наверняка
отслужил заутреню и теперь, взяв гармонь, пошел петь псалмы на улицах. А  за
одно исповедовать и наставлять на путь истинный всех встречных-поперечных.
   Бурцев ушел от машины поближе к увалу материкового берега, выбрал  место,
откуда бы просматривались луг, часть леса с подбитой  иномаркой,  и  лег  на
землю. Точнее, осторожно вполз  под  высокие  цветы,  над  которыми  звенели
вездесущие пчелы. Сначала он видел только стебли и зонтики медвежьей  пучки.
Потом перед глазами  распласталось  яркое,  густо-голубое  небо  с  белесыми
атласными переливами. Боясь заснуть, Бурцев заводил  себя  чувством  близкой
опасности, однако воздух здесь чем-то напоминал  видимый,  вьющийся  космами
воздух в доме Ксении и имел качества живой воды...
   Мысль об опасности выскользнула из головы, как тогда стакан  из  руки,  и
разлетелась с хрустальным звоном. Сознание запечатлело ровный,  убаюкивающий
гул пчел, напоминающий охранную сигнализацию:  он  спал,  пока  слышал  этот
монотонный и бесконечный звук, уверовав, что ничего с ним не случится.
   И проснулся, когда над головой стало  тихо,  но  зато  в  березовом  лесу
отчетливо послышался хлопок автомобильной дверцы, потом тяжелое  пыхтение  и
злой, веселый мат.
   Прячась за  деревьями,  Бурцев  приблизился  к  машине.  Опера  орудовали
монтажками, вручную снимали покрышки с колес и меняли пробитые камеры.
   - Ну что, орлы, долетались? - спросил он, появляясь из-за крайних  берез.
- Подрезали вам крылья?
   Опера побросали инструменты, полезли  за  сигаретами.  У  крашеного  Ромы
распух нос, заплыли глаза, а на скуле взялась коростой  круглая  ссадина  от
скользящего удара. Похоже, этот стоял насмерть и получил свое; очкарик  Жора
был проворнее в драке или хитрее, выглядел  получше:  лишь  оцарапана  щека,
будто бы женскими ногтями, и нет очков.  Под  мышками  заметно  выпячивались
пистолеты: если им вернули оружие, значит, побывали в руках своих коллег...
   Только странно, что же коллеги не позаботились восстановить простреленные
колеса?
   И  еще  заметил  Бурцев:  двигаются  они   как-то   неестественно,   ноги
переставляют так, словно им мешает что-то, как плохим танцорам.
   - Рассказывайте, где были, что видели. - Бурцев подал очки  Жоре.  -  Кто
самый смелый?
   - А вы цепочку мою не находили? - безнадежно спросил  Рома.  -  Казенная,
пятьдесят пять граммов... Хотя, на хрен теперь!..
   Сергей достал из кармана порванную цепь и бросил крашеному.
   - Кто же так разуделал московскую милицию? Коллеги?
   У Ромы даже синяки побагровели. Он спрятал цепочку и,  схватив  монтажку,
широко расставляя ноги, подступился к колесу.
   - С-суки... Я их паскуд достану!
   - Это не коллеги, - определил умный очкарик. - Ни по  милиции,  ни  по...
рэкету. Кто это был, неясно-Ничего не понимаю.
   - Да ладно тебе крутить! Не понимаешь... - обрезал его Рома. - Говори как
есть! Бабы нас взяли. Натуральные бабы.
   - Мы находились в машине, ждали вас, - стал объяснять Жора.  -  Все  было
нормально. Вдруг выходит девушка...
   - Не девушка, а женщина! - поправил крашеный и закатил  истерику,  метнул
куда-то в лес свой инструмент, заколотил кулаками по машине. - Сука  драная!
Я ей ноги выдерну! Матку выверну!
   - Заткнись! - рявкнул Бурцев. - Сам как баба!
   - Да вы бы знали! Это не бабы! Это... - он уткнулся головой  в  кабину  и
застонал.
