головы на ноги в
иммельманах,  восходящим штопором  ввинчивались в небо и  сорвавшимся листом
падали  вниз. Они  сходились и, получив  новую команду, становились  в круг,
завязывая в воздухе то веселую карусель, то воздушный "бой".
     Потом  они снизились почти до  ангарных  крыш и проделали такие номера,
которые  было бы  рискованно выполнять  и  на  простой и безобидной  учебной
машине.
     Это  был  настоящий  балет в воздухе,  грациозный  и  стремительный,  в
котором каждое  "па"  было  отшлифовано  до  предела, и выполнялось  оно  со
скоростью  сотен  метров  в  секунду,  а  исполнители  не   видели  горевших
восхищением глаз своих зрителей.
     Когда   красная   пятерка   вторично  приземлилась,  то,   взглянув  на
присутствующих, летчики-испытатели поняли: они сделали большое дело.
     Всем стало  ясно, что  этот самолет,  плод высокой инженерной культуры,
требует такого же к себе отношения. Тогда он способен на чудеса.
     Но  это еще было  не  все.  Летчики-испытатели  долго летали  на  своих
истребителях по строевым частям, пропагандируя и передавая свое искусство.
     Покорив сердца многих летчиков, они вернулись домой в начале августа.
     Здесь, в своей газете, они прочли следующую заметку:

     "Пятерку ведет товарищ Стефановский

     Страна встречает день авиации.  В этот  день  лучшие летчики  страны на
замечательных  аэродромах  нашей  бесконечной Родины покажут свое  искусство
управления  самолетом.  Над красной столицей покажется  традиционная пятерка
скоростных самолетов,  которую поведут  самые бесстрашные летчики воздушного
флота:
     Летчик-испытатель, награжденный орденом  Ленина и  Красной  Звезды,  --
В,Евсеев.
     Летчик-испытатель, награжденный орденом Ленина, -- С.Супрун.
     Летчик-испытатель, награжденный орденом Ленина, -- Э.Преман.
     Летчик В.Рахов.
     Эту пятерку будет  возглавлять летчик-испытатель, награжденный  орденом
Красной Звезды, -- Петр Стефановский..."
     В праздничный день не одни москвичи любовались красной пятеркой.
     Десятки  тысяч  пятерок  во  многих  городах  нашей  страны  показывали
миллионам граждан свое ослепительное мастерство.
     А в этом была немалая заслуга летчиков-испытателей.

        Большое и малое
     Доктор Шлайн много лет подряд пользует летчиков.  Он отечески следит за
их здоровьем везде и всюду, вплоть до посадки в самолет.
     Представители  медицины   весьма  суровы  на  летном  поле.  Они  могут
допустить  или  отстранить  летчика от  полетов.  В  случаях  особо  сложных
испытаний   самолетов  они   на  время  подвергают  их   участников   научно
разработанному  режиму жизни, который  кажется иным  летчикам более строгим,
чем воинская дисциплина.
     Доктор  Шлайн  шел  на  аэродром  с  врачебно-инспекторской  целью.  Он
двигался медленно, потому что времени  у него было  много,  а погода была не
такой,  чтобы  пренебрегать ею  и  сидеть в  кабинете. Доктор  степенно  шел
вперед, глядя вдаль и раздумывая о сложных  перипетиях борьбы с  гриппом. Он
не расслышал, что его зовут. Но у Супруна был не такой тихий голос, чтобы он
не мог остановить человека даже на дальнем расстоянии.
     Через несколько секунд Супрун  пожимал  и  тряс докторскую руку с такой
силой,  что последний забормотал  по-латыни что-то, относящееся, кажется,  к
вывихам суставов, стараясь в то же время избежать их.
     -- Я  ведь  привез,  доктор, то, о чем вы меня  просили, -- говорил тем
временем  Супрун. -- Чуть не оказался вралем перед вами! Все время помнил, а
под конец едва не забыл.
     И тут доктор Шлайн поспешно начал вспоминать, что же такое он заказывал
Супруну накануне его отъезда за границу.
     Но это  было давно,  шесть месяцев назад, и доктор, как ни старался, не
мог  вспомнить, о  чем он просил Супруна.  Тогда он стал  уводить разговор в
другую сторону, пытаясь этим выиграть время.
     -- Стоит ли говорить о пустяках, -- застенчиво улыбаясь, сказал доктор,
высвобождая  руку.  -- Вы бы  лучше поведали,  Супрун,  где, в  каких  краях
побывали, что интересного повидали. Как там заграница поживает?
