отступлением чинили, помнишь?
  - Еще бы ему не помнить, - снова вмешался Сомов. - Он больше всех старался.
  Илья Федорович посмотрел в сторону Сомова и тихо сказал:
  - Ты бы тут поменьше старался, сыч проклятый.
  - Не будем пререкаться, - сказал командир бронепоезда. - Передайте от
моего имени рабочим, чтобы они работали по-настоящему Иначе я должен буду
прибегнуть к нежелательным репрессивным мерам. Тогда уже на себя пеняйте.
Подведу бронепоезд к семафору, долбану по поселку, так от вас ничего не
останется. Поняли?
  Чиканов бросил вилку и застыл с раскрытым ртом.
  Илья Федорович смотрел себе под ноги.
  - Что они теперь с ними сделают? - прошептал Васька.
  Я соскочил с карниза, на котором мы стояли, и выковырял из земли два
обломка кирпича. Один оставил себе, другой отдал Ваське.
  - Если они что с ними делать станут, смотри на меня, - сказал я Ваське. -
Я замахнусь, а ты за мной кидай.
  - Ладно, - сказал Васька, - пусть только попробуют тронуть.
  Мы опять заглянули в окно. Все, кроме командира, вскочили из-за стола и
размахивали руками.
  Илья Федорович и Чиканов стояли бледные, озираясь по сторонам.
  - Говори, кто с красными ушел? - хрипел офицер с рыжими бакенбардами.
  - Говори, хамская морда! - визжал начальник станции.
  Командир бронепоезда спокойно сидел в кресле и посасывал толстую сигару.
  - Не скажешь? - снова захрипел рыжий офицер. Он откинул руку наотмашь, как
будто приготовился ударить Илью Федоровича.
  - Ну, ну, потише, - сказал Илья Федорович.
  Рыжий размахнулся и со всей силой стукнул его кулаком в висок.
  В эту минуту мы с Васькой почти разом замахнулись и пустили в окно по
кирпичу. Раз! Два! Что-то звякнуло, загремело, и свет в комнате потух.
  Мимо нас проскочили какие-то люди. Они кричали и грозили револьверами.
Пригнувшись к земле, мы прошмыгнули по Железнодорожной улице до первого
переулка.
  Когда мы подошли к дому, Васька перевел дыхание и сказал упавшим голосом:
  - Что теперь с отцом будет? Застрелят его!
  Совсем поздно, когда мы уже укладывались спать, Васькин отец пришел к нам
и рассказал, чем кончился его разговор с офицером.
  - Кто-то, - рассказывал он, - запустил в окно кирпичом. И такой тарарам
пошел, что представить нельзя. Сомов кричит "Бомба!" Кто-то из офицеров с
перепугу револьвер выхватил и давай палить в потолок. Наконец сообразили -
из другой комнаты свечу принесли. Видят - на полу валяются две кирпичины.
Поуспокоились немножко. "Вот сволочь какая, -говорит командир. - Это ваша
работа, наверно. Ну, что ж, идите. Мы за вами понаблюдаем. Выудим кого
надо. А если не выудим, поговорим с вами иначе".
  Когда Илья Федорович ушел, мы легли спать. Долго ворочался в постели мой
отец. Я видел, как он в темноте вставал, подходил к печке и курил. Мать
тяжело вздыхала. Я знал, она тоже не спит.
  А мне все мерещился командир бронепоезда, его припухлое желтое лицо, его
трясущаяся рука, в которой он держал бокал с вином. Я вспоминал, как
Сомов, уткнувшись носом в тарелку, ехидно говорил Илье Федоровичу: "Давно
ли перестал пить?"
От злобы я натягивал до самых ушей одеяло и накрывал голову подушкой.
  Отец мой все еще шагал по комнате и курил. Сизый дым кружился над его
головой и тянулся длинными струйками в печку.


                                  Глава IX

  У НАС ЕСТЬ КРАСНОАРМЕЕЦ

  Утром, чуть свет, к нам в окно забарабанил Васька.