   - Она  была  в  купальнике...  Такой  тонкий  купальник,  из  сеточки,  -
терпеливо выждав, продолжил разумный очкарик - Здесь черта, и здесь черта...
   - Поставить бы ее раком к березе, - промычал сквозь зубы его товарищ.
   - Подошла к машине и говорит: мальчики, мол, подвезите до поселка, кто-то
одежду украл, комары заедают. - Очкарик сделал паузу, что-то пропустил. -  Я
сказал, некогда, не можем... Она давай нам зубы заговаривать, мы  из  кабины
вышли, разумеется
   - Хватит  тебе  дуру  гнать!  Рассказывай  все!  -  крашеный  снова  стал
разогреваться.
   - Голубыми назвала,  -  признался  Жора  -  Конечно,  сами  виноваты,  не
раскусили провокацию.
   - Не голубыми, а пидарами!
   - Хотели ее в машину посадить...
   - И порезвиться? - в упор спросил Сергей.
   - Да никто не собирался... резвиться! - взвился Рома жалобным голосом.  -
Объяснить хотели, популярно... А она, тварь...
   -  Она  отвлекала  нас  таким  способом,  пока  остальные  подтягивались.
Типичная приманка... Сама порвала купальник! Потом  выскакивают  еще  две  и
виснут... Ситуация скользкая, щепетильная... Пытались отнять оружие...
   - У двух здоровых мужиков?
   - Ага! А потом еще две! Только уже со стволами! Прошмандовки!
   -  Короче,  завязалась  борьба...  Это   не   простые   женщины,   Сергей
Александрович. Чувствовалась подготовка, хорошая подготовка. Два автомата. И
организация...
   - И вы в штаны наделали? Поэтому ходите нараскоряку?
   Они  переглянулись,  как  тогда,   в   московской   милиции,   о   чем-то
посоветовались молча.
   - В больницу придется ехать, - отвернувшись, проговорил  Жора.  -  Отбили
все... Распухло. Распяли между деревьев, ноги растянули и били...
   - В какую больницу? Потерпишь! - боднул головой Рома. - Пока  не  возьмем
их, я отсюда не уеду!
   - Говорю же, это не просто... группа какая-то или банда. Секта,  что  ли?
Одни женщины! Такая ненависть...
   - Амазонки, что ли?
   - Не знаю... Садистки!  Феминистки!  В  общем,  признаки  секты.  Крайний
цинизм,  мужененавистничество...  Предупредили:  если  не  уберемся   отсюда
сегодня, завтра снова придут. И уже не бить станут, а... на лед посадят.
   - На лед? Что это значит?
   - Известно что, чтоб отморозить!
   - Какой-то восточный способ стерилизации, - объяснил  очкарик,  поправляя
сползающие деформированные очки. - Будто кочевники так делали, чтобы пленные
не размножались. Кусок льда под мошонку - и пока не растает.  Это  они  сами
объяснили. А потом появился новый голос, раньше его не слышал.
   - Суки! Найду - в лед вморожу! - снова влез Рома.
   - Ты дашь поговорить?! - рыкнул Бурцев, чувствуя озноб:  от  всего  этого
действительно несло ритуальностью, если эти парни не морочили ему голову.  -
Где все это происходило? Куда вас отвезли?
   - Просто в лес... В наручниках, глаза завязали, да еще  на  пол  уложили,
сели сверху... Что тут увидишь? Но везли  минут  сорок  по  асфальту,  потом
какие-то ухабы, проселок, что  ли...  Еще  полчаса.  Глаза  не  развязывали.
Растянули между деревьев, ноги, руки... Самое страшное, не знаешь,  в  какой
момент ударят. Висишь и ждешь каждое мгновение...
   - Маньячки! Они, стервы, удовлетворение получают, когда бьют!
   - Назад сами доставили?
