.

- Полный газ! Полный! - закричал он. Моторка рванула вперед, так что
спортсмен едва не потерял равновесия, но через две-три секунды он с
торжеством увидел, что концы спаренных лыж вылезают из воды. На берегу
зааплодировали, закричали "ура", а Юра медленно выпрямился. Между тем
моторка набрала полную скорость, и тут стало твориться нечто ужасное: лыжа
на правой ноге вдруг пошла направо, а левая с такой же неудержимостью
устремилась влево. Еще несколько секунд - и спортсмена разодрало бы на две
половинки, но, к счастью, мамины тапочки были велики для него и лыжи
слетели с ног. Оська и так больше смотрел на Юру, чем по курсу лодки, а
теперь он и вовсе забыл о том, что моторкой надо управлять. Перебирая
руками веревку, он стал подтягивать к себе Чебоксарова, который, как
говорят специалисты, уже вышел на редан, то есть его грудь наполовину
вылезла из воды и устроила перед его лицом такой бурун и такой каскад
брызг, в которых Юра захлебывался.

В это время, пересекая реку наискосок, плыл в стружке бородатый дед. Он
безмятежно помахивал двухлопастным веслом, радуясь удачной утренней
рыбалке. Вдруг он услышал приближающийся рокот мотора, оглянулся и с ужасом
увидел, что прямо на него несется пустая моторная лодка: выуживая
Чебоксарова, Оська так согнулся на корме, что дед его не заметил. Старик
закричал что-то невнятное и отчаянно заработал веслом. И он ушел бы от
моторки, но та, словно по злому умыслу, вдруг рыскнула влево и со всего
хода ударила острым носом в борт стружка. Оська полетел на спину и чуть не
расшиб голову о двигатель. Стружок не опрокинулся, но так качнулся, что дед
слетел с седулки (так называется дощечка, на которой сидят) прямо в воду.
Он был в тяжелых резиновых сапогах, но успел ухватиться за борт стружка.
Забраться обратно в свое шаткое судно он не мог, но его спасло то, что
моторка, проломив верхнюю часть стружка, как бы вклинилась в него и обе
лодки на какое-то время сцепились. Это дало возможность рыболову добраться
до моторки.

                                  [Image]

К счастью, упавший Оська очухался и остановил движок. Юра тут же погрузился
в воду, но он был уже рядом с моторкой и без труда влез в нее. Забрался в
лодку и дед. Первым делом он сильно шлепнул Оську по затылку, затем
бросился на нос, умудрился схватить стружок, который уже отцепился от
лодки, и скомандовал мотористу:

- А ну, поехали, сукин сын!

Так они прибыли к берегу, где взрослые помогли доставить воднолыжника и
моториста в отделение милиции.

Глава XII

- Ну, а с медведем как? - спросил Бурундук. Он мог бы не задавать такого
вопроса, потому что знал эту историю так же хорошо, как и весь город, но
считал, что с педагогической точки зрения будет полезно, если Юра сам
расскажет ее.

Юра помрачнел. Историю с медведем ему неприятно было вспоминать, но он
все-таки рассказал ее.

Двум геологам пришлось убить медведицу, напавшую на них, чтобы защитить
своих медвежат. Медвежат легко поймали и привезли в Иленск к родителям Юры,
у которых геологи квартировали перед отправлением в тайгу и по возвращении
из нее. Однако Борис Евгеньевич наотрез отказался взять на воспитание сразу
трех медведей и взял только одного, а других геологам пришлось увезти с
собой в областной центр.

Медвежонка назвали Потапычем, потом для краткости стали звать Топкой, а
потом и еще короче: Топ. Обстоятельства так совпали, что одновременно с
Топом во дворе у Чебоксаровых появился щенок лайки, которому Юра из любви к
оригинальности дал имя Бамбук. Щенок был слишком юн, чтобы в нем
пробудилась врожденная ненависть к "зверю", и скоро подружился с Топом. Они
и спали вместе, и затевали безобидную возню... Скоро в этой возне стал
принимать участие и Юра. Надев старую ватную телогрейку и такие же брюки,
он становился на четвереньки и атаковал Топа с Бамбуком. Те в свою очередь
нападали на него и теребили его костюм, впрочем, довольно осторожно.

