ыписать
из Москвы.
     - Да он сейчас не в Москве,  - ответила Машенька. - "Ла Скала" нынче на
гастролях в Лондоне.

     Я  растянулась на  коврике  под звездным небом  и  блаженно  вздохнула.
"Похоже,  на  этот  раз поездка обещает быть тихой и  спокойной",  -  лениво
подумалось мне перед сном.

        Глава 4

     Наутро я поднялась ни  свет ни заря. Как ни люблю я  подольше  поспать,
жаль  было тратить драгоценные часы у моря на  занятие, которому можно с тем
же успехом  предаваться и в Москве.  Леша, наш единственный "жаворонок", уже
изнывал от недостатка общества. Мы долго с наслаждением плескались в море, а
потом решили проявить благородство и сходить за водой.
     Никто  нашего благородства, естественно,  не оценил, воду  приняли  как
должное, но я, со свойственной мне кротостью,  решила не  придавать значения
мелочам и не портить чудесный день утренней склокой.
     После  завтрака  все разбрелись кто куда. Детям, словно холоднокровным,
зной  лишь  добавлял  активности, и  они  шумно  гонялись  за  розовокрылыми
кобылками.  Я  решила поискать  укромное местечко,  с тем  чтобы  позагорать
нагишом, и  полезла в гору.  Метрах в  пятидесяти  над  нашим плато  нашелся
идеальный для моих целей участок - небольшая полянка, закрытая от нескромных
взглядов  густым  кустарником.  Я  расстелила  коврик   на  теплых   камнях,
пристроила голову в тень и открыла прихваченную с собой книгу.
     Но  вскоре выяснилось,  что мой замечательный  солярий обладает  еще  и
превосходными  акустическими  свойствами.  Я  отчетливо   слышала  все,  что
происходит не только на нашей стоянке, но и на берегу моря, хотя мое убежище
находилось  довольно-таки  высоко. Судя  по  смеху и визгу, детей  отправили
купаться под присмотром Прошки и Леши; Марк мыл посуду; Машенька  с Генрихом
мирно беседовали у палатки.
     На мгновение я задумалась, не поискать  ли себе другое место - мало  ли
что  можно  услышать,   когда  собеседники   не  подозревают  о  присутствии
аудитории,  -  но потом  решила, что всегда  могу заткнуть  уши, если беседа
примет  интимный  характер. Пока, во всяком случае, разговор  был совершенно
невинным.
     -  Глупо жить в  августе в  Крыму  и питаться  консервами,  -  говорила
Машенька. - Детям нужны витамины, да и  нам они не помешают.  Ты  не  видел,
вчера в пансионате не продавали фруктов?
     - Есть  там  небольшой рынок. Местные приезжают и прямо с машин продают
свое добро. И фрукты, и помидоры с баклажанами и перцем.
     - Вот и чyдно! - обрадовалась  Машенька. - Крупы оставим на завтраки, а
на обед и ужин можно тушить овощи и делать салаты.
     - Тогда в пансионат  придется ходить  втроем, - уныло сказал  Генрих. -
Двоих и на воду, и на снедь маловато.
     -  Ну,  сегодня воды  уже принесли, так  что  одного  носильщика  будет
достаточно. Надо будет попросить Марка...
     - Нет, это неудобно, лучше уж я схожу.
     - Если отпустить тебя одного, Анри, мы не дождемся ни тебя, ни фруктов.
По рассеянности ты вполне способен дойти до Ялты.
     - Ну вот, идиота какого-то из меня делаешь, - обиделся Генрих. - Дома я
ведь хожу в магазин, и ничего...
     -  Да, только я едва не поседела, когда ты  ушел в булочную и  вернулся
через два дня.
     - Но я же тебе объяснял...
     - А это еще  что такое?  - раздался грозный голос Марка.  - Кто повесил
эту гадость прямо над столом?
     - Пустяки, дело житейское. - Голос Леши. - Надо же ее где-то держать, а
так, на сучке, сматывать удобнее и быстрее.
     - Ты что, боишься недотерпеть?
     Я поняла, что речь  идет о туалетной бумаге. Любые намеки на физиологию
вызывали у Марка омерзение.
     - Народ, как насчет партии в бридж? - прозвучал веселый голос Прошки.
     - Попозже,  ладно? Сейчас надо бы сходить  в пансионат,  купить на обед
овощей.
     - Ох! Только этого не хватало! - простонал Прошка. - Я пас.
     - Ладно, давайте я схожу, - великодушно согласился Марк.