   Опера еще раз переглянулись - то ли договаривались, как отвечать,  то  ли
спрашивали друг друга о чем-то ранее условленном. Чем  и  сбивали  с  толку,
вызывая подозрения, что "амазонки" - оперативная сказка.
   - Ничего подобного. - Теперь Жора отчего-то занервничал. - Одну руку  мне
отвязали и уехали. Сами выбирались, пешком.
   - Что-нибудь требовали? Кроме немедленного отъезда? О чем  спрашивали,  о
чем между собой говорили?
   -  Кайф  ловили,  вот  и  все!  -  снова  застонал  Рома.  -  Натуральные
извращенки! Садистки!
   - Да замолчишь ты или нет? - взъярился Бурцев.
   - Они поставили условие... Советовали передать  нашему  шефу,  -  очкарик
поднял глаза. - То есть получается вам,  Сергей  Александрович...  Чтобы  вы
сами забыли дорогу в Страну Дураков и своих людей не посылали.  Никогда.  Но
потом кто-то приехал, у  меня  музыкальный  слух,  такого  голоса  не  было.
Судейский такой.
   - Не фантазируй, Жора! - оборвал его  крашеный.  -  Что-то  я  такого  не
слышал!
   - Потому что орал, как сумасшедший! А надо было слушать!
   - Тебе сколько раз вдарили? - мгновенно  завелся  тот.  -  Пару  раз,  не
больше! Потому что ты висел и пыхтел в тряпочку: "Девочки! Девочки!.."
   - Ладно, помолчи!
   - Ты мне рот не затыкай! Дипломат хренов! Понял, что звездец, и поплыл!
   - Я бы на твоем месте  помолчал!  -  прикрикнул  вдруг  Жора  и  сверкнул
очками. - Не надо было жлобствовать! И яичницу бы не сделали!
   - Ну ты и козел, Жора!
   Опасливо переставляя ноги,  очкарик  приблизился  к  своему  товарищу,  и
Бурцеву показалось, сейчас начнется драка.
   - Кто сказал про минет? Ты или я?.. Вот  тебе  и  сделали...  французскую
любовь! И мне из-за тебя.
   - Да я что, на помойке нашел? - заорал Рома. - Чтобы такой мрази!.. А что
я должен ей сказать, если по легенде - бандит?
   Сергей растолкал их.
   - Ты и  без  легенды  бандит!  Разберетесь  потом!  Без  меня!  А  сейчас
отвечайте на мои вопросы! - Он обращался к очкарику: - Именно мне советовали
забыть дорогу? По имени называли? Упоминали Генпрокуратуру?
   - Нет, не упоминали и не называли... Сказали, передайте своему боссу.
   - Очень важно знать, за кого они приняли вас! За  рэкет?  За  сотрудников
милиции? Или еще за кого-то?
   - За мужиков приняли, - никак не унимался крашеный. - За голубых...
   - Мужики голубыми не бывают, но как вариант годится. А если точнее?
   - Голубыми она назвала в провокационных целях, - заключил Жора.  -  Нужна
была причина для захвата.  Пасли  конкретно  нас,  чувствовалась  проработка
операции. Это действительно какая-то... секта.  На  местных  бизнесменов  им
наплевать, не за них они заступались. И  на  милицию  тоже...  Какие-то  они
смелые, дерзкие были, пока не появилась эта начальница. Сразу присмирели...
   - Женских сект не бывает, - опять встрял Рома. - Через день  передерутся.
Это же пауки в банке!
   И Бурцев вдруг понял: крашеный постоянно сбивал  своего  товарища,  чтобы
тот не выдал какой-то их тайны, какого-то условленного  момента,  о  котором
они договорились молчать. Сергей и отвел очкарика  подальше  от  автомобиля,
однако и тут он особенно-то не хотел откровенничать.
   - У меня сложилось впечатление,  что  они  ошиблись...  -  сообщил  Жора,
поглядывая в сторону товарища. - Точнее, ошиблись и разочаровались. И только
потому отвязали одну руку.
