йдем, Андрею скажем.
  И мы побежали назад.
  Ребята стояли на старом месте, за выступом.
  - Нашли? - спросил нас Андрей.
  - Нашли. Канавка там у забора есть, самая подходящая.
  - Ну, ладно. Стойте теперь смирно.
  В доме начальника станции было по-прежнему темно и тихо.
  "А что, если выпивки и в самом деле не будет? Если Андрей ошибся?" -
подумал я.
  В эту минуту окно у начальника станции осветилось.
  - Вот сейчас они начнут собираться, - сказал Андрей.
  Но никто не шел. Стоять было скучно и холодно. Один за другим мы стали
выползать из своей засады.
  Я и Иван Васильевич подкрались к дому начальника и заглянули в окно. В
глубине комнаты стоял накрытый стол. Он был заставлен тарелками,
бутылками, закусками. Высокие рюмки на тонких ножках выстроились, как
часовые.
  Вдруг откуда-то раздался резкий свист. Одним духом перемахнули мы через
площадку и бросились к выступу.
  - Кто свистел? - спросил Иван Васильевич ребят, которые жались к стенке.
  - Я, - сказал Володька Гарбузов. - Показалось, идет кто-то.
  - Показалось! Ты сперва слушай, а потом панику наводи, - сказал Андрей.
  - Ладно, панику! - пробормотал Володька и побрел к саду.
  Но через минуту он снова шарахнулся к выступу и придушенным голосом сказал:
  - Ребята, в самом деле шагает кто-то!
  Мы долго прислушивались и всматривались в темноту. Но никаких шагов не
услышали.
  На вокзале, в саду и на площадке - по-прежнему ни души. Только фонарь,
поскрипывая, мерно раскачивался на ветру.
  Андрей злобно сплюнул.
  - Требуха ты трусливая, - сказал он Володьке. - Тебе бы дома на печке
сидеть, а не за оружием ходить. Знал бы, так ни за что бы не взял тебя. Ты
все дело нам завалишь.
  Долго мы топтались на площадке, заглядывали в окна начальника станции, в
здание вокзала.
  Нигде никого.
  Вдруг в подъезде зазвякали шпоры и прокатился звонкий смех.
  - Идут, - тихо сказал Андрей и схватил за руку Ваську. - Тш...
  По ступенькам сходили комендант, начальник станции и пухлый низенький
человек в военном мундире с широкими погонами. Об руку с ним, прикрывая
его полями шляпы, как зонтиком, шла высокая дама. Рядом с нею шла другая -
издали она казалась совсем молоденькой, почти девочкой. Шли они все
медленно, вразвалку и громко смеялись. Больше всех смеялась высокая дама.
Пухлый офицер прижимал локтем маузер в деревянной кобуре и гоготал, как
гусь.
  - Это новый командир бронепоезда, - прошептал Гаврик.
  Андрей зажал ему рот.
  Сзади всех шел начальник станции. Он растопыривал руки и говорил в затылок
пухлому офицеру:
  - Верно ли, ваше высокоблагородие, что красные с Белой Глины ушли и целую
бригаду потеряли?
  - А вы что думали, наши сводки врут? - ответил ему офицер. - А впрочем, не
стоит сегодня говорить о фронтовых делах. У меня от них и днем и ночью
голова лопается. Расскажите лучше нам, Клавдия Николаевна, как вы
проводили время в Новочеркасске. Повеселились, должно быть, вовсю?
  Высокая дама заколыхала полями шляпы.
  - Ах, что вы, Иван Иванович, в наше время какое веселье? Дворянское
собрание занято под лазарет, все мои друзья на фронте.
  - Опять фронт! - простонал пухлый офицер и поднял руки. - Пощадите хоть
вы, Клавдия Николаевна! Сегодня я хочу забвенья и вина.
  Наконец вся компания ввалилась в дом начальника станции.