     -- Ого!  --  засмеялся  летчик.  --  Не успел  приехать,  как  сразу  в
докладчики  попал. Вы  далеко направляетесь, доктор?  На старт? Тогда я  вам
попутчик.
     Они шли  по  усыпанной  гравием  дорожке,  петлявшей среди  цветников и
клумб, которых было немало по краям утопавшего в солнечных лучах аэродрома.
     -- С чего же прикажете начать? -- спрашивает Супрун.
     -- С чего путешествие начали, -- ответил доктор.
     Супрун говорил  громко и  оживленно, сопровождая  свои слова энергичной
жестикуляцией и по  привычке шагая до того быстро  и размашисто, что  доктор
едва поспевал за ним.
     --  Стало  быть, -- начал Супрун,  --  попал  я  сперва  в  Америку,  в
Соединенные Штаты. Третий раз в жизни пересек Атлантический океан, только на
этот раз в иной  роли,  чем прежде: делегатом от  наших воздушных  сил. Наша
делегация побывала  в разных  местах,  повидала  много интересного.  Куда ни
приезжаем  -- банкет в нашу честь закатывают.  Речи говорят, тосты за дружбу
летчиков  обоих стран поднимают. Но в  гостях, как говорится, хорошо, а дома
лучше.  Потянуло  домой, работу  мы, кстати, закончили.  Стал  уже на багаже
русские  адреса надписывать,  но  не тут-то  было. Мое  путешествие  приняло
хронический характер. Приходит предписание выезжать в Англию,  на хендонский
авиационный  парад. Ну  что  ж, мое  дело солдатское:  есть  приказ --  надо
выполнять!
     --  Быстро про Америку рассказали, --  перебил  его доктор,  все еще не
вспомнив своего заказа  и  всячески  потому  оттягивая время.  -- У вас, что
называется, "галопом по Европе", -- пошутил он.
     --  Я  ведь  к докладу не  готовился, -- сказал  летчик. --  Экспромтом
выступаю. Впрочем, могу доклад перенести на другой раз.
     --  Не  стоит, выкладывайте сейчас,  --  спохватился  доктор, -- только
давай, брат, обороты сбавим, пойдем потише, а то за тобой не угонишься.
     --  Можно, -- ответил  летчик, укорачивая шаг.  -- Парад  был  довольно
интересным. Англичане новые машины неплохие показали, и летчики прилично ими
пользуются.  Короче  говоря, впечатлений много. Домой, думаю, скоро  приеду,
сам  кое-что  из  виденного  попытаюсь повторить. Но и тут у меня получилась
осечка. Собрался, уж билет в Москву заказал, вдруг телеграмма пришла выехать
во Францию.  Пишут,  торговая  делегация меня там дожидается --  принимать и
пробовать закупаемые у французов самолеты. Так попал я в Париж...
     -- Да, -- вставил доктор, устраивая Супруну  ловушку, -- мировой город!
Всегда разными изделиями славился...
     --  Не до них было,  -- просто сказал  летчик.  --  Мы сразу  стали  по
заводам ездить и в один прекрасный день попали на завод  "Кондор".  А  фирма
эта, надо сказать, на весь  мир прошумела  новой скоростной машиной. Правда,
шум был  устроен в  особых целях. У них лозунг такой: реклама  --  двигатель
торговли...
     --   Или,   по-нашему  говоря,  --   ввернул  доктор,   проклиная  свою
забывчивость, -- не обманешь -- не продашь.
     -- Вот именно, -- рассмеялся Супрун. -- Ну, показали нам машину. Внешне
очень  прилично   выглядит.  Отделочка  хорошая.  Блестит,  как   зеркальце.
Председатель  делегации просит показать нам  ее в воздухе, в  полете. Но тут
выясняется, что фирменный летчик-испытатель несколько дней назад разбился на
предыдущем экземпляре и этот показывать некому.  Осмотрел  я машину, полазил
вокруг нее, -- все, вижу,  находится на своих местах: мотор, крылья,  хвост.
Должна, думаю, и в моих руках  летать... Я эту свою мысль вслух  высказал, а
представитель  фирмы  и  слышать того  не хочет.  Нужно, говорит, не  меньше
недели изучать машину, она очень строгая, имеет большую посадочную скорость.