К середине зимы Топ сильно подрос. Он уже сравнялся в размерах с крупной
собакой и намного перегнал маленького Бамбука. Однажды, во время очередной
возни, он вошел в такой азарт, что наполовину отодрал рукав стеганки,
повредил рукав свитера под ним и оцарапал Юре плечо. Тут супруги
Чебоксаровы поняли, что у них растет не собачка, а зверь, который,
повзрослев, станет опасным.

Начали думать, как избавиться от Топа. Один знакомый Чебоксаровых предлагал
отдать Топа ему, вернее, в промыслово-охотничье хозяйство. Таежники очень
ценят собак, бесстрашных перед медведем. Трусливый пес при встрече с ним
жмется к ногам хозяина и этим сковывает его движения, а смелый "висит у
зверя на штанах", то есть держится все время сзади него, заливаясь лаем и
хватая за ноги, заставляя медведя вертеться на месте и давая человеку
возможность спокойно прицелиться. Для тренировки собак и для проверки их
качеств охотники время от времени устраивают медвежью травлю. Зверя держат
на длинной цепи, прикрепленной к чему-нибудь так, чтобы он мог свободно
двигаться в пределах определенной площадки. На медведя поочередно спускают
собак и смотрят, как они себя ведут. Хозяин самой смелой и ловкой собаки
получает приз.

Все Чебоксаровы наотрез отказались уготовить для Топа такую жестокую
судьбу. Юрин отец связался с зоопарком в областном центре. Оттуда ответили,
что в медведях они не нуждаются, но могут принять медвежонка, чтобы
передать его в какой-нибудь другой зверинец или в цирк. Борис Евгеньевич
заказал прочную клетку для транспортировки Топа грузопассажирским самолетом.

Узнав о предстоящей разлуке с медвежонком, Юра задумал на прощанье устроить
грандиозное представление. На этот раз уже не для класса, не для школы, а
для всего города.

Во дворе у Чебоксаровых были небольшие санки, не детские, а прочные
хозяйственные, на которых возили ведра с водой от утепленной колонки. Юра
выведал у знакомых, как устроена упряжь для ездовых собак в тундре за
полярным кругом, и сделал ее. Управлять Топом он решил с помощью маленького
шеста, который он называл хореем. Юра считал, что стоит ему стукнуть Топа
хореем справа, как тот свернет налево, и наоборот.

На этот раз у Юры недостатка в помощниках не было бы. Многие его
одноклассники, не говоря уж о соседях, часто заходили во двор к
Чебоксаровым, чтобы посмотреть на Топа и поиграть с ним. Но Юра хотел
поразить окружающих именно неожиданностью появления медведя в упряжке,
поэтому он посвятил в свою затею лишь ближайшую соседку Милку, которая
сразу согласилась стать его ассистенткой.

В назначенный час, когда старшие были на работе, Милка приступила к своим
обязанностям: она угощала Топа кусочками хлеба в меде, чтобы он не
вертелся, пока Юра его запрягал.

Доев последний сладкий кусочек, Топ с недоумением обнаружил упряжь, надетую
на него. Юра уже сидел на санках, держа в руке тоненький, больше похожий на
удилище, хорей.

- Открывай! - скомандовал он Милке.

Та бросилась к воротам, откинула железный засов и распахнула обе створки
настежь. Топ между тем вертелся, пытаясь ухватить зубами брезентовые ремни
справа и слева от него. Юра легонько стукнул его хореем по голове, и
внимание медвежонка переключилось на открытые ворота. До недавних пор Топ
свободно разгуливал по двору вместе с Бамбуком, но после инцидента с
оторванным рукавом его посадили на цепь, чтобы он не порвал одежду на
каком-нибудь посетителе Чебоксаровых. Когда Топа освободили от цепи и стали
угощать сладким, он был этому рад, надетая на него упряжь его озадачила, но
распахнутые ворота сразу заставили забыть о ней. Он с интересом устремился
к ним, раздражаясь на то, что приходится тащить за собой что-то тяжелое, но
с каждой секундой ускоряя шаг.

Как только упряжка оказалась на улице, Милка, не закрывая ворот, выскочила
вслед за ней. От того, что она увидела, ей сделалось нехорошо.