  Я наскоро умылся, схватил краюху хлеба и выскочил на крыльцо.
  - Гришка, я теперь ни черта не боюсь, - сказал Васька гордо. - Ловко мы с
тобой вчера кирпичом в окно запустили. Мы им еще не такое покажем! Я
теперь каждый день буду в их квартирах стекла бить. Давай вместе бить. А?
  - Подожди, - остановил я его, - как бы нам вперед по шеям не надавали. А
ты дома не сказал, что это мы с тобой вчера тарараму наделали?
  - Не сказал. А что? - спросил Васька.
  - Ты смотри не говори, а то нам с тобой не поздоровится.
  - Ладно, не скажу. А только мы еще не так стукнем в окно начальнику. А
Сычу я камнем глаза выбью. Теперь мы и на фронт можем уйти. И в отряд я
теперь первый запишусь. И оружие сам пойду собирать.
  - Ну как же мы с тобой оружие собирать будем? Много ли мы двое наберем?
Сеньки нету. Андрей уже, наверно, в Курсавке давно. Что же это у нас за
отряд? - ты да я, да мы с тобой.
  Васька задумался:
  - Да, это ты верно говоришь. А пойдем, брат, к Ивану Васильевичу, позовем
его.
  - Да что к Ивану Васильевичу? Что он понимает? Трус первой марки. Мы давно
из погребов вылезли, а он до сих пор носа на улицу не показывает.
  - Вот и пойдем, - сказал Васька, - посмотрим, что он дома делает. У его
отца, знаешь, бердана есть, в коридоре висит, ее спереть ничего не стоит.
  - Ну, бердана - другое дело, - весело сказал я. - Пойдем.
  Ванька, или, как мы его в шутку называли, Иван Васильевич, жил не на
казенной квартире, как мы, а в поселке у богача Малашенко.
  В Ванькиной семье было десять душ. Жили они все в двух комнатушках.
Потолки низкие, рукой достанешь. А окна крохотные и всегда запотелые. В
семье Ванькиной почти все девки были, а ребят двое - Ванька да младший ею
брат Петька. Отец Ваньки работал в депо слесарем. И Ванька тоже собирался
идти по слесарной части.
  Мы подошли к дому Малашенко и заглянули в окошко.
  Ванька, согнувшись, сидел на красном деревянном сундуке и разряжал
винтовочный патрон. Он высыпал на бумагу черный порох и положил рядом с
бумагой вынутую из гильзы остроконечную пулю. Тут он глянул в окно и
увидел нас.
  - Валяй сюда, ребята! - крикнул Иван Васильевич и махнул нам рукой.
  Мы вошли в низкий коридор.
  Я оглядел сырые стены, на которых были развешаны старые шапки, штаны и
цепочки лука. Берданки нигде не было.
  - Где же она? - спросил я Ваську.
  - Чего?
  - Да берданка! Васька смутился:
  - Они, наверно, ее в землю закопали. Трусы они все.
  - Да я же тебе говорил, что трусы, а ты спорил. Ну да лдно, идем к Ваньке.
Не ворочаться же теперь, если пришли.
  Мы толкнули дверь в комнату.
  - Здорово, Иван Васильевич! - сказал Васька и снял шапку. - Ты что тут
делаешь?
  - Гранату, - сказал Иван Васильевич и усмехнулся. - Пороху соберу да
большую гранату сделаю.
  - Ну, - протянул Васька и понюхал порох на бумажке. - А вонючий какой! Не
выйдет из этого пороха граната.
  - Давай поспорим. Вот я разряжу десять штук патронов и всажу весь порох в
эту деревяшку...
  Иван Васильевич показал на четырехугольный деревянный обрубок, посреди
которого была выдолблена глубокая дыра.
  - Видали? - спросил он. - Вот ежели хотите, можете со мной вместе
разряжать.
  И он сунул мне с Васькой по два патрона.
