креб пятерней затылок:
   - На всякий случай надо бы выяснить, кто такая.
   И  Наташина  фотография  перекочевала  к  Викингу,  который  сунул  ее  в
нагрудный карман.
   Ну вот, я так ничего и не узнала, зато Пашков, если  он,  конечно,  имеет
отношение к Наташиному  исчезновению,  теперь  будет  настороже.  Серебряный
колокольчик хоть и тихо, но прозвенел.

Глава 11

   Вечером я, как  обычно,  стала  подводить  итог  и  своим  изысканиям,  а
поразмыслить мне было над чем, потому что день выдался урожайным на события.
Начался  он  скандальным  отъездом  Елены  Богаевской,   а   кончился   моей
примитивной  попыткой  вывести  Пашкова  на  чистую  воду,   совершенно   не
удавшейся. Потому что реакцию Пашкова  на  фотографию  трудно  было  назвать
бурной. И объяснить это можно только тем, что он и в самом деле видел Наташу
в первый раз в жизни. Значит, я  пошла  по  ложному  следу?  Можно,  правда,
взглянуть  на  ситуацию  иначе,  но  вряд  ли  она  от  этого  станет  более
обнадеживающей. Как вам такой вариант: Пашков настолько владеет собой,  что,
узнав свою жертву, не показал виду?  Ну,  тогда  мне  уж  точно  никогда  не
добраться до истины...
   Ладно, временно я  оставила  Пашкова  в  покое.  И  занялась  Богаевской,
вернее, теми сведениями, что заполучила в музыкальном  училище.  Информацию,
которую я там накопала,  трудно  было  назвать  сенсационной,  но  пищу  для
размышлений она определенно давала.  Из  того,  что  рассказала  мне  бывшая
преподавательница примадонны, сам собою напрашивался вывод:  пятнадцать  лет
назад с тогда еще никому не известной Леночкой Богаевской случилось нечто, в
одночасье перевернувшее ее короткую жизнь. Нечто, заставившее всю  ее  семью
покинуть  город,  ведь  их   отъезд,   судя   по   всему,   был   совершенно
скоропостижным. И в город все это время она глаз не казала по той  же  самой
причине. И вот вернулась, чего-то или кого-то испугалась и тут  же  сбежала.
Допустим даже, что она испугалась Пашкова, однако какое отношение это  имеет
к Наташе и ее исчезновению? Что между ними общего?
   Общего-то как  раз  немало  -  все-таки  они,  и  Богаевская,  и  Наташа,
одновременно учились в одном и том же музыкальном  училище,  а  может,  и  в
одной школе. Но дальше  начинается  некоторый  разнобой.  С  Богаевской  это
загадочное "нечто" произошло в  июне  восемьдесят  третьего,  тогда  же  она
покинула город. Наташка в это время сдавала экзамены и вела себя, сколько  я
помню, обычно, а пропала она вообще семнадцатого  августа.  Так  что  прямой
связи на первый взгляд не прослеживается, вроде бы  совершенно  разрозненные
события. А на второй? А на второй, чует мое  сердце,  не  обошлось  тут  без
Пашкова. Его (я почти уверена в этом!) испугалась  Богаевская,  заметка  про
его же славные комсомольские деяния почему-то хранилась у Наташи.
   Вот только в милицию с этими открытиями не пойдешь. Там в  лучшем  случае
вежливо меня выслушают, только чтоб отстала, в худшем - поднимут на смех.  И
будут правы по всем статьям: улики-то хилые. Может, Богаевская  со  стражами
порядка была бы поразговорчивее, чем со мной, но где основания требовать  от
нее каких-либо показаний? Дела и того нет, оно давно закрыто,  и  никто  его
так просто, по моему желанию,  не  возобновит.  Все,  что  остается  мне,  -
продолжать свое запоздалое расследование  самостоятельно  и  надеяться,  что
планеты  выстроятся  благоприятным  для  меня  образом.  Да,   здесь   можно
рассчитывать только на фантастическое везение.
   Телефон зазвонил, когда я уже стелила простыню  на  диване,  готовясь  ко
сну. Я была  почти  уверена,  что  меня  домогается  Венька  с  какой-нибудь
очередной инструкцией. Однако это был не он;  впрочем,  я  сразу  же  узнала
голос звонившего.
   - Привет! - чуть хрипловато сказал Ледовский,  замолчал,  и  я  явственно
расслышала музыку  и  женский  смех.  Откуда  он  звонит?  Из  какого-нибудь
казино-мазино, не иначе?
