его спиной.

- Сень... Как же теперь? - спросила Аглая.

- Что - как? - буркнул тот и открыл кран.

- Как же с Гошей-то?

- К родителям его отведете, и все. Тут без взрослых не обойдешься.

Несколько минут мы оторопело молчали.

- Сеня, а ты? - спросил наконец Дудкин.

- Мне в кино пора. Меня Боря ждет.

И снова наступило молчание. Руководитель скреб ладони под струђй, а Дудкин
и Аглая смотрели на его короткую шею, на толстые уши. И шея и уши были
сейчас красные.

Потом Сеня быстро вытер руки полотенцем, потом он бочком, отвернувшись к
стене, выбрался в переднюю... Там, стоя лицом к вешалке, он принялся
надевать плащ. Он делал вид, будто совсем не торопится, но долго не мог
попасть рукой в рукав.

- Значит... пока! - буркнул он, шмыгнул к двери, мгновенно открыл ее и
затарахтел подметками по лестнице.

Только тут Аглая перестала молчать. Она выскочила на площадку.

- Трус паршивый! - крикнула она плачущим голосом и затопала правой ногой. -
Трус паршивый! Трус паршивый! Трус паршивый!

Дудкин молча втащил ее за локоть в переднюю.

- Хватит тебе! - сказал он сердито. - Давай жребий тянуть.

- Какой еще жребий? - всхлипнула Аглая.

- Ну кто его домой поведет... Уж лучше пусть кто-нибудь один страдает, чем
сразу все.

Но Аглая замотала головой и закричала, что не надо никакого жребия, что она
скорей умрет, чем одна поведет Гошу к родителям.

Решили вести его все вместе.

Наше счастье, что дождь усилился и во дворе никого не было, когда мы вели
Гошу к подъезду. Собственно, вели его Аглая с Дудкиным, а я шел сзади. В
своем зеленом дождевике до пят композитор семенил мелкими-мелкими шажками.
От этого казалось, что он не идет, а будто плывет, совсем как танцовщица из
ансамбля "Березка". Капюшон был натянут ему на голову, вместо лица белела
гипсовая блямба. Гоша поддерживал ее ладонями, чтобы она не тянула за
волосы, а его, в свою очередь, держали под руки Дудкин и Аглая. Они тоже
семенили, чтобы идти в ногу с композитором.

Наконец мы добрались до квартиры Люкиных. Аглая и Дудкин взглянули на
кнопку звонка, но никто из них не подошел к ней. Дудкин вынул скомканный
платок и принялся вытирать им лицо и светлые вихры на темени. Покончив с
этим, он снова взглянул на кнопку и стал откусывать заусеницу на большом
пальце. Аглая его не торопила.

- Противный мальчишка! Ну и наподдам я ему сейчас! - послышался сердитый
голос.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина, похожая на испанку, в
красном шелковом плаще. Она застыла в красивой позе, положив левую руку на
бедро, а правой держась за дверь чуть повыше головы.

- Что это еще у тебя? А ну-ка сними! Композитор не шевельнулся.

- Я кому говорю? Сними сию минуту!

- Оно не снимается, - чуть слышно сказал Антон.

- Это гипс... Он... он прилип... - пролепетала Аглая. Гошина мама оглядела
нас большими глазами и бросилась в переднюю.

- Аркадий! Аркадий! Иди сюда! - крикнула она. Появился папа композитора,
очень высокий и толстый. Над ушами у него курчавились волосы, а на темени
поблескивала лысина. Брови у него были такие же густые, как у Гоши. Он мне
понравился гораздо больше, чем мама. Он вышел вместе с ней на площадку,
посмотрел на Гошу и сказал только одно слово:

- Любопытно!

Мама гневно зыркнула на него глазами, но промолчала.

- Он не отлипает, этот гипс... - снова залопотала Аглая и повернулась к
маме: - Мы хотели маску сделать... чтобы вам... ко дню рождения...

- А как он дышит? - спросил папа.

- Вот... трубочки, - показал Антон. Папа нагнулся, посмотрел на трубочки и,
взяв своего сына за плечи, повел его в квартиру.

- Заходите, пожалуйста, - сказал он нам.

В комнате Аглая с Дудкиным невнятно объяснили ему, что у Гоши прилипли
волосы на лбу и возле ушей, что брови тоже, может быть, прилипли... Папа
сел на стул и, поставив Гошу между колен, слегка подергал маску.

- Неплохо тебя упаковали!