  - Ну, шевелись, ребята, - сказал Андрей. - В комендантскую я с собой
Володьку заберу, чтобы он тут зря не свистел. Мишка и Васька пусть у
начальникова дома сторожат. А остальные будут принимать оружие. Ну, Иван
Васильевич, туши фонарь.
  Иван Васильевич скинул пальто и, обхватывая коленями деревянный столб,
стал карабкаться. Добравшись доверху, он уцепился одной рукой за обод
фонаря, а другой дернул проволочный рычажок. Огонь потух, только сетка
фонаря долго еще светилась в темноте, как уголек. Потом стало совсем
темно. Только на небе сквозь тучи просвечивали редкие звезды.
  Андрей и Володька вошли в вокзал. Мы заняли свои места.
  Прошло долгих пять минут. Слышно было, как Андрей с Володькой у дверей
комендантской подбирают ключи.
  Холодный, промозглый ветер забирался нам в рукава и за шиворот.
  - Что же они, черти, возятся так долго? - хрипло прошептал Иван Васильевич.
  В это время у начальника с треском распахнулось окно,
С вином мы родились,
С вином мы помрем...
  - Налей-ей-ей, нале... е... й... - прогудел чей-то голос. Кто-то выплеснул
на землю не то вино, не то воду, и окно снова захлопнулось.
  Прошло еще минут десять, ноги у нас затекли и стали как деревянные.
  Андрей и Володька все еще возились у двери.
  Наконец замок щелкнул, дверь скрипнула и подалась. Мы услышали, как Андрей
и Володька вошли в комендантскую и заперли дверь изнутри. Потом Андрей
подошел к широкому двустворчатому окну, осторожно открыл его и высунулся
на улицу.
  - Все на местах? - тихо спросил он, наклоняясь к нам.
  - На местах. Подавай, - едва слышно ответил я, вглядываясь в глубь комнаты.
  Андрей чиркнул спичкой. В углу в большой деревянной пирамиде, в
выдолбленных гнездах, стояли рядышком новенькие винтовки. Тут же на стене
висели наганы.
  Андрей выставил через окно первую пару винтовок. Я передал их Ивану
Васильевичу, Иван Васильевич Гаврику, а Гаврик снес их в канаву, которую
мы с ним нашли в саду.
  Так переправили в канаву три пары винтовок.
  Вдруг в комендантской что-то с грохотом упало. Гулкое эхо прошло по
пустому вокзалу.
  Мы замерли.
  Минута... Еще минута...
  Кругом тихо. Васька и Мишка не свистят. Значит, в квартире начальника
станции никто ничего не услышал.
  Мы снова принялись за работу. Андрей передал мне еще две пары винтовок и
громким шепотом сказал Володьке:
  - Довольно винтовок, наганы подавай.
  К окну подошел Иван Васильевич.
  - Андрей, слушай, Андрей, - позвал он тихо.
  - Ну что?
  - Еще одной винтовки не хватает. Ты на Семена не взял. Поищи, может,
найдешь...
  - Верно, про Семена забыли... Бери пока наганы. А винтовку я сейчас еще
достану, - прошептал Андрей и передал нам один за другим семь шпалеров в
кожаных кобурах с жесткими ремнями. Потом выставил нам еще одну винтовку и
сказал:
  - Довольно теперь. Лезем.
  Первый с подоконника прыгнул Андрей, за ним Володька.
  Андрей притворил с наружной стороны окно и тихонько свистнул. От дома
начальника отделились две фигуры и побежали к нам.
  Опять все в сборе.
  Мы прокрались в сад и быстро расхватали все винтовки и наганы. Осторожно,
от дерева к дереву, пробрались мы через сад и вышли на улицу.
  Прохожих не было. Мы крались под заборами: пригнувшись к самой земле,
перебегали через дорогу.
  Наконец дошли до нашего дома. Я открыл калитку и заглянул во двор. Наши
уже спали - окна были темные.