     - Я с тобой, - обрадовался Генрих. - Вдвоем веселее.
     - А как же бридж? - разочарованно протянул Прошка.
     - Потерпишь до нашего возвращения, - отрезал Марк.
     Я еще немного позагорала,  потом почувствовала, что сейчас расплавлюсь,
и решила  искупаться. Спустившись в  лагерь  за  купальником,  я  поразилась
царящей там тишине. Машенька лежала в тени с книжкой, близнецы мирно строили
город  из камешков,  из Прошкиной с  Лешей палатки  доносилось похрапывание.
Заглянув туда, я обнаружила Прошку, который при моем появлении открыл глаза.
     - А где Леша? - поинтересовалась я.
     - А что, его до сих пор нет? Он исчез сразу после завтрака. В последний
раз я видел его на берегу.
     - Пойдем искупаемся. Заодно и Лешу поищем.  Если он до  сих пор  внизу,
его тепловой удар может хватить.
     На  берегу  в  пределах  видимости  Леши  не  оказалось.  Мы  с Прошкой
поплавали, потом, уже всерьез  обеспокоившись, отправились на поиски. Пройдя
по берегу около километра, мы дошли до нагромождения крупных камней. Прошка,
опередивший меня на подъеме, вспрыгнул на очередной валун и замер. Глаза его
округлились, челюсть медленно отвисла.
     - Что с тобой? - спросила я. - Призрак увидел посреди бела дня?
     - Если бы призрак, - пробормотал Прошка и снова замолчал.
     Я   раздраженно   топнула   ногой   и  забралась  на   соседний  валун.
Выпрямившись, я  вперила взгляд вдаль и  едва  не свалилась вниз.  Картина и
впрямь  была  впечатляющая.  За   небольшим  пригорком  устроилась   парочка
нудистов.  В этом не было  бы  ничего  примечательного, поскольку нудисты по
берегу  бродили  целыми  стадами,  но  эти  были  особенные.  У  кромки моря
колыхались  два  огромных  чудища.  Сделав  усилие,  я  поняла,  что  чудища
разнополые.  Толстяк  невообразимых  размеров  и  такая  же  толстуха  мирно
нежились под солнцем. Коротенькие ножки-бревна  покоились  в морской водице.
Судя по всему,  странная парочка чувствовала себя совершенно счастливой. Они
безмятежно  улыбались, явно очень  довольные  как  собой,  так  и окружающим
миром. Но  самое удивительное заключилось  не в нудистах.  В  конце  концов,
толстые люди тоже имеют  право  на  самовыражение. Самой поразительной  была
третья фигура. Собственно, в  ней не было бы ничего  необычного,  если бы...
Это был Леша! Он пристроился рядышком с чудищами и о чем-то  говорил. Чудища
время от  времени вставляли реплики  и  жизнерадостно улыбались.  Я перевела
взгляд  на Прошку. Похоже, пора было  принимать меры. Того и гляди, свалится
со своего камня, и придется поднимать его в лагерь волоком.
     Я дернула его за руку. Он очнулся и взглянул на меня.
     - Что это? - слабым голосом спросил он.
     - Нудисты и Леша, - спокойно ответила я. - Ничего особенного.
     - Нудисты? А почему...
     - Потому. Люди всякие бывают. Если ты не  обуздаешь свой аппетит, через
десяток лет станешь таким же, - сварливо ответила я, пытаясь за раздраженным
тоном скрыть изумление, граничившее с шоком.
     Леша,  застенчивость  которого  в  разговорах  с  малознакомыми  людьми
доходила до патологии, непринужденно болтал с совершенно голыми и совершенно
посторонними личностями. Да еще какими! Я потрясла головой, надеясь, что это
всего лишь галлюцинация.  Но нет, нудисты остались  на месте,  Леша -  тоже.
Более  того,  он  заметил  нас  и  помахал  рукой.  Нудисты разом  повернули
арбузоподобные туловища и заколыхались в приветствии.
     Краем глаза я заметила, как Прошка пошатнулся и начал оседать на камни.
Я повернулась к нему. Интересно, зачем  этому клоуну понадобилось изображать
обморок? Поначалу я хотела возмутиться, потом поняла, что замысел не  так уж
и глуп, и решила подыграть Прошке.  Если  у Леши от  перегрева  ум  зашел за
разум, привести его в чувство можно лишь радикальными средствами.
     Сзади послышался хруст камней.
     - Что это с ним? - осведомился Леша, дернув Прошку за ногу.