- Тебе все шуточки! - сказала Гошина мама. Скрестив руки на груди, она
сидела на краешке письменного стола. Папа встал, вынул из ящика стола
лезвие от безопасной бритвы и снова вернулся к Гоше.

- Теперь не вертись, а то порежу. - Осторожно сунув лезвие под край формы,
он стал подрезать прилипшие к ней волосы.

- Я не могу на это смотреть, - сказала мама и ушла из комнаты.

Минут пять папа занимался своей работой. Наконец он вынул лезвие и передал
Дудкину.

- Ну, а брови, наверное, пострадают. Держись! - Он дернул за форму, и та
осталась у него в руках. В ней темнели волосы из Гошиных бровей, но их было
немного.

Все мы смотрели на Гошу. Он стоял, крепко зажмурившись. Лицо его, сначала
бледное, постепенно розовело. Вот он приоткрыл глаза и тут же снова
зажмурился (как видно, он отвык от света). Но вот он снова их открыл и
больше не закрывал. Мы думали, что он набросится на нас с кулаками или, по
крайней мере, заплачет, но он ничего этого не сделал. Он посмотрел на
форму, на всех нас, на папу и тихо спросил:

- Получится?

- Несомненно, - сказал папа и позвал, разглядывая форму: - Томочка!
Операция окончена. Мама быстро вошла в комнату.

- Мама, получится! - сообщил ей композитор. Она присела перед своим сыном,
разглядывая, повертела его в разные стороны.

- Выкиньте эту гадость! - сказала она, кивнув на форму.

- Что ты, голубушка! Твой сын такие муки перенес, и теперь, когда главное
сделано... Нет, это дудки!

Антон принес гипс к Люкиным, и мы отлили две маски. Гошина мама очень
смеялась: с каждой маски на нас смотрела такая сморщенная, такая
перекошенная физиономия с зажмуренными глазами, что в школу ее неловко было
нести.

С Сеней мы долго не разговаривали. Повстречавшись с нами, он обычно круто
сворачивал и обходил нас, делая большую дугу.



   Юрий Сотник.
   ВНУЧКА АРТИЛЛЕРИСТА.


Кончился урок. Зоя Галкина первой выскочила из-за парты и закричала:

- Второе звено, никуда не уходить! Обсуждаем вопрос о Леше Тучкове!

Затем она стала спиной к двери и приготовилась отпихивать от нее тех из
нашего звена, кто попытается улизнуть. Впрочем, никто и не пытался: Зоя
была маленькая, худющая, по очень сильная.

Меня еще никогда не обсуждали, и с непривычки у меня было довольно скверно
на душе.

Когда посторонние ушли, звеньевая стала за учительский стол и обратилась ко
мне:

- Ну, вот объясни теперь, почему ты до такого дошел? Третьего дня
арифметику не приготовил, вчера тоже столбом стоял, и сегодня... Вот
объясни: какие у тебя причины?

В глубине души я чувствовал, что причина у меня только одна: мама давно не
просматривала мой дневник и я позволил себе немного отдохнуть в середине
учебного года.

Но говорить об этой причине мне как-то не хотелось, поэтому я сидел, водил
указательным пальцем по парте и молчал,

- Даже ответить не может! - сказала Зоя. - А двенадцать человек из-за него
сидят после уроков. У кого есть предложения? Нету предложений? Тогда у меня
есть: мы должны пойти и подействовать на Лђшкиных родителей. Вот!

Я помертвел. "Действовать на родителей" было самым любимым занятием Зои и
еще трех девочек из нашего звена. Все мальчишки в звене уклонялись от этого
дела. Аглая и Зина Брыкина тоже не принимали в нем участия, но я по
слабости характера однажды не смог отвертеться и отправился с четырьмя
девчонками "действовать" на родителей Петьки Будильникова.

Мы явились, конечно, вечером, когда Петины отец с матерью были дома. Нас
пригласили в комнату, предложили сесть, но мы не сели. Стоя перед
Петькиными родителями, Зоя вытянула руки по швам, склонила голову набок и
заговорила тоненьким, не то чтобы вежливым, а даже каким-то жалобным
голоском:

- Здравствуйте! Вы извините нас, пожалуйста, но мы пришли вас просить,
чтобы вы поговорили с вашим Петей.

- Понима-а-аете, - простонала Тоня Машукина, - у Пети уже целых две
дво-о-ойки по чтению и три по истории, и он каждый день нарушает дисциплину.

