и стали дружно, с грохотом задвигать двери, одну
за другой. Перепуганные беженцы даже не сопротивлялись. Только из одного
вагона, когда мы стали его запирать, вдруг высунулась рука с маузером. Но
Гаврик вовремя ударил по руке обрезом, и маузер полетел под вагон.
  - А где Андрей? - беспокойно спросил меня Васька.
  В самом деле, куда девался Андрей? Его уже давно никто не видел.
  Но искать было некогда. Со стороны дежурки бежали к нам белогвардейцы с
винтовками наперевес.
  Впереди мчался какой-то господин в шляпе. На бегу он поворачивался к
солдатам и кричал тонким голосом:
  - Они мои вещи заперли! Мое семейство заперли!
  - Бери их на мушку, ребята! - крикнул нам Гаврик.
  Мы сразу щелкнули затворами.
  Солдаты остановились. Если бы не было на платформе мастеровых, они бы,
конечно, расправились с нами. Но как раз в это время состав оцепили со
всех сторон деповские. У каждого была в руках винтовка или наган.
  - Никого не выпускай из вагонов! - кричал мастеровым Репко. - Не давай
пощады буржуям.
  Солдаты и казаки постояли, постояли, а потом медленно повернулись и пошли
обратно. Господин в шляпе бросился их догонять.
  - Братцы, братцы! - кричал он им вслед. - Как же так? Что за безобразие!
Прикажите вагоны открыть!
  Но солдаты его не слушали. Дойдя до первого выхода, они, как по команде,
сделали полуоборот направо и побежали на улицу.
  Пестрая толпа офицеров и вольных будто сразу растаяла. Одни убежали, а
другие сидели в запертых вагонах под надежной охраной.
  - Идем, ребята, в поселок, - сказал нам Гаврик. - Может, и там подходящее
дело найдется.
  Мы вышли через подъезд на улицу. Там стояли, уткнувшись мордами в забор,
оседланные казачьи лошади. Никто их не сторожил. Видно, забыли казаки
своих коней. Да и куда ускачешь теперь на самом резвом коне, если чуть ли
не у самой станции, и в станице, и у моста через Кубань рвутся
красноармейские снаряды, а во всех балках рыщут партизаны, перерезают
дорогу кадетам.
  - На коней, ребята! - крикнул нам Гаврик.
  Мы отвязали уздечки и живо вскочили на коней. Каждый взял себе коня на
выбор. Мне достался черный, с лысиной на лбу и с белым кольцом на ноге.
  А те кони, которые никому из нас по вкусу не пришлись, так и остались у
забора.
  - Куда поскачем? - спросил Гаврик.
  - К мосту! - ответил за нас всех Васька. Он лихо сидел на своем сером
пышногривом коне.
  Только мы собрались в путь, из дверей вокзала выскочил Андрей. Он
посмотрел на нас и разинул рот.
  - Откуда коней взяли? - спросил он.
  - Бери и ты, вон там их сколько хочешь, - сказал Гаврик и кивнул головой
на коней, которые стояли у забора.
  - А ты где был, Андрей? - спросил Васька.
  - На паровозе. Мы с Корнелюком паровоз от кадетского состава отцепили и в
депо отвели. Он там теперь и стоит - отдыхает.
  Андрей тоже выбрал себе коня, гнедого, сухопарого, вскочил в седло, и мы
помчались галопом на Кубань.
  Только по дороге я заметил, что у меня поцарапана рука. Это осколком от
гранаты задело. Ну, ничего, заживет, если только под пулю нынче не попаду.
  А пули так и жужжат кругом. У въезда на мост мы остановились.
  На мосту давка.
  Подводы со всяким хозяйством - с кроватями, с кастрюлями и корытами - не
давали двигаться артиллерийской батарее. Лошади бесились и поднимались на
дыбы. Казаки, пробираясь верхом между зарядными ящиками и тяжело
нагруженными бричками, стегали плетьми кого попало - и лошадей и людей.
  А над Кубанью рвалась шрапнель и дождем сыпалась в воду.