  Тихо открыли мы дверь Васькиного сарая. Вошли и заперлись. Андрей зажигал
спичку за спичкой и светил нам, а мы прятали винтовки под солому у задней
стены. Наганы засовывали под черепицу на крыше.
  - Ну, вот и кончили, - тяжело вздохнул Мишка. - Упарился совсем.
  - Ты вот меня тронь, - сказал Иван Васильевич. - Смотри, как меня в пот
ударило.
  - Ничего, высохнешь, - сказал Андрей.
  Мы еще долго сидели в сарае и разговаривали шепотом.
  - Что это у вас в комендантской загремело? - спросил Васька Андрея.
  - А это Володька сразу две пары винтовок хватил, да и полетел вместе с
ними, - сказал Андрей.
  - Мушкой чуть голову себе не пробил, - сказал Володька.
  На следующий день с самого раннего утра все мы собрались в нашем арсенале.
Мишка Архоник, красный и потный, надрывался, выворачивая деревянный пол в
сарае.
  - Работенка попалась на совесть, - сказал он, поддевая ломом доски.
  - Да на совесть! Весь наш сарай разворотил, - заскулил Васька. - Что мне
теперь будет, если узнают?
  - Ну, если узнают, тогда уж все вместе с тобой поплачем, - сказал Андрей и
с треском выворотил последнюю доску.
  Когда пол был поднят, я, Гаврик и Володька взяли лопаты и стали рыть яму.
Рыли с трудом Земля под сараем была тяжелая, мокрая, глинистая,
перемешанная с камнем.
  - Тут до следующего утра провозишься и на вершок не выроешь, - сказал
Володька очищая от зеленоватой липкой земли свою лопату. - Да и разве
можно в такой сырости винтовки держать? Ведь они же все поржавеют.
  - А мы их не в землю положим. Мы их в ящичек, - сказал Иван Васильевич,
выковыривая ломом из земли обломки кирпича. - Мы их в гробик такой уложим.
Пойдем, Андрей, плотничать.
  Он передал Мишке Архонику лом, а сам ушел с Андреем и Васькой в соседний
сарай делать ящик для винтовок.
  Мы продолжали рыть яму. Отдыхали по очереди, - вернее, не отдыхали, а
стояли на часах у дверей сарая.
  Яма была уже почти готова.
  Мишка кряхтя, откалывал ломом огромные земляные глыбы Мы с Гавриком едва
успевали их выгребать.
  Скоро в сарай вошли Андрей, Иван Васильевич и Васька. Они тащили ящик,
сколоченный из грязных, необструганных досок. Гаврик выбросил еще
несколько лопат земли и молча вылез из ямы. Мы осторожно разворотили
огромную кучу соломы, наваленную у задней стены, вытащили оттуда винтовки
и уложили их в ящик.
  - Эх, вот Порфирий рад будет! Вот похвалит! "Ну и ребята!" - скажет, -
повторял Васька, похлопывая рукой по крышке гробика.
  Андрей молча вытащил из кармана пару гвоздиков и молоток и легонько
заколотил крышку.
  - Прямо, будто человека хороним, - сказал Володька Гарбузов.
  Все вместе мы подняли ящик, нагруженный винтовками, и опустили в яму.
Потом засыпали землей и сверху настелили дощатый пол. Васькин сарай был
опять в порядке.
  - Ну, теперь мы с Гришкой и с Васькой к Порфирию, - сказал Андрей.
  - Айда! - крикнул Васька и захлопнул дверь сарая.
  Мы полезли на сеновал. Там было душно от сырого, прогнившего сена. Андрей
не сразу переступил порог. Он потоптался на площадке, заглянул внутрь и
только потом шагнул.
  В углу, сгорбившись, сидел Порфирий. Но он был совсем не похож на
Порфирия. На нем было помятое и пропитанное мазутом брезентовое пальто с
оттопыренным капюшоном сзади, а на голове потрепанный рыжий картуз с
облупившимся лаковым козырьком.