А  вдруг  произойдет авария, тут и  престиж фирмы рухнет, и  дипломатические
осложнения... Наговорил, одним  словом, "сорок бочек  арестантов".  А я  тем
временем на  него  нажимаю,  да  и председатель делегации меня поддерживает:
мол, не бойтесь, мосье, он  справится... А мосье тоже неохота  с нами дружбу
терять.  Мы -- покупатели!  Вот он и  побежал в контору  -- с начальством по
телефону совещаться. Я в  это  время техников расспросил,  уточнил,  где что
находится в машине, залез  в кабину, запустил мотор, сижу, дожидаюсь, а он у
меня  на малом газу  пофыркивает... Прошло несколько  минут, гляжу  -- мосье
мчится  обратно, о кочки  спотыкается,  руками  машет.  Ну,  думаю,  удобный
случай.  Его  взмахи  и  так и этак  понять можно... Может, закурить хотите,
доктор? -- неожиданно оборвал свой рассказ Супрун, увидев на голубом плакате
надпись: "Курить здесь!"
     --  Покорно  благодарю,  --  скороговоркой   ответил  доктор,   который
настолько увлекся рассказом летчика, что успел позабыть, с чего, собственно,
весь сыр-бор загорелся. -- Рассказывайте дальше!
     -- Ну, я, значит, дал газ,  вылетел,  набрал немного высоты.  Чувствую,
машина  меня слушается.  Покувыркался  немного  --  и  быстро и  замедленно.
Самолет,  вижу,  так себе,  серднячок. Наши  новинки  куда более  способные!
Делать в воздухе мне больше нечего. Все ясно. Сажусь. Заруливаю к стоянке. И
тут, смотрю,  навстречу  мне целая  толпа  бежит.  Вверх  шляпы подкидывает,
кричат. У меня даже  сердце екнуло. Изуродовал, думаю, машину. Осматриваюсь?
Нет ничего подозрительного.  Все, как было,  на своих местах. Оказалось, они
меня  таким  способом  чествовали. Понравился  им пилотаж. Они,  говорят, не
думали, что их  машина так здорово летать может. Угощать нас  повели,  цветы
подносят.   Ну,   и  просят   повторить   полет   перед   широкой  публикой,
репортерами...
     -- Не теряются, -- произнес доктор, -- и тут рекламу ищут!
     -- Кое-что в этой  машине представляло технический интерес, -- серьезно
сказал Супрун. --  Мы  ее купили... Вот мы и пришли на  старт,  доктор.  Вам
куда?
     -- Налево.
     --  А мне направо.  Как-нибудь  в  другой  раз  расскажу подробней,  за
кружкой пива, -- усмехнулся Супрун.
     -- Бывайте здоровы! -- доктор протянул руку.
     -- Чуть не забыл! -- спохватился летчик. -- Вот ваш заказ, доктор. -- И
летчик,  достав   из  кармана,  протянул  врачу   небольшую,  желтого  цвета
коробочку, на которой в овале  было изображено  лицо солидного черноволосого
мужчины с нафарбренными усами.
     Тут доктор вспомнил, что, прощаясь с летчиком  шесть  месяцев назад, он
шутливо  попросил его  привезти коробочку  бритвенных лезвий  "жиллет"  "для
расправы" со своей славившейся жесткостью бородой.

        Штопор головой вниз
     Истребитель  перевооружили: пулеметы заменили  двумя  крупнокалиберными
пушками.   Машина  стала  более  тяжелой,  ее  центровка  сместилась  назад,
маневренность немного уменьшилась, зато резко повысилась огневая мощь.
     Воздушный бой состоит из  маневра  и огня.  Потому летчик Краснокутнев,
проверяя новые качества машины, то маневрировал, делая различные фигуры, то,
поймав в прицел  буксируемый другим самолетом мишень, нажимал на гашетки,  и
окрест разносилось громкое оханье авиационных пушек.
     Делая иммельман,  вися вниз головой в  верхней точке фигуры, летчик дал
ногу,  надеясь,  что машина, как  ей  и  положено,  сделает переворот на 180
градусов  около своей  продольной  оси  и перейдет в  обычный горизонтальный
полет.
     Вместо этого самолет шарахнулся куда-то вниз, летчика рвануло так,  что
он  едва  не  вылетел  из кабины (спасибо,  удержали привязные  ремни), ноги
соскочили с педалей, а рычаг управления выскользнул из рук.
     Ошеломленный   летчик  висел  ногами  кверху,  стараясь  поймать  ручку
управления,  вертел  во   все  стороны   головой,  пытаясь   разобраться   в
происшедшем.