  Мы принялись за работу - высыпали порох из новеньких патронов на бумагу, а
с бумаги пересыпали в деревянный обрубок. Когда дыра наполнилась, мы
плотно забили ее бумагой.
  Потом Иван Васильевич взял буравчик и просверлил сбоку в обрубке маленькую
дырочку.
  - Ну, пошли, - сказал Ванька. Он взял свою самодельную гранату, коробок
спичек, и мы выбежали во двор.
  Иван Васильевич заложил гранату в ямку около плетня, сунул в дырочку белый
шнурок и поджег конец шнурка спичкой.
  - Отходи подальше! - скомандовал он.
  Мы отскочили в сторону. Белый шнурок вспыхнул, задымил, завоняло горелой
тряпкой.
  - Как долбанет сейчас! - шепотом сказал Иван Васильевич и боязливо
посмотрел в ямку, где лежала его граната. Оттуда вырвалось маленькое
облачко белого дыма.
  - Ложись! - крикнул Ванька.
  Мы отбежали подальше от плетня и легли. Васька прямо в землю носом
уткнулся.
  - Когда же она бахнет? - спросил он, пролежав минуты две.
  - Скоро, - буркнул в землю Иван Васильевич.
  Но бомба не бахала. Мы долго лежали на земле и все ждали взрыва.
  - Вставай, там, наверно, шнур потух, - сказал наконец Иван Васильевич.
  Он поднялся и подошел к плетню, я - за ним.
  А Васька все еще лежал не двигаясь - то ли гранаты боялся, то ли заснул.
  Мы с Ванькой осторожно подкрались к гранате. Она мирно лежала в ямке.
  - Видишь, говорил я тебе - шнур затух, - сказал Ванька, - а то бы она
рванула... Весь бы плетень к черту снесло! Ну да ладно! Посиди здесь,
покарауль гранату, а я пойду керосину принесу.
  Ванька пошел за керосином, а я тем временем опять поджег шнур.
  Шнур сразу загорелся. Огонь быстро побежал к деревяшке.
  Я отбежал в сторону.
  - Пригинайся, разорвется сейчас! - закричал я Ваське и сам лег, уткнувшись
лицом в землю, рядом с ним.
  Васька еще плотнее прилип к земле.
  Что-то треснуло, будто автомобильная шина. Я приподнял голову и увидел над
плетнем целый столб огня. На нас с Васькой дождем посыпалась земля.
  В это время сзади хлопнула дверь. Из дома выбежал Иван Васильевич. В руках
он держал большую бутыль с керосином. Огня уже не было, только дым
расстилался над плетнем.
  - Зачем гранату подожгли? - крикнул Ванька, подбегая ко мне.
  - Она сама стрельнула, бомба твоя сумасшедшая, - сказал я. - Чуть меня не
убила! Нам с Васькой все глаза засыпало. Ну и сила в ней!
  Иван Васильевич обрадовался:
  - Засыпала?
  - Конечно, засыпала. Видишь, ни черта не вижу, - сказал Васька, протирая
глаза кулаками.
  - А здоровый огонь был? - спросил Иван Васильевич.
  - До самого неба, - отвечал Васька. - Как пшикнет, так я думал - плетень
сгорит.
  Иван Васильевич даже засмеялся от удовольствия.
  - Видишь, а ты не верил, что у меня настоящая граната выйдет. Я, брат,
слесарь!
  - Вот такую бы штуку начальнику в окно запустить, - сказал Васька. - Что
было бы! Весь стол бы перевернуло, офицеру рыжему усы обсмолило бы! Или
вот что - под бронепоезд, под самый паровоз заложить... Эх!
  - Я могу и такую сделать, что бронепоезд разорвет, - сказал Иван
Васильевич. - Только чурку надо побольше найти да патронов штук двести или
триста.
  Иван Васильевич так разошелся, что его и остановить нельзя было.
  - Постой, - сказал я. - Твоими гранатами, конечно, рыбу глушить можно. А
бронепоезд ею не взорвешь. Все-таки она не настоящая граната, а деревянная.