  Теперь Порфирий был похож не то на лесного объездчика, не то на станичного
атаманского кучера.
  - Вы чего это так оделись? - спросил испуганно Васька.
  - А что? Нехорошо?
  - В красноармейском-то вам было лучше, - сказал Васька
- Может, и лучше, только в этом спокойнее. Балахончик этот мне Леонтий
Лаврентьевич напрокат дал. - Носи, говорит, до прихода красных, да только
потом не забудь вернуть. Ну, а у вас ребята, как дела?
  - Винтовки! - бухнул Васька и захлебнулся.
  - Что? - Порфирий даже привстал.
  - Винтовки мы достали. У коменданта из-под самого носа сперли.
  - Что он мелет? - повернулся Порфирий к Андрею.
  Андрей толкнул Ваську плечом:
  - Ты всегда заскакиваешь. Без тебя толком рассказали бы.
  - Да что у вас там случилось?
  Андрей наклонился к Порфирию и стал рассказывать, что было вчера. Он
говорил шепотом, но иногда срывался и переходил на полный голос, хриплый и
взволнованный.
  Порфирий хмурился и тер подбородок. Только когда Андрей рассказывал, как
мы тушили на площади фонарь, лицо Порфирия разгладилось. Он тихо засмеялся
и выругался, но потом стал еще мрачнее.
  Когда Андрей кончил, Порфирий долго сидел, опустив голову, точно с этой
минуты и смотреть на нас не хотел. Мы поняли, что натворили неладное.
Васька мигал глазами, будто собирался плакать, а мы с Андреем растерянно
стояли посреди чердака и не знали, куда приткнуться.
  Наш красноармеец, которого мы сами нашли и за которого готовы были пойти в
огонь и в воду, сидел теперь как чужой, не глядя на нас. Да и с виду он
был совсем чужой - в этом грязном брезенте и надвинутом на брови картузе.
  Наконец он заговорил:
  - Не туда вы, ребята, залезли. Не дело это, а баловство. Вы думаете, так
это и пройдет? Нет, братцы, будет вам за это. А не вам - так другим
попадет. Думаете, вас не выследили? Да небось уже за вами на квартиру
пошли.
  - Не пошли, - сказал Андрей. - Ты, видно, думаешь, Порфирий, что мы совсем
дураки, да? Нет, мы чисто дело обделали. На каждом углу часового
поставили. А винтовки так схоронили, что никакой черт не отыщет. Пускай
весь поселок снесут, а до винтовок не докопаются.
  Андрей опять поглядел на нас героем.
  Но Порфирий сразу осадил его:
  - Напрасно, парень, думаешь о себе много. Это ты верно сказал, что поселок
снесут. Возьмут теперь в оборот рабочих. Ваших же, деповских. А кого и к
стенке... Эх ты, гайдамак... Ну, ступайте теперь по домам да помалкивайте.
  Андрей хотел было что-то ответить, но махнул рукой и пошел к дверям. Мы за
ним.
  Когда мы сползли с лестницы, Васька тихо сказал:
  - Уж, наверно, нашли винтовки. Повесят теперь отца.
  Он заплакал и побежал вперед.
  - Васька! Вася! Куда ты? - растерянно закричал Андрей и кинулся за ним.
  У будки стрелочника он догнал его и крепко схватил за плечи. Васька весь
дергался и не мог выговорить ни слова.
  - Брось, Вася, - сказал Андрей решительно. - Ежели возьмут твоего отца, я
сам тогда явлюсь к коменданту и скажу: я это сделал.


                                  Глава XV

  НА ОСАДНОМ ПОЛОЖЕНИИ

  Дня через два весь поселок знал о том, что из комендантской исчезли
винтовки. На всех углах расставили постовых. Со станицы прискакала казачья
сотня. Казаки оцепили станцию и поселок.