   - В чем дело? - холодно спросила я.
   - Не сжимай кулаки, Капа, я далеко, и ты меня все равно не  достанешь,  -
хохотнул Ледовский.
   Я посмотрела на себя в зеркало: левая рука у меня и впрямь была  сжата  в
кулак. Черт бы его побрал! Приказав себе не волноваться, я села на  тумбочку
для обуви и вытянула ноги так, что они перегородили  крошечную  прихожую.  А
потом повторила:
   - Так в чем дело?
   - Уж и позвонить нельзя, -  вкрадчиво  заметил  Дедовский.  -  А  если  я
соскучился? Давно тебя не видел.
   Я посмотрела на часы:
   - Четыре часа назад.
   - Что?
   - Ты меня видел четыре часа назад. А теперь говори, что тебе нужно?
   - Ах да, - "вспомнил" Дедовский, - мы же с  тобой  сегодня  виделись.  И,
знаешь ли, я был здорово удивлен нашей встрече. Как  говорится,  не  ожидал,
совсем не ожидал. Ты что же, примкнула к нашему лагерю, так надо понимать?
   Ага, вот что его занимало!
   - Пошел ты со своим лагерем! - пожелала я Дедовскому и швырнула трубку на
рычаг.
   Потом вернулась в комнату и рухнула на диван, натянув на  голову  одеяло,
словно таким образом могла  отгородиться  от  Дедовского  и  воспоминаний  о
периоде жизни, с ним связанном. Ну вот,  всегда  так  бывает,  все  проблемы
сваливаются на голову разом. А все почему? Потому  что,  вместо  того  чтобы
решать их по мере поступления, я откладываю их до "лучших"  времен.  У  меня
так во всем, не помню случая, чтобы я хоть раз заблаговременно  позаботилась
о набойках на летних туфлях, всегда по осени забрасываю их на  антресоли,  а
весною обнаруживаю, что мне ходить не в чем. С Дедовским у меня вышло как  с
летними туфлями, я его тоже закинула на антресоли своей жизни в надежде, что
тем все и кончится, и вот уже четыре года  после  каждой  случайной  встречи
неделями мучаюсь бессонницей и прикуриваю одну сигарету от другой.
   Вот и теперь, около часа поворочавшись с боку на бок, я встала с дивана и
отправилась на кухню - курить в открытую форточку. Морозный воздух проник  в
квартиру, но я, босая, в одной сорочке, не чувствовала  холода  -  так  была
занята своей "проблемой", которая состоит в том,  что  я  люблю  Дедовского.
Глупо, бессмысленно, банально, совершенно по-идиотски, без каких  бы  то  ни
было  надежд  и  перспектив,  если,  конечно,  не  принимать   во   внимание
перспективу свихнуться  на  этой  почве  и  попасть  в  "желтый"  дом.  Вот,
собственно, и все мои претензии к Дедовскому, если вас  удивляет,  почему  я
его посылаю подальше и сжимаю кулаки, услышав его голос.
   Познакомились мы с Ледовским самым  традиционным  образом,  для  меня  во
всяком случае. Он тогда был заместителем  директора  довольно-таки  крупного
завода, я работала в "Вечерке" и брала у него интервью уже не помню в  связи
с чем: то ли к круглой дате, то ли по другому  случаю.  И  он  поразил  меня
своим напором, энергией, заразительным смехом, умением  стойко  сносить  мои
колкости и легко их отражать, не обижаясь и не обижая меня. А главное  -  он
был достаточно высок, чтобы я могла не втягивать голову  в  плечи,  находясь
рядом с ним, и это меня более чем устраивало.  Что  до  всего  остального...
Конечно, я знала, что у него есть жена, но это меня не беспокоило, ведь я не
строила на его счет никаких планов. А он - на  мой.  Нас  вполне  устраивали
наши ни к чему не обязывающие отношения, нечастые  -  раз  в  две  недели  -
встречи на даче Ледовского (тогда, как и теперь, была зима). Мы ничего  друг
от друга не требовали, не обещали  и  не  строили  совместных  прожектов  на
будущее. Словом, это был один из тех легких романов, какие  нужно  прерывать
вовремя, пока они не превратились в тягучие и безнадежные. Не знаю,  сколько
бы это продолжалось, если бы однажды, уже  весной,  я  случайно  не  увидела
Дедовского с юной и совершенно очаровательной особой. Они сидели в машине, и
Дедовский  игриво  трогал  ее  за  подбородок.  Достаточно   недвусмысленная
ситуация. Неожиданно сердце мое кольнуло, нет,  не  от  ревности  (ревновать
мужчин такого склада совершенно бессмысленно), от любви.  Я  слишком  поздно
поняла, что ставки в этой игре были слишком высоки. С тех пор я хорошо знаю,
что, затевая легкий флирт, никогда нельзя быть полностью уверенным,  что  он
не обратится в любовь всей твоей жизни. Когда я поняла, во  что  влипла,  то
сама себе заявила:
   - Все, Капуля, побаловалась, и будет. Зачем тебе эта головная  боль,  эти
охи, ахи и сердечные замирания. Еще не хватало, чтобы ты повисла у  него  на
рукаве и, преданно глядя в глаза, умоляла остаться.  Нет,  малышка,  это  не
твое амплуа!