  И вдруг у самых орудий упал снаряд. Кто был поближе, кинулся к перилам, а
кто и в самую Кубань прыгнул. Другие, как подкошенные, попадали на землю -
прямо под колеса повозок.
  Снаряд так и не взорвался, а пропал из-за него не один человек. На ту
сторону Кубани никто не переплыл.
  Все новые и новые подводы, двуколки и фаэтоны подъезжали к мосту.
  - Гляди! - крикнул мне Васька.
  В лаковой коляске сидели двое мужчин. Один из них был рябой и горбоносый
атаман, а другой - станичный мукомол, Иван Матвеевич Дериземля. За
коляской тянулись тачанки, а за тачанками - опять артиллерия.
  - Эх, нельзя этих гадов живьем отпустить, - сказал Андрей, поднимаясь на
стременах. - Красные, видно, уже станцию берут. Слышите, какая там
трескотня? Надо бы задержать.
  - А как задержишь?- спросил Иван Васильевич.
  - Так, - сказал Андрей и выстрелил в атамана. Он так и плюхнулся с коляски
на мостовую. - Через Кубань переправимся и в лоб ударим. За мной!
  Андрей стегнул своего коня и погнал его берегом к перекату. Мы поскакали
за Андреем. Берег у переката крутой, каменистый. Кони так и царапали камни
копытами, спускаясь к реке. Но вот уже конь Андрея широко расплескивает
ногами воду. Мы тоже не отстаем. Лошади доходят до глубокого места и,
отдуваясь, пускаются вплавь. И вот наконец берег - низкий, пологий, с
молодым кустарником. Мы пробираемся сквозь кусты и скачем к мосту.
  - Заряжай! - кричит Андрей.
  До моста еще далеко, но мы слышим какие-то выстрелы, и отдельные, и
пачками. Стреляют с этой стороны моста - в лоб кадетам. Кто-то, видно,
переправился через Кубань раньше нас.
  Подъезжаем поближе - чуть не у самого моста лежит цепь.
  - Да ты смотри, они в шлемах - в буденовках. Красноармейцы это! - кричит
Гаврик, обогнав нас.
  Да, это красноармейцы. Они лежат на земле, прижимая винтовки, а у пригорка
в лесу фыркают их лошади.
  - Вы куда? Кто такие? - крикнул нам с земли красноармеец, крайний в цепи.
  - Свои, большевики! - ответил Андрей, осаживая коня.
  - Ну, ложись, если так, - сказал красноармеец.
  Мы спешились, легли рядом с красноармейцами. У них были длинные винтовки,
а у нас коротенькие обрезы.
  С правого фланга раздалась команда:
  - Пли!
  Мы вместе со всеми ударили по мосту. Раз, другой, третий... Сначала с
моста отвечали беспорядочными выстрелами, а потом пальба утихла, и вдруг
вся ярмарка, запрудившая мост, повернула назад, к поселку.
  Что тут сотворилось! Одна подвода на другую наскакивает, верховые чуть не
по головам пробираются, артиллеристы обрубают постромки, бросают свои
орудия - и кто куда...
  Так захватил в этот день красный кавалерийский эскадрон восемь кадетских
орудий, десятка два пулеметов, одного генерала, трех полковников и поезд с
беженцами.
  На вокзале и на станичном правлении подняли красные флаги.
  В тот же день к вечеру мы встретили Саббутина.
  Было это на митинге у депо. Народу собралось тысяч пять-шесть - и
поселковые, и красноармейцы, и станичники.
  Ораторы говорили с вагонной платформы перед самыми окнами мастерских.
  Все речи кончались одним:
  - Добьем эксплуататоров, душителей рабочего класса! Да здравствует
советская власть! Да здравствует Ленин!
  Отряд наш появился на митинге в полном составе, с обрезами в руках. Жалко
только, что в дальних рядах нам пришлось стоять. Мне, Сеньке и Андрею еще
было видно, кто говорит. А вот Васька все подымался на цыпочки и
жаловался, что ничего не видит.
  - Кто это говорит? - спросил он, когда на платформу взобрался новый оратор.
  - Не знаю, какой-то командир или комиссар в кожанке, - сказал Гаврик.