  - Я могу и железную сделать. Вон я в прошлом году какую хорошую пушку
сделал из дымогарных труб. Помнишь?
  - Как же, помню, - сказал я, - хорошая была пушка, только не стреляла.
  - Ну, гранату легче сделать. Отрежу кусок трубы, запаяю с двух концов.
Сбоку дырочку просверлю. Пороху насыплю. Вот тебе и граната.
  - Все равно будет не настоящая, - сказал я. - Так же пшикнет, как и
деревянная. У настоящей бомбы и ударник есть и капсюль. А в капсюле -
пистон, гремучая ртуть, динамит. Из дымогарной трубы такую не сделаешь.
  - Ну что ж, - сказал Иван Васильевич, - я и настоящую могу сделать. Мне бы
только посмотреть на нее, как она приготовлена. Да где же ее найдешь?
  - Пойдем в тупик, - предложил я. - Там много чего валяется. Может, и
гранату найдем.
  В старый вагонный тупик упираются четыре железнодорожные линии. С северной
стороны тупик открыт для входа, с южной, восточной и западной обнесен
высокой цементной оградой.
  Во время гражданской войны здесь было целое кладбище негодных вагонов. Они
валялись, опрокинутые набок, и глядели окнами в небо.
  У южной стены тупика находились три деревянные кладовые. Стены кладовых
были пробиты пулями. На всех дверях висели замки с лошадиную подкову.
  Вряд ли кто, кроме нас, в эти дни заглядывал в старый тупик. Кладовщик и
тот уже давно не заходил сюда. Это было видно по замкам. Они обросли
мохнатым, густым слоем грязи.
  Глухо было в тупике. Молчаливо стояли кладовые, только ветер забирался в
них сквозь пробитые стены и раскачивал из стороны в сторону ржавое железо
крыш.
  Иван Васильевич шел между вагонами и, качая головой, говорил:
  - Лежит вот все без толку. А ведь тут винтиков сколько, гаечек, шурупчиков!
  - Э-э, ребята, смотри-ка - кожаный пояс! - крикнул Васька и полез было под
вагон.
  - Ну его, что у нас своих поясов нет, что ли? Ты оружие ищи, а не пояса.
  Долго мы бродили по тупику и ничего не находили.
  Вдруг совсем близко кто-то застучал палкой по колесам.
  - Осмотрщик, верно, - сказал Васька, - колеса выстукивает.
  Мы осторожно заглянули под вагон.
  - Андрей! - закричал Васька.
  У вагона, притаившись, стоял Андрей. Он, видимо, услышал наши голоса и
тоже насторожился.
  Мы кинулись к нему.
  - Где же ты пропадал, Андрей? Ты разве не в Курсавке?
  Я даже обозлился на него:
  - Что же ты на фронт не ушел? Только хвастал, да?
  - Ну и чудной ты, Гришка! Куда же я один пойду?
  - А чего же к нам не приходил?
  - Рассердился на тебя, вот и не приходил. Вдвоем мы бы уже давно на фронте
были.
  Андрей порылся в кармане и вынул четыре патрона.
  - Вот здесь нашел, - сказал он.
  Ванька осмотрел их и сказал деловито:
  - Ну если патроны нашел, так и граната тут может быть.
  - Ясно, может, - сказал Андрей. - Надо только поискать как следует. Без
толку болтаться нечего, главное - смотри под вагонами.
  - Я и хотел лезть, - сказал Васька и, недолго думая, нырнул под вагон.
  Мы тоже полезли на животах под вагоны.
  - Ай, ай! - закричал вдруг Васька, словно его кто резал.
  Мы все поползли к нему на помощь. А Васька все орал и показывал пальцем
под соседний вагон.
  - Ай, ай! Человек!
  Мы схватили Ваську за руку.
  - Какой человек?
  - Живой.