   И как только я произнесла про  себя  вышеозначенный  монолог,  мозги  мои
встали на место, и я приняла единственно правильное решение: раз и  навсегда
порвать  с   Ледовским.   Разумеется,   без   предварительного   уведомления
противоположной стороны. Просто не явилась на назначенную  встречу,  и  все,
хотя, понятное дело, сделать это мне было очень  нелегко.  Еще  труднее  мне
пришлось, когда Дедовский стал мне звонить и спрашивать,  что  случилось.  Я
сказала: кино окончено. Ему  бы  радоваться,  что  затянувшееся  приключение
сошло на нет без утомительных объяснений, и утешиться с юной особой, так нет
же, он еще месяца два мучил меня своими звонками. Жуткое время, не знаю, как
я продержалась.  Наверное,  только  на  лошадиных  дозах  кофе  и  никотина.
Впрочем, с никотином лошади, кажется, не в ладах. Одно  скажу:  если  вы  не
знаете, что это такое, когда  любовь  и  самолюбие  сходятся  в  смертельной
схватке, то я от всей души желаю вам и дальше пребывать в  вашем  счастливом
неведении.
   С той поры прошло уже четыре года. Ледовский сделал хорошую карьеру,  его
имя постоянно на слуху, вот и кандидаты в губернаторы  стремятся  заручиться
его поддержкой, девочек он меняет еще чаще, чем прежде, а вот  жена  у  него
все та же. Я за время, прошедшее с нашего  расставания,  тоже  на  месте  не
стояла, точнее, не сидела: поменяла редакцию, добилась титула  "лучшее  перо
области", ввязалась в дурацкую  авантюру  с  документами,  компрометирующими
Крутоярова, а теперь еще навесила  на  себя  новое  ярмо  -  подвизалась  на
губернской политической ниве, но и у меня была одна  неизменная  величина  -
любовь к Дедовскому, с которой я ничего не могла поделать.

***

   Предчувствия мои полностью оправдались: спала  я  преотвратно,  а  потому
утром мне автоматически  были  обеспечены  и  головная  боль,  и  круги  под
глазами. По этой же причине я потратила на завтрак и  экипировку  на  десять
минут больше обычного. Причем "излишки" ушли  у  меня  на  рассматривание  в
зеркале собственной физиономии, что я делаю не так уж часто, поскольку давно
не  надеюсь  увидеть  что-нибудь  принципиально  новое.  И  достоинства,   и
недостатки свои я давно знаю наперечет и скоро буду  справлять  десятилетний
юбилей с того дня,  как  окончательно  и  бесповоротно  смирилась  с  длиной
собственного носа. Так или иначе, а синяки под глазами мне все  же  пришлось
немного прикрыть тонким слоем тонального крема, уж больно изможденный у меня
был вид, а мне совсем не хотелось пугать им учащихся музыкальной школы номер
восемнадцать, которую  я  и  собиралась  первым  делом  посетить.  Веньку  я
накануне  предупредила,   что   припозднюсь,   под   благовидным   предлогом
непосредственного  осуществления  того  самого  взаимодействия  с   прессой,
которому  мы  посвятили  пространный  план  аж  на  три  страницы  (с  моими
дополнениями).  Веньке  моя  идея  понравилась,  и  он  не   стал   особенно
упорствовать, однако дал мне на все  про  все  три  часа.  Ладно,  попробуем
уложиться.
   "Жигуль" стоял у подъезда с поднятым капотом, а над ним склонился Жорик с
озабоченным выражением простоватого лица. Завидев меня, он захлопнул  капот,
вытер руки какой-то рыжей тряпкой и многозначительно,  я  бы  даже  сказала,
торжественно изрек:
   - Все, картер потек. Нужно на ремонт становиться.