  - Да это Саббутин! - крикнул Васька. - Я по голосу слышу, что это Саббутин.
  Да, это был наш старый знакомый, командир батареи Саббутин. Он так
постарел и оброс такой окладистой бородой, что мы едва узнали его.
  - А кто там председатель? - спросил Васька.
  - Илья Федорович.
  Васька довольно улыбнулся, будто не отца его выбрали председателем, а его
самого. А когда митинг подходил к концу, Васька протиснулся вперед. Ему
непременно хотелось поговорить с Саббутиным.
  Саббутин сидел на платформе рядом с Порфирием и курил.
  - А, Васька! - улыбнувшись сказал Порфирий. - Ну как? Не убили тебя? Ну,
подсаживайся к нам.
  Порфирий протянул Ваське руку и втащил его на платформу.
  - Это партизан из Юнармии, - сказал он Саббутину, - первый в нашем отряде.
  Но Саббутин и сам узнал Ваську:
  - Ну и вырос же ты, Вася, за это время! Совсем шариком был, а теперь вот
как вытянулся.
  - А почему, - спросил его Васька, - вы мне тогда поклона не прислали,
товарищ Саббутин?
  - Когда тогда?
  - С фронта, когда Семен Воронок у вас был.
  - Ну, милый мой, - сказал Саббутин, - всех не упомнишь. На фронте много
дела было, не до поклонов.

  То, что рассказано в этой повести, не выдумка.
  Конечно, всех мелочей не вспомнишь, кое-что невольно и присочинишь.
  Но участники отряда, герои повести - настоящие, а не выдуманные люди,
только в повести у них фамилии другие.
  Многие из них живы до сих пор и довольно еще молоды. Самые старшие из
нашего отряда - Андрей и Семен - теперь инженеры и работают на железной
дороге. Недаром сыновья деповских. С самым младшим - Васькой - я недавно
встретился на станции Минеральные Воды. Я ехал на курорт. Прохожу по
платформе мимо паровоза, вижу - из окна высунулся машинист, чистым
воздухом дышит, пот с лица вытирает. Я его сразу узнал - ведь сколько лет
провели рядом.
  Не только в отряде были мы с ним вместе, но и в Красной Армии, в которую
вступили сразу же после прихода большевиков (Ваське тогда только
тринадцатый год шел).
  Вместе побывали мы и в Баку, и в Ленкорани, и в Махачкале, и в Хачмасе, и
в Дербенте, и на границе Ирана. Воевали с азербайджанскими беками, с
англичанами-интервентами и просто с бандитами. Как же было не узнать
старого товарища!
  А Гаврика, лучшего нашего стрелка, под Перекопом убили врангелевцы.
  Героем он был у нас в отряде, героем и умер.
  В те годы, о которых говорится в этой повести, я и все мои товарищи по
отряду мало учились. Не до ученья было. Мы учились в боях защищать правое
дело рабочих и крестьян - бессмертное дело великого Ленина! Зато теперь
перед всеми нами открылась широкая дорога.
  Каждый нашел свое призвание и свое место в жизни.

  БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

  Автор повести "Юнармия" Григорий Ильич Мирошниченко родился в 1904 году на
Дону в семье рабочего-железнодорожника. Десяти лет он уже работает
уборщиком вокзала в Пятигорске. В годы гражданской войны шестнадцатилетний
Григорий Мирошниченко - командир молодежного кавалерийского полка,
участвует в боях с бандами белых генералов Шкуро и Покровского на Северном
Кавказе. Вместе с Красной Армией он прошел путь от Кубани до границ Ирана.
  "Юнармия" - это автобиографическая повесть, она правдиво и увлекательно
рассказывает о том, как в годы гражданской войны рабочая молодежь боролась
за власть Советов, о том, как в дни белогвардейского террора на Кубани
подростки, сыновья рабочих-железнодорожников, - Андрей и Сенька, Гришка и
Васька, Гаврик и Сашка - под руководством коммунистов - красноармейца
Порфирия и командира батареи - Саббутина организовали партизанский отряд.