  На заборах появились приказы:



  "Объявляются станица и железнодорожный поселок на осадном положении.
Появившихся на улице после шести часов вечера немедленно задерживать и
отправлять к коменданту и атаману станицы.
  Комендант станции Глухов.
  Атаман станицы Конорезов".
  Был холодный и светлый день.
  Я болтался во дворе и поджидал Ваську. Мы с ним каждый день носили в
мастерские завтрак отцам. В руках у меня был красный узелок с хлебом,
салом и несколькими кусками сахара.
  Васька не шел. Уже в депо гудок прогудел, а мы еще не выбрались. Я подошел
к Васькиной квартире и постучал.
  - Сейчас! - крикнул Васька и выскочил с зеленым маленьким сундучком в
руках. Васька всегда носил в нем отцу завтрак.
  - Что ты, как мямля какая, возишься? Вечно тебя ждать приходится, - сказал
я Ваське. -Шевелись скорее! Опоздаем!
  Васька промолчал. Мы побежали бегом через станцию, мимо железнодорожной
больницы. Навстречу нам по шоссе галопом пронеслось человек пятнадцать
верховых. Направлялись они к станции.
  - Куда их понесло чертей? - тихо сказал Васька.
  Мы посмотрели им вслед и перебежали на ту сторону железнодорожного полотна
к депо.
  Тяжело захлопнулась за нами плотная большая дверь вагонных мастерских.
  Все рабочие сидели у своих станков и ящиков с инструментами и ели.
  Мы прошли по узкой дорожке в конец мастерской, к большому окну с решеткой.
  Там возле слесарных тисков стоял Илья Федорович. Напротив него сидели на
ящиках Леонтий Лаврентьевич и мой отец. А кругом на старых рессорах, на
ржавых буксах и на шпалах примостилось несколько мастеровых. Толстый
парень в грязной тужурке, опрокинув бутылку в рот, тянул из нее молоко.
Его сосед, старичок со впалыми щеками, держал между колен чугунок и хлебал
жидкую бурду.
  Леонтий Лаврентьевич что-то рассказывал, а все слушали.
  Вдруг мой отец заметил нас с Васькой.
  - Ну, что же вы рты разинули? - сказал он нам. - Выкладывайте, что
принесли.
  Мы подошли поближе. Васька протянул зеленый сундучок, а я - узелок с
завтраком. Мой отец и Илья Федорович, не глядя на нас, принялись за еду. А
мы с Васькой сели на буферные тарелки. Они были забиты осью в землю и
служили в мастерской стульями.
  Рядом стоял ящик с гайками.
  От нечего делать мы перебирали гайки, откладывая маленькую к маленькой,
большую к большой, и слушали, о чем разговаривают мастеровые.
  - Кругом обыски идут. Вчера ночью у Репко весь дом перетряхнули. Все
винтовки ищут.
  Мы с Васькой переглянулись.
  В это время кто-то тяжело стукнул в дверь. Потом дверь заскрипела, и в
депо вошли офицеры: тот пухлый - командир бронепоезда - и комендант
станции.
  Командир сделал несколько шагов вперед, вобрал голову в плечи и гаркнул:
  - Смирно!
  Рабочие замолчали, но никто не сдвинулся с места.
  Командир звякнул шпорой и начал речь:
  - Объяснять причины своего прихода я не намерен. Но, между прочим, кое о
чем скажу. Мы допустили вас к работе для того, чтобы вы честно трудились.
В нашей свободной и без того истерзанной большевиками стране бунтовать не
полагается. Вы недовольны? Вы хотите нанести нам удар в спину? Но это вам
не пройдет. Мы расстреляем всех, кто вздумает поднять руку против нас. Я
проучу вас, мерзавцев! Вы у меня ласковыми голубками станете. Если мне
сейчас же не выдадут тех, кто украл винтовки, я вас всех перебью здесь же.