- Он все-е-е звено-о тянет назад, - запела третья. Так они высказывались
поочередно все четверо. Петькин папа стоял перед ними со стаканом чая в
руке, постепенно краснел и свирепо поглядывал то на Петьку, то на его маму.
Сам Петька, тоже красный и злой, смотрел, набычившись, куда-то в угол.

Когда девчонки закончили свое выступление, Петькина мама закричала,
указывая пальцем на сына:

- Вот! Вот до чего докатился! Свои же товарищи потеряли от него терпение. И
не стыдно тебе в глаза-то им смотреть? Олух несчастный!

На следующее утро Будильников снова нарушил дисциплину. Хотя я во время
нашего визита молчал как рыба, он девчонок почему-то не тронул, а меня
поймал на улице и отлупил. Но я на него даже не обиделся.

Теперь я представил себе, как эти четверо стоят у нас в квартире и
"действуют" на мою маму и на моего папу. Меня такая тоска взяла, такое
отчаяние, что я стал дергать носом, готовый расплакаться.

И вот тут поднялась Аглая.

- Зойка! - сказала она. - Ты, может быть, очень даже сознательная, а вот
чуткости в тебе ни на столечко! Ты сначала спроси человека, почему он стал
плохо учиться, а потом уж...

Зоя вытаращила глаза:

- Что-о-о? Я не спрашивала? Я не спрашивала? Граждане, вы слышали?! Я его
не спрашивала!!!

- Не кричи, - пробасила Зинаида. - Спросить спросила, а ответить человеку
не дала.

- "Не дала"! Его спрашивали, а он молчал...

- Он очень стеснительный, вот и молчал, - сказала Аглая. - И вообще, Зоя,
мы с ним в одном дворе живем, и уж нам лучше знать: Тучков не такой
человек, чтобы без причины двойку получить.

- Ну факт! - подтвердил Антошка Дудкин. Теперь даже Тоня из Зоиной четверки
вступилась за меня:

- Зой! А может, и правда, тут нужно чуткость проявить! Может, у него
условия какие-нибудь тяжелые или что-нибудь еще...

Зоя помолчала, глядя на меня, потом спросила уже другим тоном:

- Правда это? У тебя что, условия плохие? Я молча кивнул и стал напряженно
думать, какие у меня могут быть плохие условия. Зоя тоже кивнула.

- Ну, так! А что тебе мешает заниматься?

- Шу... Шумка, - прошептал я.

- Что? Шум?..

- Шумка, - повторил я громче.

- Какая Шумка?

- Ну, собаку ихнюю так зовут, - пояснила Аглая, а Зина добавила:

- Ее небось за то и прозвали Шумкой, что от нее шум ужасный!

- Лает очень? - спросила меня Зоя.

Я снова кивнул. Шумка действительно временами тявкала.

- Чего же твои родители смотрят?.. - начала было Зоя, по ее перебила Таня
Высокова - очень ехидная девчонка:

- Между прочим, как-то странно! У нас целых две собаки и кошка, а я, между
прочим, двоек не получаю. На нее накинулась Зинаида:

- Да ты что, совсем некультурная, да? Ты что, не знаешь - у разных людей
нервы разные бывают! Мы вон с Васькой как запустим радиолу на полную силу -
и нам хоть бы хны, а сосед сверху прибегает и весь трясется: у него от
радиолы давление подпрыгивает.

Вот тут Антошка вскочил, выбежал вперед и закричал:

- А я знаю, почему у Лешки такие нервы никудышные! Вспомните! Вы только
вспомните, чего он за лето пережил! С козлом - раз!

- Ой! Правда же! - вскрикнула Аглая. - С Бармалеем - два!

- А с черепом! - подхватила Брыкина. - Зойка, если бы ты такое пережила, ты
бы до сих пор в психиатричке сидела.

Все, кто не знал о моих приключениях, попросили рассказать о них. Мои
защитники принялись за дело с большим жаром.

- Откуда мы знали, что козел такой злющий! - закончил Дудкин. - Мы-то все
пошли обедать, а Лешка полтора часа от него по квартире бегал.

На других этот рассказ тоже произвел сильное впечатление. Наверное, не
меньше минуты ребята молчали.

Я не смотрел на них, но чувствовал, что они поглядывают на меня.

- Бледный какой! - тихо заметил кто-то.

Мне стало очень жалко себя, О других приключениях Аглая, Зина и Дудкин не
успели рассказать. В класс вошла наша учительница Дина Федоровна, высокая,
полная, седая.

- Долго заседаете, - сказала она. - Так что же вы решили относительно Леши
Тучкова?

Звеньевая отошла от стола, и учительница села за него.