В Иленске чуть ли не в каждом доме была собака, а то и две. Местные власти
предписывали гражданам не выпускать их на улицу, но никто такого
предписания не выполнял, и начальство смотрело на это сквозь пальцы: ведь
большинство лаек, если их не сажали на цепь, вели себя по отношению к людям
совершенно безобидно. Но не такое отношение у них было к медведям. Когда
Топ, еще совсем маленький, появился у Чебоксаровых, собаки в двух соседних
дворах принялись рычать за своими заборами, временами истерически
взлаивать. Так продолжалось несколько дней. Потом ближайшие собаки
поуспокоились (как видно, привыкли к запаху Топа), но те, что жили
подальше, пробегали мимо ворот Чебоксаровых, не спуская с них злобного
взгляда, оскалив зубы и вздыбив шерсть на загривке. Если Топ находился
где-нибудь поблизости от ворот, они останавливались и лаяли. Об отношении к
Топу собак Юра прекрасно знал, но, организуя свою поездку, забыл об этом.

Топ затрусил по укатанному снегу по проезжей части улицы. Он не успел
пробежать и тридцати метров, как на него не то чтобы с лаем, а с каким-то
хриплым воем бросился большой черный пес, за ним какая-то маленькая шавка,
за ней еще собака, за той еще и еще... Все это смахивало на историю с
водными лыжами, только вместо утлой лодчонки в ней принимал участие большой
тяжелый грузовик. Испугавшись собак, Топ бросился прямо под колеса
грузовика, мирно катившегося по совершенно свободной от транспорта улице.
Если старик в стружке спасал собственную жизнь, то теперь водитель
грузовика спас мальчишку, сидевшего в санках. Он так резко свернул вправо,
что сломал дощатый тротуар и ударился в стену дома, смяв крыло и разбив
фару.

Но Юра даже не заметил этого. На Топа уже налетали не меньше полдюжины
собак, а он, встав на дыбы, отчаянно защищался от них когтями и зубами. Юра
о колено сломал хорей и толстым концом его принялся лупить озверевших псов,
а те стали бросаться не только на Топа, но и на него. На помощь Чебоксарову
подбежали трое прохожих. Один подобрал вторую половинку хорея и стал
орудовать ею, двое других били собак ногами в валенках и просто кулаками.
Бамбук вертелся поблизости, отчаянно лаял, но вступиться за своего друга не
решался. На другой стороне улицы стоял старик, как видно, бывший охотник, и
сердито кричал беззубым ртом:

- Пошто шобак портитя?! Трави жверя, трави! Юра схватил Топа за ошейник и
потащил его к своим воротам. Обезумевший от страха и ярости, Топ снова
порвал на своем хозяине рукав, но теперь это был рукав не старой стеганки,
а хорошей меховой куртки.

Наконец они проскользнули в ворота, которые догадливая Милка успела
полуприкрыть. Она их тут же заперла, не впустив ни одной собаки. Трое
мужчин собрались войти в калитку, чтобы сказать Юре пару теплых слов, но
тут к ним подошел шофер грузовика.

- Здравствуйте! - сказал он угрюмо и, помолчав, спросил: - Ну как,
граждане... может, кто свидетелем будет, а то ведь мне из своего кармана
платить. - И он кивнул на свою машину.

Автомобилей в Иленске было очень мало и дорожные инциденты случались
чрезвычайно редко. На место происшествия прибыла целая группа сотрудников
милиции. Один фотографировал грузовик, все еще стоявший передним колесом на
тротуаре, двое других измеряли тормозной путь машины и путь, проделанный
упряжкой от ворот и обратно. Руководил расследованием молодой, с виду очень
хладнокровный лейтенант, которому льстило внимание зрителей, сбежавшихся со
всей улицы на истошный собачий лай.

У Топа было порвано ухо, по всем четырем лапам текла кровь, пострадала и
шея, но, к удивлению местного ветеринара, он быстро оправился от этих ран.

                                  [Image]

Чебоксаровым пришлось уплатить солидный штраф, да еще компенсацию за
разбитую фару и смятое крыло. Об очередном похождении Чебоксарова из
милиции сообщили, конечно, в школу.

Бурундук еще поговорил с Юрой о разных мелких спектаклях, которые тот
устраивал в классе, в школьном коридоре или просто на улице. Потом он
спросил:

- Ну, а как твои родители ко всему этому относятся?

Юра пожал плечами.

- Отрицательно, конечно.