Как собак! Весь поселок с землей сравняю!
  На лбу у офицера надулась жила. Он достал беленький платочек и вытер лоб.
  - Я спрашиваю вас: кто украл винтовки? Что вы молчите, как бессловесная
скотина? Говорите, а то я отсчитаю каждого десятого и...
  Командир бросил на пол окурок и затоптал его.
  - Ты арестован, - ткнул он пальцем в грудь первого попавшегося мастерового.
  - Убери руки, не тронь, - спокойно отстранил командира рабочий.
  - Хам! - пронзительно закричал командир. - Говори, где винтовки?
  И он с размаху ударил мастерового белой перчаткой по глазам.
  - За что бьешь, гад полосатый? Я ничего не знаю, - хрипло крикнул рабочий.
  - Знаешь, сволочь! Комендант, взять его!
  К рабочему подскочил комендант, схватил его за ворот рубашки и поволок к
двери.
  - Бей живоглотов! - закричал кто-то. Я узнал голос Ильи Федоровича.
  Над головой командира пролетел железный обрубок и тяжело ударился о стену.
Комендант выпустил мастерового.
  - Ни с места, стрелять буду! - прохрипел командир бронепоезда и выхватил
из кобуры маузер.
  Толпа двинулась на него стеной. В воздухе засвистели гайки, ключи, обрезки
железа. Командир поднял маузер и выстрелил прямо в середину толпы. Один
рабочий вдруг качнулся, будто кланяясь, и повалился вперед. Я сразу даже
не понял, что с ним случилось. Видел только, как он уткнулся седоватой
головой в засыпанную опилками землю. Рабочие расступились. Командир
бронепоезда и комендант круто повернулись и быстрым шагом вышли из депо.
  Илья Федорович бросился к упавшему рабочему, нагнулся над ним и приподнял
его голову.
  - Смотри, да это Леонтий Лаврентьевич! - крикнул Васька.
  - Кончен, - сказал Илья Федорович и побелел, как мертвый.
  Он разогнул спину и посмотрел вслед офицерам:
  - Ну, держись теперь! Припомнится!
  Все стояли вокруг Ильи Федоровича и смотрели на его перекосившееся от
гнева лицо.
  - Ну что ж, - сказал Илья Федорович, - молодцы те, кто винтовки взял. Так
и надо.


                                  Глава XVI

  НЕЗАРЫТАЯ МОГИЛА

  Гудок надрывался, голосил. Струя белого пара билась в воздухе над длинным
железнодорожным депо. Но мастеровые в этот день на работу не вышли.
  Они проходили мимо депо и сворачивали на вторую линию поселка, к дому, где
жил Леонтий Лаврентьевич.
  Вся улица у низенького домика, крытого старой соломой, была набита
мастеровыми, поселковыми и станичниками.
  Я, Андрей и Васька протиснулись за Ильей Федоровичем во двор.
  Илья Федорович держал обеими руками большой металлический венок, который
деповские сделали в мастерских. Жестяные листья венка дрожали и звенели.
  Толпа расступилась, и мы прошли в комнату. Леонтий Лаврентьевич лежал в
некрашеном гробу, наспех сколоченном мастеровыми. Его крутой подбородок и
впалые щеки обросли белой щетиной, грудь была плоская, как доска.
  Мы постояли молча несколько минут. Потом Илья Федорович положил в ноги
покойнику венок, поправил складки на простыне и негромко сказал:
  - Ну, взяли.
  Четыре крепких молодых парня перекинули через плечи белые полотенца,
подняли с табуретов гроб и понесли. Следом двинулась толпа. Две женщины
вели жену Леонтия Лаврентьевича. Она всхлипывала и вытирала слезы платком,
свернутым в комочек.
  Впереди шел Илья Федорович и нес на голове крышку от гроба.
  Вместе со всеми мастеровыми весь наш отряд шагал за гробом. Вдруг Ва