   Понятно, поезд дальше не пойдет. Удивительно еще, как  эта  колымага  три
дня отъездила.
   Я молча взяла курс на автобусную остановку.
   - Эй! - раздалось сзади. - До центра довезу, мне все равно в гараж.
   Я вернулась, плюхнулась на заднее сиденье и объявила:
   - Мне только до Рылеева. Я выйду на углу возле химчистки.
   - Хозяин - барин! - кивнул шоферюга.
   Терпеть не могу эту присказку!
   Через десять минут "жигуль" затормозил в трех шагах от химчистки, где я и
вышла. То, что я осталась без персонального авто, меня более чем устраивало.
По крайней мере, если мне придется проторчать  в  музыкальной  школе  дольше
запланированного, я всегда смогу сослаться на это печальное обстоятельство.
   От химчистки я прошла два квартала вверх и свернула направо,  потому  что
музыкальная школа ј 18 находится на пересечении улиц Рылеева и Московской. И
эта школа мне знакома не хуже музыкального училища, потому что в ней училась
Наташка. Внутрь я, правда, ни разу не  заходила,  но,  случалось,  поджидала
подружку снаружи. Подумать только, а  ведь  пока  я,  уткнувшись  в  книжку,
сидела на скамейке в скверике напротив, мимо меня могла проходить сама Елена
Богаевская, тогда еще никому не известная девочка с косичками. Конечно,  при
условии, что она носила косички. И училась в этой школе, а не в какой-нибудь
другой. Ладно, сейчас проверим.
   Девчонки по школьному коридору не сновали, зато со  всех  сторон  неслись
звуки музыки, большею частью  нестройные,  и  счет:  "Раз-и,  два-и,  раз-и,
два-и..." Как и вчера в училище, я двинулась искать кабинет директора, но на
этот раз все было проще: школа занимала первый этаж в панельном жилом  доме.
Дверь с табличкой "Директор" обнаружилась в конце коридора.  Я  стукнула  по
ней костяшками пальцев и услышала строгое "войдите".
   За столом сидела женщина с остреньким лицом лисички, кроме того, она была
такая молодая, что ожидать от нее каких-нибудь  откровений  на  интересующую
меня тему не приходилось. Даже если Елена Богаевская и училась в этой школе,
она вряд ли ее вспомнит.
   Я дежурным движением извлекла  из  кармана  свое  удостоверение,  которое
произвело на молодую директоршу  традиционное  впечатление.  Она  сразу  вся
подобралась, наставила на меня озабоченные глаза и пролепетала:
   - Слушаю вас...
   Но я не успела ничего сказать, потому что она снова заговорила:
   - Если вы по поводу той жалобы, то.., то... Мы же все решили и,  и...  Ах
вот что ее напугало!
   - Жалобы тут совершенно ни при чем, - поспешила я ее  успокоить,  -  меня
интересует совершенно  другое.  Вы  слышали  про  то,  что  в  нашем  городе
планировались концерты Елены Богаевской?
   - Ну да, ну конечно. - Лицо молодой женщины прояснилось. - Их,  по-моему,
отменили, да?
   - Точно, - кивнула я.
   Молодая директорша заморгала серыми, тщательно подведенными глазами:
   - Только я не совсем понимаю...
   - А разве Елена Богаевская не окончила вашу школу?
   - Что? - Она даже покраснела. - В первый раз слышу. Вы.., вы уверены?  Но
почему я про это в первый раз слышу? - Она прикусила нижнюю  губу  и  нервно
забарабанила карандашом по столу, покрытому стеклом, под которым красовались
показатели успеваемости по музыкальной школе ј18.
   Я выставила руку вперед:
   - Послушайте, я ведь этого не утверждаю, я только спрашиваю...
   Но "лисичка" уже не слушала мои доводы.
   - Минутку! - бросила она на ходу и скрылась за  дверью,  оставив  меня  в
одиночестве.
   Скучала я недолго, потому что очень скоро она вернулась, и не одна,  а  с
невысокой  женщиной  лет  пятидесяти,  с  небрежным  пучком  на  затылке   и
лихорадочным румянцем на плечах.
   - Откуда же я знала, откуда же я знала,  Татьяна  Павловна?  -  бормотала
пожилая. - Я же понятия не имела...
   Татьяна Павловна потрясала какими-то бумагами:
   - Как это вы не знали, когда здесь черным по белому написано:  Богаевская
Елена Борисовна. Она закончила школу в восемьдесят первом.
   - Да в том-то все и дело,  что  в  восемьдесят  первом,  -  оправдывалась
пожилая, - это же, это же... Семнадцать лет прошло...