     - Обморок, - лаконично ответила я.
     - С чего бы это?
     - Увидел твоих новых знакомых. Откуда они взялись?
     -  Вчера приехали. Они тут каждый  год  бывают. Очень милые люди. Зовут
Иван и Марья.
     Я недоверчиво взглянула на него:
     - А о чем ты с ними так оживленно щебетал?
     -  Представляешь, оказывается, Иван - главный хранитель статистического
архива!
     - Понятно.
     Мне и в самом деле все стало понятно. Против страсти не попрешь, а Леша
испытывал  непреодолимую страсть к расписаниям и разного рода статистическим
выкладкам.  Скорее  всего,  он  даже  не  заметил,  что эти  Иван  да  Марья
невообразимо толсты и к тому же совершенно голы.
     Прошка слабо застонал и приподнял голову. Я вспомнила о своей роли:
     - Ты в порядке?
     - Да. По-моему, я видел мираж.
     -  Это был не мираж. - Я решительно встала. - Пойдем, а то Леша от жары
еще и не такое учудит.
     Прошка встал  и тут же снова пошатнулся. Я поддержала его и обернулась.
Голые толстяки носились по пляжу. Кажется, они вздумали поиграть в салки.
     Генрих с Марком вернулись часа через три, причем  Генрих был весел, как
птичка, а Марк - мрачен, как грозовое небо. От недоброго предчувствия у меня
сжалось сердце.
     -  Угадайте  с трех раз, кого мы встретили!  -  с ликованием  в  голосе
предложил Генрих.
     Взглянув еще раз  на  угрюмую физиономию Марка, я поняла, что  трех раз
мне  не  понадобится.  Речь  могла  идти  только  о  Мироне  Полторацком.  Я
почувствовала, как к горлу подступает дурнота...

     На  первом  курсе Мирон  был  соседом  Прошки и  Генриха  по комнате  в
общежитии, поэтому все мы хорошо его знали, но  относились к нему совершенно
по-разному. Генрих,  будучи патологически дружелюбным,  относился к Мирону с
симпатией,  Прошка  испытывал  к  бывшему  соседу недоверие,  но в  общем-то
признавал  за  ним определенные достоинства, Леша сторонился  Мирона, а мы с
Марком люто его ненавидели.
     Мирон  страдал комплексом  неполноценности,  который  выражался в форме
мании величия. Трудно сказать, что явилось причиной этого неприятного недуга
- маленький ли рост, неказистая внешность или армия, где  он успел отслужить
перед поступлением  на  факультет,  но  результат  получился  отталкивающий.
Агрессия из  Мирона  так  и перла, замашки фельдфебельские;  он не  выносил,
когда ему перечили, и, фигурально  выражаясь, размазывал своих оппонентов по
стенке, а бывало, и в прямом смысле пускал в ход кулаки. Если добавить,  что
кулаком он мог бы убить  быка -  ну, не убить, так покалечить,  - то  станет
ясно, что желающих поставить его на место как-то не находилось.
     Мирон стремился к первенству  во всем и зачастую, приложив титанические
усилия, добивался  своего.  Такой  волей  к  победе  можно  было  бы  только
восхищаться,  если  бы  не одно  "но": Мирон  самоутверждался,  унижая своих
соперников. Главным достоинством в его глазах была принадлежность к мужскому
полу. Самое страшное оскорбление в  его устах звучало примерно так: "Разве ж
это мужик?  Тьфу!"  С  интеллигентными мехматовскими мальчиками он  держался
презрительно-высокомерно,   разговаривал   вечно  с  подначкой,   а   стоило
кому-нибудь взять с ним тот же тон - лез в драку.
     Наивный  и  доброжелательный  Генрих  всего  этого  просто-напросто  не
замечал.  Он не  слышал  зубовного  скрежета, когда  Мирон проигрывал  ему в
шахматы, считал невинной шуткой обращение "вы, гнилая интеллигенция...",  не
видел  завистливого   блеска  в  глазах  однокашника,  когда  ему,  Генриху,
профессора  пели   дифирамбы  и  обещали  блестящее  будущее.  Мирон  всегда
оставался  для него неглупым  веселым  парнем и  хорошим  товарищем. И  надо
сказать, что Мирон отношение Генриха ценил и старался при нем не зарываться.
     Более проницательный Прошка  на  счет соседа по комнате не обманывался.