   - Ты расскажи про эту начальницу! Все и по порядку.
   - Мы же работаем  втемную,  зачем  тут  торчим,  кого  ищем...  В  общем,
информация дозированная, сопоставить факты невозможно, -  отчего-то  завилял
опер. - Тут и рассказывать нечего...
   - А ты называй эти факты, я сам сопоставлю.
   - Они начали жестко. Били, угрожали посадить на  лед,  если  не  уберемся
сегодня... А как она появилась - все замолчали. Была сказана фраза...  Смысл
примерно такой: мы не те люди, за кого себя выдаем,  но  и  не  те,  которых
следует наказывать слишком жестоко.
   - Это после допроса? Она допрашивала?
   - Ничего подобного. Вообще никто и ни о чем не спрашивал, наоборот, когда
я пытался заговорить, что-то объяснить, требовали молчать. -  Жора  выглядел
растерянным. - За нами не было слежки, Сергей Александрович, это  точно.  Мы
постоянно проверяли. А тут ощущение, будто по пятам  ходили...  Короче,  нам
как приговор вынесли.
   - Что ты не договариваешь, Жора? - Бурцев сделал обманное движение, будто
бы собирался ударить в пах,  -  опер  закрылся  руками.  -  Хватит  крутить!
Выкладывай!
   Очкарик в последний раз глянул на Рому возле машины.
   - Его били здорово... Он сдуру  предложил  этой  приманке...  французскую
любовь,  вот  и...  Короче,  не  выдержал  и  сказал,  что  мы  работаем  на
Генеральную прокуратуру.
   - Так, ну а дальше? Колись, колись, Жора! л
   -  А  эта  предводительница  заявила...  В  общем,  если  в   Генеральной
прокуратуре работают такие... ублюдки, то она не будет иметь с ней  никакого
дела. Будто она хотела иметь какие-то дела...
   - Делайте колеса и валите отсюда немедленно, -  проговорил  Сергей.  -  И
чтобы я вас больше никогда не видел. Ни здесь, ни в Москве.
   - Если бы вы с нами не работали втемную... Мы ничего не знаем! Что  ищем?
Что вы тут ищете... или кого?
   - Живую воду.
   Жора хмыкнул и уставился в землю.
   - Не надо из нас окончательных идиотов делать.
   - Я ищу живую воду, - повторил Бурцев. - Источник живой воды.
   -  Напрасно  вы  так...  Да,  мы  пролетели  тогда,  в  Москве.   Но   мы
профессионалы! И работать можем. Бурцев его не захотел услышать.
   - Если бы нашел - налил бы и вам, так  и  быть.  Приложили  бы...  и  все
прошло. Заросло бы, как на собаках. Живая вода все лечит, проверено...
   - Эх, жалко! - горестно воскликнул опер. - С вами неплохо было  работать.
Не прикидывались бы, так мы бы эту страну раскрутили...
   - Да я и не прикидываюсь, - честно признался Сергей. -  Жена  послала  за
живой водой. У нее ранение позвоночника... Не найду - хоть  не  возвращайся.
Она, правда, бывшая жена, но все равно...

   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
   РИПЕЙСКИЙ ЗАТВОРНИК (1995)

   1
   С утра следующего дня Ярослав начал собирать камни и выкладывать их вдоль
фундамента сгоревшего терема.  Известнякового  плитняка,  словно  специально
напиленного для строительства стен  здесь  хватало,  причем  не  требовалось
особенного  труда:  склон  горы  выше  уступа  был  завален  этим   дармовым
материалом, только спускай его вниз и клади на цементный раствор. И  никакой
техники, кроме лома и кувалды.