  Автор повести с группой товарищей был задержан белогвардейцами и
приговорен к расстрелу. Только смелость и находчивость спасли их от
смерти. И когда Красная Армия освободила станцию, ребята ушли на фронт,
защищать завоевания Октября. Григорий Мирошниченко участвует в боях за
Грозный, Баладжары, Баку, Астара, Ленкорань.
  После гражданской войны Григорий Мирошниченко работает слесарем в депо на
станции Невинномысская. Здесь в 1922 году он вступает в комсомол, а затем
и в партию. Здесь же, в депо, он создает комсомольскую организацию,
участвует в частях особого назначения по борьбе с бандитизмом.
  Знакомство с Алексеем Максимовичем Горьким решило судьбу Григория Ильича
Мирошниченко. В 1928 году он приезжает в Ленинград и твердо встает на путь
литератора. Все эти годы Григорий Ильич учится. Он заканчивает комвуз, в
1935 году - Военно-политическую академию имени В. И. Ленина. В эти же годы
Мирошниченко работает с Алексеем Максимовичем Горьким над созданием серии
книг по истории фабрик и заводов, редактирует журнал "Литературный
современник", в котором были опубликованы литературно-художественные
сценарии А. Каплера "Ленин в Октябре" и "Ленин в 1918 году".
  Первые книги Григория Мирошниченко выходят в начале тридцатых годов:
"Винтовки", "Крутые берега", "Юнармия", получившая высокую оценку Алексея
Максимовича Горького и французского писателя Ромена Роллана.
  Вслед за первыми книгами последовали повести: "Матрос Назукин" - об Иване
Назукине, работавшем по заданиям В. И. Ленина и расстрелянном врагами в
Феодосии в 1920 году, "Именем революции" - о герое гражданской войны
Наталье Шебуровой и "Танкист Дудко" - о Герое Советского Союза танкисте
Федоре Дудко.
  В первые же дни Великой Отечественной войны уходит на фронт. Всю войну до
последнего дня полковой комиссар Григорий Ильич Мирошниченко работает
заместителем начальника оперативной группы писателей при военном совете
Балтийского флота, является начальником литературного отдела в газете
"Краснознаменный Балтийский флот".
  В осажденном Ленинграде Григорий Ильич пишет новую книгу - "Гвардии
полковник Преображенский", о моряках-балтийцах, в упорных боях защищающих
Ленинград.
  Широко известны читателям такие книги писателя, как "Балтийские рассказы",
"Белая птица", "Пропавший без вести", "Сыны Отечества", "Повести военных
лет".
  После войны Григорий Ильич осуществил свою давнишнюю мечту - написать
исторический роман о славном прошлом русского народа. 1949 году была
закончена и вышла в свет первая книга этого романа - "Азов". Книга
читается с большим волнением и интересом. Писатель продолжает работать над
этим большим полотном.
  В 1960 году вышла в свет вторая книга - "Осада Азова". В настоящее время
Григорий Ильич готовит третью книгу - "Слава Азова", заканчивающую
героическую азовскую эпопею. Одновременно писатель работает над
документальной повестью о защитниках Ленинграда "Во имя жизни" и над
второй книгой повести "Юнармия".

  ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава I. Эшелоны ушли
Глава II. В погребе
Глава III. Капсюль без бомбы
Глава IV. Агитпункт
Глава V. Сенька петляет
Глава VI. Разговор во дворе
Глава VII. Приказ коменданта
Глава VIII. "За единую, неделимую"
Глава IX. У нас есть красноармеец
Глава X. Без выстрела
Глава XI. Боевой отряд
Глава XII. Красные и белые
Глава XIII. Деповские организуются
Глава XIV. Винтовки
Глава XV. На осадном положении
Глава XVI. Незарытая могила
Глава XVII. Сапоги под расписку
Глава XVIII. От тужурки рукава
Глава XIX. Сенька-красноармеец
Глава XX. Булыжный экспресс
Глава XXI. У рябого атамана
Глава XXII. Тюгул„вка
Глава XXIII. Стреляный жаворонок
Глава XXIV. Пристрелка
Глава XXV. Ленин идет!
Глава XXVI. Наша взяла
Биографическая справка