Но, несмотря на кажущуюся задиристость, Прошка конфликтов терпеть не может -
я  имею  в виду настоящих  конфликтов, а не  дружеских пикировок, -  поэтому
всегда  старался держаться  с  Мироном по-приятельски  ровно. Мирон, в  свою
очередь,   тоже  на  рожон   не  лез,  относясь  к  Прошке  с  презрительным
равнодушием.
     А вот между  мной и Марком, с одной стороны, и Мироном  - с другой, шла
самая настоящая война.
     Все  началось  с того, что  на первом  курсе Марку и Мирону понравилась
одна и  та же девушка. Гориллоподобный Мирон, скорее всего,  подозревал, что
шансов у него  немного,  и  злился невероятно. В присутствии дамы  сердца он
всячески демонстрировал  свою недюжинную силу и поливал Марка презрением, но
особого успеха не имел.  Тогда Мирон пошел на  дурацкий и жестокий розыгрыш.
Он  подговорил  на  редкость  непривлекательную  девицу, обитавшую  в  одной
комнате  с "яблоком  раздора",  нарядиться  в  платье  подруги  и  разыграть
маленький спектакль. Под  каким-то предлогом Мирон, предварительно  выкрутив
верхнюю лампочку,  заманил Марка в свою комнату.  Прошка и Генрих в тот день
отправились на футбольный матч и ожидались поздно.
     Итак, Марк сидел за столом, щурясь от света настольной лампы, падавшего
ему  в  лицо, и недоумевал,  что  понадобилось  от  него  Мирону.  Тут дверь
открылась, и на пороге возник силуэт девицы в хорошо знакомом Марку платье.
     - О, Светлана! Заходи,  заходи, я  сейчас  чайку поставлю.  -  С  этими
словами Мирон подхватил чайник и исчез.
     - Марк, - пресекающимся  шепотом заговорила девица от двери,  -  я... я
везде  тебя  искала... нам надо поговорить. Приходи сегодня в  двенадцать  к
Ломоносову. Пожалуйста... - И девица выскользнула из комнаты.
     Памятник  Ломоносову  стоит  перед  главным  зданием   университета  на
Воробьевых  горах. До метро оттуда  идти  пешком минут пятнадцать. Мирон все
рассчитал точно.
     Дело  было  в  марте, погода стояла  слякотная  и холодная.  В половине
первого ночи  Марк заподозрил  неладное, но еще до часу продолжал  на что-то
надеяться.  К  тому времени метро  закрылось, а попасть  после  двенадцати в
общежитие не  более  реально, чем  очутиться  на  луне.  В  результате  Марк
отправился на другой  конец  Москвы  пешком.  Домой  добрался  едва живой от
холода  и, разумеется, слег с высокой  температурой. О своих приключениях он
ничего никому не рассказал.
     Но самое подлое в  этой  истории то, что Мирон раззвонил о ней по всему
факультету. Нашлось несколько идиотов, которые сделали Марка предметом своих
насмешек. Когда я  обо всем узнала, у меня в  глазах  потемнело от ярости. В
первую  минуту я хотела бежать к Генриху  с Прошкой, чтобы сообща выработать
план мести, но потом  передумала. Если они посмеют чем-нибудь задеть Мирона,
вряд ли я их увижу  живыми-невредимыми. Значит,  осуществить страшную  месть
мне нужно самой. И я ее осуществила.
     В  начале  апреля  прошла  студенческая олимпиада по  математике. Мирон
конечно же потирал руки  в предвкушении триумфа.  Я случайно подслушала, как
он обсуждал свои успехи с приятелями.
     -  Первые три задачи -  ерунда,  а вот в  четвертой я  не уверен. Решал
нестандартным методом и, боюсь, мог напутать.
     Я  с детства неплохо рисую, так  что  и документ сумела бы подделать на
заглядение. Раздобыв  лист финского картона, я  создала  настоящий шедевр  -
диплом "За  самое  неожиданное  и  оригинальное  решение  задачи".  Вместе с
дипломом я вложила в большой конверт письмо следующего содержания:

     Уважаемый тов. Полторацкий!
     Академик  Имярек рассмотрел  Ваше  решение  задачи  No  4  студенческой
олимпиады по математике и пришел к выводу, что предложенный Вами метод можно
с успехом применить  к  решению  ряда  задач прикладной математики. Академик
Имярек хотел  бы  обсудить с Вами  этот вопрос и предлагает Вам выступить  у
него на семинаре 18 апреля в 17.00 в малом конференц-зале Академии наук.
     Пропуск в здание Академии прилагается.