  Из-под багажного вагона, опираясь на толстую палку, вылез человек в
грязной шинели.
  - Тише, - хриплым голосом сказал он. - Тише. Лезьте сюда.
  Мы выбрались из-под колес и робко подошли к человеку.
  - Вы только не кричите, ребята милые, - торопливо сказал он, запинаясь. -
Вы чьи?
  - Мы поселковые.
  - Кто ваши отцы?
  - А тебе на что? - крикнул Иван Васильевич.
  Мне стало жалко этою обтрепанного, грязного человека. "И чего он залез
сюда? Прячется, верно, от кого", - подумал я.
  - Чьи же вы? - еще раз спросил человек.
  - Деповские, - сказал я. - А ты кто такой?
  - Я красноармеец.
  Мы так и уставились на него во все глаза. Лицо у него было совсем серое от
грязи. Скулы туго обтянуты кожей.
  - Товарищ красноармеец, закури, - сказал Андрей и протянул ему пачку
махорки.
  Я вытащил из-за пазухи хлеб, прихваченный из дому. Иван Васильевич достал
из кармана спички.
  Красноармеец прежде всего потянулся к Андрейкиному табаку. Руки у него
дрожали.
  Вместе с ним закурили и мы. Желтоватый дым закружился над нами легким
облачком.
  - А что ты здесь делаешь? - спросил красноармейца Андрей.
  - Отстал я... Ранен... - и красноармеец отвернул правую штанину. Под
штаниной мы увидели наскоро сделанный из рубахи почерневший бинт, на
котором густым коричневым пятном засохла кровь. - Не мог со своей частью
уйти. Потому и болтаюсь здесь.
  - А где ночуешь? - спросил Васька.
  - На чердаке. Вон на том, что с пробитой крышей. - И красноармеец показал
на среднюю кладовую, у которой снарядом была разворочена крыша.
  - Ребята, смотрите только не проболтайтесь. Если узнают, что я здесь,
повесят, гады.
  - Ты, товарищ, не беспокойся. Мы не проболтаемся. Не такие, - сказал
Андрей.
  - Ну, идите отсюда, - сказал красноармеец, - а то еще заметят нас.
  И, опираясь на палку, он медленно побрел к своей кладовой.
  Мы долго смотрели, как он, тяжело волоча простреленную ногу, неуклюже
карабкался по шаткой лестнице на чердак.
  Когда он скрылся, мы побежали в поселок.
  - Андрей, что же теперь нам делать? - спрашиваю я на бегу.
  - Что? Молчать. Никому об этом. Помрем - не скажем.
  - А есть-то ему надо? - говорю я. - Ведь моего хлеба ему надолго не хватит.
  - Носить будем, - отвечает Андрей. - А потом я его к себе возьму. Братья у
меня ничего, ругаться не будут.
  - К себе, - протянул Васька. - Ты все себе... А может, мой отец тоже бы
его пустил. У нас и комната больше...
  - Там видно будет, не спорь, - сказал Андрей.
  Васька замолчал.
  За водопроводной будкой Андрей остановил нас и, нагнув голову, тихо сказал:
  - Ребята, смотрите! Ни матери, ни отцу - ни одного слова. Слышите?
  - Слышим. Ни слова.
  Мы попрощались и разошлись по домам.
  Я бежал по улице и думал: "Какой сегодня удачный день! У нас есть
красноармеец".


                                  Глава X

  БЕЗ ВЫСТРЕЛА

  На вокзале праздничная суета. "Победа" стоит на главном пути, у перрона.
  Доступ на вокзал свободен. Дроздовцы выставили свой броневик напоказ всей
станице.
  "Смотрите, мол, православные, каким утюжком погладим мы большевиков.
Любуйтесь".
  Любоваться бронепоездом пришли из станицы важные старики в черкесках, в
голубых и коричневых бешметах.
  Бородатый старик с серебряным кинжалом на поясе щупал корявыми руками
зеленую броню и, причмокивая губами, говорил:
  - Вот бы лемех сделать, ввек не сносился бы!