     По тому, как перед  глазами  попеременно  мелькали  то небо,  то земля,
вращавшиеся  в одну сторону, летчик понял, что штопорит, но как-то необычно:
головой вниз.  Он попал  в  перевернутый  штопор,  а  как поступать в  таких
случаях, точно ему не было известно.
     Как бы то  ни было, прежде всего следовало взять управление самолета  в
свои руки.
     Сделав огромное усилие,  летчик дернулся на  ремнях,  с первого же раза
удачно  вцепился в  ручку  управления  и просунул  носки  сапог под ремешки,
прикрепленные к педалям.
     Далее он стал наугад делать разные движения руками, стремясь прекратить
вращение  самолета.  Серьезно  обдумать  порядок  действий не было  времени:
высотомер  показывал  уже  две  тысячи метров вместо трех, которые еще  были
несколько секунд назад. Кроме  того, положение,  в котором находился летчик,
вися вниз головой, тоже не располагало к размышлениям.
     После  нескольких  попыток  он  заметил, что  от взятия  ручки на  себя
машина,  почти прекращая  вращение,  как  бы  застывала вверх лыжами,  но от
попытки поставить ее  в нормальное положение  переворотом через левое  крыло
возобновляла  штопор.  Тогда Краснокутнев безуспешно  применил еще несколько
вариантов, потеряв еще тысячу двести  метров  высоты и, прежде  чем  сделать
попытку  использовать  парашют, вернулся к  первому, но  вместо  левой  ноги
наугад дал правую.  Самолет остановился как бы в раздумьи, качнул крыльями и
перешел  в  пике.  Когда  летчик  выровнял машину, до земли оставалось всего
четыреста  метров.  Он сел,  вылез и опустился на снег,  потому что  ноги не
держали его.
     Он чувствовал себя,  как  после сильного  удара в солнечное  сплетение:
шумело в голове, рябило в глазах, и ноги, как ватные, сами собой сгибались в
коленях.
     Недели  две  спустя  летчики-испытатели  Степанчонок,  Супрун  и другие
начали  планомерное  наступление  против  неожиданно объявившегося  опасного
врага летчиков -- перевернутого штопора.
     Они  взяли для этой цели самолет "И-5" и начали свои  опыты. Сперва они
стали изучать  перевернутый  полет.  К нему  было нелегко  привыкнуть.  Все,
годами заученные движения,  надо было  делать  наоборот: чтобы  лететь вниз,
брать ручку на себя, вверх -- от себя. Кроме того, необходимо было научиться
ясно различать земные ориентиры, рассматривая их  на  большой скорости, вися
вниз головой.
     Сделав ряд тренировочных  перевернутых полетов,  освоившись с  машиной,
Степанчонок и  его товарищи перешли к  штопору.  Осторожно,  делая по одному
витку,  они учились выходить из него. Потом, научившись, стали делать по два
и, наконец, по три витка, пробуя разные варианты выхода.
     Один из них оказался  неудачным, и Степанчонок продолжал штопорить явно
против  желания.  Он  было вернулся к  прежним  удачным  способам,  применяя
которые прекращал  штопор,  но теперь они не помогали. Рули  уже  были  не в
состоянии  преодолеть  развившейся  силы инерции  и  приостановить  вращение
самолета.
     Когда Степанчонок это понял, он  торопливо начал отстегивать  ремни, но
как   это  часто  бывает,  когда  что-нибудь  нужно  сделать  очень  быстро,
получается наоборот, -- пряжка не поддавалась.
     У летчика глаза налились кровью, он перестал различать, что вокруг него
делается.  Но быстро надвигающуюся землю почувствовал инстинктивно и  рванул
державшие его ремни с такой силой, какую в другое время ему  вряд ли удалось
бы  показать.  Ремни, выдержавшие на  испытаниях  сотни  килограммов  груза,
лопнули,  как бечевки, и еще через  три-четыре секунды над летчиком вспыхнул
яркий  купол парашюта. Хотя  самолет был  разбит, что  называется, в  щепки,
Степанчонок сделал ценное открытие. Он теперь знал сам и мог об этом сказать
другим,  при  каких  обстоятельствах  самолет  не  выходит  из перевернутого
штопора.
     Следующая  машина  для  экспериментов   была  готова,   и  Степанчонок,
оправившись  от пережитого,  возобновил полеты. После длинного  ряда опытных
полетов  Степанчонок и  его товарищи  выяснили,  как бороться с  этим  новым
врагом.
     Все  свои  многочисленные  и  опасные труды  они  облекли в короткую  и
надежную формулу, вошедшую потом во все полетные инструкции  и спасшую жизнь
немалому числу летчиков.
     Эта  формула  говорила  о  том,  в  каких  случаях   легко  попасть   в
перевернутый штопор,  о том, что,  стремясь  из него  выйти, надо дать  ногу
против штопора и взять ручку на себя:  тогда самолет  перейдет  в нормальный
штопор, способ выхода из которого всем летчикам известен.

        Месяц на юге
     Конец  марта.  Во всем Подмосковье  плохая, не летная погода. Дни стоят
скучные,  серые,  как  свинцовые   тучи,  низко  плывущие  над  землей,  как
потемневший на аэродроме снег.
     Надо срочно испытать новую машину, дать скорый и справедливый ответ тем
людям,  которые  изо  дня в день, многие месяцы  подряд, строили  ее и  жили
одним: увидеть свое детище в воздухе.
     Испытатели  должны  сказать им,  насколько они оправдали ожидания  тех,
которым страна доверила защиту  своего  неба.  На летчиков возложена большая
ответственность. Они должны оценить качества и установить  надежность нового
оружия.
     Некогда сидеть  здесь, в Подмосковье, и  ждать погоды.  На юге, у моря,
она  ждет испытателей. Там  в разгаре весна. Чистое, слепящее небо, такое же
море, прозрачный воздух и прекрасная видимость.
     Разные    машины    --    разное    оружие    проходит    через    руки
летчиков-испытателей. Совсем  недавно Краснокутнев  испытывал  один из самых
маленьких  самолетов в мире -- "воздушную  блоху".  Сидя в его кабине, можно
было свободно коснуться ладонями земли.
     Теперь  ему  дали   бомбардировщик.  Тяжелый,   скоростной,  дальний  и
высотный. Настоящий летающий комбинат.
     Краснокутнев восседает  в нем, как на  застекленном балконе  четвертого
этажа, и к летчику можно подняться лишь по многоступенной лестнице.
     Штурман  Лебединский со своим помощником располагается в носу машины, в
прозрачном  глобусе,  в   "Моссельпроме",  как   шутливо   иногда   называют
штурманскую кабину.
     Руководитель   бригады   военный   инженер  Жарков   отдает   последние
распоряжения. Все занимают свои места.
     Неторопливо, на малом газу, крутятся винты. Через пять минут старт.
     Полет сразу же приобретает сложный характер.  Бомбардировщик попадает в
облака, не успев,  кажется, как следует  оторваться от земли. Они охватывают
со всех сторон, вырывая из поля зрения то одни, то другие части машины.
     Но это не особенно волнует экипаж. Однажды, произнося тост, Лебединский
сказал:
     -- Когда вижу за рулем многоуважаемую фигуру Краснокутнева, я полностью
уверен, что любое задание будет выполнено.
     Что касается членов экипажа, то, зная, что они оба  на машине, все были
вдвойне  убеждены,  что  любое  дело   будет  осуществлено  и  с  наилучшими
результатами.
     Летчики  ведут  вверх -- к свету  и солнцу --  наш  корабль.  Окутанный
густыми слоями облаков, он  вдруг  открывается  нашему  взору целиком, но на
короткое время.
     Машина -- между двумя этажами туч. Не видно ни земли, ни неба.
     Самолет пробивает второй и третий этажи. Четвертый этаж светлее других.
Бомбардировщик освобождается от облачной пелены. Попадает  в иной, светлый и
солнечный мир. Над самолетом, наконец, чистое, без единого пятнышка небо.
     Штурман  сверяет  курс.  Все  верно.  Нос корабля  направлен  точно  на
заданный пункт.
     Высота  чуть более пяти тысяч  метров. Следуя инструкции,  все надевают
кислородные маски. Снизу -- бурлящее облачное море. По  нему, как по экрану,
несется тень машины.
     Вид  за окном кабины меняется с каждым часом полета. Исчезли  облака, и
показалась степь, затянутая сплошной снежной пеленой.  Потом в ней появились
разрывы,  --  снег  лежал   отдельными  пятнами.  Далее   начинались  сочные
черноземы, разлившиеся речки  мчали льдины. Местность становилась холмистой,
показались горы, и наконец веселым огромным изумрудом сверкнуло море.
     Недалеко  аэродром,  и моторы,  отфыркиваясь  после  почти  пятичасовой
работы, сбавляют тон: самолет планирует на посадку.
     Остаток дня уходит