   Он работал и исподтишка наблюдал  за  Пленницей,  которая  ни  минуты  не
сидела Или хлопотала по хозяйству -  даже  изрубила  на  дрова  недогоревшие
доски и головни, измазавшись в саже, или действительно собирала и  подносила
небольшие камни. Потом он потерял  ее  из  виду  и  через  полчаса  внезапно
обнаружил, что она поднимается по склону от озера, причем  не  одна!  Рядом,
сгибаясь под рюкзаком, шла высокая девушка в белой  ветровке  -  с  длинными
желтыми волосами. Они о чем-то разговаривали быстрыми и короткими фразами
   Ярослав положил камень и сел, поджидая, когда женщины взойдут на уступ.
   - Это моя сестра, - представила Пленница. - Ее  зовут  Олеся.  Ты  же  не
против, если она поживет вместе с нами? Нет?
   Желтоволосая  путница  скинула  рюкзак  и  присела  на   корточки   перед
Ярославом.
   - Я очень прошу! Буду помогать собирать камни. И делать  что  скажешь.  Я
все умею!
   - Не было ни гроша и вдруг алтын, - усмехнулся он. - Чудеса, да и только!
   - Что? Что ты сказал?
   - Живи, - разрешил Ярослав. - Мне не жалко. Вдвоем вам будет веселее.
   - Спасибо! - как показалось, излишне горячо вымолвила Олеся и  благодарно
прикоснулась к его руке.
   - Что же сразу не пришли вместе? - спросил он.
   - Побоялась, прогонишь...
   - А сейчас не боишься?
   - И сейчас боюсь, - вымолвила Пленница. - Потому  что  ты  мужчина  и  ты
сильный.
   - Я таким и представляла тебя, - призналась Олеся, глядя ему  в  лицо.  -
Потом портрет покажу Он в рюкзаке, на самом дне...  Можно,  я  подержусь  за
твою руку?
   - За руку? - Ярослав машинально убрал  руки  назад.  -  Что  это  значит?
Зачем9
   - Дай, пожалуйста, - попросила  Пленница.  -  Я  рассказывала  ей...  Она
никогда не видела настоящей мужской руки. Ну, дай,  в  этом  же  нет  ничего
особенного, правда?
   Ярослав пожал плечами, отер руку от каменной пыли и подал. Ладонь была  в
мозолях и трещинах, шершавая, заскорузлая  от  лома  и  кувалды,  пальцы  не
разгибались до конца. Он стеснялся своих рук, когда  приезжал  в  поселок  и
появлялся на людях: земля, древесная смола - все, с чем приходилось возиться
каждодневно, глубоко въелось в поры, и отмыть руки никогда не удавалось.
   Олеся подержала его руку, погладила,  радостно  и  таинственно  улыбаясь,
затем прижала к своему лбу и на мгновение замерла. Он  смотрел  на  все  эти
манипуляции и чувствовал, как в душе вызревает протест, еще  не  осознанный,
но ощутимый. Пленница, кажется, была довольна еще больше,  и  Ярослав  вдруг
вспомнил мимолетный разговор с Юлией...
   Она сказала, что  приручать  опасно.  Для  всех:  кто  приручает  и  кого
приручили. Только не объяснила почему.
   Ярослав отнял руку, встал и от странного смущения не нашел, что  сказать,
молча взял кувалду и разбил на кирпичи принесенную плиту.
   - Таким я его и представляла, -  сказала  Олеся  за  его  спиной,  словно
Ярослава не было рядом.
   - Я тебе говорила! - с гордостью произнесла Пленница.
   А он взбесился от этого диалога.
   - Все! Хватит! - закричал  он,  отшвыривая  кувалду.  -  Ну  что  стоите?
Уходите отсюда! Идите куда-нибудь!.. Не мешайте мне работать! Я  вас  прошу,
не мешайте!
   Но так и не избавившись от смущения, Ярослав поднялся на  склон,  в  свою
каменоломню, и, вымещая остатки гнева, принялся выворачивать плиты и швырять
их вниз без всякого разбора. Женщины исчезли с глаз... Намаявшись с камнями,
он остыл и стал жалеть, что накричал, осознавая  причину  своего  внезапного
гнева -  ему  стало  неуютно  в  Скиту  от  многолюдья,  пропало  внутреннее
равновесие, будто он снова попал на "лестницу любви" в разгар учебного года.