   "Лисичка" яростно швырнула бумаги на стол  и  топнула  ножкой  в  хорошей
лаковой туфельке:
   - Ладно, оставьте нас, потом разберемся. Пожилая  мышкой  прошмыгнула  за
дверь, и я ей невольно посочувствовала, ибо ее начальница  Татьяна  Павловна
производила очень серьезное  впечатление.  Знавала  я  таких  очаровательных
дамочек: единственное, что у них хорошо получается, -  это  отравлять  жизнь
окружающим.
   Постукивая  высокими  каблучками,  "лисичка"  вернулась  за  свой   стол,
придвинула к себе бумагу, которой без малого не  отхлестала  по  щекам  свою
подчиненную, и произнесла не без горестной патетики:
   - Да, теперь выяснилось, она действительно  у  нас  училась  с  семьдесят
пятого по восемьдесят первый год, но для меня, как вы уже  поняли,  конечно,
это явилось новостью. Я ведь руковожу  школой  только  два  года,  так  что,
естественно... А подчиненные у меня... Ну, вы видели. Такой уж мне коллектив
достался, вялые, безынициативные люди, ничего не помнят, ничего не  знают  и
знать не хотят... Еще и жалобы пишут! Вы не можете себе представить, сколько
сил я потратила, чтобы навести здесь хоть какой-то порядок! Но, увы,  нельзя
объять необъятное: к сожалению, то  обстоятельство,  что  знаменитая  певица
училась в нашей школе, ускользнуло от моего  внимания.  Но,  я  вас  уверяю,
теперь мы непременно отметим  этот  факт  должным  образом.  Стенд  оформим.
Все-таки не из каждой школы выходят такие знаменитости.
   Что  ж,  я  могла  быть  абсолютно  спокойна:  из  знаменательного  факта
пребывания Елены Богаевской в стенах вверенной "лисичке" школы теперь  будет
выжато все, что только можно,  на  все  сто  процентов.  Молодая  энергичная
директорша  вооружится  им,  как  знаменем,  и  двинется  покорять   вершины
музыкального образования. Пройдет не так уж много времени,  и  эта  уверенно
начинающая стервоза  будет  при  случае  вещать,  закатывая  лживые  глазки:
"Помню, когда у меня училась Богаевская..."
   - Так вы не забудьте написать у себя в газете, что в  школе  помнят  свою
ученицу, гордятся ей и ставят в пример подрастающему поколению,  -  добавила
"лисичка" и посмотрела на меня преданным взглядом.
   - Всенепременно, - пообещала я, - только я бы  еще  хотела  поговорить  с
кем-нибудь из преподавателей, работавших в то время, когда в  школе  училась
Богаевская.
   - Да? - Директорша на мгновение задумалась. - Но.., даже  не  знаю,  кого
вам и порекомендовать. У нас тут практически никого не  осталось  из  старых
преподавателей, все молодые. Так что...
   - Ну а учительница, которая сюда заходила? - напомнила я.
   -  А,  Зинаида  Арсеньевна,  -  небрежно  заметила   "лисичка",   -   она
действительно давно здесь работает, только я не уверена,  что  она  вспомнит
что-нибудь... Вы же сами видели. Ну хорошо, если хотите, я сейчас ее позову.
   - Не стоит, - возразила я, - скажите лучше, где мне ее найти.
   И все же она поднялась со стула и уперлась руками в стол:
   - Но... Я, как директор школы, хочу быть в курсе...
   Пришлось пообещать этой выскочке, что без ее ведома в газете не  появится
ни строчки. Разумеется,  я  ее  совершенно  не  боялась,  просто  не  желала
усложнять жизнь несчастной Зинаиде Арсеньевне, похоже, единственно уцелевшей
во время "чистки", устроенной молодой и честолюбивой начальницей.
   - Ну, если так, то пожалуйста, -  протянула  "лисичка",  прощупывая  меня
колючим взглядом, но от меня  не  ускользнуло  то  обстоятельство,  что  она
записала в своем блокноте мою фамилию и название газеты, которое значилось в
удостоверении. То-то будет весело, если она позвонит в "Вестник"  и  узнает,
что я там давно не работаю.

Глава 12

   Зинаида Арсеньевна была существом  до  крайности  запуганным  и  забитым.
Когда я разыскала ее в одной из классных комнат и  объяснила,  чего  от  нее
хочу, она поежилась и так сцепила руки, лежащие  на  коленях,  что  костяшки
пальцев побелели: