.
 Горохов приподнялся было с кресла и тотчас опустился обратно.
 - Алеша,  где же ты находился все эти годы?  -  тихо спросила Елизавета
Васильевна.
 Горохов молчал.
 - Что ж, расскажите жене о своей жизни, - строго сказал Пронин.
 - Я  жил в  деревне...  -  неуверенно пробормотал Горохов.  -  Ты  меня
прости, Лиза... Но я не мог. Я жил в деревне и не мог...
 - И ни разу... Ни разу... - с горечью проговорила Елизавета Васильевна.
Потом вдруг резко повернулась к  Пронину и глухо спросила:  -  Что же вам от
меня нужно?
 - Нам нужно было только узнать, ваш ли это муж, - объяснил Пронин. - Но
вы можете о ним поговорить.
 Елизавета Васильевна не посмотрела больше на мужа.
 - Нам не о чем говорить,  -  сказала она,  с заметным усилием сдерживая
себя. - Этот человек сам... сам пожелал умереть для меня восемь лет назад...
И если вам нужно что-нибудь от меня, вызовите меня в отсутствие... Когда его
здесь не будет.
 - Слушаюсь, - мягко сказал Пронин. - Вы извините нас, но...
 Он вежливо проводил Елизавету Васильевну до двери и вернулся к столу.
 - Ну а теперь,  -  сказал Пронин,  -  давайте, доктор Бурцев, поговорим
начистоту.


X

 - Итак, - сказал Пронин, - мы можем поговорить.
 - Нам  не  о  чем  говорить,  -  отрывисто сказал Бурцев,  пытаясь даже
улыбнуться, но губы его задрожали.
 - К  сожалению,  есть,  и  я  советую  вам  набраться мужества  и  быть
правдивым, - настойчиво произнес Пронин.
 - Нам не о чем говорить,  и говорить я не буду, - резко повторил Бурцев
и отвернулся от Пронина.
 - Значит,  придется говорить мне,  -  произнес тогда Пронин.  -  Ладно,
будьте слушателем,  хоть вы и осведомленнее меня,  а там,  где я ошибусь, вы
сможете меня поправить.
 Восемь лет  назад  молодой ученый Бурцев занялся изучением возбудителей
азиатской холеры и  холероподобных заболеваний.  Неизвестно,  пытался ли  он
найти совершенное средство против холеры,  но в изучении этих заболеваний он
достиг больших успехов, нашел способ ускорять размножение бактерий, ускорять
течение болезни, вызывать молниеносную холеру.
 Об  опытах  Бурцева стало  известно в  кругах ученых,  сообщения о  них
появились даже  в  специальных иностранных журналах.  Тогда одно специальное
ведомство крупной капиталистической державы тоже  заинтересовалось открытием
Бурцева. О нет, не в целях спасения жизни тысячам своих подданных, умирающих
от этой болезни, а именно как средством уничтожения людей.
 Лабораторию   Бурцева   посетило   несколько   иностранных   ученых   и
любознательных туристов.  В их числе находилось и лицо, которое было послано
ведомством  с  определенной  целью.   Бурцев  продолжал  опыты.  Неизвестно,
спровоцировали ли  Бурцева или он  сам рискнул перенести опыты на людей,  но
погибло трое ближайших его сотрудников.
 - Это  ваша  выдумка,  -  глухо прервал Бурцев рассказ,  глядя на  свои
ботинки. - Это неправда.
 - Может быть, вы будете продолжать сами? - спросил его Пронин.
 - Нет, - упрямо сказал Бурцев. - Я буду слушать.
 - Возможно,  что я ошибся,  -  продолжал Пронин. - Произошла несчастная
случайность.  Но сотрудники погибли,  и Бурцев испугался ответственности,  а
быть может,  кто-то  нарочно постарался запугать его  этой ответственностью.
Вольным или невольным, но виновником смерти своих сотрудников был Бурцев, и,
чувствуя за собой вину,  он решил исчезнуть -  и  от ответственности,  и  от
лица,  которое его этой ответственностью запугивало.  Он  присвоил документы
своего   умершего   лаборанта,   фельдшера  по   образованию,   инсценировал
самоубийство,  и  через  некоторое  время  в  провинции  возродился фельдшер
Горохов.
 В  течение  нескольких лет  никто  Бурцева  не  беспокоил,  и  сам  он,
по-видимому, был удовлетворен своим скромным положением.
 Увы,  некоторые  государства усиленно  готовились  к  войне  и  в  этой
подготовке  не  брезговали  никакими  средствами.   Все  то  же  иностранное
ведомство вспомнило и о докторе Бурцеве. Отыскать его было нетрудно, так как
ведомству были известны обстоятельства, связанные с его исчезновением.
 И  вот  в  один  прекрасный день  фельдшерский пункт  посетил инспектор
здравотдела,  оказавшийся тем  самым  лицом,  которое  посещало уже  однажды
Бурцева.  Как известно,  Бурцев не отличался смелостью и полностью находился
во власти ведомства.
 Бактериологу Бурцеву приказали заняться изготовлением холерной вакцины.
Надо думать, Бурцев пытался отказаться. Ему пригрозили разоблачением. Бурцев
попытался увильнуть и сослался на отсутствие рукописей и дневников. Рукописи
были  похищены и  вскоре  же  доставлены в  деревню вместе с  незамысловатым
оборудованием походной лаборатории.
 Бурцев  подчинился  и   возобновил  прежние  опыты.   Действие  вакцины
необходимо было  проверить  на  практике.  Экспериментировать с  несколькими
курами у себя дома Бурцев не мог -  в проверке нуждалось действие вакцины не
на  отдельные живые  существа,  а  нужно  было  выяснить именно  возможность
массового распространения инфекции.  Для  этого  он  решил использовать Дусю
Цареву.
 Вероятно,  Бурцев неплохо относился к девушке, занимался с нею, поощрял
ее желание учиться.  Сама Дуся,  разумеется,  испытывала к  Горохову большое
уважение,   впрочем,  как  и  все,  кому  приходилось  сталкиваться  с  этим
образованным и  умным  фельдшером.  Дуся  верила  Горохову,  а  тот  доверял
девушке.  Он обманул ее и  уговорил подмешать в  птичнике к  воде вакцину...
Обманул,   потому  что  нет  оснований  допустить,  что  Дуся  Царева  могла
согласиться причинить какой-нибудь  вред  совхозу.  Вероятно,  он  сказал ей
нечто  вроде  того,  что  изобрел  средство  для  усиления роста  птицы  или
что-нибудь в этом роде.
 Куры погибли.  Испуганная и  взволнованная девушка пришла к  фельдшеру.
Бурцеву нетрудно было  притвориться таким же  огорченным,  как  Дуся,  и  он
убедил ее испробовать свое средство еще раз.  Куры опять погибли,  и на этот
раз Дуся,  вероятно,  говорила с  Гороховым более решительно.  Бурцев что-то
плел ей,  доказывал,  убеждал.  Но, по-видимому, или куры дохли недостаточно
быстро,  или вакцина нуждалась еще в  какой-то  проверке.  Во всяком случае,
Бурцев принудил девушку отравить воду в третий раз.  После опыта Дуся решила
сознаться в своем преступлении и сказала об этом Горохову. Тогда он произвел
новый опыт над самой Дусей. Способ для этого найти было нетрудно.
 Когда в совхозе началось следствие, фельдшер Горохов находился совсем в
стороне.  Он только издали присматривался к происходящему, убежденный в том,
что ему не  грозит никакая опасность.  Не  вызвал у  него опасений и  приезд
ревизора из Москвы.
 Бурцев  сумел   сдержаться  даже   тогда,   когда  услышал  о   приезде
Полторацкого, хотя встреча с Полторацким означала его разоблачение. Он решил
бежать  в  Москву,  сдать  изготовленную вакцину и  потребовать,  чтобы  его
оставили в покое.  Со станции он послал телеграмму, извещавшую о выезде, - к
сожалению, адрес его корреспондента остался нам не известен, телеграмма была
отправлена до востребования,  -  и на вокзале в Москве передал вакцину лицу,
ожидавшему Бурцева на перроне.
 Пронин  поднял  и   переставил  тяжелое  пресс-папье,   точно  поставил
заключительную точку.
 - Не так ли? - спросил он Бурцева.
 - Так,  -  подтвердил тот,  голос его прервался, и он попросил: - Дайте
мне воды...
 - Виктор, - распорядился Пронин, - будь любезен...
 Виктор налил  в  стакан воду  и  поставил перед  Бурцевым,  но  тот  не
прикоснулся к воде, точно сразу забыл о своем желании.
 - А теперь вы нам скажете, - произнес Пронин, - кто был этот человек.
 - Я никого не знаю, - ответил Бурцев. - Оставьте меня в покое.
 - Но  Гороховым вы были,  вакцину приготовляли,  Цареву убили -  это же
факты? - спросил Пронин.
 - Я  признаюсь во всем,  -  равнодушно сказал Бурцев.  -  Я  производил
преступные опыты,  я отравил кур.  Но мне никто ничего не поручал. Саквояж у
меня украли.
 Пронин усмехнулся.
 - Я ручаюсь вам, - сказал он, - что с вашей помощью вор отыщется...
 Он не договорил и,  опрокинув вазочку с  карандашами,  перегнулся через
стол.  Но Бурцев еще быстрее успел поднести руку ко рту, что-то проглотить и
отхлебнуть из стакана воды. В следующее мгновение Пронин уже вышиб стакан из
рук Бурцева.
 - Врача! - закричал он Виктору. - Какая глупость...
 Он схватил Бурцева за руки.
 - Отпустите, - сказал Бурцев. - Ведь я тоже... врач...
 - Кто? Кто вас встречал на вокзале? - закричал Пронин.
 Но Бурцев ничего не ответил.  Глаза его стали какими-то стеклянными,  и
он безвольно поник в руках у Пронина.


XI

 Вечером,   дома  у   Пронина,   он  и  Виктор  подробно  разбирали  все
обстоятельства дела Бурцева. Виктор задавал вопросы, и Пронин отвечал.
 - Когда мне стало известно об эпидемии,  поразившей в совхозе птицу,  я
склонен  был  считать  эпидемию  случайностью.   Куры  погибли  от  случайно
занесенной инфекции,  подумал  я,  и  дело  администрации найти  виновника и
строго взыскать с него за оплошность.  Сомнение возбудило лишь одно странное
обстоятельство -  локализация инфекции,  если так  можно выразиться.  Зараза
точно  была  сосредоточена в  одном  месте,  внезапно  в  определенном месте
уничтожала всех  кур  и  так  же  внезапно исчезала.  Можно  было,  конечно,
предположить  вредительство.   Известны  десятки   случаев,   когда   враги,
пробравшись в колхозы и совхозы, травили птицу, животных, поджигали конюшни,
овчарни,  коровники и,  наконец,  вносили заразу,  пуская  в  здоровое стадо
больных  животных.   Возможность  отравления  была  исключена  -  результаты
исследования говорили совершенно ясно:  куриная холера.  Предположить, что к
здоровым курам подбросили больных,  тоже  было  трудно.  В  совхозе -  учет,
наблюдение,  определенные породы.  Это ведь не  деревенские пеструшки.  Да и
болезнь  в   таком   случае  распространялась  бы   медленнее.   Можно  было
предположить  худшее,   и   к  тому  имелись  некоторые  основания.   Однако
следователь обязан перебрать и проверить все возможные гипотезы.
 Я  решил  выехать на  место происшествия и  ехать в  совхоз в  качестве
обычного ревизора.  Слухи обо мне быстро распространились,  и я стал ожидать
визита преступника,  в  том случае,  конечно,  если вообще здесь имело место
преступление.  Преступник обязательно захочет, думал я, убедиться, насколько
реальна  грозящая  ему  опасность.  Поэтому-то  я  так  решительно  отклонил
предложение директора совхоза устроить собрание - преступник познакомился бы
со мной, а сам остался бы в тени.
 Со   мной   встречались  десятки  людей.   Они   высказывали  различные
предположения,  иногда остроумные, иногда глупые, иные справедливо указывали
на  недостатки в  работе совхоза,  некоторые сплетничали,  все  ожидали моих
расспросов,  и  я  осторожно расспрашивал и  убеждался в  том,  что  все мои
собеседники сами  встревожены и  озадачены  загадочным  происшествием.  Меня
интересовал собеседник,  который не  столько будет показывать себя,  сколько
пожелает выяснить,  что  же  из  себя  представляю я.  Таких оказалось трое.
Во-первых,  это  был  директор совхоза  Коваленко.  О  нем  имелись отличные
отзывы,   и   после  обстоятельной  беседы  Коваленко  и  на  меня  произвел
впечатление честного человека и хорошего работника. Вторым был зоотехник. Он
задавал мне преимущественно вопросы специального характера - по-видимому, он
действительно растерялся  и  нуждался  в  помощи  более  опытного  товарища.
Наконец ко мне явился местный фельдшер Горохов, и я даже не могу считать это
оплошностью Бурцева,  потому  что  не  может  быть  такого положения,  когда
человек откажется поинтересоваться, грозит ли ему какая-нибудь опасность. Он
очень осторожно беседовал со мной, пока не убедился, что если перед ним и не
болван,  то,  во всяком случае, человек неопытный и недалекий. Тогда Горохов
стал убеждать меня в том, что в комнате Царевой необходимо срочно произвести
дезинфекцию.  То,  что фельдшер проявляет по такому поводу законную тревогу,
было естественно и похвально.
 Сделать это было нетрудно.  Я  съездил за следователем,  и  дезинфекция
была  произведена.  Но  перед тем  как  послать за  Гороховым,  я  тщательно
осмотрел комнату Царевой.  Фельдшер хочет произвести дезинфекцию -  резонно,
ну а  если что-нибудь еще интересует фельдшера в  этой комнате,  подумал я и
решил предварительно сам все осмотреть.  Я  облазил пол и стены,  заглянул в
нетопленую печь,  пересмотрел все  вещи,  все  безделушки,  раскопал мусор у
двери,  и  мое внимание привлек осколок ампулы,  валявшийся в тумбочке между
бус,  шпилек и пуговиц, который, по-видимому, не заметили при первом обыске.
У  меня даже мелькнула мысль -  не  отравилась ли  и  в  самом деле девушка?
Однако я  оставил ампулу на  месте.  Затем из деревни пришел Горохов,  я  мы
втроем принялись все пересматривать и составлять опись тому,  что находилось
в  комнате Царевой.  Тут Бурцев совершил первую свою ошибку.  Осколок ампулы
незаметно исчез, когда мы стали разбирать вещи в тумбочке.
 Да,  -  повторил Пронин, - опасно возвращаться за оставленными уликами,
но такова уж психология преступника,  будь он профессор или громила. Потеряв
пуговицу,  он воображает, что все сейчас же заметят его потерю, хотя десятки
одинаковых пуговиц одновременно теряют десятки людей.
 Я  обратился  к  следователю с  просьбой  увезти  с  собою  Горохова  и
задержать  его,  чтобы  быть  гарантированным  от  неожиданного  возвращения
фельдшера домой.  Всю ночь я  провел в  амбулатории и  не нашел там подобных
ампул.  Осмотрел комнату Горохова -  и  тоже безрезультатно.  Зато в чулане,
позади  комнаты,   я   нашел  маленькую  и  скромную,   но  самую  настоящую
лабораторию. Нашел несколько коробок с пустыми ампулами и в особом хранилище
семьдесят  три  наполненных.  Меня  заинтересовало их  содержимое,  и  перед
поездкой в  Москву я  взял  одну  ампулу с  собой,  но,  чтобы не  вызвать у
владельца подозрений,  наполнил  одну  из  пустых  ампул  водой,  запаял  на
спиртовке и положил к остальным.  Кроме того, я обратил внимание еще на одну
подробность.  Коробки с ампулами были завернуты в газету "Вечерняя Москва" -
подробность эта  была важной потому,  что  в  течение нескольких лет Горохов
никуда не  уезжал из  деревни и  не получал никаких посылок.  Следовательно,
кто-то доставил эти ампулы в деревню.
 Ведя  самые безобидные разговоры,  нетрудно было  узнать,  что  месяцев
пять-шесть назад пункт обследовал какой-то инспектор из здравотдела.  На мой
же запрос,  когда обследовался фельдшерский пункт,  здравотдел ответил,  что
фельдшерский   пункт    подчинен    заведующему   участковой   больницей   и
непосредственно здравотделом не контролируется.  В  общем,  это был странный
фельдшер, украдкой занимающийся какими-то странными опытами.
 Тем временем ты посещал бактериологов и,  сам того не подозревая, искал
подтверждения  моей  гипотезе.   Конечно,   бактериологов  в   нашей  стране
множество, но хоть какая-нибудь ниточка да должна была попасться в Москве.
 Ты рассказал мне о  своих поисках,  и  я  сначала подумал,  не может ли
кто-нибудь из прежних сотрудников Бурцева продолжать его опыты.  Но таких не
оказалось,  и тогда у меня возникло предположение - не может ли это быть сам
Бурцев?
 Лабораторное  исследование  обнаружило,   что   в   ампуле   содержится
чрезвычайно сильная холерная вакцина,  и  тут меня осенило:  куры в  совхозе
болели  не  куриной холерой,  безопасной для  людей,  не  азиатской холерой,
распространителями  которой  они  не  могут  быть,  а  каким-то  неизвестным
холероподобным заболеванием,  еще более страшным и равно опасным и для кур и
для человека.
 Проверить все эти предположения было нетрудно, следовало лишь столкнуть
Горохова с  кем-либо  из  его  старых  знакомых.  Я  сообщил ему  о  приезде
Полторацкого,   и  Бурцев  совершил  вторую  ошибку.  Не  дожидаясь  приезда
Полторацкого,  который не мог не узнать своего бывшего ученика, Бурцев удрал
в Москву.