Он не знал, что его родители ведут себя по-разному дома и в школе. Дома они
отчитывали Юру, случалось, целыми днями не разговаривали с ним, а когда их
приглашали в школу для беседы с классным руководителем или директором, они
во многом винили эту самую школу, говоря, что здесь скучно проводятся
уроки, запущена внеклассная работа, в том числе пионерская и кружковая. Все
это старшие Чебоксаровы говорили со слов Юры и его одноклассников; такое
поведение родителей, конечно, раздражало директора и педагогов. Они
жаловались на Чебоксаровых заведующему роно Ивану Карповичу, а Чебоксаровы
жаловались ему же на школу. Наконец это Лыкову надоело, и он предложил
перевести Юру к Бурундуку, сказав, что сам определил к нему свою дочку, и
пообещав, что по окончании восьмилетки у Бурундука перевоспитавшийся Юра
снова будет переведен в десятилетку в девятый класс.

Глава XIII

Данила Акимович всю свою жизнь занимался воспитанием детей, а вот
перевоспитывать кого-либо ни ему, ни его педагогам не приходилось. В школе
случались драки, иногда звенели оконные стекла, разбитые мячом, время от
времени учителя притаскивали к директору какого-нибудь мальчишку, который
мяукал на уроке или стрелял из резинки бумажкой по затылкам впереди
сидящих, иногда из туалета извлекали начинающих курильщиков, но никто из
тех, кого Данила Акимович в глаза называл хулиганом, в милицию не угодил.
Может быть, Бурундуку просто везло, а может быть, и правда, "микроклимат" в
его школе был такой, что "трудные" подростки там не заводились.

Теперь Даниле Акимовичу поручили именно перевоспитывать парня, да еще
такого, о котором слава шла по всему городу.

...Когда Юра закончил рассказ про Топа, Данила Акимович помолчал,
постукивая пальцами по столу, потом спросил:

- Дерешься?

- Бывает. Но первым не лезу.

- Так-так! Первым не лезешь. - Данила Акимович снова умолк и молчал на этот
раз довольно долго. В его голове зародился один педагогический прием, но
этот прием даже ему, проведшему операцию "Капроновый чулок", показался
слишком уж оригинальным. Но тут он подумал, что в педагогике стандартных
приемов быть не может, и решил попробовать.

- Ну... Хочешь, давай займемся психоанализом, - предложил он.

- Это как? - спросил Юра.

- Ты знаешь, что такое психоанализ?

- Ну... Приблизительно.

- Так вот давай вместе с тобой проанализируем: какие, так сказать,
психологические мотивы побудили тебя совершить все вот эти поступки. -
Бурундук постукал ногтем указательного пальца по лежащей перед ним папке. -
Ну как: давай?

- Давайте, - чуть улыбнувшись, согласился Юра. Перелистывая бумаги в папке,
Данила Акимович медленно заговорил:

- Судя по этим документам да по тому, что ты сам рассказал, ты человек
незлой, в твоих деяниях злого умысла нет, за исключением случая с
девчонками, которых ты косами связал. Теперь вот давай подумаем вместе: что
тебя заставило явиться на урок в виде негра, что тебя заставило медведя в
санки запрячь, хотя ты знал, что он к этому не приучен. Вот подумай: что?

Юра опять пожал плечами.

- Ну... интересно было посмотреть, что получится. Данила Акимович смотрел
на Юру с такой довольной улыбкой, с какой любитель шахмат объявляет
противнику мат, которого тот не ожидал.

- Вот тут, брат мой, ты и попался! Ты сейчас занимаешься не самоанализом, а
самообманом. Сам того не сознавая, пытаешься обмануть и меня и самого себя.
Так я говорю или нет?

- А почему вы так думаете?

- Вот почему. Передо мной ведь фактики, - Бурундук опять постучал по папке,
- и твои собственные показания. Вот, например, такой вопрос: почему ты, еще
не испытав своих водных лыж, собрал такую большую толпу народа, чтобы на
тебя любовались. А?

Юра промолчал. Он не нашел, что ответить.

- Второй вопрос: зачем ты негром загримировался? Отвечу: да ведь затем, что
хотел весь класс поразить - вот, мол, какой удивительный этот Юрка
Чебоксаров!

Юра опять промолчал.

- Ас медведем? Тут ты не класс хотел удивить, не школу, а уже целый город.
Чтобы, значит, по городу шла молва: "Вот какой у нас Юрка Чебоксаров живет!
На медведях по улицам катается!" - Данила Акимович сделал паузу и понизил
голос: - Но только здесь вот какое дело: меня-то ты не удивишь. Ну как ты
сможешь меня удивить, если я заранее знаю, что ты из кожи лезешь, чтобы
всех удивлять?