Эти нежданные и незваные гости, явившись сюда с какими-то  своими  странными
целями и замыслами, выводили его из привычного состояния одиночества, но  не
того, волчьего, а нового после встречи с Юлией, когда можно было с  утра  до
вечера вести с ней мысленный  диалог,  что-то  рассказывать  или  обсуждать,
например проект будущего замка. И от этого было хорошо, радостно...
   Теперь же рядом была уже вычеркнутая из жизни Пленница - женщина, которую
он когда-то ждал, искал, готовый принести  в  жертву  давнюю  свою  мечту  -
призрака с каштановыми волосами. И стоило материализоваться этому  призраку,
как тут же вернулась из небытия и она, чтобы  повиснуть  на  шее  камнем.  И
нельзя было порвать с ней, как  с  той  кухаркой,  выбросив  в  воду  трубку
радиотелефона.
   Да еще привела с собой сестру...
   Они пришли как наказание, и крест этот  придется  нести.  Нельзя  бросать
того, кого вольно или не вольно приручил...
   Смирив себя, Ярослав беспокойно глянул из своей каменоломни и увидел, как
из каминной трубы пошел дым, послышался стук топора и  скоро  из-за  штабеля
камней появилась Пленница. Она взобралась по  осыпи,  села  на  край  ямы  и
испытующе молчала, пока он делал вид, что работает.
   - Мы приготовили ужин, -  доложила  она,  убедившись  по  каким-то  своим
приметам, что он больше не сердится. - Ты, наверное, устал и хочешь есть.
   - Я не стану больше прогонять вас, - сказал  Ярослав.  -  Живите  сколько
хотите, если вам здесь хорошо.
   - Нам здесь  очень,  очень  хорошо!  -  воскликнула  она,  обняла  его  и
поцеловала в пыльную щеку. - Где ты - там хорошо будет всем.
   - Прости, но нельзя льстить так грубо, - заметил  он.  -  Сказал  же:  не
прогоняю, живите... И не надо мне никакой благодарности!
   - Ты не подумай, мы пришли... Ну,  в  общем,  сексуальных  притязаний  не
будет! Гарантирую! Мы просто будем жить рядом  с  тобой.  Чтобы  чувствовать
твои руки...
   - Тогда замолчи!
   - Нет, хочу, чтобы ты понял! -  закричала  Пленница  и  вновь  обратилась
рысью. - Понял, зачем мы здесь!.. Разве не чувствуешь - мир сошел с ума!  Мы
погибнем не от войны, не от СПИДа - от вражды между полами. "Пол" - от слова
"половина". Я филолог, и  со  мной  спорить  не  нужно...  А  где  она,  эта
половина? Ты первый мужчина из встретившихся нам, у кого есть  не  только...
отросток, а мужское начало! Руки, разум, душа... Я получала твои письма и не
верила. Но когда поехал искать... Если бы ты знал, что такое женская  тоска!
Миллионы женщин готовы отдать все,  чтобы  почувствовать  мужскую  руку.  Не
отросток, а руку! И сердце... Мужчин теперь  единицы,  и  все  они  живут  в
заповедниках, как ты. Остальные зарабатывают  бабки,  пьют,  воюют,  смотрят
порнуху, сидят в тюрьме или на игле, голубые любят друг друга...
   Ярослав молчал.
   - Извини, не подозревал, что у тебя такой горький опыт.  Казалось,  ищешь
приключений, острых ощущений, - сказал он.
   - Искала, - печально призналась Пленница. -  Все  искала  -  приключения,
ощущения... Знаешь, где я была? В настоящем аду. И вышла из него!
   - Ад - это что? Колония? Тюрьма? - осторожно спросил Ярослав.
   - Нет. Это Ол