 Со станции Бурцев отправил в  Москву телеграмму до востребования на имя
какого-то Корочкина,  извещая того о своем выезде.  Конечно, я тут же послал
вслед распоряжение установить наблюдение за  лицом,  которое эту  телеграмму
получит.  Но телеграмму так никто и не получил,  и она до сих пор числится в
списке  невостребованных депеш.  По-видимому,  на  телеграф являлся некто  с
похожей  фамилией и  самый  факт  наличия  телеграммы на  имя  Корочкина был
условным извещением о выезде Бурцева.
 Все  было  ясно:  Бурцев  ехал  в  Москву  и  собирался  там  с  кем-то
встретиться.   Но  тут  последовала  ошибка  с   моей  стороны.   Я  не  мог
предположить,  что  встреча  произойдет  тут  же,  в  вокзальной  толчее,  и
встречающиеся сумеют даже не подать вида, что знакомы друг с другом.
 С  Бурцевым покончено.  Но  есть некто гораздо более опасный и  ловкий,
умеющий принимать всевозможные личины и ускользать от нашего внимания.
 - А гипотеза? - спросил Виктор. - Какая же это была гипотеза?
 - Видишь  ли,  мы  должны отлично знать,  как  готовятся империалисты к
войне,  - объяснил Пронин. - Так вот, в одном иностранном военно-медицинском
журнале некий  полковник Аренс  в  своей  статье открыто писал,  что  ареной
бактериальной  войны   явится  глубокий  тыл   противника.   На   территории
враждебного государства, в глубоком тылу, утверждал Аренс, следует создавать
небольшие лаборатории,  которые легко  могут быть  законспирированы,  с  тем
чтобы начать действовать в  нужный момент.  Ну  а  как  нам  с  тобой хорошо
известно, теория и практика друг от друга неотделимы.


AGAVE MEXICANA

 Сидя  у  себя  за  столом  в  служебном  кабинете,  Пронин  неторопливо
вычерчивал цветным карандашом на листе бумаги то синие, то красные квадраты.
Но  Виктор не  был спокоен -  он то и  дело садился на диван,  вскакивал или
начинал расхаживать по комнате.
 - Я  не  понимаю вас,  Иван Николаевич!  -  восклицал он,  едва скрывая
раздражение.  -  Вы  знаете,  что  где-то  среди  нас  в  Москве  скрывается
преступник, и относитесь к этому безучастно.
 - Ты повторяешься,  - сказал Пронин. - На все лады повторяешь одну и ту
же фразу,  и я не вижу в этом большого смысла. Я в сердцах читать не умею, и
никакой Рентген не  изобрел еще аппарата,  с  помощью которого можно было бы
просветить  всех   людей   на   предмет   выявления   зловредных  личностей,
существование которых так тебя беспокоит.  Некто получил от  Бурцева сумку с
вакциной.  Виноват,  каюсь -  не уследил. Бурцев мертв, и у меня нет никаких
данных.  Найди своего водопроводчика!  Не можешь?  Вот и я не могу найти,  и
оставим об этом разговор.  Конечно, нет спора, преступника выявить нужно, но
самое важное в нашей работе - профилактика, предотвращение преступления.
 - Вот об этом я и говорю! - воскликнул Виктор. - Преступник разгуливает
на свободе, и в руках у него такое страшное средство.
 - И тем не менее приходится ждать,  - упрямо повторил Пронин. - Тебе не
хватает терпенья.
 Они  бы  еще  долго спорили,  потому что Виктора не  так-то  легко было
остудить, но беседу их прервал телефонный звонок.
 - Да,  -  сказал Пронин.  - Слушаюсь. - Он положил трубку. - Начальство
вызывает,  - объяснил Виктору. - Покамест будем заниматься другими делами. А
то так можно всю жизнь проговорить. - Он взялся за ручку двери. - Ты подожди
меня.
 Вскоре Пронин вернулся - деловитый и напряженный.
 - Что там? - нетерпеливо спросил Виктор.
 - В одном учреждении пропал документ, имеющий государственное значение.
Оттуда только что звонил один из  ответственных работников...  Щуровский!  -
Пронин усмехнулся.  -  Вот  нам  с  тобой и  придется вместо живого человека
заняться поисками бумажки!
 Спустя  десять  минут  Пронин  и  Виктор  уже  стояли  перед  подъездом
названного учреждения.
 Они  предъявили  вахтеру  свои  удостоверения,   поднялись  по  широкой
лестнице на четвертый этаж,  легко нашли кабинет Щуровского, постучали,