     Далее шло число и неразборчивая подпись. Для достоверности я напечатала
письмо на  бланке  собственного  производства,  украсив  его  четким лиловым
штампом.  Пропуск  в  Академию наук  особой проблемы не  составил -  с ним я
справилась за каких-то полчаса. Изобразив в завершение почтовый  штемпель, я
водрузила конверт на полку для почты в общежитии и стала ждать результатов.
     Не  знаю, что больше сыграло мне на руку - беспримерная самоуверенность
Мирона или  достоверность подделки.  В назначенный  день и час Мирон, лучась
самодовольством, отправился на самое памятное  в своей  жизни  свидание, а я
собрала на факультете толпу побольше и под большим секретом поведала правду.
Ни  одно  из  моих  публичных выступлений  ни до, ни после  не  имело  более
грандиозного успеха.
     Воспоминание  о  торжественном приеме,  который по возвращении устроили
Мирону однокурсники,  наверняка долго еще преследовало его в кошмарных снах.
На  меня  он  отныне смотрел  с  такой  жгучей  ненавистью, что  просто душа
радовалась.
     Ответная любезность не заставила себя долго  ждать. В мае мне позвонили
"по объявлению".
     - По какому объявлению? - вежливо поинтересовалась я.
     - "Молодая  состоятельная женщина  с  дачей, машиной и квартирой срочно
ищет мужа. Возраст  и материальное  положение не имеют значения",  - зачитал
мне голос из телефонной трубки.
     К чести моей сказать, сориентировалась я мгновенно.
     - Понимаете,  я  сирота. Деньги, дачу и  машину мне  дарит один богатый
житель Украины,  близкий друг отца, чтобы я поскорее  вышла замуж.  Он очень
переживает, что  я  осталась совсем одна, и хочет  передать  меня в надежные
руки. Естественно, он не на всякого мужа согласится. Вам  нужно связаться  с
ним.  Правда, в Москве он бывает только осенью - привозит на продажу фрукты,
но здесь учится его сын, Мирон. -  Я продиктовала адрес.  - Постарайтесь ему
понравиться. Отец очень прислушивается к его мнению.
     - А когда мы встретимся с вами?
     - Только после того, как вашу кандидатуру одобрят.
     Эту  историю  я терпеливо повторяла  два-три дня  подряд,  потом звонки
прекратились.  Прошка  доставил  мне  немало  приятных  мгновений,  описывая
разнообразных  посетителей, которые  с  недавнего  времени  начали  осаждать
Мирона. Но закон вендетты требовал ответного удара, который  я  не замедлила
нанести.
     В конце мая  на факультете обычно заседала учебная комиссия и принимала
решение об отчислении нерадивых  студентов. По правилам, их должны  были  бы
отчислять  после  двух  неудачных пересдач,  но  на  деле  двоечники сдавали
экзамены вплоть до следующей сессии. Самых невезучих отчисляли в декабре и в
мае.
     В  день заседания  комиссии я  работала за  дисплеем  на кафедре своего
научного  руководителя - через дверь от  деканата. В комнате никого не было.
Открылась дверь, и на кафедру влетела наша молоденькая лаборантка.
     - Ой, машинка свободна? Мне срочно нужно напечатать решение комиссии, а
деканатская барахлит.
     -  А  каким ветром  тебя занесло  в деканат? Ты  же  на  нашей  кафедре
работаешь.
     - Да Наталья заболела, секретарша, вот меня и попросили.
     Девица заправила лист в машинку и неуверенно застучала по клавишам.
     - Черт! Все испортила, а они там ждут.
     - Давай я напечатаю, - великодушно предложила я.
     - А ты умеешь?
     - Десятью пальцами, вслепую.
     - Варька, ты - чудо! Почерк мой разберешь?
     И я напечатала, что решением учебной комиссии такого-то числа такого-то
года за неуспеваемость отчисляются такие-то студенты, а в конце прибавила от
себя всего одну строчку:

     ...а также Полторацкий М.М. - за систематические прогулы.

     Члены комиссии не глядя подмахнули бумажку, и она отправилась на стол к
декану.  Через два  дня  на доске объявлений  вывесили приказ. В тот же день
приятель Мирона ворвался к нему в комнату:
     - Мирон! Тебя отчислили за прогулы.
     -  Что за чушь?  Какие прогулы? От меня даже объяснительную  ни разу не
требовали!
     - Сам посмотри. Приказ на стенке перед учебной частью.
     -  Это проделки Вороны, руку даю на отсечение! -  процедил Мирон с