- Дина Федоровна, мы все выяснили, - взволнованно заговорила Зоя. - У Леши
очень тяжелые условия дома.

- А-а-а! - протянула учительница и медленно кивнула.

- И еще знаете что, Дина Федоровна... У Тучкова очень плохая нервная
система. Просто ужасная нервная система!

- Ах вот оно что! - Учительница снова медленно кивнула.

Тут звеньевая заявила, что мне не строгость нужна, а товарищеская помощь, и
несколько человек вызвались со мной заниматься.

- Ну зачем же! - сказала учительница. - Мы уж попросим Климову. Она,
правда, не из вашего звена, зато у нее круглые пятерки по арифметике.

Хотя Зоя и стала под конец на мою сторону, Аглая, Зина и Дудкин бранили ее
всю дорогу от школы до дома.

- Зойка всегда так, - говорила Аглая, - сначала накинется на человека, а
потом разбирается.

- Ну факт! - сказал Дудкин. - А завтра будет удивляться, почему он опять
уроков не сделал. А разве он сможет заниматься после сегодняшнего! Глядите
- весь скрюченный! Лешка, ну разве ты сегодня заниматься сможешь?

Я еще больше скрючился и отрицательно помотал головой.

- Выбрали звеньевую на свою голову! - вздохнула Зинаида.

Уж не помню, как я доплелся до своей квартиры. У меня еле хватило сил
дотянуться до звонка. Мама открыла дверь, и я предстал перед ней, подогнув
коленки, свесив голову. Лямки ранца сползли у меня по рукавам до локтей.

- Что с тобой? - спросила мама. Я молчал.

- Побил кто-нибудь?

Мне хотелось поделиться с мамой, рассказать, как плохие условия и
расшатанные нервы привели к тому, что я заработал три двойки. Но, даже
находясь на грани безумия, я смекнул, что этого делать не стоит. Я шепнул
только:

- Нездоровится.

Мама ввела меня в переднюю, сняла ранец, шубу, шапку, пощупала лоб,
забралась рукой мне за пазуху.

- Температуры вроде нет. Может, желудок? Не тошнит? Что ты вообще
чувствуешь?

- Что-то с нервами, - тихо ответил я.

Мама рассмеялась и шлепнула меня пониже спины.

- Иди! Полежи немного, отдохни и - обедать! На какое-то время я забыл о
своем недуге. С аппетитом поел, потом гонял с ребятами во дворе. Дудкин и
прочие тоже не вспоминали, что перед ними несчастный человек. Они так
вываляли меня в снегу, что мама устроила мне нагоняй.

- Пей молоко и садись делать уроки, - сказала она, надевая шубу. - Я по
магазинам пойду.

Вот тут-то и началось!

Только я открыл арифметику, как в комнату явилась Шумка. Заметив, что я
смотрю на нее, она села и стала, в свою очередь, смотреть на меня. Я знал,
что, если на нее пристально глядеть, она обязательно тявкнет. И она
тявкнула. Я отвернулся, уставился в задачу, которую надо было решить, и
стал думать о том, как трудно жить в одной квартире с собакой.

Шумка удалилась. Но заниматься я не мог. Я подозревал, что Шумка ушла в
переднюю. А находясь там, она может в любой момент залаять, если услышит,
что кто-то идет по лестнице. Я просидел минут пятнадцать затаив дыхание,
так и не дождался Шумкиного лая и пошел узнать, где она находится. Она
дремала под столом в кухне.

Вернувшись к себе в комнату, я снова сел за учебник и прислушался. Теперь в
квартире стояла полная тишина. Хотя нет! Слышно было, как вода капает из
крапа в умывальнике. Я ужаснулся: вот до чего у меня сдали нервы! Ведь
раньше я никогда не замечал таких пустяков.

Я до отказа завернул кран, закрыл дверь ванной и, снова сев за стол,
попытался вникнуть в содержание задачи. Но наверху кто-то стал ходить и
двигать стулья...

А потом пришла мама и вернулся с работы папа, и мама стала кормить его на
кухне. Невнятные голоса родителей доносились оттуда, и не было никакой
возможности сосредоточиться.

Я сказал маме, что сделал уроки, а сам решил положиться на помощь Даши
Климовой.

Так как в дневнике моем еще не было маминых подписей, я "забыл" его утром
дома. Но Дина Федоровна в тот день не вызвала меня. Только в конце дня она
взглянула в мою сторону, потом посмотрела на Климову:

- Где там Матрена у нас?