Юра опять не ответил. Он улыбался, но улыбка была уже какая-то кривая,
деланная.

- Удивлять людей таким способом легче легкого. - Данила Акимович вдруг
уставился на Юру своими голубыми глазами и заговорил еще тише: - А вот
хочешь, я тебя сейчас переудивлю? Только чтобы это осталось между нами.
Обещаешь?

- Обещаю, - тихо ответил Юра, крайне заинтересованный.

- Значит, даешь слово, что все будет между нами?

- Даю! - теперь Юра улыбался уже во весь рот.

- Хорошо! - Данила Акимович поднялся, затем быстро и ловко встал на руки,
поднял ноги к потолку и пошел на руках к двери. Там, стоя на одной руке, он
другой взялся за ручку, приоткрыл дверь, выглянул в вестибюль, снова
прикрыл и пошел на руках обратно к столу, говоря по дороге:

- К сожалению, там кто-то ходит, а то бы я и подальше прогулялся. - Возле
своего стола он вернулся в нормальное положение и снова сел в кресло. Лицо
его слегка покраснело от прилива крови. - Ну как: удивил я тебя?

- Удивили, - сдержанно смеясь, сказал Юра.

- А я вот думаю, что не удивил, а именно переудивил. Где это ты видел,
чтобы директор школы перед учеником на руках ходил?

- Не видел, - весело согласился Юра.

- Вот так-то! А теперь давай проанализируем, для чего я этот фокус проделал
и для чего ты своими фокусами занимаешься.

- Давайте, - Юра перестал улыбаться.

- Я перед тобой на руках ходил, имея серьезную цель, педагогическую. Да-да!
Не ухмыляйся! Мне важно было показать тебе, что удивить человека
какой-нибудь глупостью - легче легкого, главное, чтобы получилось
неожиданно. Ну, а ты для чего свои номера откалываешь? Да только для того,
чтобы внимание на себя обратить, впечатление произвести.

Юра стал уже совсем серьезным, а Бурундук продолжал:

- Понимаешь, людей можно разделить на тех, кто выпендривается, и на тех,
перед кем выпендриваются. Тот, кто выпендривается, может выделывать самые
отчаянные трюки, а внутри у него каждая жилка просит об одном: "Ну,
граждане, ну, миленькие! Ну обратите на меня внимание, ну посмотрите, какой
я оригинальный, какой я отчаянный, как я плюю на всякие там правила
поведения!" А тот, перед кем выпендриваются, спокойно смотрит и думает про
себя: "Эк его корежит!" Конечно, есть и такие, которые выпендрягой
восхищаются, но это ведь самые глупенькие, и их немного.

Слушая Данилу Акимовича, Юра все больше мрачнел, под конец его лицо стало
даже сердитым.

В заключение Бурундук сказал;

- Ну... теперь ты знай, что я тебя раскусил и педагогам своим объясню.
Чтобы они тебя шибко не наказывали. Имели, так сказать, снисхождение к
твоей слабости. А теперь, пока! Разговор наш окончен, всего тебе хорошего!

- До свидания! - глухо ответил Чебоксаров. Он встал и направился к двери,
но тут услышал голос Бурундука:

- Да! Юра, погоди минуту! Юра остановился, обернулся.

- Ты, я слышал, стихи пишешь?

- Немножко.

- И, говорят, неплохие. Их даже по местному радио передавали. Вот ты бы и
развивал такие свои способности. Вдруг возьмешь да по-настоящему удивишь
всю страну: вот, мол, какой в городишке Иленске поэт объявился!

- Попробую, - буркнул Чебоксаров. - До свидания!

Юра ушел. К своим частушкам да шутливым песенкам он относился несерьезно,
поэтом себя не считал, а вот слова Бурундука о выпендрягах его сильно
задели, и Юра чувствовал неприязнь к Бурундуку. Впрочем, кое-что в
директоре его восхищало: а именно то, что этот немолодой, даже с проседью в
русых волосах, человек так легко ходит на руках. Вернувшись домой, Юра
попытался стать на руки, но тут же упал, хлопнув пятками об пол. Но он
тренировался до возвращения с работы родителей и к их приходу смог
выдерживать равновесие несколько секунд.