  На перрон вышел, пошатываясь, командир бронепоезда. Он повел носом вправо
и влево и сквозь зубы скомандовал:
  - Приготовьсь!
  Офицеры и рядовые засуетились вокруг бронепоезда, забегали по платформе,
звякая шпорами и пересмеиваясь на бегу.
  Солдаты у орудий пробовали винтовые подъемники, смахивали пыль со стволов,
подымали и опускали в бойницах дула пулеметов, проверяя их исправность.
  "Победа" готовилась к наступлению.
  Машинист выглядывал из окна паровоза и невесело посвистывал. Потом он
перестал свистеть и сказал своему помощнику:
  - Погляди дышла там.
  Помощник сбежал по ступенькам, отвернув стальные фартуки и постукивая
молотком, принялся проверять клинья в дышлах.
  Командир бронепоезда, аккуратно вынося в сторону правую ногу, шагал по
платформе. Около паровоза он остановился и, прижимая локтем кобуру нагана,
долго осматривал паровоз. Потом подозвал к себе молодого, похожего на
жужелицу, офицера, стал торопливо расспрашивать его о каких-то запасных
частях и шпалах. Офицер, приставив руку к козырьку английской фуражки,
рапортовал:
  - Железнодорожники утверждают, что никаких запасов в наличии не имеется.
  - Врут, забастовщики проклятые! Не верьте им.
  - Я сам проверял кладовые, господин подполковник...
  - Ну и что же?
  - Запасные части не обнаружены.
  - В таком случае они вас околпачили, - тихо, но внятно произнес командир
бронепоезда.
  У бронепоезда столпились казаки. Они глазели на могучие морские пушки,
заглядывали под колеса паровоза. Никто их не отгонял. Часовые спокойно
расхаживали у бронепоезда, как будто не замечали посторонних.
  Командир отвел в сторону молодого офицера и уже совсем тихо сказал ему:
  - Вас околпачили, любезный, как последнего дурака. Возьмите солдат и
немедленно разыщите запасные части. Нам невозможно отправляться при
отсутствии таковых. Нас могут отрезать.
  - Слушаю-с, - ответил офицер, щелкнул каблуками и ушел.
  Минут через двадцать он вернулся. За ним шли солдаты. Они несли болты,
инструмент, гайки и несколько шпал.
  - Вот видите, - сказал улыбаясь командир "Победы" молодому офицеру. - Я
был совершенно прав, когда говорил, что вы ошиблись.
  - Так точно, господин подполковник. Произошла ошибка.
  - Ну, теперь мы в полной готовности. Я надеюсь сбить фронт без единого
выстрела.
  Последние слова командир произнес так, чтобы их слышали все. Потом он
поправил ремень от плоского полевого бинокля, гордо оглядел публику и
протяжно скомандовал:
  - Са-дись!
  На паровоз залез дежурный офицер. У орудий и пулеметов по всем правилам
расположилась прислуга. Последним взошел командир "Победы".
  Броневик тронулся без свистка.
  Плавно катились колеса тяжелых платформ. Паровоз набирал скорость, почти
не пыхтя.
  Минуты через две бронепоезд "Победа" скрылся за поворотом. Он шел на
Курсавку.
  На платформу выскочил Васька.
  - Отправился уже? - запыхавшись, спросил он.
  - Велел тебе кланяться.
  Мимо нас прошел бородатый казак с серебряным кинжалом. Придерживая
рукоятку, он говорил, обращаясь к публике на перроне:
  - Вот этот саданет так саданет! В навоз смешает. Попотчует красноперых!
  - Ясно, саданет!
  - Этот антимонию разводить не будет!
  - Ясно, не будет, - сказал бородатый. - Это раньше вот - вышел на поле, и
сади друг друга кулаками. А то вот дробовиками воевали. Пока зарядишь его
всякой всячиной, неприятель чаю успеет напиться, да еще вприкуску. Какая
же