Дашка встала. Она и в самом деле походила на Матрешку: круглолицая,
румяная, со светлыми косами. У нее была одна особенность: всякий раз, когда
ее вызывали, она шла к доске с таким сияющим видом, словно ее приглашали не
урок отвечать, а получать премию.

Вот и теперь она стояла, смотрела на учительницу и улыбалась во весь рот.

- Ну, как там у вас, - спросила Дина Федоровна, - порядок в доме?

- Гы-гы! - засмеялась Климова. - Порядок. За моей спиной сидели Нюся и Тоня.

- Гогочет да гогочет! - шепнула Нюся.

- Как дурочка! Ей палец покажи... - зашептала Тоня. Дина Федоровна
покосилась на них, и они умолкли.

- Так вот, Матрена, довольно тебе только для себя отметки зарабатывать.
Пора и другим помочь. Я попрошу тебя подзаняться с Лешей Тучковым. У
человека очень тяжелые условия дома. Поможешь ему?

- Гы-гы! Помогу, - ответила Дашка, и девчонки за моей спиной снова зашипели.

Это было на предпоследнем уроке. В перемену Даша подошла ко мне. Она уже не
улыбалась.

- Если хочешь сегодня заниматься, так пошли ко мне сразу после уроков. У
нас нельзя вечером: родители с работы вернутся, брат придет...

Когда уроки кончились, она тут же бросилась вон из класса.

- Эй, Тучков! Ты поскорей, у меня ни минуты...

Выйдя из школы, Климова зашагала так быстро, что мне скоро стало жарко.
Некоторое время она молча поглядывала на меня, потом вдруг сказала:

- Тучков! Хочешь, правду скажу?

- Какую правду?

- Дина Федоровна тебя на пушку взяла.

- Что? - не понял я.

- Понимаешь, Дина Федоровна знает, что у меня условия сейчас хуже всех в
классе. Она с нами на одной площадке живет.

Я невольно стал замедлять шаги, но Дашка повысила голос:

- Только ты, если хочешь идти, давай не останавливайся. У меня времени -
во! - Она провела рукой по горлу. - В общем, понимаешь, Дина Федоровна мне
еще вчера сказала: "Пусть, говорит, этот Тучков увидит, в каких условиях
люди живут и умудряются хорошо учиться". А вообще-то она знает, что мне с
тобой некогда возиться: дай бог самой не отстать.

- А... зачем же мне тогда идти?.. - наконец проговорил я.

- Ну, посмотришь, как мы живем. Если захочешь - потренируешься немножко.

- Потренируюсь?

- Ну да. Решать задачки в трудных условиях. Мы с братом тоже не сразу
привыкли. Нас дедушка натренировал.

- Дедушка?!

- Ага. Он артиллерист бывший. В войну батареей командовал.

Я хотел было спросить Дашу, какая связь между решением задачек и
командованием артиллерийской батареей, но она стала рассказывать, почему у
них дома тяжелые условия. От быстрой ходьбы она запыхалась не меньше меня и
говорила отрывисто:

- К нам тетя приехала... мамина сестра... А с нею - три сынишки...
Маленькие. Тетя дня на два остановилась... Проездом... И сломала ногу...
Скоро месяц в больнице... А сынишки у нас. Бандиты законченные... Ходят на
головах... Хоть что им ни говори!

- А... а при чем тут дедушка-артиллерист?

- А при том, что он объяснил нам с братом. Ему знаешь какие задачки
приходилось решать?.. Чтобы цель накрыть... Тригонометрические! Мы их еще
когда проходить будем! А тут бой идет, грохот кругом... Убьют, того и
гляди... Попробуй сосредоточиться! Один раз дедушку ранило, а он всђ равно
расчеты производил...

- И вы натренировались?

- Живенько! Тут главное - не обращать внимания.

Некоторое время я шагал молча. Я чувствовал, что мне следует обидеться на
Дину Федоровну, которая не захотела понять, как у меня плохо с нервами. И в
то же время было интересно ощутить себя в положении командира батареи и
попробовать решить задачку, не обращая внимания на Дашкиных "бандитов".

Улица, куда мы свернули, состояла из ветхих домишек в один или два этажа.
Мы шли вдоль правой стороны улицы, а всю левую ее сторону сносили. Одни
строения стояли там без стекол в окнах, без крыш, от других остались груды
мусора, перемешанного со снегом. Зубастые экскаваторы захватывали этот
мусор и с грохотом вываливали его в кузова самосвалов. В иных местах даже
мусора не оставалось, и там ползали, утюжа землю, бульдозеры. Рычание
моторов, лязг,